Когда в городе становилось совсем тихо, когда не видно было ни голубей, ни полосок пешеходных переходов, человек, который любил спать на лавке выходил из своего родного каменно- бумажного дома и шёл в парк. Там, флиртуя, деревья забрасывали его листьями, зимой играли с ним в снежки, а потом укрывали снегом, заботясь о его крепком и самом необычном в мире сне. Он спал в парке только осенью и зимой, ведь только тогда деревья обращали на него внимание, весной и летом им было не до него. Под лавкой была спрятана подушка, большая, мягкая и полная снов, чёрно-белых и цветных. После каждой ночи он складывал их туда, у него их набралось уже одна тысяча двести тридцать семь.
В тысяча двести втором сне он помогал плюшевым медведям запрыгивать на небо, в двадцать втором на нём, вместо привычного серо-синего плаща, был плащ-блин, а ещё сумка-булка и очки-леденцы. В сумке-булке были мучные и шоколадные песни. Он доставал каждую очень аккуратно, боясь, что какая-нибудь из нот выпадет или порвутся струны, а потом вставлял их в ртопроигрыватель. Кусок кофейного торта с совершенно гладким верхом и идеальными пропорциями зазвучал как Barkley, и воробей на ветке задвигал головой в такт музыке…
I rememberwhen, I remember,
I remember when I lost my mind…
Ртопроигрыватель жадно жевал крекеры, и крохи Radiohead разлетались в разные стороны. Он облизывался и просил ещё хотя бы маленький кусочек заварного голоса Bjork и задумчиво молчал, раскрыв рот, после съеденного Лета Вивальди.
И было у него много-много таких снов. И смешивал он в них звуки, цвета, вкусы и ощущения…плакал звёздами, путешествовал по пледу, каждая клетка которого была отдельным городом, играл с розовыми обезьянами в крокодила. Только вот ему никогда не снились люди. Хотя первый свой сон он потерял. Быть может, именно там были они. Если вы найдёте его первый сон в своей подушке, пожалуйста, сообщите ему. А он обязательно наградит вас десятком снов из своей…или отдаст все.