Храни его, господи

В ожидании пригородного поезда Валерия нервно прохаживалась взад и вперед по платформе. Все ее раздражало: и раскаленное июльское солнце, и толчея вокруг, и необ­ходимость возвращения в город к мужу находившемуся уже месяц в больнице. Он был плох, особенно в первые дни, и eй пришлось стать для него добровольной сиделкой. На сына не оставалось ни сил, ни времени, хотя именно он был единственным человеком, к которому она испытывала настоя­щую привязанность. Валерия никогда прежде не отпускала его от себя, но в этот раз была вынуждена отправить маль­чика на лето в лагерь. Она надеялась, что в окружении сверстников он хорошо отдохнет, окрепнет на природе, од­нако, каждая встреча с ним убеждала в обратном. Сын ску­чал по ней так же, как она по нему. Он плакал, просился домой, лицо его осунулось и выглядел он несколько зат­равленно. На днях его во время сна измазали зубной пас-топ, и вместо того, чтобы посмеяться вместе со всеми, он жутко обиделся. Стоило больших трудов уговорить сына не дуться. Валерия снова и снова просила его потерпеть, обещала забрать из лагеря сразу же, как только поправит­ся отец. На самом же деле eй хотелось взять ребенка за руку, сесть в поезд дальнего следования и уехать куда-нибудь, чтобы начать новую жизнь. Не то что бы Валерия могла пожаловаться на сьою участь. Со стороны все выгля­дело вполне благополучно. У нее были сын, муж. Она не работала, занималась исключительно домом. Только, не смотря на это, лада в семье не было. Отношения с мужем были натянуты. Каждый из них жил как бы сам по себе. Ни искреннего участия, ни страсти, ни понимания. Временами Валерия ощущала, как иссякает терпение, как ослабевает чувство долга связывающее их между собой. И стоило толь­ко сесть в поезд дальнего следования, чтобы прервать эту связь.
Прибывшая наконец электричка, как всегда, оказалась переполненной. Несколько минут Валерии пришлось стоять в проходе, хорошо хоть разносили мороженое, съев которое она почувствовала некоторое облегчение. Теплый ветер из открытых окон обдувал ее. Снаружи мелькали дачные поселки, люди в легкой одежде, рощи, засеянные поля, пасущийся скот, сочная, зеленая трава, безоблачное ярко-голубое небо. Все это наполняло пространство покоем и негой. Глядя в окно, Валерия пыталась ловить моменты радости, которых ей так не доставало в унылой, однообразной жиз­ни. Даже когда она улыбалась, глаза ее оставались груст­ными. Валерия не пользовалась косметикой, не следила за собой. От полной потери женственности ее спасали природ­ные качества: правильные черты лица, изящная, почти де­вичья фигура и тихий, нежный голос. В тамбуре целовалась молодая парочка. Совсем еще дети, они не могли оторваться друг от друга, насладиться взаимной близостью. В жизни Валерии подобного не случалось. Впервые она познала муж­чину, учась на последнем курсе университета. И этим муж­чиной был Феликс - ее будущий муж. в их отношениях не бьло трепетности, волнения, всепоглощенности чувством свойственное юнным натурам. В их отношениях, вообще, мало было того, о чем хочется помнить всю жизнь.
Когда поблизости освободилось место, Валерия поторо­пилась занять его, потому что кроме нее еще были желаю­щие сделать тоже самое. В спешке она зацепила за ногу дремавшего на соседнем сидении человека. Открыв глаза он бросил в ее сторону недовольный взгляд. Валерия извини­лась и повернула голову к окну. Тем не менее она чувство-вала, что продолжает подвергаться осмотру. Ей это очень не понравилось. С вызовом она перевела взгляд в сторону попутчика. Лысеющий, полноватый мужчина, совершенно не­знакомый. Правда прищуренные светлые орехового цвета гла­за, да почти незаметный шрам у виска напоминали о чем-то далеком и очень дорогом.
— Мы где-то виделись? - не удержалась от вопроса Валерия.
— Не думаю.
— Чем же тогда вызван интерес ко мне?
— Извините. Мне не следовало бы пристально разглядывать вас. Понимаю, это неприлично. Но, знаете, ничего не могу с собой поделать. Вы поразительно похожи на девушку,
 в которую я был влюблен. - Он запнулся и добавил: - давно. В юности.
Голос у него был хрипловатый, но приятный, да и, вообще, та непринужденность, с которой он признался в причине своей бестактности, располагала к дальнейшему разговору.
— Что ж, случается иногда и такое, - согласилась Вале­рия. - Мне вот тоже лицо ваше кажется знакомым.
— Правда?
— Да. Чем больше я смотрю на вас, тем труднее мне отделаться от этой мысли. Как звали вашу девушку?
— София.
— София? - переспросила Валерия, почувствовав, что теряет контроль над выражением своего лица. Испуг, до­гадка, радость перемешались на нем. - Вы расстались почти четверть века тому назад. Верно?
— Ну да, сразу после окончания школы.
— А вас зовут Марк?
— Точно. - Попутчик был заинтригован до предела.
— Я сестра Софии.
Какое-то время, пораженные открытием, они молча смотрели друг на друга.
— Невероятно, - проговорил Марк.
— Я ее сестра, Валерия. Помните меня?
— Конечно. Девочка лет десяти - одиннадцати, до чего же вы стали похожи. У вас даже так же уложены волосы. Софии нравилось собирать их высоко в пучок.
— Теперь у нее короткая стрижка. Она предпочитает спортивный, молодежный стиль.
— Значит она хорошо выглядит?
— Замечательно. Последний муж у нее на восемь лет моложе.
— Выходит, она развелась с тем парнем, ну как его...
— Да, давно. Они не прожили вместе и четырех лет.
Марк понимающе кивнул головой.
— Так и должно было случиться. Она ведь не любила его,
— Кроме любви есть еще и ответственность, - возразила Валерия, но в ответ услышала обидное для себя объяснение.
— София слишком страстная натура, чтобы жить головой.
— Почему же в таком случае она оставила вас ради нелюбимого человека? - поинтересовалась Валерия.
— На зло мне.
— А по-моему вы ошибаетесь. Просто на то время он оказался более выгодным женихом.
Вместо того, чтобы возразить, Марк, помедлив, сказал:
— У меня создается впечатление, вы отчего-то недолюбли­ваете сестру.
— Слишком много драмм создала она вокруг себя. Честно говоря, я никогда ее не понимала. Мы очень разные.
— Недаром ваша матушка никуда не отпускала Софию без вас. Вы были ее маленькой дуэньей. Кстати, надеюсь, ваши родители в здравии?
— Да, насколько позволяет возраст.
— Я им почему-то не нравился.
— Они считали, вы дурно влияете на Софию, что она стала плохо учиться из-за вас.
— Что ж, в этом они были недалеки от истины. Мы тогда оба забросили учебу, не могли сосредоточиться ни на чем, кроме друг друга. Одноклассники давали нам переписывать домашние задания, подсказывали, но это мало помогало.
— Именно по этой причине мои родители и наняли для сестры репетитора.
— Конечно. Я знаю, в том не было злого умысла. - Марк вдруг улыбнулся, повел плечами и, желая переменить тему разговора, спросил: - А вы, значит, обосновались в этих краях?
— Да, после окончания университета я вышла замуж и осталась здесь.
— Хороший город, - одобрил Марк. - Мне он понравился сразу же, в первый приезд.
— Вы тоже живете где-то неподалеку?
— Нет. Я приезжаю сюда иногда к отцу, после того как родители вдруг на старости лет решили разойтись. А недавно отец умер и мне по наследству перешел его дом.
— Вот как.
— Да. Думал перебраться в него со своим семейством, но меня не поддержали, не захотели оставлять насиженное место. Вот и пришлось дом продать, целый отпуск потратил на это.
Марк провел ладонью по вспотевшему лбу. Вообще-то, он выглядел немного уставшим, замотанным. Валерия от­метила это про себя еще в ту минуту, когда нечаянно
разбудила его.
— У вас большая семья? - спросила она участливо.
— Ну кроме мамы и жены еще шестеро детей от тринадцати до двух лет.
— Невероятно.
— Я сам удивляюсь, но факт.
— Похожи на вас?
— Самый старший особенно. У меня есть фотография. Хотите посмотреть?
— Конечно.
Марк достал из внутреннего кармана легкого, летнего пиджака, небрежно сложенного на коленях, семейный портрет. Улыбающиеся, счастливые лица. Внешне ничем не примечатель­ная жена с маленькой девочкой на руках, девочка постарше на руках у Марка. Еще две девочки и два мальчика рядом. Старший из них, в самом деле, невероятно походил на Марка тех лет, когда Валерия впервые увидела его. Это случи­лось летом, во время школьных каникул после того, как она вернулась домой, проведя со своими близкими прекрасные три недели на юге у моря. Ее переполняли впечатления, которыми она охотно делилась с подругами, а они в свою очередь поведали ей о переменах происшедших за время ее отсутствия. Главной новостью было появление по-соседству новой семьи. Уже не молодая пара и их взрослый сын при­ехали откуда-то издалека. Работа у главы семейства была связана с переездами и, неизвестно сколько мест они поме­няли прежде, чем объявились в их городке, жили они без­бедно. Сын их разъезжал по округе на новеньком гоночном мотоцикле, вызывая зависть у ребят. К тому же был он поразительно красив. Все, от мала до велика, провожали его взглядами. Не взирая на это обстоятельство, Марк одевался подчеркнуто небрежно, волосы его всегда были взлохмочены, а на окружающих он смотрел, щуря глаза и морща лоб. Брился Марк нерегулярно. Нижняя часть лица его часто за­растала, из-за чего он становился еще более привлекатель­ным и более взрослым. Приятельницы Софии только и говори­ли о нем. Каково же было всеобщее удивление, когда в новом учебном году Марк поступил в ту же школу, что и они, более того в тот же класс, где училась София.
Прежде чем вернуть фотографию, Валерия, бросив еще один взгляд на улыбающуюся жену Марка, сказала:
— Счастливая женщина.
— Кто?
— Ваша супруга.
— Почему вы так думаете?
— Это же очевидно. Дети от любимого мужчины, тем более от такого, как вы.
— Ну я, в обшем-то, не подарок, - иронично заметил Марк.
— Для кого как. - Валерия неохотно вернула ему фотогра-фию. - Очень приятные у вас ребятишки. А мой сын не умеет фотографироваться. На всех снимках какой-то растерянный, напряженный.
— У Софии тоже есть дети? - поинтересовался Марк, поло­жив на место снимок.
— Нет. Она считала и считает, что дети могут повредить ее отношениям с мужчинами. Но мне кажется, она сама вре­дит себе. Вероятно, ее ждет одинокая старость.
— Что ж, каждому свое, дети, конечно, требуют внимания к себе, - заметил на это Марк. - А их порой даже выслу­шать некогда. У одной из моих девочек большие способности к музыке. Почти абсолютный слух. Нужно с ней серьезно
заниматься.
— А старший ваш чем интересуется?
— Тот технарь. Все в доме чинят. Вообще, конечно, у нас весело. Сколько детей, столько причуд. Не соскучишься. Сам ведь я был поздним и единственным ребенком. Все время в окружении взрослых. Очень завидовал тем, у кого есть брат или сестра.
Рассказывая о детях, Марк приободрился. На лице его появилась улыбка, а в светлых, орехового цвета глазах вспыхнули задорные огоньки. Он даже как-то сразу помоло­дел. Глядя на него, Валерия подумала о том, как повезло его ребятишкам, если уже одно воспоминание о них таким чудесным образом преобразило их отца. Ее ребенку прихо­дилось терпеть бесконечные придирки и насмешки мужа по поводу сутулой спины, пренебрежительного отношения к занятиям физкультурой, неумению постоять за себя во дворе, желанию побыть в одиночестве. Мужа даже раздра-жала тяга сына к животным, его робкие попытки приютить в доме котенка или щенка. Он не хотел принимать его таким как есть и все время пытался переделать на свой лад.
— Годы идут, - вздохнул Марк. - дети растут. Лет через шесть - семь уже могут быть внуки. А там, глядишь, жизнь и прошла.
— Да, эти двадцать с лишним лет, что мы не виделись, пролетели незаметно, хотя много чего произошло, - согла­силась Валерия. - Помните, такое же жаркое лето. Наша улица. Старые дома. Теперь их там нет. На этом месте современные застройки. Соседей расселили, но они все равно иногда встречаются и вспоминают всех, кто жил с ними бок о бок. Наверное, и нас с вами вспоминают.
Марк грустно улыбнулся. Его красивые, выразительные глаза подернулись дымкой воспоминаний.
— Хорошее было время. Мечты, надежды, - сказал он. - Вся жизнь впереди, я не очень обижал вас тогда?
— О чем вы?
— Помнится, подшучивал над вами.
— Было бы ужасно, если б вы не замечали меня вовсе. Я ведь никогда не умела привлекать к себе внимание.
— Вы были славной девочкой, хотя и приставленны матерью следить за Софией, - напомнил Марк. - С вами легко было договориться. Мы оставляли вас ь кинотеатре на вечернем сеансе, а сами уединялись на это время. Вы ни разу не выдали нас.
— К сожалению, это не спасло ваши отношения.
— Да. Винить кроме себя некого. - Марк снова грустно улыбнулся. Добавил: - Как, однако, все это было давно. Странно, что мы встретились снова.
— А я рада этому оостоятельству, - призналась Валерия.-Я ведь даже не знала, живы вы или нет. Теперь, по крайней мере, можно не беспокоиться.
— Так вас занимала моя персона, - удивился Марк.
— Но вы ведь неожиданно исчезли, и я ничего не знала о вас.
— Все равно для меня это удивительно.
Между тем, за окном вагона появились виды пригорода: первые многоэтажки, линии троллейбуса и трамвая. Рядом освободились сидения, которые уже никто не занимал.
— Мне еще до отъезда надо обойти магазины, купить всем подарки. Может быть поможете мне выбрать их, - предложил вдруг Марк. Валерии то же не хотелось вот так сразу расстаться с ним. Однако в больнице ее ждал муж.
— Я бы с удовольствием, но не могу, - ответила она.
— Почему?
— У меня муж в больнице после автомобильной катастрофы. Внутричерепная травма, переломы. Я целые дни провожу у него. Вот и сейчас мне надо его проведать.
— Понимаю. Тем более, если затронута голова - это серьезно. Испытал на себе.
— Вы имеете в виду шрам у виска? - спросила Валерия. Ее давно занимало откуда он взялся.
— Это? да что вы!- Марк машинально потер бледный, едва заметный рубец пальцами. - В детстве какой-то шалопай попал камнем из рогатки. У меня было повреждение посущественнее.
— Что за история?
— То же давняя, я бы рассказал, да мы уже подъезжаем. жаль, что уже подъезжаем, - добавил он. - Но вы хотя бы придете меня проводить на вокзал к семи часам? - Постараюсь.
— В таком случае, нет нужды прощаться. Мне будет приятно еще раз увидеться с вами.
По пути в больницу Валерия купила фруктовый сок, па­кетик с жаренным арахисом, к которому Феликс испытывал слабость, съела еще одно мороженое, но мысли ее при этом не были связаны с тем, что она делала, думать теперь Ва-лерия могла только о Марке. Прошедших лет, словно не бы­вало. Все представлялось отчетливо: лицо, глаза, голос. После того, как Марк стал солистом школьного музыкального ансамбля, очаровав всех не только внешностью, но и пением успех ему на новом месте был гарантирован. При этом Марк не зазнавался. Иногда, будучи в хорошем настрое­нии, он катал на своем гоночном мотоцикле соседских ребятишек. Однажды повезло и Валерии. От скорости за­хватывало дух. Зажмурив глаза, она прижималась к спине Марка. Страшно было лишний раз пошевелиться. "Ну как,"-спрашивал Марк. "Здорово",- отвечала она. И в самом деле, было здорово сидеть вот так запросто рядом с ним, держаться руками за него, такого смелого, доброго и красивого. Когда к новому году старшеклассники ставили спектакль по сказке "Снежная королева", Марка попросили сыграть в нем Кая, а на роль Герды, после долгих выбо­ров, утвердили Софию. Как ей завидовала вся школа. С нетерпением ждали премьеры. Те, кому удавалось проник­нуть на репетиции, своими рассказами создавали ажиотаж вокруг спектакля. Какие декорации, костюмы, насколько хорошо уже выучен текст, из-за чего возникают споры, а, главным образом, кому из партнерш отдает предпочтение Марк - вот лишь немногое из того, что интересовало окружающих. Валерии неимоверно повезло в сложившейся си­туации. Как сестра Софии, она оказалась на особом положении. Ей позволялось не только находиться в зале, но и помогать за кулисами. Под конец она даже была допуще­на в массовку. Эти предновогодние недели, наполненные интригой, праздничным волнением, волшебством сцены за­помнились Валерии как самые счастливые в жизни. Спектакль был принят комиссией из преподавательского состава на отлично, но премьера его закончилась скандалом и все из-за поцелуя Герды разрушевшего чары Снежной королевы. Вместо того, чтобы поцеловать Марка в щеку, как это де-лалось неоднократно на репетиции, София прилюдно поце­ловала его в губы. Зал ахнул. Такого в стенах школы еще не бывало. Их обоих чуть было не исключили из поруганно­го ими учебного заведения. Именно после этого случая родители Валерии прониклись недображилательством к Марку, словно он совершил проступок, а не их дочь.
Переступив порог больничной палаты Валерия увидела мужа. Лежа на кровати, Феликс смотрел телевизор, кото­рым ему позволили пользоваться совсем недавно, хотя пе­реломы у него уже срослись, из-за травмы головы он вынужден был строго придерживаться постельного режима. Это обстоятельство его выводило из себя. Феликс не тер­пел бездеятельности. Он обязательно должен был чем-ни­будь заниматься или разговаривать с кем-нибудь. Поэтому Валерия, просиживая с ним часами, читала ему газеты, журналы. Он же ,все равно, оставался недоволен своим по­ложением и придирался к ней по поводу и без повода, словно Валерия была виновата в том, что с ним произошло.
— Интересная передача. Скоро закончится, - кивнув в ответ на ее приветствие, сказал Феликс. - Подожди немного. Валерия покорно опустилась в кресло, предусмотритель­но выложив перед этим на тумбочку рядом с мужем продукты. Заметив краем глаза арахис, он тотчас вскрыл пакет и, не отрываясь от телевизора, с аппетитом принялся пережевы­вать орехи. Хотя болезнь оставила характерный отпечаток на внешности Феликса, он, не смотря на это, продолжал быть крупным, крепким, атлетически сложенным мужчиной. На студенческой вечеринке, где они познакомились, Вале­рия даже не предполагала, что он обратит на нее внимание, держался Феликс самоуверенно, с некоторым снобизмом, как и предполагалось аспиранту, без пяти минут кандидату на­ук, среди обычных старшекурсников. Валерия редко присоединялась к развлекающимся компаниям. Чувствовала она себя в них неловко, неуверенно. В тот вечер она надеялась, как всегда, отсидеться в сторонке никем не замеченной, но Феликс почему-то пригласил ее танцевать. Его очень удиви­ло, что Валерия уже заканчивает университет, а он ее раньше нигде не видел. Впрочем, Феликс тут же сообщил о своей постоянной занятости и отсутствии времени на раз­влечения. Впоследствии Валерия поняла, что дело не только во времени, а в серьезности, с которой он, подобно ей са­мой, смотрел на жизнь и воспринимал все с ним происходив­шее. На том они и сошлись.
Наконец Феликс поинтересовался:
— Ну, как съездила?
— Благополучно, - отозвалась Валерия.
— Что-то ты зачастила к нашему отпрыску. Так он никогда не перестанет быть маменькиным сынком.
— Он очень скучает.
— Брось, у них там передохнуть некогда от мероприятий В футбол он хоть научился играть?
Отсутствие чуткости у мужа Валерия научилась воспри­нимать как само собой разумеющийся факт.
— Вернется, спросишь сам, - отмахнулась она от его вопроса. - Мы о другом говорили.
— Конечно, вы только сюсюкать и умеете. Иной раз смот­реть на вас противно.
— Да ты и так не часто нас видишь.
— А что ты хочешь? У меня интересная работа, я ни за кого не прячусь, не отлыниваю. Это нормально. Мужчина должен заниматься делом. Кстати, - понизив голос, Феликс с нескрываемым самодовольством сообщил: - мне сегодня звонили из дирекции. Моя разработка получила добро.
— Поздравляю.
— Предложили самому участвовать во внедрении. Выпишусь из больницы, будет, чем заняться.
— Тебя, наверное, еще долго продержат здесь, - заметила на это Валерия.
— Кто знает? Утром сделали повторную энцефалограмму, сказали, значительное улучшение.
— В самом деле?
— Да. Возможно на днях разрешат подниматься.
— Очень хорошо.
Впервые с момента втречи Валерия улыбнулась. Феликс тоже заулыбался в ответ, добавил:
— А сегодня на радости даже написал два письма. Одно твоим родителям, другое моим. Вот они. Запечатай и отправь.
— Давно ты их не баловал.
Валерия переложила свернутые тетрадные листы к себе в сумочку.
— Месяц посмотришь в потолок и не такой номер отколешь,-усмехнулся Феликс.
— Ну и что ты им написал?
— Да как есть, так и написал. Звонки звонками, а тут увидят своими глазами, писать не разучился. Значит, рука действует, голова соображает. Хватит им беспокоиться. Как ты думаешь, правильно я сделал?
— Ты всегда все правильно делаешь.
Похвалу в свор адрес Феликс воспринимал как должное и, если долго ее не получал, становился ужасно раздражи-тельным. Ему нельзя было перечить, во всем следовало соглашаться. Он хотел, чтобы все замечали какой он умный, деловой, мужественный. Себе же по отношению к окружающим Феликс мог позволить покровительственный тон, насмешки, поучения или, чего хуже, откровенную грубость. Возможно поэтому у него не было ни одного близкого друга, прияте­лей и то можно было бы посчитать на пальцах одной руки.
— А чего это ты сегодня так вырядилась? - поинтересовал­ся он вдруг. - Что за платье на тебе надето?
— Купила. Еще до того, как ты попал сюда. - Валерия смущенно осмотрела себя. - Что-нибудь не так?
— А покороче нельзя было выбрать? Ноги наружу. Ты ведь все-таки не девочка.
— Но все сейчас так носят, даже София, хотя и старше меня, - попыталась защититься Валерия, тем более, что платье было скромного фасона и всего на несколько санти­метров выше колен.
— Нашла на кого ровняться. И не стыдно? В таком вот виде разгуливаешь.
— Не надо преувеличивать.
— Какое же тут преувеличение? Знакомые, увидев тебя, подумают: муж в больнице, а у жены на уме непристойнос­ти, - заявил рассержанный Феликс в полной уверенности своей правоты.
— Ерунда какая-то, - пробормотала Валерия.
— Совсем не ерунда, дорогая. Незачем таким образом привлекать к себе внимание мужчин.
— Ты опять о своем. Ну сколько можно? - взмолилась Вале­рия. - Я и так ношу одну одежду по нескольку лет, ничего не делаю ни с лицом, ни с волосами. Никуда не выхожу без дела. Поддерживаю отношения только с родственниками. Что ты еще хочешь от меня? Глаза ее наполнились слезами. Она расстроилась, а Фе­ликс как будто только этого и ждал. Он сразу смягчился.
— Ладно, не плачь, - сказал уже вполне дружелюбно. -я ведь только выразил свое мнение относительно твоей обновы, а носить ее тебе или нет, решай сама.
— Спасибо и на этом, - отозвалась Валерия, глотая невып­лаканные слезы.
— Что поделаешь? Я консервативен, ты сама знаешь, Впрочем, о вкусах не спорят. Сядь ко мне ближе.
Феликс выключил телевизор и подвинулся на кровати. Когда Валерия пересела к нему, он, как ни в чем не бывало, прикрыв ладонью ее обнаженное колено, другой рукой притянул Валерию к себе и поцеловал.
— С этого и надо было начинать, - сказала она.
— Учту. Итак, что у нас новенького кроме платья и вестей о сыне?
— Ничего.
— А страховую сумму за автомобиль уже перечислили?
— Не знаю. Мне некогда было проверить.
— Что же ты так?
— Да какая разница? Днем раньше, днем позже. Феликс неодобрительно покачал головой.
— Нам надо подыскивать машину, - сказал он. - Нашу чинить смысла нет. Знаешь сколько денег потребуется?
— Нет.
— То-то. Подержанную покупать не солидно, а на новую придется занимать. Не люблю я влазить в долги.
— Да как ты, вообще, после того, что случилось, можешь сейчас думать об этом, - удивилась Валерия.
— А кто же будет думать, ты что ли? По мне лучше попасть еще раз в аварию, чем пользоваться общественным транспор­том. Тем более не известно, как поведет себя нога. Может быть, хромым останусь на всю жизнь.
— С чего ты взял? Ведь срослось правильно.
— Надеюсь. От мужа-калеки мало проку. Помнишь, как София быстро распрощалась со своим дружком, когда у него нача­лись припадки?
При напоминании о сестре Валерия встрепенулась.
— Знаешь, я сегодня повстречалась с ее первой любовью, - призналась она. - Мы с ним ехали в одном вагоне, с трудом узнали друг друга.
— Не мудрено. Учитывая любвеобильность твоей сестрицы, странно, что ты, вообще, его вспомнила.
— Да, натура она необузданная. Я даже боялась вас знако­мить, ведь ей все равно у кого увести мужчину, если он приглянулся.
— Ну, я не сумасшедший, чтобы связываться с ней, -польщенный опасением жены и признанием того факта, что он может нравится другим женщинам, заметил Феликс. -Неизвестно, что ожидать от твоей сестры в следующую минуту. Не забуду, как в один из наших приездов к твоим родителям, вы с ней решили зайти в школу, которую окон­чили. Она ходила по ней спокойная, задумчивая. И вдруг разрыдалась, убежала куда-то. Потом сутки не давала о себе знать, и мы искали ее по моргам и больницам. А она в это время развлекалась со своим новым знакомым, этим командировочным, с которым потом уехала. Нет, такие да­мочки не в моем вкусе.
— Значит тебе самому с ней поразвлечься не хотелось?
— Что за вопрос? - насторожился Феликс.
Валерия не раз замечала, как вспыхивал взгляд мужа, каким неестественно любезным становился он в присутст­вии сестры, но никогда не заостряла на этом внимания.
— Так, интересуюсь, - сказала она.
— Странные мысли тебе лезут в голову.
— Ну не такие уж они и странные. Мужчинам свойственно реагировать на привлекательных женщин. Это нормально. Ты ведь не станешь отрицать?
— Дорогая, - Феликс запнулся, подыскивая слова. - Реагировать-то можно по-разному. В том числе и вполне безобидно.
— Разумеется, я совсем не хочу тебя в чем-либо уличить. Мне просто интересно знать, была ли в твоей жизни без­рассудная страсть. Пусть давно, до меня, когда-нибудь...
— К чему этот разговор?
— Трудно ответить? - усмехнулась Валерия.
— Ну пристала! - Феликс нервно рассмеялся. - Не люблю я обсуждать подобные темы.
Однако, Валерия не отступала.
— А если в виде исключения? - настаивала она.
— В виде исключения? Да в общем-то мне нечего скрывать. Меня тянуло больше к учебе, спорту, а не к любовным приклю­чениям, я всегда понимал, что страсти-мордасти до добра не доведут.
— Значит ты никогда не проводил бессонных ночей в мечтах о любимой, не мучился в разлуке, не сходил с ума от воспоминаний ясных, зримых, как явь, - подытожила Валерия все сказанное мужем. - И ты никогда не хотел ничего подоб­ного испытать?
— А чего же хорошего в том, чтобы не спать, мучиться, сходить с ума, - в голосе Фэликса послышалось раздра­жение. - Ты сама-то понимаешь о чем говоришь?
— Знаешь, - вздохнула Валерия. - а ведь не помню о чем мы с тобой разговаривали на первом свидании, как ты был одет, когда делал мне предложение выйти за тебя замуж, твое выражение лица на свадьбе. Я не помню множество пустяков, которые не следовало бы забывать. И мне ка­жется, ты их тоже не помнишь.
Валерия еще что-то собиралась сказать, но в палату вошла медсестра. Она принесла таблетки и поднос с ужи­ном для Феликса. Опустившееся низко вечернее солнце светило прямо в окно, отражаясь на экране выключенного телевизора. Встав с кровати, Валерия предусмотрительно задернула шторы.
— Мне пора уходить, - объявила она вслед за этим спо­койно, но твердо. Феликс даже не стал возражать, просить по обыкновению задержаться еще ненадолго. Кажется, его устраивало преждевременное окончание слишком откровенного для них разговора. Они всегда избегали рассказов о себе, старались не выяснять отношении. Валерия надеялась, что те часы, которые она провела с мужем за время его болез­ни, сблизят их, но этого не произошло. И она поспешила на встречу к Марку. Ей очень хотелось еще раз увидеть его. Ведь с ним было связано все лучшее в ее жизни: юность мечты, надежды. И любовь. Любовь Марка и Софии детское сознание Валерии восприняло как самое прекрасное, самое таинственное, что только могло бы случиться когда-нибудь и с ней самой.
Как это было? София часами сидела над учебниками, а училась все хуже и хуже. Родители недоумевали. Валерия же знала в чем секрет. София только делала вид, что читает книгу. В действительности она не отрывала глаз от фотографии Марка. Вот так сидела и смотрела на него красивого до того, что в нем не хотелось бы ничего переменить, сколь­ко не разглядывай. Когда она куда-нибудь отлучалась из комнаты, Валерия украдкой тоже рассматривала снимок. На нем Марк выглядел еще лучше, чем в жизни. Куда это все девалось? Обыкновенный мужчина, совершенно обыкно­венный, ничем не выделяющийся среди других, под­жидал Валерию у щита с расписанием движения поездов, как они и договаривались.
— Я уж думал, вы не придете, - обрадовался он ее появлению.
— А где ваши вещи?
— В камере хранения.
— Поезд в котором часу?
— Я решил ехать утренним рейсом. Как вы смотрите на то, чтобы мы с вами сходили куда-нибудь. Ну, например, в ресторан. Это возможно?
Валерия не ожидала такого поворота событий и потому растерялась. Она не знала, как реагировать, что говорить. Для нее даже было не ясно, хочется ей или нет провести вечер с этим малознакомым мужчиной. А он, мило улыбаясь, терпеливо ждал ответа.
— Недавно в центре открыли заведение с многообещающим названием "Рай в шалаше", - наконец проговорила Валерия.- Я пыталась вытянуть туда мужа, но тщетно. Любопытно было бы посетить.
Окна небольшого, уютного зала столиков на двадцать были завешены красочными циновками. В простенках между ними помещались плоские, подсвечиваемые аквариумы. Заст­ланные холщовыми скатертями столики на двух человек от­делялись один от другого легкими бамбуковыми перегород­ками и имели над собой светильники с большими, конусооб­разными абажурами в виде крыш. В центре зала распола­гался музыкальный фонтан. Из белой мраморной кувшинки струйки воды стекали в крошечный гранитный бассейн зе­леноватого цвета. Дощетчатая площадка для танцев, выло­женная кольцами наподобие среза дерева, окружала фонтан. На ней под негромкую, приятную мелодию несколько пар переминались в обнимку.
— Очень даже симпатично, - помогая Валерии сесть на плетенный из прутьев легкий стульчик, одобрил Марк выбор ресторана. - И, что не так уж маловажно в нашем положе­нии, под эту обстановку не требуются смокинг и вечерний наряд.
Блюда, как и интерьер, оказались бесхитростны: овощи, фрукты, мясо зажаренное на вертеле, печенная на углях рыба, виноградные вина. Сбитый с толку пустым желудком Марк заказал в два раза больше, чем они могли бы съесть.
— А вы любитель покушать, - отметила это озирающаяся по сторонам Валерия.
— Так по мне не видно что ли? Ничего не поделаешь, раз других радостей не осталось.
— Так уж и не осталось?
— Помилуйте! Шестеро детей, жена, пристарелая мать. Знае­те, сколько надо вертеться, чтобы содержать такую компанию. Сейчас, конечно, отцовский дом продал, легче будет. Может съездим куда-нибудь всей семьей, отдохнем.
— А где вы работаете?
— По вечерам примерно в таком же вот заведении, а днем даю частные уроки игры на гитаре.
— Значит жизнь ваша связана с музыкой.
— Да я другому как-то ничему и не научился. Кстати, по­чему мы до сих пор на вы? Раньше за нами этого не водилось. Выпьем на брудершафт?
Как раз официант доставил заказ и, откупорив бутылку красного вина, разлил его по бокалам.
— Ну так как? - поинтересовался Марк.
Валерия в ответ согласно кивнула. Тогда он поднял свой бокал и протянул изогнутую руку в ее сторону.
— Я думаю, ритуал не пострадает, если мы ограничимся простым обменом бокалами, - неожиданно предложила она. Марк сначала удивился, а потом негромко рассмеялся.
— А вы находчивая. Я как-то не подумал, что вас здесь может кто-нибудь узнать, должно быть муж ревнивый?
— Как большинство мужчин, - подтвердила его предположе­ние Валерия.
— Что ж, неудивительно. Вы молодая, привлекательная.
— Ну, не такая уж привлекательная и уже не очень молодая.
— Вы себя не дооцениваете.
— Может быть.
Они чокнулись, отпив вино из бокалов, обменялись ими и сделали еще несколько глотков. После этого Марк с аппети­том принялся за ужин. Валерии же, хотя она с утра почти ничего не ела, еда не лезла в горло. Пытаясь проглотить очередной кусок, она запивала его вином. Поскольку к алкоголю Валерия не была приучена, то очень быстро по­чувствовала на себе его действие. Тело размякло, кровь прилила к лицу. Стало тепло и приятно.
— Можно узнать, чем ты занимался, когда уехал из города после школы? - спросила она.
Марк согласно кивнул, пережевывая кусок мяса. Потом вытер салфеткой рот и приступил к рассказу.
— Сначала отслужил в армии, позже поступил в музыкальное училище. Правда, не закончил, потому что стал работать в одном эстрадном коллективе. Мы много гастролировали. Вы­пустили даже пластинку. Меня заметили, пригласили в более известную команду. Я успел несколько раз с ними мелькнуть на телевидении, но очень скоро сорвал голос. Операция на связках не помогла. В общем, певческая карьера на этом кончилась. Пришлось переходить в инструментальный состав. Я ведь играл неплохо на разных инструментах. Ну а когда обзавелся семьей, чтобы чаще бывать дома устроился рабо­тать в ресторан. Такая вот история.
Рассказал Марк об этом совершенно спокойно, без каких-либо эмоций, даже глаза его не погрустнели. Замолчав, он снова потянулся к еде. Правда Валерия обратила внимание, что в отличие от нее, Марк больше не прикасался к бокалу с вином.
— Не понравился напиток? - полюбопытствовала она.
— От чего же, хорошее вино. Просто мне нельзя пить.
— Что-нибудь со здоровьем?
Марк усмехнулся и, прищурив свои красивые, выразитель­ные глаза, посмотрел на Валерию.
— Я бывший алкоголик, - признался он. И снова его бес­хитростность, открытость, как несколько часов назад в поезде поразили Валерию.
— Не может быть!- удивилась она.
— Еще как может. По молодости я сильно втянулся в это дело, дошло до того, что находиться под градусом стало для меня нормой.
— И что же заставило тебя бросить пить?
— Случай, - Марк снова усмехнулся и пояснил: - Несчастный случай. В одной пьяной заварушке на гастролях о мою голову разбили тяжелую бутыль. И потерял сознание, а когда при­шел в себя обнаружил, что не могу говорить, язык отнялся. В общем, долго меня лечили. Были сильные головные боли, а, когда выпивал, они становились просто нестерпимыми. Вот и пришлось менять привычку.
— А сейчас как себя чувствуешь?
— Давно все нормализовалось. Просто боюсь снова при­страститься. Теперь ведь у меня семья: шестеро детей, старуха-мать. Если сопьюсь, жена одна не потянет.
— Что за женщина твоя жена?
Беспрерывные вопросы Валерии совершенно отвлекли Марка от еды. Положив вилку и нож на тарелку, он рассме­ялся.
— Хорошая женщина. Очень хорошая, я с ней познакомился, когда ушибленный валялся в неврологическом отделении. Она там работала медсестрой. Знаешь, есть такой редкий тип людей, у которых не сходит с лица улыбка и для всех находится доброе слово. Всепрощение, огромное терпение, жертвенность делают их не от мира сего. Так вот, жена моя как раз такая.
— Значит тебе повезло,и за тебя можно быть спокойной.
— Ты думаешь?
— Разумеетмя. Тебя не оставят в беде. А Софию ты не пытался когда-нибудь повидать?
- Софию?- Марк отвернул лицо свое в сторону и задумался.- Нет, я, конечно, поначалу мечтал возникнуть перед ней, но обязательно в блеске славы. Мне казалось, это обстоятель­ство могло бы доказать опрометчивость ее выбора. Иначе не имело смысла встречаться.
— А потом?
— А что потом? Жизнь закружила. Вниманием женщин я не был обделен. Они находили меня очень хорошеньким. Я ведь был ничего. - Он усмехнулся и вдруг, глядя на опустевшую танцплощадку, предложил: - Почему бы нам не потанцевать? Под медленную, негромкую музыку танцевали они в одино­честве, как София и Марк в новогоднюю ночь, когда осталь­ные гости, выбежав во двор, устроили праздничный фейерверк. Валерия была уложена спать, но не могла уснуть, слыша до­носящееся из соседней комнаты веселье, и вдруг все стихло Бесшумно подкравшись к двери она приоткрыла ее и увидела танцующих в одиночестве Софию и Марка. Они стояли близко друг от друга, едва переступая с ноги на ногу. Марк вот также обнимал за талию Софию, а она обвивала руками его шею также, как теперь это делала Валерия. Глаза их были прикрыты. Они не видели друг друга и не видели ничего вокруг. И только покачивались в такт мелодии обволаки­вающей, погружающей в мир чувственного восприятия. Лег­кое дыхание касающееся щеки, едва уловимый запах волос, тепло другого тела под ладонями рук, да медленная, не­громкая музыка, слившая все воедино, которой стоило лишь приостановиться, как вмиг очнувшаяся Валерия тотчас от­прянула от своего партнера.
— Мне нужно отлучиться ненадолго, - в растерянности пробормотала она.
Первым делом, добравшись до женской комнаты, Валерия умыла разгоряченное лицо и напилась холодной воды из-под крана. Затем она нашла междугородний телефонный автомат и позвонила сестре.
— С Феликсом стало хуже? - спросила та, услышав в труб­ке взволнованный голос Валерии.
— Нет. Слава богу, у него дела пошли на поправку.
— Тогда позвони позже, мне нужно краску смывать с волос.
— Подожди. Я сегодня встретила Марка. Совершенно случайно. В поезде, когда возврвщалась от сына.
— Какого Марка?
— Твоего. Какого же еще?
— Да что ты?! Объявился, значит. - Сказав это, София надолго замолчала, а затем заговорила каким-то неприят­ным, насмешливым тоном: - Наверное, стал похожим на свое­го папашу: толстенький, лысенький.
Честно говоря, Валерия не помнила, как выглядел отец Марка, но подобное сравнение ей совсем не понравилось.
— Передать что-нибудь ему? - спросила она сухо.
— А ты что еще с ним увидишься?
— Да. Он уезжает завтра утром. Так что передать?
София опять замолчала, то ли обдумывая свой ответ то ли собираясь с духом.
— У него есть сыновья? - подала наконец она голос.
— Двое.
— Тогда скажи, я желаю ему, чтобы из этих пупсов вы­росли настоящие мужики, а не размазни вроде его.
Возмущенная Валерия бросила трубку на рычаг аппарава, даже не попрощавшись. Ее всю трясло от негодования, как в детстве, когда она заметила в мусорной корзине изор­ванный на мелкие кусочки снимок Марка. Она возненавиде­ла сестру. Как она ее возненавидела! Видеть не могла, знать о ней ничего не хотела. Потребовалось немало лет, чтобы смягчиться, восстановить родственные отношения. И вот опять. Сумасбродство Софии вывело Валерию вконец из душевного равновесия. В таком состоянии она не могла возвращаться в зал. Ей требовалось побыть в одиночестве, успокоиться.
Выйдя на улицу, Валерия перешла дорогу и, заметив скамью у троллейбусной остановки, села на нее. Несмотря на поздний вечерний час, было еще достаточно светло. Солнце, неизбежно приближаясь к линии горизонта, уже не припекало, а приятно ласкало своими косыми, мягкими лучами. Валерия злилась на сестру, но еще больше на се­бя за то, что позвонила ей. Вообще, делала она это край­не редко. А ведь в детстве Валерия любила ее больше всех на свете. София охотно возилась с ней: играла, рассказы­вала занятные истории, шила для нее фантастические наря­ды, всюду таскала за собой, словно большую, живую куклу. С ней никогда не было скучно. А потом появился Марк -сказочный принц. Валерия даже не ревновала Софию к нему, не обижалась на ее желание уединиться с ним, потому что радовалась за сестру, потому что благодаря ей она сама могла видеть Марка, общаться с ним. Когда они поссорились, все резко переменилось. София несколько дней ни с кем не разговаривала, не ела, не спала. А затем повела себя так, словно не было в помине ни Марка, ни любви, ни пла­нов на будущее связанных с ним. Она даже порвала его фотографию, на которую любовалась столько времени, и не посчитала нужным хоть как-то объяснить Валерии, что же произошло. Единственное, София попросила ее, как неволь­ную свидетельницу событий, не напоминать ей о Марке. И когда она вскорости переехала в дом к новому избраннику ординарному во всех отношениях человеку, Валерия почув-ствовала облегчение от того, что редко будет видеться с ней и делать вид будто все позабыто. На самом деле па­мять сохранила воспоминания в полной неприкосновенности. Именно они связывали до сих пор Валерию с Софией куда сильнее родственных уз.
Когда Валерия вернулась в ресторан, то застала Марка сидящим в задумчивости над десертом. Не сразу заметив ее он не успел пододвинуть ей стул.
— Все в порядке? - губы его изогнула извиняющаяся улпбка<
—Да.
Валерия отщипнула от виноградной кисти несколько крупных ягод и неспеша отправила их в рот одну за дру­гой. Марк тоже потянулся к винограду. Они молчали. Но молчание это не было тягостным ни для кого из них. В нем были и глубоко упрятанные воспоминания, и затаив
шаяся боль, и ощущение обнаженности сердца - все то, о
чем не принято говорить. Казалось, они понимали это без слов, без жестов, без красноречивых взглядов, сидя друг
против друга и пережевывая сочные, сладкие ягоды.
Первой нарушила молчание Валерия.
— Скажи, почему ты влюбился в Софию?
— Откуда мне знать.
— Я не так спросила. Правильнее, как получилось, что ты влюбился именно в нее?
Марк выложил косточки изо рта на блюдце и, оторвав от кисти еще одну виноградину, стал катать ее по столу.
— Видишь ли, я рос очень робким, стеснительным, - при­знался он. - У меня был маленький рост, я мало общался со сверстниками, потому что кроме обычной, школы, занимал­ся еше в музыкальной. В хоре мальчиков я был первым соп­рано. Это совсем нe то, что нравится девочкам и за что уважают ребята. И вдруг, когда начался переходный возраст, я неожиданно быстро подрос, у меня изменилась внешность, стал другим голос. На меня начали заглядываться окружаю­щие. Я не знал куда деться от этих взглядов, а тут еще очередная новая школа. Незнакомые люди. Совершенно иное отношение ко мне. Мне доверили главную роль в школьном спектакле, волей случая София оказалась моей партнершей. Мы стали общаться. А тут еще во время спектакля да и поцеловала меня при всех в губы
— Да, я помню. Об этом долго говорили, - подтвердила внимательно слушавшая его Валерия.
— Ну вот. - Оставив в покое ягоду Марк наконец поднял на нее глаза. - Нас вызвали на педсовет разбираться в случившемся. Отчитывали по всем статьям. После чего Со-фия заявила, что от волнения вообще не разобрала куда целует. Версия эта устроила всех. Когда же мы остались наедине, я решил уточнить у нее, действительно ли поце­луй был непреднамеренным. А она пожала плечами, рассмея­лась и позволила думать мне, как заблагорассудится. Вот я и стал думать о ней. Все чаше и чаще, пока она не сде­лалась единственной моей мыслью.
Валерия и Марк опять замолчали. Надолго. Театральная обстановка вокруг с фонтаном, аквариумами, красочными циновками на окнах и прочими атрибутами райской, приду­манной жизни больше не радовала глаз.
— Пойдем отсюда, - предложила Валерия.
Марк согласно кивнул и подозвал официанта. После того, как он расплатился, Валерия поинтересовалась:
— А тебе есть где остановиться до утра?
— Попробую устроиться в привокзальной гостинице.
— Если хочешь, можешь заночевать у нас. Квартира про­сторная. Тебе будет удобно.
Марк благодарно улыбнулся и протянул Валерии руку.
Семейное гнездышко Валерии производило впечатление ухоженности и уюта: добротная, выдержанная в классичес­ком стиле обстановка, обтянутые гобеленом пастельных тонов стены, в вазах декоративные букеты из высушенных цветов. Мягкое освещение люстры из матового стекла до­полнялось не менее мягким, приятным для усталых ног на­польным покрытием.
— Хорошо живете, - сказал Марк без всякой зависти или насмешки, а просто так, констатируя факт.
Прохаживаясь по комнате, он останавливался то у окна, чтобы разглядеть вид из него, то у книжного шкафа, то у расставленных где придется фотографий.
— Давно сделан этот снимок? - поинтересовался он.
— В прошлом году.
— Сынишка у тебя, гляжу, еще совсем ребенок.
— Он родился у нас не сразу. Муж мой,человек основа­тельный, захотел сначала устроить быт, ну и прочее...
— Видный мужчина. Чем он занимается?
— Научный работник.
— Молодец.
Задержавшись у фортепьяно Марк провел пальцами по клавишам.
— Кто музицирует?
— Сын. Правда, пока не очень хорошо. Но он усидчивый мальчик, может быть, и обучится. Ты не исполнишь что-нибудь? - попросила Валерия.
— Для тебя что угодно. даже спою, - усаживаясь за инструмент, ответил Марк. - Сейчас входят в моду хрип­лые голоса, так что моя певческая карьера, вполне возможно, возобновится.
Он усмехнулся и заиграл вступление к какой-то неиз­вестной Валерии песне. Пел Марк хорошо, не смотря на свои голосовые проблемы. Чувствовались и опыт, и мас­терство. Но не было сладостного упоения, не было задо­ра, энтузиазма, которыми он завораживал слушателей преж­де. Изменились не только голос, пропорции лица, изме­нился он сам, его мировосприятие. Это был уже другой человек. И только светлые орехового цвета глаза, при­вычка щурить их, да шрам у виска напоминали о юноше, которого впереди ждала долгая жизнь, прекрасная и вол­нующая как он сам.
— Ничего? - поинтересовался Марк мнением Валерии об ис­полненной вещи.
— Я прежде не слышала этой песни, - сказала она.
— Не удивительно, я сам ее написал, иногда возникает настроение, хочется вырваться из обыденности, как-то вы­разить себя. Ведь по душам поговорить и то не всегда бы­вает с кем.
— А жена?
— Жена хорошая женщина. Она всегда готова выслушать, посочувствовать. Только не всегда это сочувствие требуется. А музыка хорошо снимает напряжение, даже когда ее просто слушаешь. Вот сегодня, когда ты танцевала со мной, то была совсем иной, чем до или после танца. Ты заметила?
— Да
— Музыка преображает нас. Делает самими собой. Я всег­да любил ее за это. Хочешь, сыграю еше?
— Давай. Но новую песню Валерии помешал дослушать телефонный звонок. Оставив Марка одного, она подошла к аппарату в прихожей. Звонок был от Феликса.
— Где ты была до сих пор? - спросил муж. строго и тре­бовательно.
— В ресторане.
— Что ты там делала?
— Ужинала.
— С каких это пор ты стала ужинать в ресторане? - на­пряжение в голосе Феликса усиливалось от фразы к фразе Валерия же, наоборот, сохраняла абсолютное спокойствие.
— Я ведь тебя предупредила, что встретила старого зна­комого, - сказала она негромко.
— Ну и что с того? В ресторан ходить с ним было не обязательно!
— Говори тише. У меня в ухе звенит, - попросила Валерия, но замечание это еще больше раззадорило мужа.
— Не указывай мне, как разговаривать, - закричал он. -Позволяет себе, видишь ли, что ни вздумается, а в ответ и слова не скажи. Где теперь этот твой знакомый?
— У нас дома.
— Что?! Что он там делает?
— Он останется ночевать. Завтра утром у него поезд.
— Сумасшедшая! - Феликс даже поперхнулся от крика. -Сейчас же отправь его в гостиницу. Слышишь меня? Сейчас жe отправь...
Но Валерия, не дослушав мужа, повесила телефонную трубку и отключила аппарат. Был ли это бунт с ее сторо­ны? Может быть и так, но скорее, ей просто не хотелось слушать резкие, режущие слух звуки в телефонной трубке, тогда как из комнаты доносилась приятная мелодия. Марк все еще что-то наигрывал на фортепьяно. За все то время, что этот инструмент находился в их доме, он впервые звучал достойным для себя ооразом.
— Хорошо настроен, - заметив вернувшуюся Валерию, ска­зал Марк и одобрительно похлопал фортепьяно по крышке, словно приятеля по плечу.
— Да, мы вызывали лучшего настройщика в городе, - подтвердила Валерия.
— Оно и заметно. - Марк вдруг запнулся. - Все хочу узнать у тебя, София живет в этом же городе?
— На мое счастье нет.
— Почему ты так говоришь?
— Одним соблазном меньше для моего мужа. Марк рассмеялся и понимающе качнул головой.
— А связаться с ней можно по телефону? Валерия замешкалась с ответом.
— Что, это не удобно?
— Да нет. Просто они в отъезде. Путешествуют, - пере­силив себя, солгала она.
— Жаль. Марк снова принялся наигрывать какую-то мелодию.
— Ты извини, - прервала его Валерия, - я тебе уже, наверное, надоела с расспросами. Но, если можно, объясни, почему вы с Софией расстались.
— А ты разве не знаешь?
— Нет. Для меня это загадка.
— Значит, она тебе ничего не рассказывала?
— Практически ничего.
— Может и в самом деле никто не должен знать, что между нами произошло, - подумав, сказал Марк. - А с другой сто­роны столько воды утекло с тех пор, что наш роман уже кажется сном. Тебя действительно занимает эта история?
— Очень.
Он пересел на диван поближе к Валерии и ласково по­гладил ладонью ее по щеке.
— Как же ты все-таки похожа на сестру, я сильно любил ее, не по возрасту серьезно. Но родители твои почему-то решили, что я намерен соблазнить Софию, а затем бросить. Они об этом и ей все время твердили. Когда же я пообещал жениться, они потребовали от меня слово не прикасаться к ней до свадьбы. Я подумал, что ждать осталось не долго и согласился. После этого все и началось. Мне приходилось контролировать наши отношения, а Софию это выводило из себя. Она считала, что я ее недостаточно люблю, раз для меня имеет значение какое-то там слово, я предлагал пой­ти к родителям и отказаться от него. Что тоже ее не уст­раивало, потому что нам могли запретить видеться вне школы. А тут еще появился этот парень, ее репетитор по физике и математике, желая вызвать у меня ревность, она начала заигрывать с ним. А потом, вообще, заявила, что если я буду осторожничать, она отдастся ему. Тут я не выдержал. Сказал: "Раз уж тебе без разницы с кем зани­маться любовью, так пусть это буду не я, а кто-нибудь другой". После этой ссоры я стал избегать Софию. Как раз начались выпускные экзамены, нужно было наверствовать пропущенный материал. В школе мы даже не смотрели в сто­рону друг друга, и оба не пошли на выпускной вечер. Сра­зу после экзаменов я уехал отдыхать в молодежный лагерь. Там было здорово, но я снова стал думать о Софии, ску­чать по ней и вернулся раньше времени, я хотел помирить­ся, предложить перебраться вместе в другой город. Только это сделать было уже невозможно. С согласия матери и от­ца София поселилась в доме у своего бывшего репетитора, я недоумевал: ну как же так, мне они запретили нарушать невинности их дочери, а другому мужчине было позволено до свадьбы забрать ее к себе. Теперь-то я понимаю, для них я был мальчишка без профессии, без средств к сущест­вованию, тогда как бывший репетитор являлся человеком самостоятельным. Ему они могли доверить дочь. Мне ничего не оставалось, как снова уехать и больше не возвращаться.
Марк замолчал и откинулся на спинку дивана. Чувство­валось, что воспоминания разволновали его. Он все еще сожалел о случившемся, о том, что ничего нельзя изменить, и София, хотя давно принадлежала другим, до сих пор оста­валась его Софией.
Валерия постелила Марку в комнате сына, а сама запер­лась в спальне. Усевшись против зеркала, долго смотрела на себя. Смотрела так, словно могла увидеть то, что сок­рыто от глаз за оболочкой. Отображение действительно по­ходило на сестру, но невидимая часть их сущностей являла собой противоположности, и эти противоположности связывал один и тот же мужчина. Поднявшись Валерия достала из шкафа из-под груды тетрадей с конспектами лекций сту-  денческой поры небольшой блокнот в твердом переплете. Это был ее первый дневник, единственный из всех последующих, сохраненный ею после замужества. Она начала вести его лет с двенадцати, а в четырнадцать уже за­кончила. В нем хранились тщательно склеенная фотогра-фия Марка, засушенная роза, которую, шутя, он вколол ей однажды в волосы и искусанный карандаш, забытый им не­нароком. Это все, что удалось собрать Валерии в память о нем. Она открыла блокнот на последней странице. Ис­писаные аккуратным, ученическим подчерком лист.
"Ну вот и заканчивается еще один год, как заканчи­вается этот дневник, которому в течение почти двух лет я доверяла свои переживания, мечты, секреты, я очень переменилась за последнее время. Стала такой нескладной, что противно смотреться в зеркало. Хочется плакать, спрятаться куда-нибудь, где бы меня не нашли. Может быть, это творится со мной еще и оттого, что осенью отец Марка получил новое назначение. Они переехали. Теперь уже точно я не увижу Марка никогда. Пройдет еще один год. Потом еще, но он не вернется в этот город. И сколько впереди одиноких лет без него. Подумать страшно. Сейчас в комнате пахнет хвоей и яблочным пирогом. Но на душе нет праздника. В полночь положено загадывать жела-лания. Что мне себе пожелать? Поскорее забыть о том, что мне не дает покоя или набраться терпения и ждать. Ждатъ вопреки всему. Нет, я не стану дожидаться полночи, до­пишу последний лист и лягу спать. Вдруг мне под новый год приснится сон, где будет все так, как мне хочется. Пусть это глупо. Лучше глупость, чем телевизионная пе­редача и яблочный пирог в придачу. Скажи кому, разве поймут? Да и не нужно. Достаточно блокнота, его терпе­ливого молчания и соучастия. Спасибо. Ну вот и все. Больше негде писать. Заканчиваю. А жаль".
Дочитав, Валерия еще долго сидела в задумчивости. Вот и исполнилось самое потаенное ее желание, но радости и облегчения не принесло. Наоборот, на душе было тревожно, накануне чего-то нового, неизбежного, что может произойти в любой момент, уже происходит помимо собст­венной воли. Невозможно предугадать в какую сторону пе­ременится жизнь. Хорошо это или плохо, но с чем-то при-дется распрощаться, примириться, а что-то, быть может, принять. От всего этого кругом шла голова. Мысли пута­лись. Валерия не знала, что предпринять. И тут она вспомнила о муже.
Сходив в приходую за телефоном, Валерия снова запер­лась ь спальне.
— Я тебя не разбудила? - спросила она у отозвавшегося на другом конце Феликса.
— Kaкой тут сон. Все это время я пытался дозвониться до тебя, - сказал он с горечью в голосе.
— Извини. Аппарат был отключен.
— Зачем ты это сделала?
— Сама не знаю.
Удивительно, но Феликс не стал повышать голос. Толь­ко поинтересовался:
— Знакомый твой еще у нас?
— Да. Он спит в соседней комнате. Не беспокойся. Между нами ничего не было, хотя, пожалуй, он единственный муж-чина, с которым бы я могла тебе изменить.
— Зачем ты говоришь мне об этом? - Феликс все еще держал себя в руках. - Хочешь, чтобы я нарушил пред­писания и сбежал из больницы домой?
— А разве ты способен на такое безумство?
— Хочешь проверить?
— Ничего я не хочу. Я давно уже ничего не хочу от тебя.
В трубке раздалось тяжелое дыхание, Феликс молчал, но не вешал ее. Потом заговорил незнакомым, надтресну­тым голосом:
— Все эти годы ты была со мной и в то же время далеко от меня. Вот сегодня ты призналась, что не помнишь множество пустяков из нашей совместной жизни, которые не следовало забывать. А как бы ты их могла запомнить, если даже в тот момент, когда я просил тебя выйти за меня за­муж, ты смотрела в окно и думала о чем-то постороннем.
— Зачем же ты женился на мне?
— Я думал, раз ты со мной, значит все-таки я для тебя не пустое место, нужен тебе. - Феликс запнулся. Чув-ствовалось с каким трудом дается ему каждое слово. - Мне неизвестно, что ты понимаешь под любовью, но я, хо­тел посвятить свою жизнь тебе и нашему ребенку. Навер­ное, у меня это плохо получается или тебе требуется нечто иное. Не знаю, я содрагаюсь от одной только мыс­ли, что ты можешь оставить меня, лишить семьи, которая и есть моя жизнь.
— Вот как. - Удивилась Валерия. - Что же ты никогда прежде не говорил мне об этом?
— Я боялся, что ты зазнаешься, станешь помыкать мной. Одним словом, почувствуешь свою власть, - признался Феликс.
— Напрасно. Ты же знаешь, это не в моем характере.
— Да в том-то и дело, я толком и не знаю тебя. Разве ты пускала меня когда-нибудь в свою душу?
— Так ты ведь тоже не откровенничал со мной.
— Верно. Прости меня.
За все то время, что они были знакомы, Феликс впер­вые просил прощение. Валерия не верила своим ушам.
— Ну что ты! - вскрикнула она от неожиданности. - Ты ни в чем не виноват, и еще не известно, кто из нас в ком больше нуждается. Ты представить себе не можешь, как я испугалась, когда увидела тебя в больнице покалечен­ного, без чувств. Ни о чем не беспокойся. Спи спокойно. Я тебя не предам.
Валерия погасила свет, разделась и легла в постель. Не простой день выдался ей. И прошлое, и настоящее пред­стали вдруг с неожиданной стороны. Столько лет она жила иллюзиями, не вникая в происходящее, что собственная жизнь казалась ей остановившейся. Все повторялось, и каждый новый день ничего не менял, по сути. Она мечтала о любви, не замечая ее ни в себе, ни в живущем рядом с ней человеке. Ведь и она сама нынешняя, и ее муж, и даже ребенок представлялись ей нереальными персонажами какого-то скучного, затянувшегося действия. Полнокровной жизнью были наполнены только мечты эмоционально окрашенные, не­ограниченные способностями и возможностями, не зависящие от обстоятельств и времени. В них Валерия чувствовала себя свободно, уверенно, в них она находила счастье и успокоение, И вот наконец перед ней возник герой ее грез, переменившийся до неузнаваемости. Человек живу-
щий не придуманной ею жизнью, а своей собственной не очень гладкой, не очень счастливой, не очень удавшейся. Человек, которого связывало с ней только прошлое, то к чему нет возврата.
Валерия то куталась в покрывало, то сбрасывала его. То и дело поправляла подушку. Она понимала, что ей не уснуть, не найти себе места в эту ночь. Можно было выпить снотворного, но тогда трудно бы было подняться с постели через каких-то там пять часов, чтобы проводить Марка. Удивительно, но постаревший, утративший былое очарова­ние, он все равно был симпатичен Валерии. Ей совсем не хотелось расставаться с ним. Марк как бы заново вошел в ее жизнь за этот вечер. Она припомнила и неподдельную радость, с которой он встретил ее на вокзале, и его не­принужденный смех в ресторане, и искренность признаний, и то, как он танцевал вместе с ней. Так легко, приятно с другим человеком Валерии не было множество лет. И вот зачем-то опять нужно было с ним расставаться, едва узнав, едва не полюбив. Расставаться теперь уже навсегда.
Встав с кровати, Валерия распахнула окно. На улице было безветренно и тихо. Свет во всех без исключения окнах соседнего дома был погашен. До раннего июльского рассвета оставалось не больше часа. Валерия открыла дверь спальни и вышла в коридор, стараясь не шуметь, она прошла на кухню и достала из холодильника баночку сока. Затем, смакуя содержимое через пластмассовую со­ломку, направилась к балконной двери. Каково же было ее удивление, когда она в кресле-качалке застала - Toжe не спится? - спросил он, поднимаясь с кресла для того, чтобы Валерия могла занять его.
Но она предпочла остаться на месте.
— Жара, - вздохнул Марк. Он был без рубашки, в одних только брюках.
— Вот, возьми.
Валерия протянула ему сок. Хотя ей оыло неудобно от­ того, что оба они полураздеты, она не уходила.
— Спасибо.
Вынув соломку, Марк допил содержимое баночки в счи­танные секунды.
— Не боишься застудить горло? - спросила Валерия.
— Теперь для меня это не имеет значения.
— В любом случае болеть не приятно, - возразила она. Марк усмехнулся.
— Вся наша жизнь - одна большая неприятность.
— Почему ты так говоришь?
— Если бы я мог в восемнадцать лет знать, что меня ждет впереди, то покончил с собой.
— О чем ты? - встревожилась Валерия.
— Я свою -жизнь представлял иначе. Развиваясь, набираясь опыта, человек должен становиться совершеннее, а у меня случилось наоборот, я видел отвратительные стороны жизни, утратил восприимчивость ко многим прекрасным вещам, даже музыка для меня превратилась в ремесло, способ зарабаты­вания денег. Я живу с женщиной, которую никогда не любил, к которой прибился от одиночества, а она, понимая это, рожает детей одного за другим, чтобы удержать меня при себе. И я должен заботиться о ней, о детях, должен до­бывать деньги музыкой в кабаке, где каждый вечер требу­ется противостоять искушению напиться, жизнь преврати­лась для меня в обязанность, я обязан жить, и я живу. Разве такого будущего я хотел для себя, грезя музыкой и любовью? разве тот парень мог бы смириться с подобным положение вещей, с такой деградацией? Я банкрот.
— Не говори так. - Приблизившись к Марку, Валерия обняла его. - Ты даже не представляешь, сколько красоты и любви внес в жизни окружающих тебя людей. Взбалмошная София не раз после очередного неудавшегося романа намеревалась тебя розыскать. И все потому, что чище и прекраснее отношений, чем с тобой, у нее в жизни не было. Этот факт выводит ее из себя. Но это так. А сколько других женщин, для которых мимолетное знакомство с тобой стало событием в жизни, ни ты, ни я не можем знать, но то, что это так, я не сомневаюсь. Что касается твоей жены, то правильно она делает, что рожает детей. Через них к ней возвраща­ется столько любви от тебя, ты и представить не можешь. Ведь все они часть тебя и их красота, их любовь - часть твоей красоты и твоей любви. И чем больше будет от тебя детей, тем большей красотой и любовью наполнится этот мир. А ты называешь себя банкротом. Это не так. Совсем не так.
Когда наступило утро, стало не до разговоров. Уста­лость после бессонной ночи, спешка. Забрав вещи из на-меры хранения Марк перенес их в купе своего вагона, до отправления поезда оставалось несколько минут. Вместе с Валерией он вышел на платформу.
— Я очень рад, что познакомился с тобой, - сказал ей. -Очень рад. Словно груз с души свалился. Можно мне иногда звонить тебе домой?
— Моему мужу это вряд ли понравится.
Они замолчали, не решаясь углубляться в суть этого вопроса.
— Подари мне семейную фотографию, - вдруг попросила Валерия.
— Конечно.
Марк торопливо достал из кармана пиджака снимок и отдал его ей.
— Спасибо.
Они смотрели друг на друга, не зная, что можно еще сказать напоследок. Так много было сказано ими за не­сколько отпущенных судьбою часов, еще больше передумано и пережито. Они сроднились. Они понимали друг друга без слов, без жестов, без красноречивых взглядов, им не хо­телось разлучаться, но оставаться вместе было нельзя. И это тоже они понимали.
— Пора прощаться, - промолвил Марк.
И тут Валерия, прижавшись к нему всем телом, поцело­вала в губы так, как она целовала своего мужа, когда представляла на его месте юношу, со светлыми орехового цвета глазами и едва заметным шрамом у виска. Марк ото­ропел от неожиданности, а Валерия, подтолкнув его к тро­нувшемуся с места составу, отвернулась. Она не хотела, чтобы Марк видел ее взволнованное, сияющее лицо, и не хотела видеть, как он исчезает в проеме вагона.
— Храни его, господи, - прошептала она. - Храни его.