Утром я проснулся от домофонного звонка. …*** ушла на работу. Я встал с постели, натянул джинсы и подошел к домофону.
- Да…
- Это Дима.
Я на автомате нажал на кнопку, но потом мгновенно вспомнил о нашем вчерашнем разговоре с Германом. Черт подери.
«Он согласился…» - словно колоколом прозвенело у меня в голове. Я посмотрел на Германа. Он спал на диване, разложенном на кухне. Я тихо одел тапки, накинул куртку и вышел на площадку, чтобы поговорить с Димой. Когда я вышел на площадку, двери лифта распахнулись, и из него вышел Дима. У него было очень взволнованное лицо.
- Есть сигарета? - спросил я сходу, когда понял что, моя пачка лежит на подоконнике. Дима протянул мне сигарету. – Дим, - я серьезно посмотрел на него, - ты серьезно готов на это? - Дима осторожно кивнул. - Но зачем тебе это? У тебя есть работа, девушка, а самое главное – дочь! Что если вас поймают?
Он опустил голову. Создавалось такое ощущение, что он настолько взволнован, что боится говорить, боится издать хоть малейший звук своим ртом. Я выжидающе смотрел на него.
- Понимаешь… - начал он, - у меня нет работы, меня выгнали два месяца назад за пьянку… А вернее, я напился и разбил лобовое стекло клиентской машины, – он на секунду поднял на меня глаза, словно проверяя мою реакцию, и вновь опустил их. - Меня уволили по статье, и теперь довольно сложно устроиться на работу. Перебиваюсь случайными заработками, – голос его дрожал. Я не понимал, почему он думает, что я буду его осуждать: видимо он уже настолько к этому привык, что не представлял никакой другой человеческой реакции на эту ситуацию. - Девушка от меня после этого ушла, - продолжал Дима, - сейчас я живу с матерью… Можно сказать, у неё на шее. А у меня дочь. Понимаешь? У меня дочь! - он смотрел мне прямо в глаза: его глаза наливались слезами, - это - мой единственный шанс заработать денег, раздать долги, дать оставшиеся …*** на воспитание Ани, а то она и так на меня косо смотрит последнее время, когда я прихожу без подарков, – он снова опустил глаза. Не знаю, но мне почему-то захотелось его обнять. Я обнял его легко и похлопал рукой по спине.
- Когда вы выдвигаетесь?
- По идее, через тридцать минут, - Дима посмотрел на часы, – просто пораньше приехал. Не мог дома сидеть.
Я затушил сигарету о лестничные перила и пригласил Диму зайти. Видимо, я все-таки разбудил Германа, так как, когда мы зашли, он уже стоял у газовой плиты и варил кофе.
- Ну что, ты готов? - у него был очень заразительный азартом голос. Его голос сейчас мог вдохновить кого угодно, и, по-моему, это случилось с Димой, потому что он улыбнулся и почти таким же уверенным голос сказал что «готов». Я вернулся в комнату, чтобы не мешать их возможному важному разговору, хотя, на самом деле, просто не хотел слушать весь этот бред, который Герман, возможно, будет наваливать этому несчастному парню-неудачнику, который ведется и пляшет по дудку девятнадцатилетнего дебила.
- А где будет Люда? - услышал я Димин голос, когда они вышли в прихожую.
- Люда для правдоподобности будет у подруги весь день, – ответил Герман. И принялся обуваться. Дима зашел в комнату и посмотрел на меня все тем же обреченным взглядом. Настрой Германа произвел на него только довольно-таки поверхностный эффект. Он подошел к еще спящей Ане и поцеловал её в щеку. Девочка громко зачмокала. Он слабо улыбнулся и направился в прихожую. На пороге он снова посмотрел на меня:
- Я тебя прошу: нечего не рассказывай …*** ни про наш с тобой разговор, ни про то, что я сейчас делаю.
Я кивнул. Дима кивнул мне в ответ. Я пожелал ребятам успехов и закрыл дверь. Это было самое малое, что я бог сейчас для них сделать. Они действительно были обречены. Только один из них этого не понимал - и это было самым страшным.
Герман и Дима стояли у подъезда Люды и молча курили.
- Так. Действуем по следующему плану: драгоценности лежат в родительской спальне в тумбочке в шкатулке. Если не удастся открыть шкатулку, кидай её в сумку и уходи. Я буду стоять на стреме, если вдруг я увижу родителей, я тебе наберу. Ключи… - Герман достал из нагрудного кармана три ключа скрепленных металлическим кольцом. Один из них был от домофона, два других - от входной двери. Дима кивнул и неуверенным шагом направился к двери. Он до сих пор колебался, хотя сейчас настало то самое время, когда надо было отбросить все сомнения и просто действовать. Погода была пасмурной, с неба сыпал снег. Дима приложил ключ к домофону. Дверь доброжелательно запищала, и он зашел в подъезд. Герман нервно закурил еще одну сигарету и направился на детскую площадку, чтобы видеть всех кто заходит во двор.
Квартира находилась на пятом этаже. Дима решил не пользоваться лифтом и начал подниматься по лестнице. Подъезд был уютный и чистый. Не то чтобы что-то сверх, но и не помойка, как у него дома. Он подошел к двери, нажал на звонок и прислушался. За дверью было тихо. Он нажал еще раз, но это тоже не дало никаких результатов. Тогда он посмотрел на верхний и нижний лестничные пролеты, чтобы убедиться, что никто не идет, после чего достал ключи из кармана, вставил их по очереди в замочные скважины и повернул. Дверь бесшумно отворилась. Он быстро прошмыгнул внутрь и закрыл дверь на щеколду изнутри.
Квартира была великолепна. Если бы у Димы было время, он бы даже ей полюбовался, но колени и руки тряслись. Он быстрым шагом направился в родительскую комнату, месторасположение которой Герман подробно нарисовал на листочке.
- Вот и тумбочка, - прошептал Дима глядя на красивую тумбу из красного дерева у кровати. Он дернул ручку, но дверца оказалась закрытой, и только тогда он увидел в тумбочке небольшую замочную скважину. Нервы сдавали. Дима не знал, что делать. Замки вскрывать он не умел. Но в этот момент в голове возникла мысль, и он быстрым, нервным шагом отправился на кухню.
Кухня было еще великолепнее, чем спальня. На столе стояла подставка с ножами: он, не раздумывая, схватил большой нож и чуть ли не бегом направился обратно в спальню. Он с силой просунул нож между дверью и стенкой тумбочки, так что две трети лезвия оказались в тумбочке, и резко рванул в сторону. Замок был вырван. В тумбочке лежали какие-то документы и шкатулка, про которую говорил Герман. Дима, не теряя времени, закинул её в рюкзак, подошел к двери и посмотрел в глазок. Он уже действовал не боясь. Словно весь страх улетучился вместе с тем замком, который уже не подлежал восстановлению. За дверью все было спокойно. Он аккуратно отодвинул засов и приоткрыл дверь. В следующий момент он услышал, как открывается дверь соседней квартиры, и резко потянул дверь на себя. Страх снова овладел им, затряслись коленки.
«Черт возьми! Что я делаю?» - звенело в голове. Этот звон, словно большой молот, прошибал тело от макушки до самых пяток. Дима осторожно посмотрел в глазок. У лифта стоял маленький мальчик большим рюкзаком за спиной. Дима облегченно вздохнул. Он видел, как мальчик зашел в лифт, и тот благополучно отправился с ним куда-то вниз. Дима повторил свою попытку покинуть эту обитель страха, и на этот раз ему удалось. Дверь закрывать он не стал, только быстрым шагом вышел из подъезда и направился в строну автобусной остановки. Он видел краем глаза, что Герман следует за ним. По общей договоренности они решили встретиться в безопасном месте, то есть Герман должен был следовать за ним на расстоянии и не подходить ближе, пока они не покинут это район города.
Страх отошел на второй план, теперь Димой управляла эйфория.
«Вот теперь заживем, - думал он, - вот теперь точно начнется настоящая жизнь», - стучало у него в голове. Но страх все же не покинул его полностью. Он немного нервничал, что сейчас вернутся родители, вызовут полицию, и их возьмут прямо тут, на остановке. От этих мыслей становилось дурно. Он снял шапку, чтобы хоть как-то охладить себя и достал сигарету. Краем глаза он увидел беззаботно прогуливавшегося неподалеку Германа: тот ходил взад и вперед недалеко от остановки и выглядел чуть ли не как турист, рассматривающий заграничные пейзажи.
«Чертов сукин сын! Как же ему удается сохранять такое спокойствие? Хотя… если бы не я, а он был в квартире… он бы прямо там, на месте обосрался… Малолетка…»
Дима понял, что ненавидит Германа. Ненавидит за то, что тот бросил его в самое пекло, а сам сейчас абсолютно спокоен и ведет себя так, словно ничего не произошло. У Димы появилось желание просто убить его сейчас и не отдавать драгоценности.
Он стоял и просчитывал этот план у себя в голове, когда подошел автобус с нужного маршрута. Дима зашел в него, Герман последовал за ним, но только через другую дверь и сел на переднее сиденье, откуда был виден весь салон.
«Сукин сын знает, что у меня на уме… он думает, что я хочу сбежать…»
Дима пытался придумать план, который позволил бы ему оставить у себя все драгоценности, и чтобы при этом все было нормально. Но мысли в голове смешивались, словно кофейные зерна в кофемолке. Они дробились на мелкие кусочки и никак не хотели складываться в одну большую «хорошую» мысль.
Когда они проделали уже большую часть пути, рядом с Димой освободилось место. Большая толстая бабка, кое-как подняв свое тело, издавая при этом отвратительные сопящие звуки, направилась к двери. Герман тем временем уже уселся рядом с Димой:
- Как дела?
Дима смотрел на Германа, на его идиотскую наигранную улыбку и представлял, с каким бы удовольствием он бы разделал его на мелкие кусочки.
- Все хорошо, - ответил он. В голосе чувствовалось напряжение.
- Ну и отлично, - Герман словно улыбнулся своей фальшивой улыбкой, достал из нагрудного кармана маленький томик Хемингуэя и принялся читать. Сказать, что это взбесило Диму, - значит не сказать ничего. Он был в бешенстве. Глаза его налились кровью, лицо покраснело. Казалось, что еще немного - и он вцепится в горло Германа и перегрызет его на глазах у всего народа. Но этого не произошло, так как на следующей остановке в автобус зашла толпа детей в возрасте примерно лет восьми. Дима моментально вспомнил про Аню, и это воспоминание не много его успокоило.
Он смотрел на этих детей. Они были через чур тихие. С тех пор как они вошли, никто из них не произнес ни звука. Дима стал внимательно наблюдать за ними и понял, что все они - глухонемые. Они шевелили губами, складывали из пальцев рук причудливые формы. Воспитательница тоже была глухонемой или просто знала язык жестов, так как она и еще несколько девочек что-то очень бурно обсуждали. Это было видно по их лицам, по мимике, эмоциям, которые они излучали, но при этом они не издавали ни звука. Это настолько шокировало и завораживало, что Дмитрий не мог отвести глаз.
«Вот что значит - другой мир», - эта мысль пролетела у него в голове и словно оставила неизгладимый след. Всю оставшуюся дорогу он не мог ни о чем думать, кроме этих глухонемых детей. Мысли об убийстве Германа и воровстве драгоценностей прошли. Он полностью успокоился.