«Хранить вечно!»
- такой гриф значился на всех делах военной поры,
расследовавшихся органами НКВД…
20 июля 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР были объеденены Народный комиссариат государственной безопасности СССР и Народный комиссариат внутренних дел СССР в единый Комиссариат внутренних дел СССР (НКВД). Это позволило сконцентрировать усилия по борьбе с вражеской агентурой и противодействию общеуголовной преступности в одном органе.
В последнее время, наверное, только ленивый не упрекал эти органы в повсеместном произволе и беззаконии. Но всегда ли такие упреки справедливы?..
Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области хранит тысячи дел, расследовавшихся Ленинградским УНКВД. Изучение архива периода 1941-45 годов дает основания однозначно утверждать: нынешние сотрудники полиции могут гордиться своими коллегами военной поры. Подтверждение тому – “хлебное” дело № 2953-42.
«Хлебушек для ребятишек»
Ленинград, 21 февраля 1942 года. Еще не закончилась трудная блокадная зима... В кабинете дежурного отдела НКВД раздался телефонный звонок.Заведующая одного из магазинов Л-ва взволнованно сообщила, что к ней обратилась неизвестная женщина с просьбой “отоварить” пятьсот пятьдесят талонов на сахар и сто семьдесят шесть талонов на хлеб. Причем, все талоны от детских карточек. За услуги неизвестная предложила завмагу взять себе восемь килограммов хлеба и полтора сахара. Мол, “хлебушек для детишек”.
Л-ва, заподозрила неладное, но сделала вид, что готова заключить эту сделку. Радостная покупательница спросила, нельзя ли получить еще продуктов? Заручившись согласием, она побежала домой за очередной партией талонов и сумками, а завмаг в это время позвонила “куда следует”...
В последнее время средства массовой информации и политические деятели всуе используют взятый из уголовного жаргона (“фени”) термин “стучать”. Чуть ли не любое лицо, оказавшее помощь правоохранительным органам, рискует оказаться заклейменным “по фене” от нынешних “правозащитников”, подчас изучавшим родной язык на тех же тюремных нарах. А может, лучший способ защиты – превентивное нападение, дискредитация в глазах окружающих тех, кто может изобличить негодяя?... Остается лишь удивляться, почему “стукачами” еще не кличут всех свидетелей и потерпевших. Но именно по соображениям навязываемой порой “морали” автор не рискует назвать фамилию завмага, с заявления которой и началось расследование, положившее конец преступной группе, похитившей в умирающем от голода городе несколько тонн (!) хлеба...
Прибывший в магазин оперативник – сержант Смольнинского райотдела НКВД Александр Михайлов дождался возвращения странной покупательницы и задержал ее. Результаты личного досмотра и обыска в квартире Нины Петровичевой (так звали женщину) заставили оперативников серьезно задуматься. Еще бы: у нее хранились талоны, по которым можно было получить 86 кг хлеба и 6 кг сахара, а дома – чемодан, набитый самыми настоящими буханками!..
Петровичева Нина Александровна, продавец магазина №2 Смольнинского РПТ ...
период с ноября 1941 года по март 1942 года всего ей получено по фальшивым
талонам 200 кг хлеба и около 7 кг сахара. (Из материалов уголовного дела).
Если кто-то думает, что злобные милиционеры “выбили” признательные показания у Петровичевой при первом же допросе, а затем начали расстреливать невиновных – это не так. И подтверждает сказанное первый же протокол допроса. В нем, как и сегодня в подобных документах – анкетные вопросы-ответы, вопросы по существу дела, ответы подозреваемой: “Вчера в магазине познакомилась с мужчиной... адрес и имя неизвестны... он предложил “отоварить” талоны... обещал дать одну буханку... обещал зайти на работу... Больше добавить ничего не могу”...
Засада
Дело было поручено вести следователю Забежанской. Сначала думали, что множество талонов на продукты подлинные и были украдены в типографии. Поэтому Ленинградские оперативники и следствие, не поверив Петровичевой, начали тщательно проверять ее показания. Сразу за допросом подозреваемой в первом томе дела подшиты протоколы допросов жильцов ее дома. Соседи, оказывается, неоднократно видели двух мужчин, частенько навещавших Петровичеву. Один из них был одет в военную форму, другой –штатский.
Приметы незнакомцев были розданы оперативникам, которые продолжили поиски. Снова допросы соседей. Одна из свидетельниц вспоминает, что к Петровичевой снова заходил ранее виденный мужчина, но естественно, не застал ее, обещал наведаться чуть позднее (сообразительная свидетельница сказала, мол, Нина уехала в Колпино, в окрестности Ленинграда, хоронить тетку).
...Сержант Михайлов по заданию военного прокурора Смольнинского района уже несколько часов находился в квартире Петровичевой на 7-ой Советской ул., дом 18, ожидая незнакомца. Наконец, раздался долгожданный стук в дверь.
Только гостей оказалось двое: “военный” и “гражданский”. А оперативник – один. Найти лишнего человека для засады в блокадном городе было проблемой»...
...Ленинград, 1942 год. Только от голода в январе умерло 166 сотрудника милиции. В феврале - 212…
Петербург, середина 90-х годов. Штаты милицейских следователей укомплектованы чуть больше, чем наполовину. Так, в Петроградском РУВД должен быть 41 следователь, фактически было 28, из них с высшим юридическим образованием 3 человека, 23 не имеют к правоведению никакого отношения. Несколько лучше обстояли дела в Калининском районе: из 60 следователей по штату некомплект только 18 человек...
...Михайлов, проверив у мужчин документы, предложил им пройти в отделение милиции. Но такое предложение явно не устраивало гостей. Они напали на сержанта: “военный” сзади начал его душить, а “гражданский” в это же время – бить. Преступникам удалось повалить обессиленного оперативника на пол. Потом “гражданский” достал нож...
Соседка Петровичевой, про которую подельники забыли, незаметно выскользнула из квартиры, пытаясь позвать кого-нибудь на помощь. Уже на улице она заметила одинокого прохожего: “Помогите, там милиционера убивают!”...
В это время девушка увидела, что преступники выскочили из парадной, а следом за ними бежит окровавленный Михайлов, который хоть и получил ранения, но сумел-таки оказать гостям должное сопротивление.
С помощью прохожего К.В. Алексеева, слесаря трамвайного парка им. Блохина, одного из убегавших удалось задержать. Второй же, отстреливаясь из пистолета, скрылся.
Задержанный пояснил, что зашел “просто так”, к случайной знакомой”, от армии освобожден и справка о том имеется. Но при личном обыске милиционеры обнаруживают у незнакомца документы, выписанные на различные имена, нож-кортик, пистолет “Монтекристо”. Тем не менее, на момент задержания улик было недостаточно. Нашлась всего одна маленькая зацепка: в кармане у незнакомца обнаружили расписку некой гражданки Чекур о получении денег за какую-то проданную одежду.
Через адресное бюро удается установить, что Анна Чекур, действительно, проживает на набережной реки Фонтанки, в доме 46. Женщину приглашают для допроса. Но она путается в показаниях. Тогда с санкции прокурора в доме у Чекур проводится обыск. Его результаты заставляют отнестись к расследованию еще серьезнее.
...Понятые удостоверяют своими подписями изъятие из укромных тайников квартиры бланки удостоверений об освобождении из ИТК , бланки документов для получения воинских льгот, несколько требований продовольственным базам о выдаче продуктов, крупную сумму денег, множество различных вещей, в том числе и мужских. Это удивительно еще и потому, что неработающая Анна Чекур якобы проживала одна...
Оперативники все еще полагают, что где-то в типографии происходят хищения документов. Еще не готовы результаты экспертизы и неизвестно, что в городе действует подпольная типография, наладившая производство различных продуктовых карточек и документов. Они еще не знают подельников задержанного, да и его настоящей фамилии...
Сегодня, пожалуй, никого не удивишь ни фальшивыми авизо, ни другими “липовыми” платежными документами. Но в предвоенную пору подобные махинации были редкими. Как-то, еще в 1940 году, в один из продмагов Ленинграда пришел мужчина и, предъявив кассовый чек, попросил продать ему продуктов на довольно большую по тем временам сумму. Продавщице, удивленной таким аппетитом, он пояснил, что собирается отмечать защиту диссертации. На самом же деле посетитель никакую диссертацию не защищал, да и не мог. Его трудовой путь, скорее, напоминал страницы криминального романа...
Из уголовного дела: Кошарный Виталий Максимович, 1916 года рождения...
образование 6 классов... подделав аттестат о среднем образовании,
пытался поступить в Академию художеств, не прошел по конкурсу...
подделав трудовой список поступил в трест Ленинградоформление”...
...Продавец, еще раз взглянув на чек, заподозрила, что он фальшивый и вызвала милицию. Выяснилось, что покупатель – Виталий Кошарный аккуратно подрисовал на чеке “лишние” нули так, чтобы сумма покупки увеличилась в несколько раз.
Неудавшегося графика, по молодости, до суда под стражу не взяли, оставили жить дома вместе с женой Марией. Но не успел прозвучать приговор, как Кошарный был снова уличен в подделке документов: с помощью супруги и знакомого бухгалтера пивного завода имени Степана Разина, он подделал платежное поручение, по которому попытался через сберкассу снять со счета завода десять тысяч рублей. Но и этот номер не прошел, и 19 февраля 1941 года Кошарного арестовали. Марие же ее прегрешения простили и выпустили на свободу.
Начало войны Кошарный встретил уже осужденным по ст. 169, ч.2 тогдашнего Уголовного кодекса, в лагпункте № 32 под Ленинградом. Там же начинающий график познакомился с некими Кирилловым, Федоровым и Баскиным.
В начале ноября 1941 года осужденные решают бежать. Им, с помощью графика-самоучки Кошарного, удается подделать удостоверения о досрочном освобождении и, пользуясь сумятицей начала военной поры, беспрепятственно покинуть “зону”. Действительно, в ту пору многих осужденных за незначительные преступления освобождали досрочно: они уходили на фронт защищать Родину. Поэтому фальшивые документы не привлекли внимания военных патрулей.
Первым ушел из лагпункта Баскин, затем – Кошарный с Кирилловым. Федорову не удалось выйти за “территорию” и он вынужден был задержаться в лагпункте на несколько дней. Но своим подельникам он назвал несколько адресов в Ленинграде, где бы их обогрели и накормили.
Уже через несколько дней Кошарный начинает подделывать талоны на получение хлеба и “отоваривать” их с помощью подельников. А между тем, с 20 ноября дневная норма выдачи хлеба для рабочих сократилась до 250 граммов, для иждивенцев - всего до 125.
Позднее, обращаясь к Генеральному прокурору СССР, Кошарный в своем прошении о помиловании напишет: “Обладая способностями в области графики (рисунка)... я обещаю очень много нового, ценного... создать для народа”. Но это будет гораздо позднее. А в конце зимы 42-го оперативники о деятельности группы, Кошарного практически ничего не знали...
«Слабый» пол
Адреса, полученные беглецами от Федорова, оказались кстати. Одним из таких мест и было жилище Анны Чекур, сожительницы Федорова. Но деятельность группы развернулась и в доме другой женщины – Екатерины Баланцевой, сестры Чекур.
Именно в квартире Баланцевой находилась подпольная типография по производству фальшивых карточек. Именно здесь было найдено множество фальшивок: талоны на хлеб за декабрь – 230 штуки; январские – 154, февральские – 392... Кроме того, при обыске были изъяты приспособления для печати: специальная бумага, краски, типографские литеры, гранки, резиновые штампы “хлеб”, “сахар”, “крупа”...
В квартире Баланцевой была оставлена засада, в которую 9 марта 1942 года попались Кошарный и Кириллов, удравший ранее от сержанта Михайлова. О них было уже известно немало: сотрудники НКВД трудились не зря. Уже были выявлены связи Чекур, Петровичевой и Баланцевой. Уже по фотографиям, вклеенным в поддельные документы, беглецы были опознаны, а по направленным запросам установлены их личности.
В тот же день, когда Кошарный неудачно навестил Баланцеву, была задержана и его жена Мария.
На первом допросе женщина показала, что узнала о подделке карточек, якобы, только что. Естественно, ей не поверили. В деле аккуратно подшиты протоколы допросов свидетелей – обитателей общежития при эвакопункте № 21, где жила Мария. Кому-то она еще в декабре предлагала куриные яйца, новые вещи, кто-то видел у Кошарной по нескольку карточек. А кассир ближайшей столовой запомнила, “Марусю”, неоднократно получавшую по талонам сразу 3-6 обедов (не забудем: нормы питания тогда были крайне скудными). На опознании кассир уверенно указала на Кошарную...
Наконец наперебой заговорили и подельники Кошарного, поняв, что им не выкрутиться, а доказательств их вины собирается все больше. Правда, чаще в своих показаниях они старались свалить всю вину друг на друга. И снова очередные допросы, очные ставки»...
...Преступники издавна знают так называемый принцип “Паровоза”. Если попалась группа, то молчать нельзя: все равно один или другой заговорит при любом, даже самом гуманном обращении. А “поймать” подозреваемых на незначительных несоответствиях в их рассказах – не проблема для любого мало-мальски грамотного оперативника или следователя. Поэтому начать говорить выгодно пораньше: глядишь срок “скостить” могут, разрешат “явку с повинной” оформить.
Самого “стойкого” называют “Паровозом”. На него валят все шишки подельники, он, как правило, получает наибольший срок, идет в “зону” и тянет за собой как железнодорожный состав всех остальных. А тот, кто первым “раскололся”, имеет шанс даже остаться где-то на “запасных путях”, то есть получить условный срок или другое, достаточно мягкое наказание. Быть “Паровозом” не хочется никому. Поэтому даже самые матерые рецидивисты, попавшись в группе, как правило, сразу же дают признательные показания (или хотя бы частично каются в относительно мелких прегрешениях)...
... В конце апреля 42-го Кириллов, в частности показал, что “сначала все поддельные карточки забирала Кошарная Мария и получала по ним хлеб через директора магазина № 34 Смольнинского РПТ Баликова”. После очных ставок Мария стала гораздо откровеннее. Пришлось изменить свои первоначальные показания и Чекур, о делах которой рассказали бывшие сослуживцы по буфету Балтийского вокзала. Это именно у них Чекур выменивала на хлеб одежду и другие ценные вещи. Расплачивалась она и поддельными талонами.
“Слабый пол” оказывал достаточно активную помощь группе Кошарного. Впрочем, некоторые его представительницы о существовании этой группы толком не знали. Например, Пелагея Беляева, продавец магазина №9 Дзержинского РПТ. Она “всего лишь” отпускала хлеб по поддельным карточкам, “не более 1600 кг”, передавая их за мзду Чекур и Тихонову. Впрочем, проблемы с реализацией фальшивых талонов у группы Кошарного были. И немалые...
Конвейер смерти
“Конвейер” во всю заработал еще в ноябре 41-го. Сначала Кошарный изготавливал документы и карточки вручную, с помощью туши и красок. Несколько позже он усовершенствовал производство, вырезав поддельные клише из дерева и резины.
Особую удачу группе принесло случайное знакомство на рынке с работником типографии Николаем Тихоновым. Он начал снабжать преступников специальной бумагой, шрифтами, красками. Но возникла проблема: как же “отоваривать” множество фальшивок? Не получать же, часами стоя в общей очереди, по куску хлеба, не бегать же по всем 829 магазинам, работавшим в то время в осажденном городе...
Используя старые связи Федорова (до войны он работал кладовщиком в магазине № 18 Смольнинского РПТ и был осужден за растрату) удалось заручиться помощью продавцов и директоров нескольких торговых точек. Кроме уже известных, всплыли и другие фамилии. Например, Баликов Александр Ильич, директор магазина № 34 СРПТ, лично отпустил по фальшивым карточкам не менее 9 тонн продуктов, получив себе половину из них; Александр Васильев, свояк Баликова, который, не будучи работником магазина, с благословения директора осуществлял отпуск продуктов; Пелагея Беляева, продавец булочной № 355 Выборгской конторы Ленхлебторга. Именно эти люди “отоваривали” фальшивые карточки, получая за это 30-50 процентов “комиссионных”.
Следователь назначила бухгалтерскую экспертизу, выявившую крупную недостачу, которая покрывалась с помощью фальшивых талонов.
Одна из свидетельниц, уборщица магазина № 34, рассказала, что с черного хода к Баликову неоднократно приходили какие-то двое мужчин (при опознании установлено – Федоров и Кириллов). По требованию директора уборщица брала у продавцов по нескольку буханок хлеба и относила в начальский кабинет, откуда гости вскоре выходили с тяжелой ношей. Но, как выяснилось, в магазины с черного хода нередко наведывались и другие участники группы: Чекур, Петровичева, Кошарная, Баланцева.
...Позднее, на одном из допросов Кошарный цинично заявит: “В основном подделывали карточки на хлеб, так как по другим карточкам (на мясо и крупу) требовалось прикрепление к магазину. Кроме того, их подделывать было невыгодно: количество каждого продукта небольшое, а на штамповку требовалось много времени”...
...Ленинград, 1941-42 г.г. Только от дистрофии умерло: в ноябре - более
11 тысяч человек, в декабре - более 52 тысяч, в январе и феврале 42-го
- около 200 тысяч...
...Именно благодаря Тихонову фальшивые талоны стали изготавливаться сотнями. Но и сам “снабженец” не брезговал сходить в магазин, чтобы получить еду по “липовым” карточкам. Впрочем, именно этими карточками с ним чаще всего и рассчитывались за услуги»...
«Я свой, буржуинский!» или ЗИГЗАГ неудачи
«Самым хитрым в группе, по-видимому, был все-таки Баскин. Его подельники жили лишь одним днем и их удовольствия были достаточно ограниченными: поесть, выпить, заняться любовью, купить “шмотки”. А вот Михаил Ефимович смотрел далеко вперед.
В июне сорок второго Баскин, выпрашивая себе помилование, напишет: “Хочу вместе со всем народом выгнать из Советской земли подлых фашистов”. Но такая мысль у него возникла слишком поздно. Сначала он действовал как некий мальчиш из известной сказки: “Я свой, буржуинский!”
Еще до побега из лагеря Баскин попросил Кошарного изготовить поддельную справку, мол, осужден был по одной из злосчастных 58-х статей, то бишь, как враг Советской власти (кстати, такая справка была сделана и обнаружена у Баскина при задержании). Резон в этом виделся следующий: когда придут немцы, то «просто» еврей мог пострадать. А вот еврей-борец с коммунистами, по мнению Михаила Ефимовича, имел шанс выжить.
Цинизм преступников был не только в том, что они похищали у умирающих от голода защитников Ленинграда хлеб. Организаторы подумали и о сохранении доходов в будущем. По предложению Баскина еще в декабре сорок первого Кошарный изготовил бланки некой группы “ЗИГЗАГ” (Защита Интересов Германии – За Адольфа Гитлера). Эти бумаги были тщательно спрятаны дома у Чекур и обнаружены там при обыске.
Нет, не собирались уголовники заниматься политической агитацией, хотя такую мысль и высказал Кириллов, пришедший вместе с Федоровым к Анне Чекур. Тогда в квартире самозабвенно трудился Кошарный. Кириллов заглянул через его плечо и увидел, что Виталий пишет листовку: “...сопротивление бесполезно, только немецкие власти смогут установить настоящий порядок...” Как бы сказали сейчас, Кириллов быстро “въехал в тему”. Он объяснил Федорову, что “это нам пригодится на случай оккупации”.
Осторожный Федоров засомневался:
- Написать много листовок мы не сумеем, так как распространять их надо в большом количестве, а наклеить одну нет смысла. Пусть она лучше хранится у нас, чтобы потом показать немцам...
Хотя Кириллов и считал, что даже одной наклеенной листовки хватит для скандала, о котором фашисты точно узнают, но другие члены группы согласились с Федоровым: лишний раз рисковать никому из уголовников не хотелось. Поэтому листовка и бланки “ЗИГЗАГа” были, казалось, надежно спрятаны в квартире Чекур.
Подельники мечтали, что Баскин “при немцах откроет свой торговый дом, а Тихонов собирался открыть свою лавку”. Мечтам сбыться было не суждено. “ЗИГЗАГ” потерпел крах.
Только в начале июня 1942 года все доказательства по делу были собраны, а необходимые следственные действия выполнены. Дело предъявили для ознакомления обвиняемым, а затем с обвинительным заключением направили в Военный трибунал войск НКВД СССР ЛенВО и охраны тыла Ленинградского фронта.
Три дня длился процесс. В суде по делу были допрошены десятки свидетелей, исследованы вещественные доказательства, заключения почерковедческой, бухгалтерской, технической и других экспертиз...
...Ленинград, февраль 1942 года. Сотрудники Ленинградской милиции раскрыли другое преступление, связанное с продуктовыми карточками. 7 февраля жительница поселка Парголово Баранова вместе с соседкой по квартире Вийконен и ее сыном убили 14-летнюю девочку, забрав у нее карточку на хлеб и 400 грамм пшеничной муки...
...Военный трибунал, в частности, установил, что “Кошарный и его подельники в период с ноября 1941 года по март 1942 года расхитили около 17 тонн хлеба и других нормированных продуктов из государственных магазинов Ленинграда”. 19 июня прозвучал приговор. Одиннадцать обвиняемых по делу были приговорены к расстрелу. Ходатайства о помиловании были отклонены. Приговор приведен в исполнение 30 июня...
***
...“Хранить вечно” – такой гриф значится на всех делах военной поры, хранящихся в архиве УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Вот документы о задержании на окраине города одного из абверовских агентов: На задержание пошли трое оперативников. Дошел один – двое других по дороге умерли от голода...
Только в самом управлении от голода умерло более восьмидесяти человек... Случаев предательства, перехода на сторону врага не было...
P.S. Все имена, факты и события подлинные.