Андабат

Наташа Белозёрская
Я больше не могу!.. Нет сил… Позавчера я выл. В голос выл. Пока бабка снизу не начала колотить молотком по батарее. Вчера я скулил. Тихонько так… Чтобы она и другие соседи не услышали… Сегодня я уже ни о ком не думаю: я бьюсь головой о стену. Лоб в крови. Костяшки на руках тоже сбиты. Физической боли я не чувствую. Но та, другая, сводит меня с ума. Я уже не могу противостоять ей. Я в отчаянии…

Где ты, любимый?!. Вернись! Я схожу с ума от одиночества… Не покидай меня!.. Вернись!.. Пожалуйста!.. Мне страшно подумать, что может произойти, если ты не вернешься… Что я могу натворить…

Моя бывшая жена говорит, я слабак и лузер. Слово иностранное где-то выудила. Наверное, в дамских глянцевых журналах так называют мужей, что не способны когда захочется вывозить свою «половину» на Сейшелы или Маврикий, покупать ей наряды в Третьяковском проезде и обеспечить домом на Рублевке с каким-нибудь леопардом во дворе, фланирующим мимо небрежно припаркованного Майбаха, и садовника, склонившегося над газоном в английском стиле…

Сначала-то она надеялась на всё это. Двадцать лет назад, когда я еще не знал, что такое одиночество и отчаяние, я был перспективным ученым. Да что там! Я был звездой. Идеи, а за ними открытия сыпались из меня как из рога изобилия. Только я оказался рогом изобилия для своих научных руководителей. Для себя самого – скорее, ящиком Пандоры… Чтобы продвинуть изобретения, дать им возможность немедленного внедрения  в производство, я, как послушный баран, согласился запатентовать их на двух своих «благодетелей». Ермаков, кажется, в Калифорнии коротает старость… А второй и сейчас столп российской науки, большая величина в Академии… Я ночной сторож в театре Советской Армии.

Видно, я вызывал у них неприятные эмоции. И они не успокоились, пока не выжили меня из института, выжали и выжили… Жена сначала не верила, что я поломался. Мучилась со мной еще года два… Еще надеялась на Нобелевскую премию. Мне, правда, хотелось заниматься наукой. Но я не боец. Могу сражаться, только если приперли к стенке. Но тогда насмерть.

Репутацию в научном мире мне подпортили. Понятное дело, моим академикам не нужен был конкурент в общей области… Сначала я в школу пошел. Детям пытался рассказать, что такое физика. Но они очень шумели и не интересовались тем, что значило для меня слишком много. Потом я работал экскурсоводом в музее. Повторять изо дня в день одно и то же было мучительно.

Мои собственные дети считают меня просто беспомощным идиотом. В прошлом месяце сын зашел и попросил денег. Я дал, сколько мог, десять тысяч. Он глянул на меня с нескрываемым презрением: Это всё?!. Когда он выходил, я услышал вместо «до свидания» «козел!» Он выругался так смачно, что я снова засомневался: мой ли это сын? Я так ругаться никогда не умел… Дочь тоже иногда заходит. Она пытается склонить меня к составлению завещания на квартиру на ее имя. Когда она разговаривает со мной, смотрит со снисходительной улыбкой. Словно я умственно отсталый.

Сумрак. Я жил в сумраке… Но когда появился ты… Мой мир изменился. Я узнал, что такое быть любимым и любить. По-настоящему. Не за деньги и перспективы. Как сейчас помню растерянную Марью Алексеевну и тебя у нее на руках.  "Бизнесменша из 16 квартиры сказала: Заберите его! Хоть на улицу выбросьте… У сына снова приступ аллергии. Только что «скорая» уехала… Сил моих больше нет!" А ведь они щенка из Франции привезли. В дорогом питомнике заказывали…" Марья Алексеевна подрабатывала уборщицей подъездов в большом новом доме с огороженной территорией… Когда я принял тебя из ее рук, ощутил тяжесть твоего длинного тела с короткими мощными лапами, погладил твои бархатистые уши и морщинки на выпуклом лбу, заглянул в  печальные глаза с хорошо заметной темно-красной слизистой оболочкой, я сразу понял, что теперь не одинок. Я полюбил тебя сразу и навсегда. Франзоля. О мой любимый!.. Хотя я называл тебя Багетом. Какая ты булка?

Ты любил меня просто за то, что я это я. А я любил тебя. Однажды в парке ты принес мне галету для собак. Ты не проглотил ее, когда тебя угостили, -  она ведь такая вкусная! – а  принес ее мне. И тогда я понял, что испытывает человек, которого любят.

Когда я клал ладонь тебе на лоб, чесал тебя за ушами, я чувствовал такую радость, что мне хотелось петь. Ты заставил меня вернуться к жизни. Мне в голову стали снова приходить идеи. Я захотел опять заняться наукой. Я знал, что ты не изменишь своего отношения ко мне,  даже если у меня ничего не получится…

С работы я торопился домой. Ведь там меня ждал ты. Я не мог сдержать счастливого смеха, когда открывал дверь и видел тебя, виляющего хвостом. Я восторгался тобой как чудом природы: твоим умом, твоей силой, красотой. Ты был рядом. И я ощущал тепло твоего тела, видел блеск твоих глаз, слушал с восторгом твой голос… Я знал, что значу для тебя… Ну, а ты… Ты был для меня всем.

И вот ты пропал. Побежал по аллее в парке и не вернулся. Я каждый день ищу тебя. Я дал объявления на телевидение и радио, разместил свой отчаянный вопль в Интернете. Я пообещал вознаграждение. Я даже молюсь…

Вернись ко мне! От страха и безнадежности я способен на самое страшное. Я нашел вчера в запертом ящике стола отцовский именной пистолет. Два часа искал ключ. Потом держал пистолет в руках. Он такой холодный и тяжелый!.. Если я не найду тебя завтра, Багет, я возьму пистолет и пойду в супермаркет возле дома. Мне нечего терять. Я даже не буду смотреть. Я просто буду стрелять. Может, пуля сама найдет человека, укравшего тебя. Почему они такие жестокие?.. Почему они отняли у меня тебя?! Я буду нажимать на курок, и пусть они кричат. Может, тогда моя боль станет меньше.

* Андабат - "слепой" гладиатор в Древнем Риме с полностью закрытым забралом на лице.

(Из сборника "100 рассказов про тебя")