История любви, которой не было
Он сидел на мероприятии художественной самодеятельности, которое ничего не предвещало. Небольшой зал снисходительно хлопал номерам, сочетающим официоз с наивностью.
И вдруг на сцену вышла она. Миниатюрная хрупкая девушка с длинными приглушенно-рыжими волосами, гладкой белой кожей и зелеными с примесью волшебства глазами. Одета она была строго, и эта строгость по-особому подчеркивала ее свежее, по-детски миловидное лицо.
Она начала читать стихотворение. Ее голос, тихий, нежный, робкий и чистый пленил его внимание. На грани второй и третьей строки он понял, что в восторге!
Когда читают любители, волнение мешает выразить чувства. Когда профессионалы – слушателям мешает им полностью поверить отсутствие волнения. И только в ней талант сочетался с трогательной неуверенностью в нем…
Она зашла за кулисы, и концерт спустился с небес на землю. Удивительнее всего было то, что ей хлопали так же формально, как и остальным.
Впервые в жизни он делал то, что называется «пробивать номер». Узнав телефон, он позвонил ей в надежде, что осторожность не отвечать на незнакомый номер проиграет в ней любопытству. Так и случилось. После нескольких гудков из трубки раздался ее нежный, слегка измененный телефонной связью, голос:
- Привет. А кто это?
- Я предпочитаю здороваться «Добрый день». «Привет» - это ни о чем, так же как и «Алло», а «Добрый день» – ясное пожелание добра человеку. В украинском языке вообще замечательно «Добридень» и «Надобраніч», в одно слово… будто и не может бать иначе.
Кто я? – Я зритель, который был на концерте, где ты читала стихи. Меня настолько зацепило твоя декламация, что я понял: если не свяжусь с тобой – потеряю что-то важное. А что получишь ты от общения со мной? – Я открою тебе миры, о которых ты читаешь в стихах, ведь я сочинитель и мечтатель. Давай встретимся.
- Я подумаю.
И она действительно думала. В ее жизни не было дефицита разговоров, встреч, событий. Однако при этом высказывать нечто самое главное у нее зачастую не получалось, а если и получалось – оно оставалось не услышанным… Не потому ли она жадно набросилась на литературу, надеясь если не от одноклассников, то от поэтов и прозаиков услышать то, что ее волнует. Она и сама пыталась выразить себя в стихах, но, к сожалению, не удавалось ни художественного мастерства, ни, главное, выплеска. Самая суть ускользала между рифмами.
И вот ей предлагают другие миры. Предлагали ли ей раньше нечто подобное? – Нет. Скоро ли она получит похожее предложение?
Затем она задумалась о добром дне. Нет, это не педантичность или прихоть – это нелюбовь к пустым словам и желание, чтобы каждое слово, даже самое затертое и будничное, несло определенную энергетику.
А дальше нужно отдать должное тонкости девушки. «Если я просто соглашусь встретиться, это будет выглядеть, как снисхождение… А мне ведь и самой очень интересно!» - думала она.
- Мы обязательно должны встретиться, - сказала она ему.
Цвела весна, и логичнее всего было встретиться на природе. Странно, но ее знакомые предпочитали кафе, ясное дело, где ловил Wi-Fi.
Конечно, в кафе, равно, как и в рестораны, ходят не для того, чтобы поесть или пообщаться – сюда ходят для демонстрации статуса. Кафе – перевалочный пункт, где обсуждались учебный день и планы на вечер (или выходные).
И еще в кафе она видела девушек, которые фотографируют еду и выкладывают фото в Instagram. Наверное, это подобные действия – самая бессмысленная выдумка ХХІ века.
Он и она впервые встретились (внимательный читатель заметит, что если сказано «впервые», то будут еще встречи; молодец читатель, не теряй бдительность) на берегу реки. Они пришли в одно время…
Ей навстречу шел такой же худенький и миниатюрный, как она, парень в мешковатой одежде, которая, однако, грациозно развевалась на ветру. У него было простодушное, немного даже блаженное лицо с мягкими чертами, карие глаза, взъерошенные каштановые волосы и легкая походка, не нарочито небрежная, а естественная походка для человека, который не привык ступать тяжело.
- Добридень, - сказала она с улыбкой, от которой хотелось жить.
- И тебе хорошего солнечного весеннего дня.
- Так ты любишь стихи? – сразу задала она самый интересующий ее вопрос.
= Не люблю, - просто ответил он.
Ее знакомые тоже не любили стихи… Казалось, ее надежды могут не сбыться. Но она не дала развиться этим мыслям и продолжила разговор.
- Странно. Как тогда тебя могло зацепить мое чтение, если ты не любишь стихи?
- Я не люблю стихи, как зафиксированный текст. Часто при прочтении возникает вопрос: что хотел сказать автор? – Если мы не можем себе ответить на этот вопрос, значит, он не высказался (или мы неумело выслушали). Словом, текст нам что-то недодал. А если мы ответим себе на этот вопрос, то разрушится тайна замысла. Наверное, лучше всего, когда даже не возникает этого проклятого вопроса «Что хотел сказать?» - тогда автор настолько передает свои чувства, что остается только восхищаться.
Знаешь, если бы стихотворение, прочтенное тобой, я бы увидел на бумаге, то оно бы меня для меня осталось просто текстом. А так ты донесла его до меня и тем самым помогла автору.
- Ліна Костенко. Світлий сонет.
- Прочти мне его еще раз.
Среди ив, осин и трав, под плес волн и шепот ветра стихотворение о том, что не надо грустить от невзаимной любви в 17 лет, звучало естественней, чем в душном зале. Наверное, чтение стихов на природе – настоящая проверка поэта. Если стихи не нарушают гармонию шелестящих листьев, значит, они хорошие.
- Отлично! Но, знаешь, наверное, молодая девушка в 17 лет со своей невзаимной любовью все же несчастнее старушки, которую любят. Но в чем она права, так это в том, что не надо грузиться: все еще впереди, кругом немало хороших парней, а ты из-за какого-то идиота киснешь (оба улыбнулись). Просто все мои знакомые девчонки из-за идиотов переживают, отсюда и столь вольная интерпретация.
А затем его улыбка из ироничной превратилась в мечтательную, и он добавил:
- Вслушайся, какое мелодичное имя – Лина. Оно просто обязывает к музыкальности.
В общем, первая встреча удалась на славу. Теперь оба с нетерпеньем ожидали завершения учебного дня и увертывались от своих компаний, чтоб снова встретится.
- - Держи истину и неукоснительно следуй ей, - слету сказал он, как только они увиделись. – Ты считаешь, что как только закончится школа и начнется университет – наступит новая жизнь. Ложь! Новая жизнь зависит не от количества событий вокруг, а от твоего восприятия. Все зависит только от тебя. Если хочешь, каждый день будет новой жизнью.
Его слова заставили задуматься. Они шли вразрез с парадигмой ее родителей, учителей, одноклассников и даже частично собственной – другая ее часть всегда неосознанно стремилась к этим словам…
- Что будем делать? – спросила она.
- Смотреть на облака.
Они легли на траву и устремили взгляды в небо.
- Что ты видишь? – спросил он.
- Облака.
- Ответ неправильный. Это просто констатация факта. Со мной такой номер не пройдет.
И он начал объяснять ей, что по небу – синему прозрачному шелку – плывут огромный медведь, снеговик, котенок и пудель.
- А это? – спросила она, указывая на маленькое бесформенное облачко.
- Это просто облако.
- Так нечестно. Теперь ты говоришь очевидные вещи.
- Тут уже ничего не додумаешь.
- Неправда! В таком случае, пусть это будет подушкой.
Он присмотрелся и понял, что действительно похоже.
- Ты победила, - сказал он с улыбкой, которую не вызовут никакие шутки – только счастье.
По большому счету, они не делали ничего – не сидели в кафе, не смотрели фильмы, не слушали музыку (только ту музыку, которую Виктор Цой назвал «Музыка волн, музыка ветра»). Они бесконечно гуляли, катались на качелях, вдыхали аромат цветов, говорили, мечтали. Возможно, такая прекрасная праздность ожидает людей в Эдемском саду.
- Я одновременно писатель, художник, режиссер и музыкант. Только все мои идеи не на бумаге, пленке или холсте – они в моей голове, в первозданном виде. Не случайно альбом Земфиры называется «Жить в твоей голове». Можно жить вместе, но не друг у друга в головах… Думаю, она не живет вместе с человеком, которому посвятила альбом, но так отчаянно хочет жить в его голове!..
- У Земфиры потрясающая лирика. Выходит, ее стихи тебе все-таки нравятся.
- Повторюсь: если б я прочел их отдельно от музыки и ее голоса – такого эффекта не было б. Но она умеет донести, как ты.
- Упертый, - засмеялась она.
- Последовательный, - улыбнулся он.
Взрослые хуже детей тем, что они всегда пытаются классифицировать отношения: дружба, интрига, мимолетный роман, увлечение. Он и она понимали друг друга, им было хорошо вместе – этого было вполне достаточно.
Однажды они сидели на их любимой речке и пускали бумажные кораблики (он научил ее делать это славянское оригами). Кораблики не простые, а разукрашенные; на каждом кораблике было по солдатику.
- Мне, конечно, жаль их, но вдруг кому-то удастся добраться до другого берега и начать новую жизнь, - говорил он о пластмассовых солдатах.
И они, наблюдая за качающейся на волнах флотилией, придумывали приключения этих солдатиков, снимали свои «Пираты Карибского моря».
- Ты знаешь, почему люди пишут? – спросил он ее.
- Нет.
- Потому, что у них нет тебя. Тебя в самом широком смысле слова. Люди думают одно, говорят другое, а те, кто их слушают – слышат третье. Следовательно, то, что они думают, накапливается и не находит выражения. И люди пытаются писать. Но вся беда в том, что они по-прежнему думают одно, а пишут немного другое (ведь произведение должно быть занимательным, высокохудожественным). Читают – если читают – совсем не то (в лучшем случае, не совсем то), что люди задумывали. В итоге, они не просто пишут, а пишут, и пишут, и пишут… Или не пишут совсем.
Тем временем один из солдатиков все-таки добрался на другой берег. Он и она принялись выдумывать приключения героя «на том берегу, где незабудки цветут».
Самой любимой их игрой, которую они придумали вместе, стала игра в образы. Когда они гуляли по городу, он указывал на какой-то предмет, а она пыталась отыскать образ. Поначалу стандартное восприятие мира сдерживало фантазию, но затем видеть необычное во всем стало для нее так же естественно, как и для него.
- Крыша.
- Шляпа дома.
- Окна.
- Глаза.
- Стена.
- Спина.
- Пчела в тюльпане.
- Колокольчик…
- Шмель.
- Моторчик с крылышками.
Чем больше они играли, тем оперативнее, оригинальнее и увереннее отвечала она. Он гордился своей ученицей.
Нельзя, однако, сказать, что он фанатично относился к своим идеям и не умел сомневаться.
- Может быть, я не пишу только потому, что не умею, - сказал однажды он ей.
Его обыкновенно беспечное лицо стало серьезным, и он продолжил:
- Мечта при всей ее хрупкости и невесомости может быть жестокой. Так, маленький принц переживал не за летчика, что мог умереть от жажды, а за выдуманную розу, которую мог съесть вымышленный барашек. Это трогательно, может даже до слёз, но неправильно. Не дай Бог так замечтаться.
Его лицо стало еще напряженнее, «заволоклось тучами», как бы сказала она.
- Жестокой может быть и детская непосредственность. В «Вине из одуванчиков» дети воспринимали время статично: себя считали вечно детьми – это прекрасно, а соседскую старушку – вечно старой. Это жестоко. Они даже убедили ее в том, что она родилась старой… Никогда не используй свои мечты во зло другим.
И когда его лицо казалось мрачнее неба перед грозой, внезапно взошло солнце, и он вспомнил куда более радостный эпизод из «Вина».
- У главного героя была бабушка, которая отлично готовила, хотя на кухне у нее был полнейший беспорядок. И вот к нему приехала тетя. Тетя решила навести порядок и приготовить обед по рецепту. В итоге получилось настолько плохо, что ее выгнали из дома, а на кухне восстановили анархию. Когда соль находится в коробке с надписью «сахар», но все хорошо – это гармония. А когда все на своих местах, но плохо – это упорядоченный хаос… Мы должны жить в гармонии, а не в упорядоченном хаосе.
Этими словами он охарактеризовал ее жизнь до него. Она жила так, что к ней не могли придраться ни родители, ни учителя, ни подруги и друзья. Она успевала и потрудиться, и отдохнуть.
Она жила безоблачно – он внес в ее жизнь облака.
Когда они снова играли в образы, она сообщила, что не хочет говорить о том, что вокруг.
- О чем тогда? – спросил он.
- Я хочу говорить о тебе.
В нем смешались скромность и любопытство.
- У тебя глаза цвета ароматного душистого чая – такие же согревающие… Волосы всегда непослушные, словно волны в бурю. Щеки с впадинами, будто кратеры на луне.
Его лицо заплыло рассветом румянца.
- Сними, пожалуйста, рубашку…
Ее предложение удивило и даже несколько смутило его, но он повиновался, неумело расстегнул пуговицы и скинул с себя клетчатую вещь.
Листва ее глаз запылала волшебством.
- Какое у тебя прекрасное тело!
Он не ожидал такой реакции, ведь привык стесняться своей субтильной фигуры. Если бы подобное сказал кто-то другой – он бы принял это за сарказм, но она всегда была с ним честна.
- У меня же совсем не атлетическое сложение, - попытался за иронией спрятать своё стеснение он.
- Разве только в мускулах красота? Как ты, ощущающий прекрасное там, где другие даже не пытаются искать, можешь не сознавать своей красоты?
Какие у тебя изящные, тонкие очертания! Какие объемные вены на руках, похожие на нити мулине. Какая, в конце концов, чистая белая, как утренний туман, кожа. Согласись, загар – это что-то земное, а к тебе, небесному, он не пристает…
Она поцеловала его руку чуть выше локтевого сустава, подняла клетчатую рубашку, отряхнула ее и накинула ему на плечи.
Ветер обвевал тонкие веточки ее волос…
Он не любил слова. Даже слова из любимых произведений, он бы хотел узнать путем навеивания. И то, что он говорил ей, он хотел ей навеять, не облекая в слова. Конечно, с ней ему было легко молчать, но о самом главном нужно было сказать.
Слово «любовь». Самое затасканное слово в мире. Его заездили бытовые беседы, дешевые сериалы, бульварные романы. Мы одинаково легко можем сказать «я люблю женщину» и «я люблю колбасу». Языковеды не разграничили эти две любви… Он был бы рад найти замену этому банальному слову, но… он слишком не любил уже имеющиеся слова, чтобы придумывать еще одно.
С другой стороны, он понимал, что любовь – как ее ни называй – выше всего, что пытается ее очернить. Это настолько огромная ответственность (менее земного слова он не нашел), что если уже связал себя с ней – отказаться уже не можешь.
Сочетая пренебрежение к слову «любовь» и божественный трепет к самой любви (позвольте заметить, что во многих людях все наоборот…) он отправился признаваться в своих чувствах.
- Я тебя… - и словно преграда стала между его мыслями и речью.
Он мог бы произнести в тот момент любое слово, кроме того, что хотел и одновременно боялся.
- Люблю! – выкрикнула она с невероятной легкостью, которую можно было принять за поверхностность, не зная, с каким трудом дается истинная легкость.
- Люблю, люблю, люблю! – легкокрыло перелетал барьеры он.
Она бросилась в его объятия, как бросаются в крайности.
А дальше была настолько прекрасная история счастья, что словами, которые он так не любил, ее уж точно не передать.
А хотите узнать, как всё было на самом деле? – На самом деле она даже не захотела встретиться с ним, ведь любила земного. И он не был настолько экзальтирован. Он даже фиксировал мысли на бумаге.