Г л а в а с е д ь м а я
ГОВОРЯЩИЙ ЩЕНОК
Евгений Иванович никогда не лизал сына в щеку.
Нет.
А зачем?
Есть тысяча способов разбудить. Пощекотать в носу куриным перышком. Подуть на веки. Пошептать на ушко. Почесать по высунутой пятке. Капнуть водицей. Позвонить в будильник. Позвать по имени. Но самый лучший способ знает Евгений Иванович. Он треплет засоне хохолок. Так никогда не испугаешь во сне. Душа успеет вернуться. Не то витает себе в облаках, а человек подскочил. Во-первых, он не поймет кто такой. А это важно. Кто он – злодей или добрый волшебник? Кто он сегодня этому миру?
Евгений Иванович треплет хохолок. Так будят караульную смену настоящие сержанты. В шкафу у Евгения Ивановича просто не мундир, а кольчуга из гвардейских значков. Евгений Иванович помнит каждое слово присяги, и говорит, что ее никто не отменял. То есть, в армии ты присягаешь Отечеству, а когда увольняешься, присяги обратно не сдаешь! Так и должен служить своей стране и быть преданным СССР! Поэтому, говорит Евгений Иванович, есть такие подлые типчики, которые стараются в армию не попасть – чтобы не служить своему Отечеству и не быть преданным Родине. Во время войны из них получаются очень услужливые предатели!
Бабушка Вера Лукинична тоже не облизывала внука.
Нет.
Строга любовь в прокурорском мундире! Никто не знает, как устроено ее прокурорское сердце, а вход в него огромный, а выход узенький. Врачи запрещали ей принимать все близко к сердцу, а после курить. Она курила и принимала все близко к сердцу. Как же я могу не тревожиться за близких, сетовала бабушка Вера Лукинична, разве же это справедливо? Близкими она считала всех до горизонта, а за горизонтом жили ближние, откуда писали в прокуратуру корявые жалобы.
Бабушка прокурорский работник будила внука строгими и торжественными революционными песнями. Во-первых, они о справедливости, а это главное, чем занимается прокуратура. Во-вторых, воспитывали политический слух, потому что может быть джаз и приятная вещь, говорила бабушка прокурорский работник, но сначала ты поешь по-английски, потом говоришь по-английски, а после – думаешь по-английски и пакуешь чемоданы. В-третьих, правильные песни настраивали на подвиг. Попы поют молитвы по утрам, японцы – гимн корпорации, а есть такая корпорация – Советский Союз, вот кому стоит молиться по утрам!
«Заводы вставайте, шеренги смыкайте,
На битву шагайте, шагайте, шагайте!»
Так пела бабушка.
Это был гимн Коминтерна, когда целый мир обещал, что сделается огромным Советским Союзом.
Что-то случилось с миром.
Не получился.
Тетя Ирочка? Тоже никогда не лизала племянничка в щеку. Могла зачмокать, затискать, защекотать, читать ему на ночь стихи романтических поэтов, сонеты Петрарки и Шекспира. Юрка путал Шекспира с Петраркой, хотя один был с бородой, а другой лысый. Ну как вот можно – спутать лысого с бородачом, скажите, пожалуйста? Юрка вообще полагал, что фамилия поэта – это лишнее. Ну, написал ты стихотворение, молодец! Дальше что? Зачем же мучить маленьких школьников своей фамилией? Они и свою-то не помнят, когда вызывают к доске! Юрка вырастет и выпустит такой закон, чтобы объявлять – «Стихи поэта!». Дети поддержат.
Итак, тетя Ирочка не будила племянничка странным щенячьим образом.
Мама Юрку вообще не будила.
Она шагала чугунным маршем, и Юрка содрогался в постели.
Мама пыталась сочетать женскую красоту с железным характером. Конечно, такого не бывает. Она пыталась. Мамины шаги всегда были твердыми. Необратимы, как ход самого времени. Мама все время строила свою жизнь, с каждым шагом, так что жизнь ее была уложена аккуратными кирпичиками, ровными, без единой щербинки, и упаси Господь – никаких половинок! Жизни многих похожи кирпичную свалку, считала мама. Если так посмотреть, то повсюду одни только кирпичные свалки. Просто им цемента не хватает или другого связующего раствора.
У мамы был цемент. Она никогда и никого не лизала в щеку!
Кто же лизал его в щеку и разбудил?
- Щенок! – удивился Юрка, растирая веки.
- Щенок! – повторил он. – Это не сон?
Огромный щенок опять лизнул его в щеку, весело тявкнул и присел на задние лапы.
- Рекс Великолепный! – представил Евгений Иванович. – Отдаст тебе все! У него больше ничего нет – только жизнь!
– А что это с бабушкой! – мама задумчиво посмотрела на спящего прокурорского работника. – Она проснется когда-нибудь?
- Валерьянки перебрала! Теперь она будет не скоро! – тетя Ирочка выглянула за окно. – И Сенька Семочкин что-то запаздывает! А ведь божился заехать за мной. Сюрпризом. Наверное, машину купил.
Евгений Иванович занервничал. Он ревниво относился к частной собственности. Он не понимал, почему продавцы покупают себе автомобили, а главным инженерам хватает максимум на мотоцикл! Почему заводскому главбуху полагается персональный автомобиль? Как директору! На эти вопросы у главного инженера ответа не было.
Он попытался вытрясти ответ из прокурорского работника, намертво прилипшего к подушке.
- Вера Лукинична! – нервно позвал Евгений Иванович.
- Не тряси мне маму! – потребовала Юркина мама. – Это тебе она теща!
Рекс Великолепный зашелся лаем, видя, что кто-то нападает на кого-то. Он заступился за бабушку, даже не будучи с ней знаком!
Мама взыскательно разглядывала Юрку.
- Что это за зеленая краска? Что это за зеленая краска на чубе?
Юрка осторожно потрогал волосы. Чубчик был костяной и пружинил. «Тебе не жить!» послышались ему слова атамана. Солнце его забежало за тучи. Храбрость не успела заслонить его сердце. Юрка опечалился.
- Отвезешь меня? – попросил он Евгения Ивановича. – До школы?
- До парты! – согласился Евгений Иванович. – Дальше не могу!
- А я на работу! – заявила мама на всякий случай. – Мы, рабочие, начинаем раньше! Меня, Евгений Иванович, до проходной.
- Могу! – пожал плечами Евгений Иванович. – В роли послушного щенка!
- Щенка? – протяжно вопросила бабушка, разлепляя веки. – Ну и ночка была, не соскучишься! Юрка вертел как черт на Пасху! Привидения слетелись! А только я окошко раскрыла, как сшибла кого-то! Вот, смотрите, всю меня краской обмазали!
Она достала из-под простыни руку, чуть не до локтя в зеленых кляксах!
- Юрка! – воскликнула мама. – Признавайся, ты?
- А после, - пожаловалась бабушка. – Кто-то принялся палить по фонарям из рогатки! Гляньте – лампочки на улице перестрелял!
Выглянули в окно, тетя Ирочка – спешно одеваясь.
- Сенька едет! – обрадовалась она. – Мой скоропостижный ухажер!
- А как же московский поэт? – спросила Юркина мама, опираясь на подоконник. – Мечта прошла?
- Сенька друг! – обиделась тетя Ирочка. – Как ты можешь! Он же мне подружка Сенька Семочкин!
Над забором плыла прилизанная макушка. Изредка всплывали толстые и роговые, как у московского поэта, очки. Вот что поэту досталось от Сеньки!
– Никакая ни машина! – облегченно вздохнул Евгений Иванович. – Велосипед! Есть и в продавцах хорошие парни!
Сенька постучался в калитку. Бабушка на неверных со сна ногах бросилась к умывальнику.
- Кто мылся последним? – рассердилась она. – Где вода?
- Где вода? – посмотрела мама на Евгения Ивановича.
- Ты же умывалась последней! - возразил Евгений Иванович и жалобно добавил. – Милая!
– Вот я и спрашиваю – где вода? – нахмурилась мама.
- Рушник? – спросила намыленная бабушка. – Где рушник. Хотя бы глаза протереть!
Рекс Великолепный радостно взвизгнул. Ему определенно нравилась эта веселая семейка. Здесь все время что-нибудь терялось и это искали к щенячьему восторгу!
Сенька снова стукнул в калитку.
- Кто-нибудь! – крикнул он с другой стороны забора. – Я правильно попал?
- Правильно! – откликнулись кто-нибудь соседи слева, а кто-нибудь соседи справа открыли калитку и выглянули на улицу.
- Вы кто? – спросили соседи справа.
- Эдгар Штурм! – отозвался Сенька. – Некто репортер Эдгар Штурм.
- Это не к нам! – бабушка умывалась под струей из эмалированного чайника. – Это какой-то штурман Джордж. Навигатор.
- Не навигатор, а репортер! – едко поправила тетя Ирочка. – И не штурман Джордж, а Эдгар Штурм. Это Сенька Семочкин так себя называет, когда он не продавец за прилавком в телевизорах, а репортер всех двух бурятских газет!
Бабушка удивилась и надолго замолчала. Слишком много новостей нужно разнести по разным полочкам. Евгений Иванович осторожно выпростал книгу из рушника и протянул ее бабушке. Бабушка еще глубже задумалась. Нельзя было ей показывать книгу. Это еще больше усугубило. Ей нужно было протягивать рушник, но Евгений Иванович спросонья ошибся. Он еще не до конца проснулся, а тут и Рекс!
- Книга! – наконец откликнулась бабушка. – Книга Ивана Флегонтовича! «Солнечный остров и жизнь на нем». И что?
Книга с каждым всяким меняла свое название, была за ней такая слабость. Кажется, меняла и толщину, была живая. На Юркиных глазах прирастала, будто бы жителей на острове становилось больше, или же ей делалось что известно.
- Эдгар Штурм? – закричали соседи справа. – Может, вы не в те ворота попали? Туда приехал главный инженер. Зовут его Евгений Иванович.
- А Ирочка приехала? – завертелась макушка, будто бы кто сползал с велосипеда.
- Ирочка? – переспросили соседи справа. – Сейчас узнаем.
- Ирочка! – завопили они на всю улицу. – Ты приехала?
- Да! – гаркнули сразу пять Ирочек с разных сторон. – А откуда?
- Откуда? – негромко переспросили соседи справа. – Откуда она должна приехать?
Макушка вертелась по сторонам, будто решив не слезать с велосипеда.
- Ирочка из «Детского мира»! – пояснила макушка.
- Из какого мира? – не расслышали соседи справа и громко крикнули. – Из-за рубежа!
Тоскливое молчание было ей ответом. Пять Ирочек красились советской помадой и стригли черные от мазута ногти. Коровники и фрезерные станки ждали их, в лучшем случае – горшочки детского сада. Нет, конечно, никто не стремился за рубеж, в это общество злобного капитализма, здесь даже коровники пахли Родиной, но тоскливое молчание наступило.
- Из детского! – тетя Ирочка наотмашь распахнула калитку. – Из «Детского мира»!
- «Детский мир»! – откликнулся на пароль счастливый Сеня Семочкин и поднял в салюте руку. – Обещал заехать – и заехал! А что такая сердитая? Чаю не будет?
Юркино окружение деликатно прикрыло окно. Мама разглядела зеленую краску на карнизе и сравнивала ее оттенки с Юркиными. К сожалению, оттенки совпадали, это нравилось маме меньше и меньше.
- Что тут было? – строго спросила мама, и Евгений Иванович на цыпочках вышел из комнаты.
- Битва! - ответил Юрка. – Сражение! Бой!
Мама схватила Юрку за руку и повела к Евгению Ивановичу. Рекс Великолепный залился лаем. Все постоянно нападали здесь друг на друга, по меркам щенка. Беспокойное семейство.
- Твое воспитание! – указала мама. – Битва! Бой! И чуб в зеленой краске!
- И я! – раздался голос в дверях.
На пороге позади тети Ирочки стоял долговязый тип в роговых очках и клетчатой рубашке навыпуск. Все у него было вытянутым, как в ненастроенном телевизоре. И говорил он тоже растянуто, как будто звук не был связан с изображением. Он уже захлопывал рот, а слова какие-то еще слышались. Такая была манера – заканчивать речь в себя.
Рекс Великолепный принялся лаять на него, потому что он единственный пах чужеродно. Люди, живущие вместе, спросите у всякой собаки, пахнут единым. Конечно, у каждого запах имеет свои завороты, но тема у всех одна. Люди обмениваются молекулами ароматов, в них все время варится, как в котлах, некое душистое варево, и в него бросается все, к чему они прикасаются, даже железо. Никто не думает, что железо пахнет, а вы спросите у простого, без сыскного опыта, щенка – и он вам рассмеется в глаза. Не то, что чугун от стали, а чугун от чугуна отличаются как японец от японца!
- Что за собака? – удивился Эдгар Штурм. – Ирочка, ты не говорила про собак!
- Это новенькая! – ангельским голосом пролепетала тетя Ирочка.
- Соседи принесли! – пробасил Евгений Иванович. – Водители бухгалтера. Их сын за собакой не ухаживал. Некто Мишка, знаешь такого?
Юрка помотал головой.
Эдгар Штурм протянул ладони к маме и указал на зеленые пятна вдоль линии жизни:
- Вы зачем-то ручку покрасили! А объявления не написали!
- Ты расскажешь, что все это значит? – мама развернула Юрку к себе. – Что за зеленая краска повсюду?
Юрка улыбался как глухонемой на допросе.
- Твое воспитание! – кивнула мама Евгению Ивановичу.
- И твой характер! – согласился Евгений Иванович.
- Я не вовремя? – уточнил Эдгар Штурм.
Все бросились собираться на работу, предоставив Юрке отвечать.
Юрка молча сунул книгу подмышку и побрел к ленинградскому портфелю. Рекс Великолепный увязался за ним. Оставлять книгу дома было нельзя. Щенку понятно, что приходили за ней! И стоит всем уйти из дома, опять залезут. Рексу рано было доверять, может запутаться. Бросят кошку, он побежит за ней, хватай хоть книгу, хоть всю библиотеку! Надо бы натаскать его, да некогда.
Книга едва уместилась в портфеле, пришлось удалить учебник математики, а после – и русского языка. Все это приходилось делать, прикрывая спиной, потому что хоть бабушка и закрыла Юркину занавеску, а Юрке все равно ни к чему неожиданные расспросы. Учебник математики заткнул за пояс, а русский язык – за спину.
Евгений Иванович похлопал его на выходе по спине, удивленно округлил глаза, затем похлопал по животу, но ничего не сказал. Мама бегала по комнатам, как будто потеряла самое главное. Она всегда так бегала перед работой. Это у нее было в крови. Еще ни разу она не пропустила этот бег. Обычное дело.
- Чай, кофе? – спросила бабушка у Эдгара Штурма.
- Кофе! – обрадовался Эдгар Штурм. – Я бы только кофе и пил, да где ж его взять!
- Точно! – коротко согласилась бабушка. – Вот и у нас его нет.
Эдгар Штурм растерялся настолько, что застыл с приподнятым стулом. Он во всем боялся оскорбленного достоинства и теперь с обиженным видом оглядывался по сторонам.
- Значит, чай? – уточнила бабушка, разливая из темно-сиреневого чайничка.
- Спасибо, нет! – уязвлено поклонился Эдгар Штурм.
Мама внезапно остановилась напротив Юрки, полностью готового на выход и только играющего со щенком в ожидании Евгения Ивановича.
- Ты помнишь? – многозначительно спросила мама, и Юрка на всякий случай кивнул.
- Ты идешь в новую школу! – по слогам повторила мама. – Не в старую! Мы переехали! Твои документы уже в четвертом «Е»! Как зовут учительницу?
Юрка играл со щенком.
- Софья Гавриловна! – отозвалась тетя Ирочка. – Ты же нам вчера говорила!
- Я – спрашиваю – его! – глянула в ее сторону мама. – А он со щенком играется! Юрка!
Юрка оторвался от щенка и с деланным вниманием посмотрел на маму.
- Повтори, как зовут твою новую учительницу! – потребовала мама.
- Новую? – удивился Юрка.
- Я его отвезу! – успокоил Евгений Иванович.
- Софья… - подсказала тетя Ирочка.
Юрка послушно протянул:
- Софья.
- Гав…
- Гав…
- Гав-гав! – ответил щенок.
- …ри…
- …ри…
- Ррры – ответил щенок.
- …лав…
- …лав…
- Гав-гав! – отозвался щенок.
- …на! – завершила тетя Ирочка.
- …на! – послушно вторил Юрка.
А щенок принялся оглядываться – что это они ему дают?
- Итак! – назойливо потребовала мама. – Как ее полное имя?
Юрка сделал губы трубочкой. Он повертел головой, как осенняя муха на потолке. Как ее полное имя? Кого – учительницы?
Эдгар Штурм подавал ему какие-то знаки на языке глухонемых. Евгений Иванович разрисовывал воздух буквами. Даже бабушка изобразила Мудрость, как переводится имя Софья.
- Софья Гавриловна! – не выдержала тетя Ирочка.
Юрка благодарно кивнул и повторил:
- Галина Ларисовна!