До Нового года оставалась неделя. Они заканчивали проведение медосмотра, оставалась только школа. Серов радовался, что в рамках осмотра удалось провести флюорографическое обследование, которого не проводили последние три года. На АБК стоял флюорографический аппарат, широкопленочный, южнокорейский, но когда они обратились к Дандару, выяснилось, что сейчас нет пленки. В городской больнице имелся старенький флюорограф, но предложение провести обследование там вызвало неожиданное сопротивление некоторых сотрудников МСЧ. Лозовой сказал, что там такая антисанитария, что можно заразиться туберкулезом. Но победил взвешенный подход, и в результате обследование провели там. Вообще же, рентгенологическая диагностика оставалась его головной болью. МСЧ располагала старым, доставшимся от военного госпиталя былых советских времен, аппаратом «Арман», изжившим себя и морально, и физически. Никакой документации на аппарат не имелось, снимки получались низкого качества. На нем работала рентгентехник Галина Юрьевна Доля, и первое, что Серов от нее потребовал , вступив в должность, это обзавестись индивидуальным дозиметром в отделе техники безопасности. Наранхуу подписал его служебную записку, где Серов объяснил категорическую необходимость приобретения для нужд российской МСЧ нового ретнгенаппарата, выбрав самый дешевый отечественный АРА-1, тоже палатный, передвижной, как и «Арман», но скоро сказка сказывается…Менеджер ОМТС, отвечающий за медицину- Бат-Эрдэнэ, внешне приветливый, но ленивый и хитрый, привыкший из всего извлекать свою выгоду, порекомендовал наладить связь с традиционным поставщиком из Тулы, этническим монголом, возглавлявшим свою фирму в России. С ним и подписали контракт на поставку АРА-1. Поставка ожидалась во втором квартале будущего года.
По результатам медосмотра откомандированию подлежал только один - водитель БЕЛаза Ошурков, пожилой мужик, у которого Похабов находил прогрессирующую тугоухость. Узнав об этом, Ошурков пришел к Серову и стал просить оставить его, хотя бы до конца контракта. Снижение слуха никак не беспокоило его. «Но это же опасно. Вы можете не услышать какой-нибудь окрик, сигнал во время работы.» «Двенадцать лет здесь работаю, и ни разу такого не случалось. Да и во время работы я все время слушаю музыку в наушниках . По поводу своего белазиста звонил Штребель – заместитель Сономдоржа, просил не увольнять такого заслуженного и квалифицированного специалиста, которому не так просто найти замену. «Под Вашу ответственность, Вили Альбертович» - добродушно согласился Серов и не стал настаивать на строгом соблюдении соответствующего приказа, выпущенного еще МЗ СССР.
Вчера он выписал пациента из Заамара. Послеоперационный период прошел без осложнений. Но печать раковой болезни не исчезла с исхудалого лица и всего его облика «Ну, что ж… несколько месяцев жизни это тоже не пустяк» - не сомневаясь в прогнозе, мысленно оправдывал Серов себя и всю медицину, когда тот с женой зашел в кабинет прощаться. . Теперь пациенту предстоял путь домой, в Усть-Каменогорск, лечение у онкологов, химиотерапия… К сожалению, Серов не мог указать в выписной справке результат гистологического исследования удаленной опухоли. Недавно он испытал просто шок, когда в ответе, полученном из лаборатории монгольской городской больницы, куда был направлен препарат на исследование, вместо характеристики опухоли, степени дифференцировки, наличия метастазов в лимфоузлах брыжейки было написано: Рак слепой кишки. И все! Вот такая гистология… При расставании Серову подарили серебряную пиалу, какую монголы обычно преподносят в дар, наполнив доверху конфетами и накрыв голубой шелковой лентой.
Какой-то курьер утром принес приглашение от генерального директора на празднование Нового года, в красиво оформленной открытке с факсимиле Наранхуу. В ней был указан номер стола в ресторане Дворца культуры «Горняк».
Наташа наотрез отказалась сопровождать его, хотя в приглашении стояло: «с женой». Не столько из-за Верки, она вполне могла бы остаться с Сашкой, сколько из-за своего вечного нежелания находиться среди большой малознакомой компании. Но ему игнорировать приглашение было нельзя - положение обязывало. Еще не успев обзавестись приличным костюмом, подходящий размер не так легко было найти, он надел черный тонкий свитер на белую сорочку, выпростав воротник наружу через ворот, и не стал утруждать себя «гаврилой».
На каменных ступенях лестницы перед входом в «Горняк» гостей встречали улыбками монгольские девушки в нарядах снегурочек. Вестибюль уже был заполнен людьми. Все, и особенно представители монгольской стороны, были одеты очень празднично и торжественно. Мужчины в темных костюмах, обязательно с галстуком…Монгольские дамы с высокими прическами, в вечерних туалетах, в глубоко декольтированных парчовых платьях, обнаженные плечи, руки, золотые украшения на каждой. Наши выглядели скромнее, и он вспомнил церковь Святого Августина в негритянском квартале Вашингтона. В ожидании начала банкета народ кучковался на первом этаже возле столов, заставленных бокалами с вином и шампанским. Серов влился в компанию к Каплану и Дегтяреву, с ними стоял и Хамхаш - начальник ОМТС, которого трудно было узнать в непривычно элегантном облике - в строгом темно-коричневом костюме, белой сорочке и галстуке-бабочке. Смуглое до черноты сажи, лицо, остриженная «ежиком» голова, поношенный клетчатый пиджак, и невнятная артикуляция, когда он говорил по-русски, обычно придавали Хамхашу сходство скорее с кочегаром, чем с руководителем важнейшего отдела на комбинате. Поболтав с приятелями о том, о сем, Серов решил выйти на воздух, покурить, и в дверях столкнулся с Чаловым. Тот удивленно вздел брови
- Ты чего, Василич, не при параде?
Пришлось оправдываться. Но Юра все равно попенял ему за отсутствие костюма и галстука.
- Ничего. Сити и не такое сожрет. – сослался он на цитату из Джерома.
Тем временем прозвучал сигнал подняться на второй этаж, в ресторан… Просторный зал в новогоднем убранстве сиял огнями и великолепием. Елка под потолок, не хуже кремлевской. Большие столы, рассчитанные на двадцать человек , накрытые белыми скатертями. Деликатесы на любой вкус, дорогие напитки, фрукты…Баснословное изобилие. Приглашенных на вечер было человек двести. Столы распределялись по цеховому признаку и место Серова было закреплено за столом, предназначенным для «социальных» цехов. Здесь сидели и Дандар, и директор школы, и директор Дворца спорта, и начальник колбасного цеха… Все с женами. За столом его сразу принялся опекать Тогоч – начальник монгольского отдела кадров, спокойный , уравновешенный, пожилой человек, с оттопыренной нижней губой, что придавало лицу несколько обиженное выражение. Никого из сидящих за столом Серов лично не знал, за исключением Дандара. И вообще, он не чувствовал себя уже полностью влившимся в коллектив, три прошедших месяца - для него это слишком маленький срок, чтоб близко сойтись с людьми. Столы обслуживали молоденькие смазливые официантки, наряженные снежинками. Всякий раз наполняя его бокал вином, девушка приятно касалась тугой грудью его спины. За центральным столом, обращенным к публике по типу президиума, сидели Наранхуу, Чалов и директора по направлениям, тоже все с женами. Там же сидел и новый консул, между Алимжаном и Гуриным. Пришло время начинать. Первый тост произнес Наранхуу, за ним Чалов - поздравили сотрудников с достигнутыми производственными успехами, цена на медь в уходящем году впервые за много лет превысила три тысячи долларов за тонну на лондонской бирже металлов, и продолжает расти, что позволяет с оптимизмом смотреть в будущее. Выступления чередовались с музыкальными концертными номерами. Приглашенные из Уланбатора оперные дивы наполняли громовым сопрано зал под аккомпанемент небольшого струнного оркестра, виртуозы игры на национальных инструментах срывали восторженные аплодисменты, монгольские школьники покорили всех своими балетными номерами. Тогоч щедрой рукой все подливал Серову в его рюмку архи - «Золотого Чингиза». Когда начались танцы, он дождался медленной мелодии и пригласил танцевать жену Гурина - Тамару. Она приводила к нему своего сына на консультацию. Сорокапятилетняя женщина, показалось ему взбалмошной, напористой в своих рассуждениях о жизненной текучке, о материнских заботах, пренебрегавшая всякими условностями в общении, словно давно записала его и Наташу в друзья. Она уже готова была поженить своего Васю и Сашку, и что жить они будут в Москве и нечего и искать каких-то других вариантов. В январе они с Ирой собираются в Китай, не отпустит ли он Наташу с ними? Потом он танцевал и с Ирой, и с Халбиби. Они дружно корили его , что не уговорил Наташу прийти сюда. В разгар вечера к нему за стол неожиданно подсел главный геолог комбината Рогинец, старожил и заядлый рыбак, просто решивший пообщаться с новым человеком и рассказать несколько историй из своей монгольской биографии, о которой другие, видимо, были достаточно наслышены и утомлены раньше. Непонятно почему, но при нем оказался личный фотоальбом размером с записную книжку, который он извлек из внутреннего кармана пиджака и стал демонстрировать Серову фотографии, обращая внимание на снимки, где он – Рогинец, запечатлен с первым президентом Монголии во время рыбалки на Хубсугуле - вдвоем они держали на весу внушительных размеров тайменя. Подготовленный сценарий вечера исчерпал себя, и в зале нарастало выпущенное на свободу веселье и громогласное, под хмельком, общение между столами. Затеяли аукцион. На торги были выставлены два лота - поросенок и целиком зажаренный таймень. Когда цена перевалила за сто долларов за каждого, остались только два претендента: Цэрэнчимед, работавший в представительстве ГОКа в Москве, и Голдбатор - начальник финансового отдела. Обоих подзадоривали болельщики и, напротив, призывали к благоразумию жены. В результате поросенок достался Цэрэнчимеду, а таймень Голдбатору. К тому времени Наранхуу уже покинул праздничное сборище, вслед за ним и Чалов с Алимжаном. Серов тоже решил, что пора уходить. Большинство же гуляло до четырех часов ночи…
И это был не последний предновогодний банкет. Через два дня уже российская сторона праздновала в ресторане «Москва – Петушки». Здесь все было скромнее, монголы приглашены не были –только свои: работавшие в гендирекции и главные специалисты. В застольной беседе Серов сообщил начальнице отдела кадров российской стороны, что накануне прооперировал монгола. Бат-Эрдэнэ привез своего старшего брата, работавшего на РМЗ. У того была нагноившаяся гематома тыла стопы - неделю назад на ногу упала металлическая болванка. Бат-Эрдэнэ сказал, что сначала отвез брата в монгольскую больницу, но там к нему вышел пьяный хирург, и он побоялся оставлять своего родственника там. В МСЧ сделали рентген - исключили перелом, дали внутривенный наркоз и вскрыли гнойник. Через полчаса довольный монгол уже опустошал миску с бозами, сидя на койке в палате в окружении заботливой родни. До этого ни при каком главном враче медицинскую помощь монголам в российской МСЧ не оказывали, это считалось лишней головной болью, опасались возможных судебных преследований, случись какие-то осложнения.. В конце концов в положении о МСЧ четко прописано, что ее задача оказывать помощь именно иностранным специалистам, работающим на ГОКе и ни слова не сказано про монгол. Но для Серова это было странным, он всю жизнь руководствовался другими представлениями о сути своей профессии , полностью совпадавшими с Уставом ВОЗ - оказывать помощь всем, кто в ней нуждается, не взирая на расу, социальное положение … и еще, и еще, и еще… Ольга Григорьевна по матерински предостерегла его от таких инициатив : «Вы не знаете этих людей. Монголы только и ждут, чтоб кто-нибудь из русских оступился , чтоб потом взыскать с него деньги. Сколько таких случаев было… В юридическом смысле мы здесь совершенно беззащитны, живем по монгольским законам, и судит нас монгольский суд. Так что будьте осторожны, оглянуться не успеете, как окажетесь в «черной юрте» - в тюрьме». Но Серов продолжал считать эти опасения преувеличенными и не верил таким россказням о монголах.
А совсем перед Новым годом, тридцатого декабря, в «петушках» праздновала МСЧ. Наташа опять не пошла, на этот раз у Верки снова поднялась температура. Днем они все вместе ходили в Наран , выбирали елку. Раньше они с предубеждением относились к искусственным елкам, но прежде и не было такого качества в изготовлении. Сейчас они принесли домой настоящую лесную красавицу, пышную, густую, и самое главное - у нее могли светиться огоньками кончики хвои, волшебными переливчатыми искорками, меняя цвета. Изумительная елка. А еще купили деда Мороза , который по-английски напевал рождественскую песенку, в одной руке держал колокольчик, в другой свечку. Санька со вкусом нарядила елку новенькими китайскими игрушками, все радовались… и на тебе - опять температура.
В «петушках» все проходило очень весело. Он не подозревал, что у его сотрудников столько остроумия и театральных способностей. Номера, которые они подготовили, были просто уморительны. Надолго запомнится вокальный дуэт, где роль Монсерат Кабалье исполняла Лариса Николаевна, а Плачидо Доминго шофер «скорой» Сиромашенко . А как здорово изображала рыночную монгольскую торговку «дарханками» - дубленками местного производства, Валентина Андреевна, жена Евгения Николаевича, стоматолог. Пришли не все. Не было Лозового, не было четы Копаевых… ну, им же хуже - лишили себя такого удовольствия. Вечер вела Татьяна Анатольевна, но ей одной наверняка было бы не под силу написать сценарий праздничного вечера, где только не выискивая нетривиальные шуточные развлечения и розыгрыши, так что скорее всего постарались все. Все, кроме него… И ему было немножко стыдно за свое неучастие в подготовке этого вечера. Он впервые увидел, что женщины МСЧ красивы и привлекательны., а педиатр, операционная сестра и лаборантка так даже очень соблазнительны. И это открытие он сделал не под воздействием алкоголя, он старался мало пить- все-таки начальник среди подчиненных, но засматривался на стройные ножки своих медсестер, мелькающие в глубоких вырезах юбок. Лида танцевала просто профессионально, откуда в ней такое чувство ритма, такая фантазия телодвижений, такой ассортимент танцевальных «па» ? Общее восторженное веселье захлестывало его, и он почувствовал, что пора уходить. Было уже одиннадцать часов. Со всеми распрощавшись, он вышел на улицу. В темноте горели фонари, и шел крупный снег. Кто-то окликнул его, когда он проходил мимо здания гендирекции. Со спины приблизилась темная фигура, закутанная в пастуший зимний тулуп и шерстяной платок, наполовину скрывавший лицо. Он не сразу определил, что перед ним женщина .Страшно некрасивая монголка, лет пятидесяти пяти, улыбаясь почти беззубым ртом , стала говорить что-то несуразное
- Хочешь, пойдем в гостиницу, здесь рядом. Всего десять тысяч. Можно в парадную. Дам грудь посмотреть, пощупать. Три тысячи. Пошли. - уговаривала монголка, зазывно смеясь.
- А ну, пошла отсюда! - раздался за спиной властный голос Ларисы Николаевны. Она вместе с мужем тоже возвращалась домой. – Нашла к кому приставать. Быстро пошла!
Это- известная в Эрдэнэте проститутка. Кличка «луна». - объясняла Лариса Николаевна, прогнав женщину - Я ей еще задам. Пойдемте, Сергей Васильевич, мы Вас проводим. Мы в соседнем доме живем.