Года три тому назад
Я посетил свой дом и сад
Что строил и сажал
И до поры я ни куда не уезжал
Минуло тридцать лет
Давно уж там я не живу
Я постарел, я стал немного сед.
Но часто снится мне,
Мы строим новый дом с моим отцом,
Как будто наяву.
Отца давно в живых уж нет
И мать ушла тогда же в след.
А дом, что строили с отцом
Ещё стоит, и сад растёт
И он меня наверно ждёт.
Что я ещё приду к нему
И встречу там отца и мать
И их я обниму.
Это случилось в июне 2005 года, да ни чего там, и тогда, не случилось. Просто, спустя лет тридцать я оказался в родных местах и встретился с двоюродным братом, но не только, да не просто встретился, а достаточно долго гостевал у него, пока сын со снохой нежились на черноморском песочке. Правда, я соврал немножко, ну не без этого, бывает. Конечно я приезжал в родные края несколько раз, пока живы были родители, но его увидеть, не получалось, а тут случилась оказия…
Сын знал, что у меня там ещё остались и живут: родная тётя и её старший сын Николай и младшая дочь Ирина. Он не только знал, сын там был и видел бабушку и её внуков. Но помнит только цыплят, которых кормил вместе с бабушкой А путь к вожделенному Чёрному морю, пролегал через мою деревню, где я родился, и чуть ли ни через дом, который я строил с моим отцом. Предложение он мне сделал в начале лета 2005 года. Но до него нужно было ещё дожить.
Мы с женой были в деревне на даче. Она занималась огородом, а я проходил курс реабилитации, после операции на… ну, так случилось.
Две тысячи пятый год ещё не наступил, но заканчивался две тысячи четвёртый.
Дело шло к зиме, моя жена жила в городе, она ещё работала. А я готовил дачу к зимовке. Обычно, в ноябре я уезжал на зимние квартиры в город. А тут что-то задержался в деревне, сейчас уже и не вспомню почему. Но точно знаю, в тот день я колол дрова. Колол я эти самые дрова настоящим колуном. Намахавшись им вдоволь, я решил передохнуть. Опускаю колун на земную твердь, он приземляется между моих ног, и вместо того, чтобы успокоиться, он качнулся, а качнувшись, колун своей рукоятью задевает моё правое достоинство. Об этом я узнал позже.
Я, как настоящий мужик, не обращаю на такие мелочи ни какого внимания. Думаю, - поболит и перестанет. Ан нет, а день, между тем давно закончился, но боль не закончилась, а стала усиливаться. И вместе с нею появилась тревога. Потому, что оно стало расти, причём, заметно. И выросло до размера бычиного. Ходить стало трудно и больно. А в голове мысли летят, как скорые поезда и ни одну не могу тормознуть. Просто не знаю, что делать. Первая и скорая помощь за тридцать километров, а вторая за сто пятьдесят, там же жена и дети. А тут яйцо растёт, как гриб, болит так, что хоть на стенку лезь, а на дворе ночь, и ни какой связи. Правда, у дома стоит моя Нива. Принимаю решение. Если пройду тест, то уеду домой, в город, а если, а если нет, то пойду к соседу и попрошу отвезти в район.
Собрался с силами, пошёл во двор, залез в машину, посидел в ней и решил ехать смогу, поеду. В ту же ночь я оказался в больнице и мне сразу сделали операцию. А ведь вру безбожно. Ночь то я вытерпел, хотя и настрадался. И только утром уехал в город. И в тот день, а не в ночь была сделана операция. Это случилось в ноябре 2004 года. Поэтому я тут и заврался, времени то ушло о-го-го сколько…
И только спустя полгода, мне сын и предложил поехать с ним в поход. Мы тогда были на даче вместе с женой. Она к тому времени закончила трудовую деятельность и первый год находилась на заслуженном отдыхе. Я обрадовался, но засомневался в своём здоровье, но жена, какая она умница, не только разрешила, но и уговаривала. И я согласился. Потому, что это был замечательный вариант. Мы должны были засветло доехать к брату, там сделать остановку с ночёвкой. А потом они поехали уже без меня. Я остался у брата. А там же, в соседнем хуторе, родная тётя с дочерью жила. Это только звучит хутор, как-то неказисто. На самом же деле, ещё с советского времени оно остаётся красивым и ухоженным поселением. А голубые ели, что росли в центре Камышина, да ни города Камышина, а села, стали за тридцать лет ещё краше, Главная отрасль-коневодство*, а потом уже всё остальное. Но теперь может быть на первое место выйдет зерноводство.
В ранней юности, перед армией, мне пришлось несколько месяцев поработать шофёром в этом хозяйстве, так что всё там мне было знакомо. В то время оно было одно из лучших в области. Туда даже Хрущёв приезжал посмотреть, каких бычков выращивали и за счёт чего добивались хороших результатов. И даже посетил ферму, где безбедно жили знаменитые бычки, и подарил «бычководу» телевизор. А электричества на ферме тогда не было. Так провели же, и, причём быстро. А у меня вертится на языке ещё один эпизод, уж сильно врезался он мне в память.
Дело было зимой, моя автолавка** сломалась в глухой степи. Очень долго пытался найти причину и починить двигатель, но видимо у меня не хватило опыта, и я изрядно проголодавшись, отправился на ферму, которая на моё счастье оказалась не далеко от дороги, в надежде, что меня там накормят. Но прежде чем войти в помещение я некоторое время испытывал приличный стресс. Не бывает в степи ферм без собак. И на этой их присутствие было очевидным. И по мере приближения к объекту невольно хотелось вооружиться. На счастье собаки были привязаны. А выглядели они грозно и сердито. Но всё обошлось хорошо.
Кода я вошёл в помещение, то понял, меня здесь накормят не скоро. Хозяйка заканчивала убирать со стола использованную посуду. Это открытие повергло меня в уныние. В не полных девятнадцать лет я не мог сказать, - дайте мне поесть, я не ел целый день. Мне стыдно было сказать такие слова.
Прошло примерно часа четыре, когда я заметил, что хозяйка собирается готовить ужин. И когда на огромной, чугунной сковороде, на обычной деревенской плите зашкварчала яичница из бесчисленного количества яиц, на свином сале, то я от этого запаха и звука, чуть не потерял сознание. Да, меня там, накормили до такой степени, что я позже не ел сало лет десять. И случилось это приключение на той ферме, которую и посетил Никита Сергеевич Хрущёв. Я в то время служил в армии, а Хрущёв ехал через мою деревню, мимо моего дома. Там его встречали женщины, он остановился и вышел из машины к людям, а моя племянница вручала ему цветы. Она тогда ещё и в школу не ходила. Эту историю мне рассказывала мама. Кажется, я иду назад, а не вперёд. Пора поворачивать оглобли.
Пока я тут рассусоливал, пришло время собираться в путь-дорогу.
Решили выехать ночью, чтобы быстрее пройти загруженный участок дороги М5. Примерно в полночь мы и отправились. Сын со снохой к Чёрному морю, а я, в далекую юность.
Во второй половине дня, ближе к вечеру мы въехали в деревню, в которой я и родился когда то. Ещё на подъезде к границе малой родины меня охватило сильное волнение. Мой сын везёт меня по тем местам, где я родился, и где прошла моя юность. Я смотрю по сторонам и с трудом узнаю родные места. Толи действительно всё поменялось, толи с памятью, что - то стало. А скорее всего потому, что слишком долго я здесь не был. Мы так неожиданно оказались в деревне, что я не сразу понял, моя ли это деревня. Мне показалось, что она стала очень маленькой и почти не заметной.
Исчезла грунтовая дорога, которая раньше уходила в степь и соединяла деревни, разбросанные на огромном пространстве. По этой дороге всю жизнь колесил мой отец на своём грузовике. И жизнь свою он закончил здесь, по шофёрски. Он умер за рулём на ходу в степи рядом с фермой, куда привозил груз. Его нашли в кабине склонённым головой на руль. Двигатель заглох на третьей передачи. Он не успел выключить скорость.
Я не сразу узнал свой дом, потому что многое исчезло из того, что хранила память, а когда узнал, то не смог сдержать слёз. Они предательски покатились по щекам.
Исчез и магазин, он стоял напротив моего дома по другую сторону дороги. Не стало и клуба, в котором я испытал неописуемое счастье прикоснуться к девочке во время танца, которую тайно и страстно полюбил. А она как то быстро вышла замуж, так и не узнав, что её любил один мальчик. Зато я знаю, кого полюбила она. За лётчика - истребителя она вышла замуж.
Однажды летом напротив нашей деревни остановился товарный состав. И из него началась выгрузка военного имущества и техники. А уже к вечеру на окраине нашего хутора, рядом с колхозным двором, был развёрнут палаточный городок. А потом стали регулярно, ещё некоторое время, останавливаться товарные поезда. И как то очень быстро вырос городок из финских домиков рядом с нашей деревней, а по другую сторону железной дороги появился аэродром для первых реактивных самолетов истребителей. А на них летали лётчики – истребители, среди которых были молодые и не женатые.
Ну, разве я мог проехать мимо моего дома. Мы выбрались из машины, вооружённые фото и видеокамерами, да и направились к родному дому. Мне бы сейчас состояние души передать, а я не помню, что творилось со мной. Я увидел во дворе пожилую женщину, она сидела рядом с колодцем на скамеечке и перебирала толи яблоки, толи ещё что то. Я поздоровался, она не очень дружелюбно ответила. Я ей сказал, что этот дом, мы строили с отцом, и я хотел бы войти во двор и посмотреть, как он выглядит сейчас, спустя много лет. Но она видимо, чего-то испугалась, а может быть просто не готова была к нежданным гостям. Она нас не пустила к себе. Мы вернулись к машине в расстроенных чувствах. Я не мог понять, как это можно так поступить.
Она сидела у колодца, который мы с другом выкопали перед уходом в армию. Но это был не колодец, а бассейн в форме кувшина. В этом месте нет пресной воды. Туда привозят воду на машине, несколько тон и используется она только для питья и приготовления пищи. Поэтому он внутри отделан цементом и регулярно моется. Обидевшись на женщину, которая не поняла моих чувств и переживаний, с тяжёлым сердцем я покинул место, где прошла моя юность.
Оставалось проехать ещё тридцать километров среди полей зреющей пшеницы, по асфальтовой дороге. И память унесла меня в одна тысяча девять сот шестьдесят первый год. Демобилизовавшись из армии, решил навестить родную тётю. А дело то было глубокой осенью. Дороги к этому времени перестали существовать. Так, что добраться до них, можно было только пешком, что я и сделал. Мои братья по достоинству оценили мой тридцати километровый марш бросок по бездорожью. Особенно бурно проявлял свои эмоции младший брат Вовка.
Сколько же ему было лет, - сейчас и не упомню. Знаю, что мал был, но уже катался на коньках, что не мешало ему прибежать домой попросить у мамы пососать сисю и снова отправиться на каток, на озеро. А ведь не только я постарел, вырос и Вовка. Он окончил институт и стал главным инженером в колхозе, где – то в Подмосковье, там его и застала смена эпох. А старший Коля, тот был более сдержан.
Теперь я ехал по хорошей асфальтовой дороге среди золотистых полей, к моему двоюродному брату, сестре и к тёте. Глядя на проносящиеся за окном машины поля, я чувствовал, что через день-два начнётся грандиозная битва за урожай. И не последним человеком этого события будет мой брат Николай. Потому что уже многие годы он занимает должность главного агронома в этом хозяйстве, по полям которого я ехал после очень долгой разлуки.
Ещё немного и появится развилка дорог. Одна дорога пойдёт в Камышин, раньше это была центральная усадьба конного завода, да и теперь она главная, только для отделившейся части. А другая дорога пойдёт на хутор Погорелов. Это было второе отделение конного завода до реформы. Но сменился общественный строй в стране, и развалилось некогда мощное хозяйство на две части. В одном населённом пункте остались жить тётя с дочерью и внуками, а в другом брат Николай с женой.
Нам осталось проехать каких-то километров десять, не больше. И чем ближе подъезжали к деревне, тем сильнее я волновался. Прошло тридцать лет, как мы виделись последний раз. А вдруг я не узнаю брата,- и такая мысль была. И в этом хуторе я был всего один раз и то ночью. Я пытаюсь вспомнить, как он выглядит, но у меня, ни чего не получается. Кроме остатков горелых домов, каких, наверное, ни когда и не было, моё воображение больше ни чего не рисует. Пока я мучился в своих воспоминаниях в степи, среди пшеничных полей появился хутор. И он стремительно приближался. Потому что красная девяносто девятая борзо накатывала на него.
Первые поселенцы, кто нас встречал, это были стада гусей. А сам хутор прятался в тени фруктовых деревьев. Они росли везде и во дворах и по улицам вдоль тротуаров. Ни одного горелого дома я не увидел. А трёхэтажное кирпичное здание очень здорово было похоже на школу. Ничего себе! Воскликнул я про себя. Когда понял, что рядом со школой стадион, детский сад и другие социальные объекты.
Мы вышли из машины, чтобы узнать у кого-либо из прохожих, где живёт мой брат. Но прохожих не было видно. Ну, потому, что было ещё очень жарко, хотя дело шло к вечеру. Да и потому, что это не город. По деревне люди просто так не шляются. Поэтому я пошёл в сторону почты, а как я определил, что там почта, не помню. Может быть по почтовому ящику, или по вывеске. А за нами тоже наблюдали и строили свои догадки. Я вошёл в помещение, поздоровался и сразу сообщил, кто я и зачем сюда приехал, чтобы люди не гадали, а точно знали, что к Николаю Дмитриевичу приехал двоюродный брат, с которым не виделись тридцать лет. Мне пальцем показали дом брата. Он, дом, оказался на самом углу крайней улицы села Погорелова.
Нас встретила жена Николая. Меня и сына она опознала. А ведь Алешке было тогда всего четыре годика, когда я навещал тётю.
А её я с трудом узнал. Тогда она выглядела статной и дородной женщиной, а теперь была очень больна и от былой стати ни чего не осталось. По двору она передвигалась при помощи двух стульев, опираясь на спинки. Ира встретила нас доброжелательно.
Продолжение следует