На первый взгляд кажется, при чём здесь я, когда вспоминаешь Сталина. Кто Сталин, и кто я? Мой путь так далек от вождя, что я вряд ли ступала на те места, где когда либо ходил Сталин. Но часть моего бытия прошла в одно с ним время, и, значит, товарищ Сталин Иосиф Виссарионович был в моей жизни, как и в судьбах всех его современников в нашей стране.
Когда в далёкое, ещё довоенное, время судьба явила меня этому миру, Сталин его уже заполнял. Он смотрел с портретов на стенах, меня окружавших, его имя значилось в лозунгах, которыми насыщалось то время, его имя звучало из чёрных тарелок репродукторов дома и на улице – радио не выключалось никогда. О нём обязательно упоминалось в предисловии любой книги тогда изданной, независимо от тематики произведения. Великий вождь всех народов, мудрый учитель и друг! Он всё знает, всё решает, за ним спокойно жить на свете. Это воспринималось как естественная и незыблемая данность, как небо и земля, как день и ночь. Так входил товарищ Сталин в мою детскую жизнь. Что не вызывало не то, что протеста, даже вопроса не было. Просто такой жизненный фон, так нужно. На ежегодных Слётах пионеров, которые с большой торжественностью проводились в зимние каникулы, читались стихи о Сталине, в разной форме восхвалялся любимый вождь.
Мы пляшем, поём и смеёмся сейчас,
Нам весело жить на земле.
И всё потому, что о каждом из нас
Заботится Сталин в кремле.
Много Сталина было в школе. На уроках истории – десять Сталинских ударов в Отечественной войне, которые привели к Победе над Германией. И на школьной карте страны следовало показать места этих ударов. По какому предмету, я уже не помню, изучали расположение предполагаемых лесозащитных полос, призванных по Сталинскому плану перекрыть путь суховеям – иссушающим ветрам из пустынь Средней Азии. Нужно было помнить годы всех съездов партии ВКПб, и как на этих съездах побеждали планы товарища Сталина, как он последовательно боролся с идейными врагами партии. Все предатели и вредители были, наконец, подавлены, и подтверждением тому стал семнадцатый съезд партии - съезд Победителей – в 1934 году.
Его смерть в марте 1953-го года была неожиданной, по крайней мере, для меня. Сделалось тревожно: как же без Сталина? Что же теперь будет с нами? Небо дало трещину! Вот-вот осколки на голову посыплются… Но… Не посыпались. Из чёрной тарелки репродуктора лились траурные мелодии вперемешку со скорбными словами Левитана, чей голос всегда проникал до самой глубины души. Там, в Москве прощались с товарищем Сталиным Иосифом Виссарионовичем, великим вождём всех народов.
А наша повседневная жизнь катилась как и прежде. Чтобы кто-то при мне рыдал или плакал, я не видела. Но горевали все. Повсюду флаги с чёрными лентами.
Как-то мама, придя с закрытого партсобрания, сказала по секрету, что теперь, вероятно, будет Берия. А ещё через некоторое время оказалось, что Берия – вообще враг, а главой будет Хрущёв Никита Сергеевич.
Я в тот год сдавала выпускные экзамены в школе, поступала в институт, эти перестановки в верхах меня мало занимали.
Зимой пятьдесят пятого года – я уже училась в институте – годовщина смерти Сталина никак не отмечалась ни газетами, ни по радио. Мы, студенты, жили своими заботами молодых людей, и это молчание нас не слишком волновало. А вот наш преподаватель высшей математики, видимо, уязвлённый таким забвением, по своей инициативе перед своей лекцией сказал об умершем вожде несколько поминальных слов и предложил нам – студентам почтить его память вставанием, что мы с готовностью и сделали.
Через год, в феврале пятьдесят пятого состоялся двадцатый съезд партии с разоблачающим докладом Хрущёва. Всё стало понятно. Повсюду снимались портреты умершего вождя, убирались его скульптурные изображения. Мой отец недоумевал: как же так, ведь это не только изображение вождя, это ещё произведение искусства, творение автора. Ответить ему было некому. Я, как и другие молодые люди, меня окружавшие, строила свою собственную жизнь – училась, осваивала производство, растила появившихся детей. А вожди, правящая партия, вся обстановка в стране – всего лишь фон, как бы погода, которую, хочешь или нет, надо принимать, приспосабливаться к ней. На несколько лет имя Сталина выпало из словесного оборота. А в остальном для меня обстановка в стране осталась прежней.
Позже появились критические публикации о личности Сталина – вождя, его деяниях. Начался другой период моего отношения к Сталину. Он стал, как бы, ближе – перестав быть небожителем, вдруг сделался человеком, которого можно судить, осуждать, обвинять. Страшный деспот, загубил столько людей. Палач кровожадный, нет ему прощенья! Обманул Ленина, вероломно захватил власть. Если бы не он, наша страна пошла бы по другому – ленинскому пути. Была бы совсем другая жизнь, лучше этой. Ненавижу деспота!
И вдруг неожиданно – новые статьи в журналах. Оказывается, Сталин был верным последователем Ленина. Оказывается, все они – и Ленин, и Дзержинский, и прочие наши прославленные вожди не гнушались расстрелами случайных заложников. И нашу Великую Октябрьскую революцию семнадцатого года не Ленин готовил, а другие. А наши вожди пришли им на смену, объявив тех врагами. Кому объявили? Простым людям, которые, как бы мы теперь выразились, были «не в курсе». Да и в личной жизни Ленин, оказывается, не был святым – появилось имя его любимой женщины, вовсе не жены его Надежды Крупской, а Инессы Арманд.
А репрессии – кто виноват? Ведь простые люди всегда верили, что там, на недосягаемой высоте, есть кто-то умный, справедливый, который, конечно, разберётся. Получается – обманули народ? Уже в зрелом возрасте спросила у своей мамы: а вокруг тебя были так называемые враги народа? Забирали кого-нибудь без видимых причин? Мама задумывается, потом вспоминает: вот падёж коров был в хозяйстве, зоотехника забрали. – И вы тоже думали, что он виноват в гибели тех коров? – Ничего мы не думали. Считали, что там разберутся. – Но зоотехник-то не вернулся? – Нет.
Наполняешься внутренним негодованием, когда читаешь, что наши руководители продавали за границу хлеб, когда свои люди умирали от голода. Это и были действительные враги народа, и во главе их – товарищ Сталин. Но ведь на вырученные деньги с помощью заграницы шла быстрая индустриализация страны. А зачем индустриализация такой ценой? Но благодаря ей страна победила в Великой Отечественной войне. Получается, тот голод был не напрасным – это цена независимости страны.
Такой же цели послужили колхозы. С удивлением как-то прочитала высказывание одного зарубежного автора о том, что без колхозов в деревне была бы невозможна наша победа в Отечественной войне. В первый момент удивилась, потом согласилась. Да, именно колхозы кормили страну – отдавали почти весь выращенный хлеб государству, сами картошкой питались. В ходу был лозунг: первая заповедь колхозников – сдать хлебозаготовки государству. Никакой частник не отдал бы всё, что с таким трудом вырастил. Значит, эти жертвы тоже были вложены в цену Победы, цену независимости страны. А мы теперь судим Сталина: погубил крестьянство.
Вспоминается прочитанное: в осаждённом голодном Ленинграде мать, понимая, что ей не сохранить двух маленьких сыновей, решает подкармливать одного за счёт другого. Что это – геройство или преступление? И кто осудит её за это? Не таковы ли и деяния Сталина?
Сегодня мы считаем однозначно: его деяния - преступление. Но не мы ставим исторические оценки, а потомки, которые судят по-другому. Никто поимённо не будет помнить и скорбеть о жертвах. Мне за свою жизнь не приходилось слышать ни об одном человеке, погибшем в первую Мировую войну, тем более, в войну 1812 года, даже в Гражданскую. Пройдут годы, и люди, погубленные в период сталинских репрессий, станут просто цифрой бесстрастной статистики. Зато Великая Победа останется в веках. Так вызывает гордость и восхищение деятельность царя Петра первого, и только историки вспоминают о тысячах жизней загубленных при этом.
Нельзя отрицать и заслуг Сталина, например, в умении мобилизовать народ на решение нужной задачи. Мне рассказывала та, старейшая работница цеха, которую я заменила на должности мастера смены, когда по направлению совнархоза – были такие при Хрущёве - после окончания института была направлена на завод резиновых изделий в городе Свердловске: «Война, немцы у столицы. Завод вывезли из Москвы в Свердловск, станки ставили в недостроенном здании, когда ещё не было ни окон, ни крыши. И срезу начинали работать – выпускать продукцию для военной техники. Мороз, сверху снег, а мы работаем». Меня её рассказ тогда поразил: никакой привычной раскачки. Так мобилизовать мог только признанный вождь.
Видимо, и Сталин ещё дождётся своего восхищения - такой вердикт я ему сегодня выношу.
Никто из моих родственников не был репрессирован. У моих подруг такие были, но об этом помалкивали. При других обстоятельствах среди них мог быть и мой отец, но не был.
Отец происходил из крестьян Ростовского уезда Ярославской волости, воспитывался одной матерью. Жили в бедности, поэтому не случайно отец после Октября примкнул к революционно настроенной молодёжи, вместе с ними выступал против церкви, чем повергал в ужас богомольную мать. Хорошего образования не получил, работал в избе-читальне при сельхозшколе, вступил в партию ВКПб. Однако постепенно разочаровывался в действиях партии и, в начале тридцатых годов при смене места жительства, снявшись с партийного учёта, на новом месте на учёт не встал, то есть фактически перестал числиться её членом. Такое оказалось возможным из-за безалаберности партийного учёта. Выйти из партии можно было только став врагом народа. Сам из крестьян, он остро переживал разорение села, называл коз сталинскими коровами. Но порицать внутреннюю политику страны мама ему не позволяла, оберегая нас, детей – ведь в школе мы учили совсем другое.
Тихое, молчаливое недовольство режимом в стране всё-таки существовало. В общежитии для инженеров на заводе резиновых изделий, куда я ездила к брату, распевали песню совсем не советского содержания про Серёгу-пролетария. А в нашем городе одна деревянная скамья на улице была вся в вырезанных надписях поучительного содержания, среди которых пользовалась популярностью такая: это что, стоять за правду, ты за правду посиди!
Большой счёт я предъявила бы сталинскому, а потом просто советскому режиму за неправду, в которой мы жили. С детского садика мы приучались к тому, что, где-либо выступая, следует говорить не то, что думаешь, а то, что положено. При этом совсем неважно, что ты в самом деле думаешь. С годами эта ложь нарастала, и под конец советской власти жизнь была уже из двух пластов. В одном, дома, мы думали и говорили, что хотели, а на многочисленных собраниях, в печати и по радио, просто на работе – совсем другое, во что, как правило, не верили. Ложь была в школе. Учительница истории на уроке с пафосом рассказывала про семнадцатый съезд партии – съезд Победителей, который состоялся в 1934 году, и вряд ли сама знала, что в 37-38 годах из 139 членов его, избранных в Центральный комитет 98 человек было расстреляно.
Тот порядок воспитал такого человека, который считает, что от него ничего не зависит, что он – всего лишь винтик в большом механизме, что есть кто-то над ним, который принимает решения.
На мой взгляд, это наследие и сегодня существует в обществе и мешает ему развиваться.