Смерть 5. 6

Акутёнок
 (Художник: Борис Валежо)

                5.СТРЕМЛЕНИЕ К СМЕРТИ. ЖЕРТВЕННОСТЬ.
  Зигмунд Фрейд был прав, говоря, что стремление к смерти главное и единственное стремление человека. Вся человеческая жизнь, по сути, не что иное, как не слишком длинный путь к смерти. («По ту сторону удовольствия»). Эта работа противоречит его же собственной теории пансексуализма. Секс, лишь производное человеческой кармы.Это средство выполнения одного из пунктов жизненной программы и обеспечивает продолжение, преемственность биологической жизни через потомство. Окончание жизненного цикла, для большинства, предваряет исполнение жизненного долга. Долг, в свою очередь, опять же для большинства, заключает в себе смысл жизни и цель жизни. В то же время религиозная философия выносит цель жизни за её пределы, говоря об обретении вечной жизни и единении с Богом. Пока же мы живы, исполняем определённые обязательства перед семьёй, общиной, племенем, нацией, страной, человечеством и отдельными его представителями. Дилеммы по поводу того, что важнее, личное или общее благо, прежде возникали крайне редко. Если требовалось отдать жизнь для блага остальных, это считалось почётным, и соответственно позорным был страх за собственную шкуру. Теперь человеческое сознание изменилось, люди стали эгоистичны, эгоцентричны, смерть рассматривается как величайшая трагедия, в то время как прежде достойная смерть считалась благом для ушедшего, и, справляя тризну, поминавшие славили и радовались за почившего. Верящие в лучшую жизнь после смерти близкие, испытывали скорее не боль утраты, а чувство сожаления о расставании на долгое время с близким, родным человеком. Без веры в Жизнь Вечную, без осознания личной миссии на земле, невозможно обретение сил для борьбы с жизненными бедствиями, ущербностью существования, всего, что отбирает силы, желание жить. Без этого, конечно невозможно говорить о каких-либо поступках на всеобщее благо, тем более связанных с личным риском.
  В древности жертвенность была нормой жизни. Например, у племени майя смерть на алтаре считалась почётной. Дети с рождения мечтали стать избранниками и окончить жизнь под ножом жреца. Избранные психологически были не вольны распорядиться собственной участью, но они являлись не просто равноправными членами общества, они были его сливками, получившими право по чужому выбору, но по собственному влечению умереть. При сильном желании эту участь можно было бы изменить, но только став изгоем и перейдя в стан врагов империи.
  В синтоизме выбор смерти был делом чести каждого потерпевшего поражение самурая и у каждого камикадзе отдающего жизнь ради победы. У исламских фундаменталистов, жертва во имя Аллаха, также почётное право радикального воина джихада, сразу делающее его святым после смерти. Во всех случаях жертвенная смерть, по религиозным или идеологическим мотивам представляется высшим благом, из того, что только может предоставить жизнь. Следовательно? смерть важнее и выше жизни в градации человеческих ценностей.
  Христианство имеет огромнейшую традицию мученичества, канонизируя отдавших жизнь за веру. Причина этого очевидна: жертвенность – этап духовной эволюции. Спорная в различных случаях этичность такого  поступка, например во время теракта, не противоречит личной эволюции идущего на смерть. Он погибает ради идеи, за правое дело, как сам считает, даже являясь марионеткой в чужих руках. Неправильно, например, пытаться делить сражавшихся по разные стороны красных и белых, во время гражданской войны в России на плохих и хороших. Обе стороны боролись  за грядущее счастье, которое понимали по-разному, и обе стороны были жертвами человеческой алчности, властолюбия и эгоистичных интересов ограниченной группы мерзавцев развязавших кровавую бойню.
  В некоторых областях Индии до сих пор сохранился обычай древних ариев, когда жена восходит на погребальный костёр вместе с умершим мужем. Подобные обычаи практиковались у большинства расселившихся по Евразии племён, вплоть до кельтов. У славян также практиковалось огненное погребение. За знатными людьми добровольно уходили не только жёны и слуги. Право на совместный уход имели товарищи, близкие люди не связанные непосредственной семейной принадлежностью. Прекращению этой традиции способствовала усиливающаяся  вынужденная конкуренция между племенами, когда важен и дорог был каждый дееспособный человек. Уже эта дилемма говорит о том, насколько серьёзно относились древние люди к жизни после смерти, считая её значительно более важной, чем земное воплощение.
  То, что добровольное самосожжение, впрочем, как и другие способы жертвоприношений, превратились в принудительное убийство, следствие деградации, эволюционного закона вырождения верований и сознания людей. Изначально это было высшее право доступное, как правило, членам жреческой касты и иногда князьям. Оно превратилось в повинность для простолюдинов, преступников и пленных врагов, которых делали козлами отпущения грехов. Остаётся вопрос побудительной причины добровольного огненного аутодафе. Очевидно, что выдающиеся представители племён и народов обожествлялись, и на иной стороне бытия им предлагалась более высокая иерархическая ступень, нежели прочим. В таком случае, ушедшие с богом, также попадали на ступень выше прочих. Право на совместное погребение и смерть надо было ещё заслужить.
    В наше время случаи самопожертвования ради других не часты, зато суицид от воздействия жизненных обстоятельств и неудовлетворённости жизнью приобрёл массовый характер, а в периоды социальных кризисов и вовсе вид эпидемии. Это свидетельство утраты понимания перспективы и цели существования, которые были ясны и открыты нашим предкам. 
  Идея жертвенности выражена в том, что жизнь, по сути, процесс борьбы. В борьбе заключено оправдание жизни, с помощью которой можно добиться перерождения, если бороться или напротив, деградировать через пассивность и в результате деволюции погибнуть в Вечности, навсегда раствориться, тем быстрее, чем скорее собственная сущность поддастся собственному животному материальному началу. ЗНАЧИТ СТРЕМЛЕНИЕ К ВЕЧНОМУ СУЩЕСТВОВАНИЮ НА ЗЕМЛЕ ПРИСУЩЕ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ЛЮДЯМ, НЕ ВЕРЯЩИМ В БОГА, В КАКИЕ БЫ КЛЕРИКАЛЬНЫЕ ОДЕЖДЫ ОНИ НЕ РЯДИЛИСЬ. У НИХ НЕТ СТРЕМЛЕНИЯ СТАТЬ ЛУЧШЕ, ВОЗВЫСИТСЯ. ИХ УСТРАИВАЮТ СОБСТВЕННЫЕ НИЗМЕННЫЕ ПРИВЫЧКИ И ПОРОКИ, С КОТОРЫМИ ОНИ НЕ ЖЕЛАЮТ РАССТАВАТЬСЯ. ОНИ СКОРБЯТ ОБ УТРАТЕ СКОПИДОМНОГО БАРАХЛА, КОТОРОЕ ИМ ДОРОЖЕ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ И УЖ ТЕМ БОЛЕЕ ЧУЖИХ ЖИЗНЕЙ. ЭТО АЛЧНЫЕ ЛЮДОЕДЫ, УБИВАЮЩИЕ РАДИ МАТЕРИАЛЬНЫХ БЛАГ ДРУГИХ, ДАЖЕ ЕСЛИ ПРОСТО ЖЕЛАЮТ ЗАНИМАТЬ МЕСТО НА ЗЕМЛЕ ВМЕСТО КОГО-ТО ИЛИ В УЩЕРБ КОМУ-ТО. ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ ЭГОИСТИЧНА И ЛЮБОЙ ЖИВЁТ  ЗА ЧЕЙ-ТО СЧЁТ, А ПОТОМУ ВСЕГДА НАДО ПОМНИТЬ, ЧТО ПОЛУЧЕННЫЙ КРЕДИТ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ПРИДЁТСЯ ОТДАВАТЬ. ОТДАТЬ ЕГО И СОХРАНИТЬСЯ В ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ, МОЖНО ЛИШЬ НАРАБОТАВ СУММУ СОБСТВЕННОГО БЛАГА.

                6.САМОУБИЙСТВО, ДУЭЛЬ И ДОЛГ ЧЕСТИ.
  В древности, биологическая смерть, в виду её очевидной неотвратимости воспринималась не как главная личностная трагедия, а как награда за жизнь, и в случае праведных обстоятельств смерти, как высочайшее божественное благодеяние. Райские кущи было достаточно непросто заработать. Требовалось соблюдение традиций и религиозных условностей, совпадений в реальных обстоятельствах и выполнения кодекса чести.
  Кодекс чести, достояние касты воинов, часто не оставлял выбора для обладателя чести в вопросе жизни и смерти. Дуэль являлась средством защиты чести и достоинства, и представляла компромисс между грехом убийства и самоубийства, имитируя подобие смерти в бою, что считалось в порядке вещей. Кроме того, через дуэль формировалась элита общества, посредством отбора. Смысл такого отсева заключен опять же в высшей задаче формирования более высокого уровня индивидуальностей, при этом вроде и, не слишком противореча религии в вопросе священности каждой богоданной жизни, поскольку турнир, а смерть, это всего лишь один из вариантов такого спора. Исход такого соперничества во многом зависит от личной судьбы и контекста сопрягающихся событий.
  Другое дело самоубийство при утрате чести, по любой, даже самой смехотворной надуманной причине. Невыплата карточного долга считалась серьёзнейшим нарушением кодекса чести. Провинившийся, при невозможности исполнить свои обязательства, обязан был совершить самоубийство, а если не делал этого, с позором изгонялся из полка и был лишаем права приниматься в высшем обществе, что расценивалось хуже смерти. Конечно остракизм, форма гражданской смерти, в свою очередь является альтернативой смерти физической. Самоубийства по мотивам чести были обычным явлением в аристократической среде. Это также являлось заслуженным почётным правом членов этого общества. Вероятно, существовали различные лазейки, по формальным признакам для того, чтобы избежать обязательного суицида, но репутация здесь всё равно уже оставалась подмоченной. Зато избежавший такого решения избегал и страшнейшего смертного греха, при котором запрещалось даже хоронить на освещённой земле кладбища. Этот смертный грех заключается в бунте против Бога, даровавшего жизнь, которой только он один и имеет право распоряжаться.
  Сейчас в обществе, живущем по другим законам нет необходимости решать дилеммы между отбором в Высший свет и грехом, хотя до конца мотивация роковых решений по вопросам чести не исчезнет никогда. Отбор теперь идёт по другим критериям. Возможность попасть в элиту получили не только представители касты жрецов и воинов, но и торговцы, и даже шудры и парии*, некогда считавшиеся низшей ступенью реализации личности, которых представляет артистическая среда. Честь сейчас давно не главный критерий и мерилом стало материальное богатство.
  Основным препятствием трансформации человеческого существа нынче остаётся экономическая способность части общества развивать духовные и интеллектуальные способности. Стремительное развитие техники всё более увеличивает, уравнивает возможности стать равноправным членом общества. Это неизбежно приведёт к расколу человечества на активную и неактивную части, дальнейшую физическую интеграцию активных людей и завершение для них эволюционного витка.
*Шудры и парии – в Индии касты простолюдинов и неприкасаемых.