Выстрел прозвучал так неожиданно, что поначалу Егор и не понял в чем дело. Его сосед, высокий рябой малый в серой буденовке вдруг охнул и, согнувшись пополам и прижав руки к груди, упал неуклюже в снег. Щелкнули еще несколько выстрелов. Сразу маршевый строй из красноармейцев рассыпался цепью, стараясь спрятаться за ближайшие бугорки-укрытия. Подняться уже никто не решался, так как уже было понятно, что работали финские снайперы. Это потом их уже назовут «кукушками». Замаскированные в белые маскхалаты, одетые в теплую и удобную для боевых действий одежду, прекрасно ориентирующиеся по местности, они могли часами на площадках, сооруженных на деревьях ждать удобного момента для своей охоты. Понять где они прятались, было нереально, стрелки не давали даже поднять голову. А сейчас все красноармейцы просто лежали на снегу и ждали вызванных через телефониста артиллеристов, чтобы накрыть снарядами ближайший лесок, откуда раздались выстрелы.
В далеком 1938 году Егора Шарашова призвали в армию. Сам он был из небольшой деревеньки Арнишицы, что в Смоленской губернии. Его быстро и организовано отправили в учебную часть, где он получил нехитрые познания в армейской жизни и принял присягу. А уже из учебки всех распределяли по частям в различные гарнизоны. И Егор попал в Ленинградский военный округ. Хваткий и усердный по жизни парнишка быстро влился в солдатскую семью, а за старание и правильные политические взгляды дослужился до помкомвзвода, стал комсоргом роты. Ему даже доверяли перед своими товарищами зачитывать из газеты «Правда» передовицы о политической обстановке в стране.
Наступил 1939г. В конце ноября красноармейцы были подняты по тревоге. Из оружейки всем выдали винтовки и патроны. Раздалась команда «строится», и в центр, при свете прожекторов вышли комполка, его заместитель и политрук. Гулким голосом командир объявил всем, что объявлена война с Финляндией и сейчас он зачитает приказ маршала Ворошилова о проведении наступательной операции на северо-западном направлении.
Затем выступил политрук Исаев. Вкратце, в своей речи, он повторил выдержки из предыдущих политзанятий и напомнил о бедственном положении финского крестьянства вызванного военными мероприятиями буржуазного правительства и что финские правящие круги не прекращают своей подозрительной антисоветской политической игры. Что существует угроза основе безопасности Ленинграда. В принципе, Егор всё это слышал ранее и был морально готов к выручке финских братьев по ту сторону границы, ведь недаром же в течение нескольких месяцев изо-дня в день политрук все увеличивал количество часов по политграмоте среди красноармейского состава. И каждый день, приводя яркие примеры из тяжелой жизни финских рабочих и крестьян, рассказывал, как плохо живется им по ту сторону границы. Так что все готовы были браться за оружие и идти выручать притесняемую бедноту.
Был тихий морозный вечер. Прожектора освещали красноармейцев в шинелях цвета верблюжьей шерсти и серых буденовках, которые выделялись особенно среди белого снега и покинутых казарм. Они стояли, слушали и внимали ораторам, пылкие речи которых постепенно накалялись воинствующим пафосом агрессии. Но, все равно, каждый солдат теперь думал о той неизвестности, которая ждала их впереди. Одно было всем четко ясно. Это начиналась настоящая война и там убивают.
Закончив говорить, была дана команда построится в колонны и начинать движение в сторону границы с Финляндией. В одной шеренге с Егором справа шел его земляк и друг Попов Евдоким. Одной рукой он поддерживал ремень винтовки, а другой старался облегчить вес сидора, в который ему положили дополнительные гранаты и патроны. Позади колонны ехал обоз с полевой кухней и какими-то телегами…
Границу перешли без всяких проблем, никакого шума или боя не было. Полк еще заранее рассыпался по приказу на мелкие группы, чтобы не попасть под неожиданный обстрел. Через несколько километров впереди показалась чистенькая финская деревенька с десятком домов. Странно, но следов поспешного бегства не было видно. Только во дворах белели аккуратно сложенные поленницы заготовленных на зиму дров, а на окошках висели дешевые бумажные занавески. В деревне не оставалось не только людей, но даже какой-нибудь живности. Егор с Евдокимом Поповым зашли в первую покинутую избу. По всему видно, что еще недавно тут кипела жизнь и жили люди. Всё чистенько, хорошая деревенская посуда, качественная нехитрая деревенская мебель, но что больше всего поразило земляков, это покрашенные масляной белой краской потолки. В их деревне в Смоленской области такого не было даже у зажиточных сельчан.
Неожиданно в эту избу забежал и политрук. На недоуменные взгляды и вопросы красноармейцев он сказал, что тут жил самый богатый житель деревни. Ну ладно, так – значит так.. Зашли в другую избу, тоже крашеные потолки. Политрук и тут не растерялся, начал повторять историю про богатеев. А в третьей избе и промолчал вовсе-нечего сказать бойцам, выходцам из крестьянских семей.
И у отличника боевой и политической подготовки помкомвзвода и комсорга Егора Шарашова начала тогда закрадываться мысль о том, что непонятно какую цель они собственно преследуют в этой войне и от каких же буржуев-мироедов они освобождают местное крестьянство. Ведь живут они значительно лучше, чем в его смоленской деревне. А уж после того, как теплые избы заняли под ночлег отцы-командиры, а солдатскому составу предлагалось расположиться в холодных палатках на снегу, сразу понял, что нужно полагаться только на самого себя и поменьше слушать всякие разглагольствия сверху и начать менять что-то в своих убеждениях. Надо сказать, что это в дальнейшем спасло ему жизнь, и он хоть раненый и с обморожением, но остался живым.
Вскоре, к лежащим на снегу красноармейцам подъехали артиллеристы со своими пушками и произвели несколько залпов шрапнельными снарядами по окраине леса. Больше выстрелов оттуда не было. Разведчики подошли к ближайшему разбитому дереву и увидели погибшего. Это оказалась женщина. Она была привязана веревкой поперек туловища к площадке, сооруженной из досок на дереве, и поэтому повисла головой вниз. Снайперская винтовка валялась тут же внизу. Шапка слетела с её головы и по ветру расплескались густые рыжие волосы с завитыми локонами. Широко раскрытые глаза этой мертвой молодой девушки смотрели с укором на остановившихся бойцов, и у Егора невольно сжалось сердце от неестественного вида этой еще недавно живой и красивой финки. Позже ему иногда снилась эта девушка с распущенными волосами, он во сне всегда подходил к ней и, аккуратно собрав их в пучок, помещал обратно в шапку.
Продвигавшиеся в глубину страны красноармейцы вскоре встретили яростное сопротивление финнов. Их солдаты, хорошо зная местность и передвигаясь на лыжах, чувствовали себя в даже пятидесятиградусный мороз в родной стихии. Да и одеты были соответственно. Одежду они носили «слоями»: теплое белье, свитер, брюки и теплая куртка, а поверх всего этого маскировка из белых простыней. Финские лыжники имели нагрудники, подшлемники, шарфы, перчатки и носки, подчас не очень элегантные, зато очень теплые и удобные. Было видно, что они были опытными охотниками, выносливыми и меткими стрелками, им не нужно было приказывать, когда нажать на курок или куда целиться. А также знали, что защищают свои дома и фермы, и потому сражались яростно и решительно, почти фанатично.
Появившиеся вначале мысль о совершенной глупости этого вторжения в эту соседскую страну начинала все больше крепнуть в его, Егора сознании. Вместо счастливых лиц людей, вышедших встречать своих освободителей, они обнаруживали на месте деревень пылающие руины и отчаяние в собственных рядах. Противник был повсюду: если не на лыжах, то за стволом ели, скрытый ветками. Он приносил красноармейцам очередной сюрприз, поливая огнем из автомата, минируя дороги и дома. Нельзя было тронуть никакую случайную вещь, чтобы не оказаться подорванным на ловушке из снарядов или мине. Особенно досаждали передвижные лыжные патрули в белой маскировочной форме. Они совершали набеги на скопления русских солдат греющихся у костров в минуты отдыха. Их самодельные пьексы – сапоги с загнутыми носками – позволяли в доли секунды вынимать ноги из креплений и освобождаться от лыж. Передвигаясь ползком по снегу и стреляя, они тянули за собой лыжи на кожаном ремне. Появляясь ниоткуда, лыжники, вооруженные автоматами системы «Суоми», открывали ураганный огонь по скоплениям русских и снова исчезали в морозной белизне.
Вот с одной из таких групп и произошла встреча Егора через полтора месяца затяжных сражений. Мороз тогда стоял жуткий. Значительно поредевший его взвод после утомительного перехода и небольшого боя у озера Куолема-Ярви расположился на отдых в небольшом лесочке на поляне у обрыва. Разложив костерок, бойцы достали сухой паек и поставили кипятить воду. Надо сказать, что настоящего снега уже было трудно найти. Серо-желтого цвета и нечистый от взрывов гранат и снарядов, он только вызывал боли в желудке. Поэтому бойцы старались набирать снег в котелки подальше в лесу.
Прибежал посыльный, вызывая к командиру на совещание и оставив своих ребят на этом месте, Егор отлучился в дальний блиндаж для получения приказа. Уже возвращаясь назад, он услышал автоматные очереди, раздававшиеся в районе отдыха его бойцов. Ускорив шаг, почти бегом и сорвав винтовку с плеча, он подбежал к знакомой поляне. Где-то краем глаза он заметил удаляющуюся белую ленту лыжников из 4 человек, быстро уходящих в финскую сторону. Подбежав к краю обрыва, перед Егором открылась страшная картина. Его люди лежали возле костра мертвыми в различных позах, в которых их застала смерть, некоторые бойцы старались дотянуться до оружия. Крови не было видно. В лютые морозы человеческая кровь остывала, и ее плазма переставала выполнять свои функции. Да, холод способствовал остановке крови у раненых, но если человек долго оставался на морозе без перевязки, то его истерзанная и окровавленная плоть вскоре начинала темнеть, из нее сочилась зеленоватая жидкость, свидетельствующая о начинающейся гангрене. Почти в центре этого ужаса был незнакомец, одетый в белый камуфляж. Отложив автомат, он склонился над телом убитой санитарки Тоси, разрезав её бушлат и верхнюю одежду и уже готовился вырезать на её груди звезду.
Тося. Веселая и добрая Тося. Она попала к ним в полк добровольцем в самом начале финской компании и была санитаркой, облегчая страдания раненных и обмороженных бойцов. Её звонкий голосок, раздававшийся среди красноармейцев, всегда радовал и укреплял решимость людей. Строгая, ничего и никому не позволяющая лишнего, бинтуя и перевязывая, она всегда при этом тихонько напевала знакомые всем песенки, и бойцы успокаивались от возбуждения прошедшего боя. Её очень любили в отряде, старались при ней не ругаться по матушке и не давали в обиду, а если кто-то позволял себе недвусмысленную шуточку, то огромный кулак, поднесенный к лицу обидчика, моментально отрезвлял его.
И вот этот отставший от группы финн готовился поглумиться над телом их Тоси. Егор даже не прыгнул, он взвился и обрушился всем своим весом на нечто белое, выбив при этом прикладом винтовки из его руки острый нож. Они клубком покатились по снегу, стараясь вцепиться друг другу в горло. На стороне Егора была внезапность и лютость, финн же, чуть расслабившись от быстрой победы, не смог сразу сориентироваться и дать отпор. Егор уже даже не понял, как в его руке оказался финский клинок и, изловчившись, он с размаху всадил его в грудь диверсанта. Тот, ухнув по-совиному, ослабил хватку и вытянулся, закатив глаза. Тяжело дыша и еще не остыв от прошедшего боя, Егор оглянулся вокруг – в живых никого не осталось….
У него уже не было ни физических, ни моральных сил что-либо предпринять, даже если теперь кто-то появится, просто он хотел это всё осмыслить. Сев на какой-то ящик и обхватив голову руками, он опять и опять задавал себе вопрос: «Кому была нужна эта непонятная война, это сражение? И для чего? Почему эти молодые ребята должны были умереть? Что мы забыли в этом далеком северном краю? Мы хотели отдать землю крестьянам, а заводы — рабочим. И это нам у себя на родине удалось. Мы сражались за правое дело и поэтому победили и теперь хотели освободить от гнета наших братьев. Мы верили и в это и опять победили. Но сейчас нас послали в Финляндию, а мы понятия не имеем, ради чего. Я знаю, что Сталин и Ворошилов, умные и отзывчивые люди, и не могу понять, кто их заставил начать эту идиотскую войну. Зачем, зачем нам вообще нужна эта мрачная и холодная Финляндия? И эта очень, очень страшная эта война».
Через неделю Егора Шарашова в бою ранило шальной пулей, правда навылет и он, ожидая помощи, обморозил пальцы ног. Его отправили в тыл на лечение, а потом комиссовали, и он отправился домой. В своей деревеньке Егор слыл хорошим плотником и у него осталась любимая девушка-невеста, звали её Феней. А совсем недавно от неё пришло письмо о том, как она соскучилась и ждет его, и она очень-очень надеялась, что после этой быстротечной, как всем говорили, войны Егор получит отпуск и приедет в деревню.