Их дом стоял в пятистах метрах от небольшого хутора, в котором жили переселенцы с Украины, Белоруссии и местные жители – их было не много. Эти люди приехали с окрестных деревень, вероятно, в поисках лучшей жизни. По тропинке к дому с хутора с правой стороны по берегу реки росла черемуха. Каждую весну она буйно цвела, будто белые облака качались над рекой. С левой стороны тропинки был небольшой лужок, весь пестрый от цветов. Ближе к дому размещался огород с картофелем и овощами. За огородом колхозный сад. Там были посажены яблони. Возможно, они были посажены для пчел, чтобы брали мед с цветов яблонь ранней весной. Окна дома смотрели на пасеку. Колхозная пасека была расположена на поляне с северной стороны. Пятьдесят пчелиных ульев стояли ровными рядами на подставках, чтоб не подмокли снизу от дождей да и пчеловодам смотреть удобней. За пасекой находился густой лес – в нем цвели цветы красоты необыкновенной, в других лесах в округе таких цветов не было.
Отец работал на пасеке пчеловодом, Женька ему помогал. Во время медосбора над округой стоял пьянящий аромат от цветов и меда. У приезжих людей головы кружились от этого благоухания. Начальники часто наведывались на пасеку. Приедет, бывало, председатель колхоза, здоровается с отцом:
- Здравствуй, Петрович!
- Здорово живешь, Михаил Иванович.
- Не угостишь ли медком?
Отец обращался к матери:
- Жена, ставь самовар, чай пить будем.
Мать ставила ведерный медный самовар, он быстро закипал, садились пить чай, а после мужчины выходили на крыльцо, курили самокрутки и вели беседу. Так как радио в те времена на хуторе не было, то все новости передавались из уст в уста. Так и приезжали разные уполномоченные из района, даже из области был инструктор. Приезжали проверять пчеловода, хотя в этом деле никто ничего не понимал. Приедут, попьют чаю с медом и уедут с хорошим настроением. Отца никогда не ругали. Тот год обещал быть урожайным на мед. Погода стояла теплая, дожди шли вовремя. После дождя земля дышала теплом, а воздух становился легким и прозрачным. Пчелы несли нектар. Наступили самые короткие ночи. Женька был на летних каникулах, он перешел в 6 класс. Сестра Аня закончила 7 классов и хотела по осени поехать учиться в город. А пока они беззаботно бегали по вечерам на хутор, играли с парнями и девчатами в разные игры. Одна игра заключалась в том, что парень с девушкой садились на скамейку спиной друг к другу и по команде ведущего поворачивались друг к другу. Если они поворачивались в одну сторону, то по правилам игры должны были целоваться друг с другом. Ане часто приходилось садиться на скамейку с Борисом, он был на год постарше ее. Над ними уже стали подшучивать, называть женихом и невестой. Они всерьез не воспринимали, но и не обижались на тех, кто их дразнил. Иногда девушки просто пели, сидя на скамейке. В субботу Женя с Аней вернулись домой пораньше, надвигалась гроза. Ночью прошел дождь, утром сияло солнце, и все равно, утром хотелось спать. Мать будила их: «Анюта, Женя, пора вставать». Вставать не хотелось. Аня вставала быстрей, Женьку будить приходилось долго. Все же он вставал. Надо было помогать родителям.
Было обычное воскресенье. Они как всегда встали, нужно было с утра принести воды. Воду брали из ключа, он был недалеко от дома. Это был неиссякаемый родник. Отец сделал сруб к этому роднику – воду брали из него также женщины с хутора. Вода была всего с метр глубиной от земли. Она была до того чистой и прозрачной – было видно дно, как будто ее совсем не было, очень вкусная и холодная. В это утро они еще не знали о том, что далеко от них уже идет война. В понедельник вечером с хутора по воду пришла тетка Клава, она-то и сказала матери:
- Кирилловна, война ведь началась.
Мать смотрела на нее испуганно – верила и не верила. Потом стали вызывать мужиков с хутора в деревню, в колхозную контору – она находилась в трех километрах от хутора, и через две недели мужчин на хуторе не осталось, да и в деревне тоже, их забрали на войну. Забрали и Бориса и всех парней, кто был постарше. Женщины плакали – они провожали своих близких в самое пекло войны. Провожали всем хутором. Борис сказал Ане:
- Можно, я буду тебе писать?
- Пиши, - ответила она.
Но написать он не успел, через две недели после того, как их увезли на фронт, пришла похоронка. Борис был убит в первом бою. Похоронки шли и шли. Мать Бориса, тетя Зина, потеряла мужа и трех сыновей. Женщины плакали, они теряли навсегда своих близких мужей, сыновей, отцов, братьев. Аня, не успевшая полюбить (кто знает, как сложилась бы ее судьба), потеряла человека, с которым, возможно, прошла бы рука об руку через всю жизнь, но все одним разом оборвала война. Аня как-то сразу повзрослела, стала серьезной.
Отец ушел на фронт в августе. Ему надо было передать пасеку в надежные руки. Кому? И вот мед был собран и сдан на колхозный склад. Пятнадцать фляг янтарного меда со склада отправили в район. Отец передавал все пчелиное хозяйство матери – женщине со слабым здоровьем и Женьке. Он уходил на войну. Мать плакала, плакала и Аня. Женька крепился, а маленькая Алька, их меньшая сестренка, не понимала, что происходит, и молча смотрела на всех.
И вот отец ушел. Скоро первое сентября, но о школе нечего было и думать. Женьке надо было работать. Сестра пошла работать на колхозную ферму. Она вела учет сданного молока. Женя с матерью работали на пасеке, они готовили пчел к зимнему содержанию. Следили, чтоб пчелы запасли на зиму для себя меду, убирали трутней, да много чего делали, чтоб к первым заморозкам все было в порядке у всех пчелиных семей. От отца пришло письмо. Отец писал: «Здравствуйте, мои дорогие жена Полина, дети Аня, Женя, Аля. У меня все нормально, попал служить в пехотный полк пулеметчиком. Пишите о себе? Как вы живете? Женя, сообщи, как там дела на пасеке? Пока, до свиданья. Целую всех. Жду ответа». Солдатские письма были короткие, они проверялись цензурой. О том, как гибли товарищи, писать было нельзя, дабы не сеять панику. О том, как мерзли в окопах, писать было нельзя. У отца, видимо, был хороший ангел-хранитель – пули пролетали мимо, сражая наповал его друзей. Аня и Женя отвечали отцу на его письма по очереди. Мать была неграмотная, писать и читать не умела, но стихи слагала лучше, чем какой другой поэт. Стихи записывала под диктовку Аня. Но они оставались дома. Отцу их не пересылали. Их письма тоже были короткими. Они не писали о том, как голодали и стыли от холода в плохонькой одежонке и валились с ног от непосильного труда. Все продукты шли для фронта. А длинными зимними вечерами мать пряла овечью шерсть, а Аня вязала носки теплые и варежки, тоже для солдат.
Прошел сентябрь, в октябре нужно было устанавливать ульи в специальное помещение типа большой землянки – это был полуподвал. Мать с Женей выбрали погожие дни и стали носить ульи в зимнее помещение. Ульи были тяжелые. Носили с утра до вечера. Бывало, мать скажет: «Давай отдохнем, сынок». Ей самой было тяжело, и глядя на Женю, худенького, неокрепшего, ей было жалко его до боли. На установку ульев ушло три дня. Так как зимой редко приходилось смотреть в помещении за пчелами, смотрели, в основном, чтоб работала вентиляция и была определенная температура, у Женьки оставалось свободное время, и потому ему дали быка для того, чтобы возить молоко с фермы на завод. Завод был в девяти километрах от хутора, в селе Ситниково. Там, в основном, делали сгущенное молоко. Там же была и школа, куда Женька ходил год назад. А сейчас он возил молоко. Бык по кличке Мартын был очень упрямый, ходить в упряжке не хотел. Бывало, идет-идет, встанет, и Женька ничего с ним сделать не может. Женька плакал и ругался. Кое-как удавалось все-таки сдвинуть с места этого упрямца. Женька на сани не садился, он шел рядом или позади, потому что были сильные морозы, и надо было как-то греться, а когда шел не так сильно, мерз. Вот и приходилось часто ходить по восемнадцать километров в день. Но если выдавались теплые деньки, тогда он ехал, правда, очень тихо, но часам к четырем дня успевал вернуться. Дома отогревался горячим чаем, а после лез на русскую печь, еще грелся там, а потом шел носить дрова, мать затопляла камин. У Женьки было одно увлечение – что-нибудь копить, конечно, не деньги. Денег в колхозе не давали. До войны, когда на хутор привозили спички, мыло и керосин, Женька стал копить спички. Он собрал сто коробок спичек, сложил их в укромном месте, и как они после им сгодились. Во время войны керосин еще как-то время от времени привозили, а спичек не стало совсем. Женщины на хуторе ходили друг к другу за горячими углями, когда кому-нибудь удавалось растопить печь. А у Женьки в доме были спички! Так что им топить печь и зажигать керосиновую лампу проблем на этот счет не было.
Наступил 42 год. От отца шли письма такие же короткие, он воевал на Северо-Западном фронте, стояли на Ладоге. Весной пришло письмо: «Здравствуйте, мои дорогие: Полина, Аня, Женя, Аля. Нахожусь в госпитале, ранен в правую руку, пишу левой. Может быть, отпустят домой. До свиданья. Ждите». Отец пришел в мае сорок второго года домой. Рана уже заживала, но он заболел язвой желудка и долго еще дома лечился. Женя так же весной и летом возил молоко на завод. А когда возвращался, помогал родителям. Носил воду, поливал огород, косил траву, а также помогал смотреть за пчелами. Он уставал, утром вставал рано, в семь утра выезжал с хутора. Однажды летом выехал рано утром. Солнышко ласкало лицо. Женька задремал и не заметил, как заснул. Мартын добрел до деревни, видно, ему стало жарко, он спустился к реке, залез по брюхо в воду и стал пить. Женька проснулся, испугался – он не знал, что делать. Стал быка из воды выводить, а тот шел дальше в реку. Он был уже по горло в воде, Женька кричал. Тут увидела, что дело плохо, деревенская женщина, тетя Таня. Она прибежала к реке.
- Что стряслось? – спросила она и стала Женьке помогать.
Кое-как вдвоем они распрягли быка в воде. А он, окаянный, вместо того, чтоб выйти на берег, переплыл на другую сторону реки. Женьке пришлось бежать через мост, чтоб привести его обратно. Женька привел Мартына, хотя тот упирался. Потом они с тетей Таней сняли с телеги фляги, составили их на берег, затем развернули телегу пустую, вытащили на берег, а уж после Женька запряг быка снова, поставили обратно фляги с молоком на телегу, и Женька поехал. Этот день был долгим. А дома еще отец, узнав о Женькином приключении, поругал его. Дескать, не надо спать. Наверное, он был прав.
Прошел еще один год войны. Наши войска сражались насмерть под Сталинградом. Наступил 43 год. Жене уже как взрослому доверили коня, он подвозил на коне корма для коров: сено, солому. Помогал на ферме убирать навоз, кормить коров. Летом работал на заготовке сена. Косил траву, возил в стога сухое сено. Лето прошло быстро. На пасеке работали родители. В октябре собрали всех, кто с 25 года – их было немного. Женя был с хутора один, остальные шесть человек были деревенские парни. Их повезли в район на комиссию. Прошли пять человек, в том числе и Женя. Не прошел всего один из-за маленького роста. Это был Демка ростом 1м 50см. В ноябре им пришли повестки: явиться в военкомат с вещами. Жене до семнадцати лет оставался месяц. Матери плакали – они провожали на войну своих ненаглядных сыновей. Вернутся ли? Никто не знал, оставалось просить Бога о пощаде. Женя покидал родные места, сердце щемила тоска. В одном ему было не так тяжело – у него не было девушки. Ждать было некому, кроме родителей.