Жили-были на свете три принцессы, три сестры. Все они были красавицы дивные, одна другой краше, но нравом ни одна на другую не походила: старшая, Беатриче, непослушна была и насмешлива, средняя, Сабрина, – спокойна и рассудительна, младшая же, Рифея, – весела и открыта.
Отец их, Данте, король королевства под названием Чиллия, любил всех трёх дочерей одинаково, но времени на детей у него мало было: переживало королевство времена нелёгкие, воевало с соседним королевством, и поглощён был король делами государственными.
А надо сказать, что принцессы друг другу были сёстрами неродными, у всех были разные матери. Дело в том, что первая жена короля умерла при рождении старшей принцессы, вторую захватили в плен и убили на войне, третья же пока жива была. Третью королеву, впрочем, при дворе не любили. Слаба она была и бессильна, болела и даже из комнаты своей выходила редко. Король только в ней души не чаял, любил до беспамятства и к каждому слову прислушивался; но тем больше злились придворные, даже про короля за спиной шептались – вот-де нашёл затворницу болезную... Что до наших принцесс, то старшая и средняя королеву тоже не слишком любили, да и младшая с ней близка не была: болезнь королевы ей не передалась, так что принцесса Рифея была девочкой подвижной, а королева порой и с постели по несколько дней не вставала, где тут с ребёнком заниматься?
Так и жили принцессы без материнского надзора. Впрочем, разрешено было каждой взять фрейлину себе по выбору, и принцессы этим правом воспользовались: старшая, наперекор отцу, выбрала простую крестьянку, средняя, напротив, пригласила дочь первого советника королевского, а младшая принцесса взяла немую воспитанницу фрейлины матери-королевы. Доволен ли, нет ли, был король – неизвестно, однако слово держал и выбору не препятствовал.
И вот, в один прекрасный солнечный денёк, когда принцессы наслаждались прогулкой по саду в обществе своих фрейлин, а король с советниками обсуждал дела военные, к воротам замка прискакал гонец с белым флагом.
– Я привёз письмо самому королю, – объявил он, показывая свиток с гербовой печатью короля соседнего государства. – Наш король желает начать переговоры с вашим.
Удивлён был король Данте, когда ему о таком доложили, но велел проводить посланца в комнату, где он сможет отдохнуть, а сам развернул свиток и принялся за чтение.
«Достопочтенный враг мой, – начиналось письмо, – пишу к Вам затем, чтоб начать переговоры о мире. Многолетняя война наша истощила и Вашу казну, и нашу, страдают и люди. Утомительные сражения разоряют нас обоих, а победы всё не видно. Вам не победить меня, Вы это знаете, но, боюсь, и мне не победить Вас. Посему предлагаю покончить с этим обременительным действом и заключить мирное соглашение. Однако у меня есть следующие условия, и меня не устроит несоблюдение хоть одного из них. Если Вы, как и я, хотите мира, исполните их, в ответ же я обязуюсь исполнить Ваши. Ответа я буду ждать в течение месяца; если в течение месяца посланный мною к Вам племянник мой не воротится, я сочту его погибшим от ваших рук, и тогда пощады не ждите».
Прочитал король письмо и крепко призадумался. Не доверял он королю-соседу, убийство второй жены не забыл, но что поделать? Всё было правдой: истощила война и народ, и казну, всё больше людей гибло, сама страна гибла. Нужен был мир, нужен, но каковы условия?
Взглянул король на прилагающийся список требований – и ахнул: после ожидаемых требований об установлении границы и отзыве войск шло требование, которого он совсем не ожидал...
Между тем посланник, умывшись от дорожной пыли, собрался было отдохнуть, да выглянул в окно и увидал гуляющих принцесс. Недолго думая, он вышел из комнаты, спустился в сад и оказался с девушками лицом к лицу.
Все три принцессы были любопытны, появление всадника с белым флагом заприметили сразу, посему встрече и возможности расспросить его были рады чрезвычайно.
– Приветствуем вас, благородный сэр, – произнесла средняя сестра, Сабрина, ступая навстречу, чтоб начать беседу. – Это ведь вы приехали для переговоров?
– И я вас приветствую, принцессы, – отвечал посланник, склоняя голову. – Однако вынужден разочаровать вас: я не парламентёр, а только лишь гонец.
– То есть, вы не знаете, что в привезённом вами письме? – вступила в разговор принцесса Беатриче. – Мне казалось, вы приходитесь вашему королю родственником...
– Я сын сестры его, Гордей Санг, герцог Ямакавский, – представился посланник, снова кланяясь. – Содержание письма мне известно, но вассалу не проникнуть в мысли своего сюзерена.
– Хотите ли вы сказать, что писал он одно, а в уме держал другое? – спросила принцесса Рифея, самая юная из сестёр.
Посмотрел на неё посланник, и тень прошла по лицу его.
– Мой король желает мира, и в письме – слова мира, – сказал он.
– Ваш король мстителен и жесток, – произнесла принцесса Беатриче. – Даже находясь на грани поражения, он не стал бы просить мира. Если, конечно, тут нет особого расчёта...
– Вы зря так отзываетесь о моём короле, принцесса, – возразил ей посланник. – Он видит, что продолжение борьбы принесёт поражение обоим королевствам, и расчёт тут лишь в спасении наших государств.
– Я ему не доверяю, и отец, вероятно, доверять не станет, – сказала принцесса Сабрина, покачав головой.
– Вероятно, – согласился посланник. – Но разве у него есть выбор? Наши королевства в бедственном положении, и выбора нет ни у меня, ни у вас.
– Почему вы заговорили о себе и о нас, сэр? – спросила принцесса Рифея. – Разве это не решение королей?
Снова посмотрел на неё посланник, вздохнул печально и так ответил:
– Вы совершенно правы, принцесса: это решение королей, и если король отдаёт приказ, нам остаётся только подчиниться.
– Вы разве не хотите мира? – спросила принцесса Сабрина.
– Хочу, – склонил голову посланник. – Вопрос в том, какова его цена.
– И какова же? – холодно вопросила принцесса Беатриче.
– Высока, – сказал посланник и оглядел каждую из принцесс. – И для вас, принцесса Беатриче, выше всего.
– Вот как? – усмехнулась Беатриче. – Что же, король ваш голову мою на блюде захотел?
– Боюсь, что хуже, – отвечал посланник. – Требования моего короля высоки, и если ваш король согласится на них... Я почти желаю, чтоб он не согласился.
– Да что он такое просит? – весело поинтересовалась принцесса Рифея. Она одна не переставала улыбаться.
В третий раз взглянул на неё посланник, и побледнело лицо его, и отвёл он взгляд.
– Мне не хочется говорить вам, принцесса, – произнёс он тихо. – Если ваш король согласится, то уведомит вас, если же нет... Тем лучше!
Сказал так, снова посмотрел на каждую из принцесс, затем на фрейлин – и тотчас распрощался и ушёл обратно в выделенную ему комнату. Подивились принцессы, но задерживать его не стали.
– Зачем он к нам подходил, интересно... – обронила принцесса Рифея, ни к кому, в сущности, не обращаясь.
– Он нас как будто оценивал, – поморщилась принцесса Беатриче. – Не люблю таких мужчин, от них пахнет слабостью. Пенелопа, – обратилась она к своей фрейлине, – пойдём со мной, я хочу с тобой переговорить. Увидимся, сёстры.
Вдвоём они удались, а принцесса Сабрина и принцесса Рифея с фрейлинами продолжили прогулку.
А король Данте в это время вёл беседу со своими советниками.
– Нам нужен этот мир, – утверждал первый советник. – С самого рождения судьбы членов королевской семьи принадлежат не им, а государству, и вы знаете это лучше всех, милорд: вы два раза женились по политическим соображениям.
– Верно, – соглашался второй советник. – Но вспомните, чем закончились оба брака? И можно ли доверять дочь тому, кто убил её мать? Не принимайте этот мир, милорд.
– Отчего же? – протянул король, хмурясь. – Меня не радует мысль отдать всех трёх дочерей. Сыновей у меня нет и, верно, уже не будет. Я планировал оставить трон старшей дочери, но если она выйдет замуж за нашего соседа, а Сабрина выйдет замуж за его сына, всё устроится как нельзя лучше: после смерти моей и противника моего королевства наши объединятся, и разорительной вражде будет положено окончание. Вот только требование о младшей дочери я выполнять совсем не желаю: она совсем ещё дитя, и, хоть герцог Ямакавский тоже очень юн, мне не по душе их союз.
– Наш сосед боится, что принцесса Рифея станет претендовать на трон, – отвечал первый советник. – Если она будет замужем за его вассалом, это обезопасит страны от нового раздора.
– Но принцесса Рифея действительно слишком юна, – спорил второй советник. – А принцесса Беатриче крайне своенравна. Согласятся ли они с таким требованием?
Задумался король.
– Придётся согласиться, – сказал он наконец. – Как бы ни любил я их, как бы ни желал им счастья, но выбора нет: благо многих перевешивает благо нескольких или одного. Я не верю до конца в добрые намерения уважаемого соседа, но в чём правда, так это в том, что нам действительно нужна победа или мир, и если первой не видно в помине, то второе мы можем получить. Однако принцесса Рифея действительно слишком юна для замужества, и я попрошу об отсрочке их свадьбы хоть на год или два. Если отсрочки не будет, придётся отказаться: это будет свидетельствовать о недобрых намерениях нашего соседа.
Одобрили советники королевское решение, и сел король писать ответ королю-соседу.
На следующий день призвал король к себе дочерей и объявил о своём решении. Бурно отреагировали принцессы.
– Я, замуж за этого мерзкого старика? – возмутилась принцесса Беатриче. – Простите, отец, но даже ради мира во всём мире – лучше умру, чем за него пойду!
– Я, замуж за принца Прохора? – удивилась Сабрина. – Никак не думала, что доведётся. Впрочем, на портретах он выглядит славным юношей.
– Я, замуж? – изумилась Рифея. – Хорошо, если вы так говорите, отец... Но зачем ждать год?
Вздохнул король тяжело, оглядел дочерей.
– Мне самому совсем не хочется этих свадеб, – произнёс он. – Однако выбора нет: они нужны для спасения нашей страны.
– Что вы всё заладили: спасение, выбора нет... – рассердилась совсем Беатриче. – Противно вас слушать! Вы мужчина или тряпка?
– Я – король, – ответил король, посуровев. – И решения мои не обсуждаются, а выполняются. Ты выйдешь замуж за короля Энпицесии, Беатриче, как бы ты ни сожалела, как бы я ни сожалел.
– Сожалеете вы, как же! – воскликнула Беатриче. – Вижу я, как вы сожалеете. А я всё равно не пойду за этого старикашку, лучше утоплюсь!
Продолжался бы спор ещё долго, но тут вошёл слуга и доложил, что посланник спрашивает короля, не готов ли ответ. Велел король допустить посланника в залу.
– Сёстры, почему бы нам не поговорить в другом месте? – осторожно сказала принцесса Сабрина. – Сейчас отцу будет не до нас.
– Идём, – согласилась Рифея, и обе двинулись к выходу, но в дверях столкнулись с посланником.
– Идёт, женишок, – усмехнулась принцесса Беатриче. – Отец, да они все чуть не ваши ровесники! Ладно я, но Рифея?..
Не ответил ей король, поднялся с трона, сам подошёл к посланнику и вручил ему свиток.
– Вот наш ответ, – произнёс. – Поезжайте и отвезите его вашему королю.
Поклонился посланник, но не распрощался тотчас же, а помедлил секунду, бросил взгляд на принцессу Рифею и спросил у короля:
– Положительный ли ответ, ваше величество? Простите моё любопытство, но раз дело некоторым образом касается и меня...
– Не оправдывайтесь, я понимаю, – перебил король. – Однако я не могу сказать вам точно, расценит ли ваш повелитель мой ответ как положительный. Мы даём согласие, но ввиду юного возраста младшей моей дочери просим для неё отсрочки не менее чем на год.
– Вот как... – прошептал посланник, и будто закаменело лицо его. – Полагаю, мой король пойдёт на такое допущение, ваше величество. Разрешите ли вы теперь мне возвращаться?
– Если вы хорошо себя чувствуете, ступайте, – ответил король, тревожно наблюдая за побелевшим посланником. – Вы не больны?
– Нет... нет, ваше величество, со мной ничего не случится по дороге, не беспокойтесь, – проговорил посланник тихо. – С вашего разрешения, я прощаюсь.
Поклонившись, он развернулся и ушёл прочь.
– Передайте своему королю, что от меня он согласия никогда не получит! – крикнула ему вслед принцесса Беатриче, но посланник, кажется, не слышал: он даже не обернулся.
Хотела было принцесса Беатриче и дальше спорить, но поглядела на сестёр, – те и слова поперёк не сказали, – и сама все слова растеряла. С тем и разошлись; стали ждать ответа короля-соседа.
Ехал посланник, ехал и размышлял. Было ему известно, каковы условия мира, и оттого тяжело было у него на душе. Мира желал он, ибо любил страну свою, но жениться на принцессе Рифее совсем не желал он, ибо любил другую, да и принцесса была совсем ещё девочкой. Но воля короля – закон, и знал Гордей, что придётся подчиниться.
Долго ли, коротко ли, наконец Гордей прибыл в королевский замок Энпицесии и немедля отправился к королю. Тот как раз принимал сына своего, наследного принца Прохора, но прибывшего с ответом племянника распорядился впустить.
Вошёл Гордей в тронный зал, опустился перед троном на одно колено и подал почтительно свиток запечатанный. Взял король свиток, раскрыл, стал читать.
– Какие вести, отец? – спросил принц Прохор, ибо был он юношей нетерпеливым.
Не сразу ответил король, размышляя, но наконец выпрямился и произнёс:
– Вести хорошие. Всё складывается даже лучше, чем я замышлял. Поднимись, Гордей, у меня для тебя новое поручение.
Послушно поднялся Гордей с колен, хоть усталость от долгого пути и томила его.
– Что мне сделать для вас, милорд? – сказал он тихо.
– Пока только слушай, – усмехнулся король. – Ты, я думаю, понимаешь, с какой целью я затеял эти переговоры? Я хочу присоединить Чиллию к своим владениям, и, если нельзя сделать это силой, придётся пустить в ход хитрость. Их король немолод, а сыновей у него всё нет. При таких обстоятельствах власть перейдёт к одной из дочерей. Но если старшая дочь будет замужем за мной, средняя – за моим сыном, а младшая – за тобой, трон Чиллии перейдёт к нам, ко мне... При условии, что прямых наследников не будет. Понимаешь, что это значит? Король их, может, и немолод, а вот королева ещё в подходящем возрасте, и если у неё появится ребёнок, она может сказать, что это – ребёнок короля. Можем ли мы это допустить? Можем ли, племянник мой?
Молча слушал Гордей речь короля, не поднимая взгляда, но на прямой вопрос ответить должен был – и ответил:
– Если так случится, милорд, ваши усилия будут бесполезны.
– Верно, – улыбнулся король. – Если появится наследник, всё будет бесполезно, королевства не объединятся. И снова будет вражда, снова будут умирать люди... Ты ведь не хочешь этого, племянник мой? Кто знает, что может случиться на войне. Сражения уже ведутся на границе владений герцога Ямакавского, твоего отца, и он сражается храбро, но долго ли будет хранить его Господь?
– Да, милорд, я не люблю войны, – отвечал Гордей. – Я хочу мира.
– Значит, ты понимаешь, что за поручения у меня к тебе будут, – король поднялся с трона. – Вы с сыном моим Прохором завтра же утром отправитесь в Чиллию. Ты отдашь письмо моё королю и останешься в замке как заложник доброй воли моей, а также как гость и как жених. Жить ты будешь отныне при их дворе твоей невесты, после свадьбы же... Поглядим.
– Отец, зачем мне ехать? – вмешался принц Прохор. Глянул на него король строго:
– Ты сопровождать будешь невест наших к моему двору, – сухо произнёс он, а затем снова обратился к Гордею: – Племянник мой, всё ли ты понял? Готов ли исполнить все мои поручения?
– Да, милорд, – отвечал Гордей. – Вы – мой сюзерен, и сама жизнь моя принадлежит вам.
– Верно, – усмехнулся король. – Хорошо, что ты это понимаешь. Так запомни хорошенько: пока королева жива, она представляет опасность. Ты должен устранить эту опасность.
Тут понял наконец Гордей, что от него король требует, вскинул голову и посмотрел на него, не в силах выговорить ни слова.
– Да, ты должен её убить, – продолжил король. – Ты, Гордей, трус, нет в тебе совсем отваги мужской. Войны ты не хочешь, крови боишься. Какой ты мужчина? Где честь твоя, где доблесть? Долго я терпел твою трусость, считая её детской робостью, но если и дальше будет так продолжаться... Докажи мне, что силён духом. Убей моего врага.
– Ваше величество, – сказал Гордей, и дрожал голос его, и звенело эхо под высокими сводами. – Королева Чиллии – беспомощная женщина, слабая и болезная, убить её – запятнать свою честь, а не очистить!
Нахмурился король грозно.
– Ты – вассал мой, и долг твой вассальный – следовать моим приказам. Если я приказываю тебе жениться, ты женишься, если я приказываю тебе убить – убьёшь. Верно, Гордей, сын сестры моей покойной?
Страшно побелел Гордей, стиснул зубы и склонился в поклоне.
– Так, мой король, – сказал он. – Я исполню вашу волю.
– Молодец, – король улыбнулся и кивнул милостиво. – Можешь идти теперь, отдохни: в путь вы отправитесь на заре.
Поклонился Гордей снова и вышел вон.
На следующее утро вручил король Энпицесии Гордею с принцем Прохором свиток запечатанный, и отправились они в путь. Долго ли, коротко ли ехали – прибыли в королевский замок Чиллии. А там уж заждались: сразу по прибытии к королю допустили.
Прочитал король новое письмо, повздыхал, да что поделаешь? Велел устроить вечером праздник в честь окончания войны и будущих свадеб.
Принцесса Сабрина, узнав о скором отъезде, тотчас принялась за сборы, а принцесса Беатриче расхохоталась отцу в лицо, сказала, что не поедет никуда, поднялась в свою комнату и заперлась там. Не знал король, что и делать: не силой же везти её, вдруг выполнит свои угрозы и действительно с собой покончит? Но тут обратилась к королю фрейлина принцессы, Пенелопа:
– Ваше величество, разрешите... Если решитесь вы довериться мне и оставить принцессу до вечера, то мне, скорее всего, удастся успокоить её и уговорить.
Удивлён был король такому вмешательству, не поверил даже фрейлине, но так как придумать ничего не мог, то решился оставить принцессу до вечера.
Фрейлину свою принцесса Беатриче впустить согласилась. Вошла Пенелопа в комнату и говорит:
– Отчего вы не желаете ехать, принцесса? Разве не желаете вы блага стране нашей?
Села принцесса Беатриче на лавку подле окна и так молвила:
– Не знаю я, благо ли – мир этот. Чудится мне обман в нём, и опасаюсь я за жизни наши. Не ловушка ли? Что, если перебьют нас всех, едва ступим на землю Энпицесии?
– С нами будет стража вооружённая, – сказала Пенелопа. – В пути нас сопровождать будет принц Прохор, а в замке нашем как заложник останется юный герцог Ямакавский, племянник короля.
– Не уловка ли это? – возразила принцесса Беатриче. – Пока наши воины будут сопровождать нас, вражеские воины нападут на наш замок, и этот Гордей – не заложник вовсе, а диверсант?
– Наши рыцари сильны и храбры, – сказала Пенелопа. – Даже если это ловушка, нам хватит сил, чтобы отбиться.
С тоской поглядела принцесса Беатриче в окно.
– Хорошо, – сказала она. – Даже если так... Всё равно не поеду. Не хочу! Не хочу я замуж за противного, не хочу расставаться с любимыми местами. Здесь земля моя, здесь душа моя. Здесь я родилась, здесь мне и умирать – если понадобится, то хоть сегодня!
Молвила так – и навернулись слёзы на глаза её. Тогда опустилась Пенелопа перед ней на колени и сказала:
– Принцесса моя, если вы пожелаете на себя руки наложить, то убейте меня сперва. Но если ещё хоть немного дорога вам жизнь, прошу, поезжайте... Поезжайте. А я прошу разрешения отправиться с вами, чтоб защищать вас, если придётся: с нами двумя никаким злодеям не справиться.
Поглядела принцесса Беатриче на свою фрейлину, помолчала, а затем протянула ей руку и произнесла:
– Спасибо.
Вечером состоялся прощальный пир, а наутро принцессы, сопровождаемые фрейлинами, охраной и принцем Прохором, отправились в путь.
Быстро сказка сказывается, долго дело делается. Приехали принцессы в королевский замок Энпицесии, там церемония состоялась: стала принцесса Беатриче королевой, женой короля Прохора Первого; стала принцесса Сабрина женой наследного принца Прохора. Но сказка наша на том не кончается.
Живёт-поживает Гордей при дворе короля Чиллии. Живёт привольно, для короля он даже не как гость дорогой, а как сын родной. И рад Гордей такому обращению, и не рад: приятно ему доверие, но мучительно знать, что вынужден он будет предать его. Тяжело у Гордея на душе становится и каждый раз, едва он принцессу Рифею завидит, а видятся они почти каждый день: то прогулка, то посиделки в библиотеке, то вечера совместные, то турнир или бал... В турнирах и балах, впрочем, Гордей участия не принимал почти, а если принимал, то неохотно. При дворе он держался особняком, с придворными не вступал в близкие знакомства, и большинство сочло его мрачным и нелюдимым. Зато королева заинтересовалась им и даже полюбила его компанию; несколько раз бывали у них долгие беседы.
Так проходило время. Страны понемногу восстанавливались после изнурительной войны, и всё было мирно и спокойно. Но вот в один прекрасный день в королевский замок Чиллии приехал гонец с письмами из королевского замка Энпицесии, и среди прочих было письмо для Гордея. Письмо это было от самого короля и состояло всего из нескольких строк:
«Племянник мой, дорогой мой Гордей, – начиналось оно. – Помнишь ли разговор, состоявшийся при последней нашей встрече? Время пришло. Исполни моё поручение, да не тяни! А сразу же после поторопи свадьбу с принцессой. Даю тебе срок в два месяца, не исполнишь – пеняй на себя».
Прочитал Гордей послание от короля своего и поник головою. Требует король убить королеву – прекрасную, добродетельную женщину, которую уважал Гордей и к которой успел привязаться всею душою. И сжимается сердце его от такого требования, но долг вассальный заставляет подчиниться воле королевской. И в тоске Гордей, и в отчаянии, а ничего поделать не может: приказ есть приказ.
И вот, как-то утром, когда королева чувствовала себя лучше обычного, подошёл к ней Гордей и попросил немного пройтись с ним. Королева согласилась, и пошли они по замку, поднялись на самый верх самой высокой башни и остановились там. Безоблачным было небо, ярко светило солнце, простирались далеко вокруг леса и поля зелёные. Подошла королева к самому краю площадки и спросила:
– Милый Гордей, о чём же ты поговорить со мной хотел?
Поглядел на неё Гордей, на лицо её открытое, на улыбку доверчивую, в глаза светлые, хотел поднять руку – и не смог исполнить задуманное. Опустил голову и говорит:
– О, прекрасная королева, хотел я совершить страшное. Приказал мне мой король убить вас, и потому-то позвал я вас сюда... Но не могу руки поднять: я люблю вас как сестру родную, как мать, и лучше уж мне самому сейчас с башни броситься, чем вас погубить!
Испугалась королева такой речи, бросилась к Гордею, взяла его за руки.
– Не говорите так, не говорите, – вскричала она. – Если не исполните вы приказ короля вашего, верно, подошлёт он ко мне другого убийцу, так что смерть ваша не спасёт жизни моей.
Тут заплакал Гордей и пал пред королевой на колени.
– Простите, – говорит, – меня, умоляю, простите. Думал я снова о себе одном. Коли разрешите вы, отныне я всегда буду подле вас, буду защищать жизнь и честь вашу!
Улыбнулась королева, подняла Гордея с колен.
– Спасибо вам, друг мой, – сказала. – Прощать вас не за что, это я должна прощения просить. Своим упрямым существованием я чуть было не толкнула вас на страшный грех... Ничего, я всё исправлю. Вам не придётся ни убивать меня, ни нарушать приказа вашего короля: я сама всё сделаю.
Молвила так – и снова подошла к самому краю башни. Понял Гордей, что она сделать хочет, и воскликнул:
– Нет, королева, стойте!
Обернулась к нему королева и говорит:
– Скажу я вам то сейчас, чего никому не говорила ещё. Я, как вы знаете, больна, и больна неизлечимо. Осталось мне немного, от силы год, и вот что я скажу: не хочу я доживать его. Жизнь, которой я живу, мне в тягость: я слаба, почти каждый день мой проходит в четырёх стенах, сижу в этой каменной клетке... Я словно узница, томящаяся в ожидании казни, считаю дни до конца. И не одна я эти дни считаю: известно вам, как ко мне здесь относятся... А хуже всего то, что даже возлюбленный муж мой отдаляется от меня. Раньше заходил он ко мне каждый день, а теперь хорошо, если раз в неделю. Я знаю, что у него есть заботы важней меня, но раз уж так – зачем жить? Зачем жить, если жизнь моя и мне в тягость, и другим – помеха? Нет, друг мой. Прекратим всё сейчас! Лучше умереть, чтобы помочь хорошему человеку, чем мучиться всеобщей ненавистью. Прощайте же, да помните меня.
И только сказала последнее слово – бросилась с башни вниз! Кинулся к краю Гордей, да поздно – не успел схватить, не успел удержать, упала королева и разбилась насмерть.
Стоит Гордей у края, пошевелиться не может, слова вымолвить не может, заплакать даже не может, и на душе у него тяжело и пусто.
А к телу королевы уж подбежали, загомонили, глядят вверх – видят Гордея, пальцами на него указывают, кричат. А он всё стоит, уйти не может, тяжко и горько ему, хоть самому вслед за королевой бросайся. Но чувствует вдруг – тянет его кто-то за рукав. Обернулся Гордей – стоит перед ним немая фрейлина принцессы Рифеи, сама дрожит, глядит на него, а в глазах уж слёзы набухают.
– Ты слышала и видела всё? – спросил у неё Гордей, и кивнула фрейлина, и обняла его, и заплакала.
А надо сказать, что не всегда она была немой. Когда шла война ещё, а малышке от роду всего лет пять было, жила она с родителями в замке у самой границы. И напали на замок воины вражеские, и победили, и перебили всех взрослых, а детей – кого на пики нанизали, кого забили насмерть, а нашей малышке больше всех повезло: ей только язык отрезали. Может, тем бы дело не ограничилось, да прибыли тут королевские рыцари и отвоевали замок. С тех пор и взяла на воспитание фрейлина королевы Лючия маленькую немую девочку по имени Синон, а там уж и принцесса Рифея её выбрала.
Гордей, правда, историю немой фрейлины не знал. Он никогда ею не интересовался, хоть видел её так же часто, как принцессу Рифею – водила принцесса фрейлину всюду за собой. Но Гордей и с принцессой был исключительно по необходимости, а не из желания, и потому при встречах зачастую витал в собственных мыслях. И, уж конечно, не замечал, что нравится он не только принцессе, но и её фрейлине.
Так стояли они теперь у края башни в молчании. И на сердце у Гордея печаль была и тоска, и не знал он, что сказать или сделать. Закрыл лицо рукой, чтобы только на фрейлину не смотреть, а она его за другую руку держит, сжимает в своих ладошках, чуть не целует сквозь слёзы.
И вдруг – топот, шум, крики! Вбежали на вершину башню стражники, а впереди всех – принцесса Рифея и сам король! Стражники Гордея похватали, на колени перед королём бросили.
– Отвечай, – говорит король, – признавайся, как всё было! Ты это сделал, вероломный?..
Сведены грозно брови королевские, бело как пепел лицо его – гневается. Но дрожат губы сжатые, и в глазах его не ярость плещется, но одно отчаяние беспросветное. Любил он, любил последнюю королеву – так, как двух первых вместе не любил. И, увидев лицо её мёртвое, тело разбитое, он сам словно умер с ней, одним только гневом на убийцу держится. Понял Гордей это, поглядев на короля, склонил голову и так молвил:
– Я во всём виноват, ваше величество. Я сам, по своему разумению, обманом завёл сюда королеву и учинил смертоубийство подлое.
Дрогнул король, простёр руку и молвил:
– Раз так, смерть и тебе будет! Смерть позорная – петля... Благодари небеса за то, что не на кол посадят и не четвертуют! Стража, в темницу его!..
Подхватили стражники Гордея и утащили в темницу. А король Чиллии сел и написал собственноручно письмо королю Энпицесии: так, мол, и так, совершил ваш племянник преступление, простить которое никак нельзя, и посему казнён будет; прибывайте попрощаться, ежели желаете, но спасти его невозможно: вне зависимости от обстоятельств казнь состоится через две недели. И отправили гонца с таким посланием.
Как получил король Прохор такое письмо – в ярость пришёл.
– Этот глупец! – вскричал он. – Ничего сделать не может толком! Так пусть умирает, болван, сам виноват, что попался!..
Ещё много слов злых кричал король, но успокоился вскоре и так рассудил:
– Гордей умирает, значит, принцесса Рифея свободна. Значит, трон ей достанется, значит, всё зря было. Так не пойдёт.
И замыслил король дело чёрное, и позвал к себе принца Прохора. Предстаёт перед королём принц, и говорит король:
– Сын мой, позвал я тебя с тем, чтоб поручить тебе дело ответственное. Гордей, брат твой двоюродный, убийство совершил, и король Чиллии казнить его желает. Я возражений не имею: поделом. Но принцесса Рифея остаётся тогда свободной, а это нам ни к чему.
– Что же я могу сделать, отец? – возразил принц Прохор. – Я уже женат, и женат счастливо. Если сейчас моя или ваша жена погибнут, король Чиллии исполнится подозрениями и Рифею ни за вас, ни за меня не отдаст.
– Верно, сын мой, – молвил король, улыбнувшись. – Именно поэтому погибнуть должна Рифея. Ведь Гордею уж всё равно пропадать, так пусть хоть напоследок пользу принесёт.
– Я не понимаю вас, отец.
– Всё просто. Ты поедешь на казнь его. Попросишь переговорить с ним и передашь ему перстень мой и письмо моё. Да проследи, чтобы у него перед повешением последнее желание спросили... Больше от тебя ничего не требуется.
Нахмурился принц Прохор.
– Отец мой, – сказал он. – Могу я говорить откровенно?
Поднял брови король, но дал позволение. И заговорил принц Прохор:
– Вы всегда внимательно относились к браку сестры вашей Андромахи и герцога Ямакавского. С самого рождения Гордея вы занимались им почти столь же тщательно, сколь мной. После смерти Андромахи и женитьбы герцога Ямакавского на иноземной княжне Такаши вы настояли на том, чтобы Гордей жил в вашем замке, а не в отцовском. Вы хорошо изучили его и легко им управляете... Ну, а я хорошо изучил ваши методы управления. И, отец мой, вы мне противны. Сначала вы заставляете Гордея жениться на Рифее, хоть вам прекрасно известно, что он совсем того не желает. Потом вы заставляете его убить мать Рифеи, а теперь и саму Рифею! Не могу сказать, что я так уж привязан к Гордею, пожалуй, я даже не люблю его, а всё-таки больше я молчать не могу. Вы мне противны, и плясать под вашу дудку...
– Довольно! – перебил король. – Скажи мне, сын мой... Ты отказываешься повиноваться мне? Ты отрекаешься от меня как от отца и короля твоего?
– Я не говорил этого, отец и король мой, – ответил Прохор. – А всё-таки на казнь Гордея я не поеду. Не заставляйте меня: я только всё испорчу.
– Что ж, хорошо, – молвил король после долгого молчания. – Я сам всё сделаю, а с тобой... С тобой мы разберёмся ещё. Проклятье, если бы только не срок в две недели! Сын мой, я сегодня же отправляюсь в путь. Я надеюсь, что в моё отсутствие ты будешь благоразумен, иначе...
– Я знаю, отец. Поверьте, я буду благоразумен, могу поклясться вам чем пожелаете.
Усмехнулся король, поглядел на принца Прохора пристально и не стал клятвы требовать. Вместо того приказал жене своей Беатриче в дорогу собираться, и вот, через какое-то время они уже были на пути в королевский замок Чиллии.
А между тем Гордей уже шестой день в темнице томился, и за всё это время никто к нему не приходил; стражник еду приносил два раза в день – и всё. Пару дней назад, правда, мелькнуло в конце коридора платье белое, да слишком уж ненадолго – Гордей и рассмотреть не успел, кто приходил, к нему ли вообще. Впрочем, больше и не к кому – не было других узников в темнице королевской.
Но вот день сменился вечером, и стражник, который Гордею ужин носил, не пришёл. Вместо него пришла принцесса Рифея с фрейлиной.
– Принцесса! – изумился Гордей. – Вы пришли ко мне?
– Пришла, – кивнула Рифея. – Вы не рады меня видеть?
Склонил Гордей голову.
– И рад, и не рад, принцесса, – ответил он.
– Рады, но не мне? – молвила принцесса и улыбнулась слабо. – Гордей, я пришла к вам, чтобы спросить... Действительно ли вы убили мою мать? Вы сказали, что убили, но моя фрейлина... Не смотрите, что она немая – писать она умеет. Вот, – принцесса протянула Гордею исписанный лист. – Скажите, правда ли там? Правда ли, что вы невиновны?
Проглядел Гордей письмо быстро и возвратил принцессе.
– Ваша фрейлина заблуждается, – сказал он. – В письме этом – правда, но только часть её. Королева не собиралась убивать себя, пока я не заговорил о её смерти. Пусть не руками, но словами своими – я толкнул её, и я виновен.
– Не говорите глупостей! – воскликнула принцесса Рифея. – Если всё так, как написано в этом письме, вы ни в чём не виноваты. Если даже вы сказали что-то... опасное, потом вы пытались отговорить её, удержать. Если хотите знать, я вовсе думаю, что мать моя была безумна и... сделала бы это в любом случае. Не берите на себя вину за её безумие.
– Нет, принцесса, – ответил Гордей твёрдо. – Я виноват. И не только в смерти вашей матери. С того самого дня я думал... о многом. Я... Я – ужасный человек. Я множество раз шёл на сделки с совестью, я был должен, но в этот раз... В этот раз я зашёл слишком далеко. Я убил женщину, которую уважал. Я предал моего короля. Принцесса, вы были моей невестой, но я не хотел нашей свадьбы. Я обманывал вас, я... Принцесса! Я ненавидел вас – и наших королей. Да! Я ненавидел и ненавижу моего короля. Я и себя, если хотите знать, ненавижу... Принцесса, хотите знать, почему я так не хотел этой свадьбы? Дело не в том даже, что вы ребёнок ещё. Вы чудесная девушка, и через пару лет вы станете неотразимы. Нет, дело не в вашем возрасте. Дело в том, что я люблю другую женщину – женщину, которую я не имею права любить. Она... А, к чему теперь скрывать! Я люблю жену моего отца, мачеху мою Такаши, герцогиню Ямакавскую. Я люблю её – и ненавижу себя за это. Принцесса, вы представляете, каково это? Представляете, каково мне сейчас? Мне, предателю и убийце?..
Молчала Рифея, слов не находя. Поглядел на неё Гордей и опустил взгляд.
– Простите, принцесса, что высказал вам всё это. Вы не заслужили таких слов. Вы чисты и невинны, как цветок белой розы, эта грязь – не для вас. Я уважаю вас и желаю вам счастья. Со мной бы вы не были счастливы, и я с вами не был бы счастлив. Посему – оставьте меня, принцесса. Я... Моя честь не просто запятнана – она полностью покрыта грязью и кровью. Позвольте мне умереть.
Замолк Гордей, и не отвечала принцесса Рифея. И тут вдруг фрейлина, до того стоявшая в тени, подошла быстро к решётке – и залепила Гордею пощёчину. Изо всех сил! Гордей пошатнулся, едва на ногах устоял. Схватился за щёку и поглядел на фрейлину в изумлении. А фрейлина отвернулась и бросилась прочь, а следом за ней и принцесса Рифея.
– Постойте! – крикнул Гордей, да поздно: обеих и след простыл.
Зато письмо, что фрейлина писала принцессе, осталось на полу – в спешке принцесса Рифея его выронила. Подобрал его Гордей, перечитал, сложил лист аккуратно и спрятал за пазуху.
Долго ли, коротко ли, но время пролетело, и вот, вечером перед самым днём казни прибыл в замок король-сосед. Встретили его с уважением, как полагается, но слишком сломлен был король Чиллии утратой, да и король Энпицесии не пировать приехал. Попросил король Прохор о разговоре с Гордеем – узнать, мол, лично, почему тот-де предал его. И что же, не заподозрили ничего, провели короля Прохора к Гордею и даже наедине оставили.
Побледнел Гордей, короля своего увидав.
– Господин мой, – прошептал он, опускаясь перед ним на одно колено.
– Поднимись, племянник мой, – молвил король. – Погляди на меня и скажи мне искренно: была ли у тебя возможность исполнить моё поручение и не попасться?
– Была, ваше величество, – поднявшись, но глядя в пол, отвечал Гордей.
– По своей ли воле ты дал себя поймать?
– Да, ваше величество, – сказал Гордей едва слышно.
– Значит ли это, что ты сознательно нарушил волю мою? – вопросил король, и ничего не сказал Гордей. – Что же, племянник мой, я разочарован. Ты предал меня, своего короля, которому клялся в верности. И если бы только это! Тем, что ты дал себя поймать, ты обрушил весь мой план. Как теперь воссоединятся королевства? О чём ты думал, позволь спросить тебя, когда давал себя поймать?..
Молчал Гордей, только голова его склонялась всё ниже.
– Ты очень меня подвёл, племянник мой, – сказал король Прохор – и положил вдруг руку Гордею на плечо. – Мне не спасти твоей жизни, но ты ещё можешь всё исправить.
Замер Гордей.
– Исправить?..
– Верно. Ты знаешь, я подумываю снова начать войну, когда здешний король отправится к праотцам. Без него Чиллия, конечно, проиграет. Даже не знаю, что за судьба тогда будет ждать принцессу Рифею... Скорее всего, мучительная смерть в огне. Да только ли её? Ты же знаешь, как неосторожен бывает отец твой в сражениях... Сколько смертей повлечёт твоё неповиновение, сколько несчастий из-за твоей неосторожности. Сколько слёз прольёт леди Ямакава...
– Ваше величество. Вы... Вы сказали, что ещё можно...
Усмехнулся король.
– Да, ты ещё можешь предотвратить все эти неприятности. Ведь в чём всё дело? В том, что принцесса Рифея остаётся свободна. Если принцессы не станет, то и распрей не станет.
– Что? – переспросил Гордей поражённо. – Ваше величество, вы хотите, чтобы я...
– Да, – перебил король резко. – Я хочу, чтобы ты убил её. Что тебе терять? Всё равно тебе путь на виселицу, так искупи хоть вину за то, что меня подставил. Или ты теперь настолько в принцессу влюблён, что готов ради неё пожертвовать жизнью отца твоего и мачехи твоей? Если не ты её убьёшь, то через пару лет её убьют наши рыцари, когда будут захватывать замок. И тогда её смерть уже не будет быстрой и безболезненной...
Зажмурился Гордей, сжал руки в кулаки.
– Я не хочу... Ваше величество, я не хочу ничьей смерти. Пожалуйста... Если это возможно, пожалуйста...
– Нет, племянник мой, – молвил король, снял перстень и протянул Гордею. – Возьми это кольцо – в нём скрыт смертельный яд. Казнь состоится на рассвете. Когда тебя поведут на эшафот, попроси о последнем желании – поцеловать руку принцессы Рифеи, и, как возьмёшь её за руку, нажми на камень, вделанный в кольцо. Принцесса почти не почувствует укола, но уже через несколько минут потеряет сознание и умрёт ещё до полудня. Да бери же! Или мне использовать это кольцо самому? Я ведь, пожалуй, использую, но тогда не только на принцессе... На ком бы ещё? Слышал я, её фрейлина тебя навещала... Прелестная девочка, очень грустно будет, если с ней что-нибудь случится...
Вздрогнул Гордей, протянул руку и выхватил кольцо у короля.
– Я выполню ваш приказ, милорд, – произнёс он, глядя королю в глаза.
– Вот и хорошо, – король улыбнулся. – Впрочем, если не выполнишь, тоже ничего страшного – я в любом случае найду, как от принцессы избавиться.
Гордей опустил взгляд.
– Ваше величество, прошу вас... Умоляю, обещайте...
– Ты смеешь требовать у меня каких-то обещаний? – изумился король, и замолчал Гордей. – Прощай, племянник мой. Надеюсь, ты хоть последнюю службу сослужишь мне верой и правдой.
И на том король Гордея покинул.
И вот наступило утро казни. В сумерках предрассветных собрались вокруг эшафота придворные, палач в последний раз верёвку проверяет, ожидают только появления узника и королей. И вот – выходят короли с советниками, за ними – королева Беатриче и принцесса Рифея с фрейлинами.
– Начинайте, – приказал король Чиллиский.
Тут стражники Гордея вывели. Тот бел как мел, но спина прямая, идёт с опущенной головой, но твёрдо. Только перед самой виселицей остановился, посмотрел на короля и говорит:
– Ваше величество, коль велели казнить – позволите ли слово молвить?
Нахмурился король, но отвечает:
– Говори.
И сказал Гордей:
– Ваше величество, вины я своей не отрицаю: я виноват и смерть приму с благодарностью. Но есть у меня просьба... Позволите ли с принцессой Рифеей, невестою моей бывшею, проститься? Я не достоин, но это – последнее моё желание.
Сказал так и закрыл глаза. Тотчас склонились к королю советники его, зашептали каждый своё.
– Ваше величество, – первый шепчет, – не позволяйте. Он убил королеву, как можно доверять ему? Вешайте его скорей!
– Ваше величество, – второй шепчет, – не отказывайте человеку в предсмертном желании. Он, видите, в содеянном раскаивается. Позвольте ему с любимой проститься!
– Замолчите, – приказал король советникам. Поглядел на Гордея, потом на Рифею. – Дочь моя, скажи, доверишься ли ты этому человеку?
– Я говорила вам, отец, что доверяю ему, и мнение моё с тех пор не изменилось, – ответила принцесса Рифея, но дрогнул голос её.
Посмотрел снова король на Гордея и молвил:
– Хорошо. Тебе позволено попрощаться с принцессой так, как позволит совесть.
Поклонился Гордей королю, – может, в благодарность, а может, чтоб лицо спрятать, – затем подошёл к принцессе Рифее и говорит:
– Позволите ли руку вашу, принцесса?
Подала Гордею руку принцесса, склонился Гордей и поцеловал ей тыльную сторону кисти. Поморщилась принцесса – кольнуло ей запястье от кольца, что у Гордея на пальце было. Впрочем, сама она этому значения не придала, а окружающие попросту выражение лица её по-своему истолковали.
– Бессовестный, – зашептались придворные меж собой. – Мать убил, а к дочери целоваться лезет.
Выпрямился Гордей, отпустил руку принцессы и сказал, ни на кого более не глядя:
– Простите. Простите меня, принцесса, и прощайте.
– Вы больше ни с кем проститься не желаете? – спросила вдруг Беатриче, ибо она была наблюдательна.
Но даже не поглядел на неё Гордей. Отвернулся и к виселице направился.
– Вот дурак, – молвила Беатриче тогда. – Ну, а ты чего стоишь, дурнушка? Беги к нему да хоть обними, а то совсем тебе ничего не перепадёт.
Обращалась она к фрейлине принцессы Рифеи – стояла та, на Гордея глядючи, и слёзы дрожали в глазах её. И будто только этих слов она ждала: обернулась быстро к Беатриче, а затем сорвалась с места, подбежала к Гордею, схватила за руку его и сжала крепко. Тот растерялся – стоит, с места не двинется, на неё смотрит. Подскочили, конечно, тотчас стражники, хотели фрейлину увести, да та за Гордея так схватилась, что не оторвать, головой мотает, а по щекам – слёзы.
– Да вешайте его вместе с этой ненормальной! – рассердился тогда король Прохор. – Она с ним, верно, заодно была, вместе же их поймали!
– Не распоряжайтесь в моём замке жизнями моих людей, дорогой сосед, – произнёс король Данте. – Девочка эта, увы, лишена дара речи человеческой, но известно мне, что сердце у неё доброе, а королеву она любила как мать родную: она – воспитанница её фрейлины.
– Однако она мешает покарать её убийцу, – сказал король Прохор.
Взмахнула тут руками фрейлина в жесте отрицательном, Гордея собой загораживая. И заговорила тогда принцесса Рифея:
– Отец мой, я говорила вам, что Гордей невиновен, но вы и слушать меня не желали.
– Он сам признал вину свою, – возразил король. – И я считаю его виновным. Если не рукой своей, то речью столкнул он королеву.
– Нет, отец, – сказала Рифея. – Нет его вины в смерти моей матери. Если кто и виноват, то это вы, отец: ваше небрежение привело её к гибели. Вы только рады были запереть её, чтоб никто другой и смотреть не смел, чтоб никто другой не полюбил её, чтоб принадлежала она вам – как вещь, как диковинка заморская, с которой время от времени играть можно, а потом в сундук прятать. Она и болела, может, более от тоски и одиночества, чем по физической слабости. Ваша вина в том, что она волю к жизни потеряла! Вот вы Гордея и обвиняете – собственную вину признать... боитесь...
Горячо говорила принцесса Рифея, но к концу речи тише стал её голос, побледнела она, приложила руку к виску, подкосились ноги её – упала принцесса наземь, встать не может, глаз открыть не может, дышит и то с усилием. Бросилась к ней фрейлина её, бросились и другие. Сам король перед ней на колени опустился.
– Что с тобой, дочь моя? – спрашивает тревожно. – Рифея, да жива ли ты?..
Попыталась Рифея ответить, но лишь болезненный выдох у неё получился. Встал тогда король Прохор и говорит:
– Видимо, принцессе от волнения дурно стало: всё-таки она – дочь своей матери. Доселе кровь не сказывалась, так теперь сказалась. Пусть ею врач займётся, а мы казнь продолжим: солнце вот-вот взойдёт.
– Нет, – возразил король. – Не дело это – казнь в спешке. Отложим на завтрашний день, а сейчас нужно заняться Рифеей.
Услышал Гордей слова такие – затрясся весь и воскликнул:
– Ваше величество! Умоляю, не тяните, казните меня немедленно! Я виноват, я во всём виноват! Я убил жену вашу, я... я и принцессу Рифею убил!
Замерли все. Обернулся король к Гордею медленно и переспросил его:
– Что ты сказал?
Закрыл глаза Гордей, опустил голову и выговорил на одном дыхании:
– Прощаясь с принцессой, я уколол её отравленной иглой, и теперь она умрёт! Казните меня скорей, я не могу жить больше!
Очень тихо стало. А затем подошёл к Гордею король Прохор и ударил его по лицу.
– Предатель! – произнёс он. – Уважаемый сосед, казните немедленно этого отщепенца. Хватит ему уже порочить род мой!
– Есть ли противоядие? – спросил король Данте. – Отвечай!
– Если и есть, я о нём не ведаю, – ответил Гордей.
Поглядел на него король и отвернулся:
– Казнить немедленно, – приказал он. – Как задохнётся – снимите тело и сожгите. Видеть не желаю его больше. Свита, и вам – не смотреть.
Сказал так – и скрылся в замке. Придворные бросились за ним, толпясь и перешёптываясь; остались подле эшафота лишь Гордей, палач да Синон, фрейлина принцессы Рифеи. На Синон лица не было, и сама она – белее снега, не плачет даже, а только дрожит мелко.
И вот уж Гордей на эшафоте. Накидывает палач ему петлю на шею, закрывает Гордей глаза... Подскочила тут Синон к палачу, схватила его за руки – постой, мол!
– Ну, чего ещё? – спросил палач. – Не мешай, девчонка, король сказал: казнить, нельзя помиловать.
Не пускает фрейлина палача, пытается сказать ему что-то. Конечно, что немая скажет? Но палач не дурак был, разобрал жесты её.
– Себя, что ли, предлагаешь взамен?
Закивала фрейлина. Усмехнулся палач:
– Глупая девочка. Посмотри на него – даже если б сейчас я отпустил его, он не стал бы прятаться, а сам бы бросился в ближайшую реку с камнем на шее. Чем толкать его на грех такой, помолись лучше за него да забудь о нём.
Сказал так, оттолкнул Синон прочь, взялся за рычаг, что люк в полу отворял... Тут наконец солнце взошло, и, едва первый луч коснулся лица Гордея, дёрнул палач за рычаг, раскрылся люк, напряглась верёвка, затянулась петля!..
Треск! Упала на колени фрейлина, рукой рот зажимая и слезами заливаясь.
– Не реви, дура, – усмехнулся принц Прохор, подъезжая. – Эта казнь отменяется.
Поглядел палач на него в изумлении.
– Как это ты? – только и спросил.
– Ловкость, меткость, тщательный расчёт, – ответил принц Прохор. – Я хорошо владею метательным оружием, перешибить верёвку мне труда не составляет.
– Ну, спасибо, что не в мою голову, – сказал палач. – А теперь слезайте с коня, пока я стражу не позвал.
Рассмеялся принц Прохор.
– Ничего-то вы не поняли! Я и супруга моя Сабрина прибыли сюда как союзники ваши. Отец мой, король Прохор, задумывал избавиться от ваших короля с королевой, принцессы Рифеи и нашего Гордея разом. И ему это почти удалось, должен я сказать! Эй, Гордей, поднимайся, трус несчастный. Моя Сабрина должна была уже доставить противоядие для твоей Рифеи, так что не залёживайся тут, а иди к королю Данте и расскажи ему всё, как было. Он тот ещё самодур, но добрый. Слышишь? Поднимайся и иди.
Поднялся Гордей, выпрямился и поглядел на принца Прохора.
– Я хотел смерти, – промолвил он.
– Да ну? – ответил Прохор. – А вот эта девочка явно твоей смерти не хотела. Ты слышал вообще, что она для тебя сделать готова была? Если ты после этого ей ни слова благодарности не скажешь, я и сам пожалею, что не дал тебе подохнуть.
– Жалейте, – произнёс Гордей. – Я... не просил, чтобы меня спасали.
– Ты дурак? Без пяти минут покойник, а ведёшь себя, словно геройство совершил. Ладно, потом благодарить будешь, сейчас важнее твоё оправдание! Я с тобой к королю пойду, да и девицу эту прихвати... Господин палач, и вы с нами давайте. Чем больше народу, тем веселее...
Слез принц Прохор с коня, махнул рукой, чтоб за ним следовали, и направился в замок. Поколебался Гордей – и пошёл за ним следом.
А в замке в это время Рифее как раз дали привезённое Сабриной противоядие. Не пришла в себя Рифея, но дыхание её ровнее стало, к лицу стали краски возвращаться. Поднялся тогда король Данте и обратился к королю Прохору:
– А теперь потрудитесь объяснить, дорогой сосед.
– Объяснить? – отвечал король Прохор. – Что же тут объяснять? Видимо, Гордей украл кольцо моё, когда вчера я заходил навестить его, и воспользовался им. Я кольцо это носил исключительно ради самозащиты... Хорошо, что у сына моего оказалось противоядие.
– Поразительное совпадение, – молвил король Данте. – В том, что Гордей получил это кольцо вчера и использовал именно его яд, у меня сомнений нет. У меня другой вопрос: по своей ли воле он пытался убить дочь мою?
– Это, вероятно, одному ему ведомо, – отвечал король Прохор. – Да только его теперь не спросишь.
Помрачнел король Данте, глядя на короля Прохора пристально.
– Отчего ж не спросить, – раздался тут голос, и в залу вошли принц Прохор и Гордей, а следом за ними – фрейлина Синон и палач.
– Как! – вскричал король Прохор. – Ты жив ещё!
– Верёвка лопнула, – сказал Гордей. – Простите, ваше величество, но и этот ваш приказ я выполнить не смог.
– Что ж, – мрачно проговорил король Данте, – коли ты здесь, отвечай: почему ты убить принцессу Рифею пытался? Как получил перстень с ядом?
Опустил Гордей голову – и тотчас болезненно поморщился: оставила петля свои следы. Коснулся Гордей своей шеи – содрана кожа грубой верёвкой.
– Я должен быть готов отдать жизнь ради моего короля, – сказал он. – Отдать свою или забрать чужую. Таков мой долг вассальный...
– Теперь ты меня пытаешься виноватым выставить, племянник мой? – спросил король Прохор. – Хороший же ты вассал.
Выпрямился тогда Гордей и поглядел на короля своего.
– Нет, милорд, я – плохой вассал. Видят небеса, я всегда хотел служить вам верой и правдой. Ваши приказы часто шли вразрез с моими убеждениями, но волю вашу я ставил выше своей совести. Если бы вы приказали мне умереть ради вас – клянусь, я бы умер по вашему приказу, хоть и... ненавижу вас. Милорд, простите, но я вас ненавижу.
– Я всегда подозревал, что ты – предатель, – сказал король Прохор и улыбнулся холодно. – Что ж, если ты ждал только моего приказа – умирай.
– Нет, – ответил Гордей. – Если бы вы сказали это ещё вчера вечером, я бы повиновался. Но сейчас – я не могу. Ваше величество, простите, но я... Я больше не вассал вам.
– Ах, так! – воскликнул король Прохор и выхватил кинжал из-за пояса. – Так я сам тебя убью, изменник!
Замахнулся он для удара, но перехватил руку его король Данте.
– Нет уж, постойте, – сказал он. – Насколько я понял, Гордей на преступления шёл по вашим приказам? Это вы, уважаемый сосед, приказали ему убить жену мою и дочь?
Зарычал король Прохор яростно, рванулся прочь.
– Да, я! – крикнул он. – Я хочу присоединить Чиллию к Энпицесии – любой ценой! Даже если мне придётся убить всю вашу семью, да хоть мою собственную, я не остановлюсь ни перед чем!..
Крикнул – и бросился на короля Данте! Но тот, конечно, успел и сам оружие выхватить.
– Не вмешиваться! – приказал всполошившейся страже. – Его я убью собственноручно.
И началось сражение. Бились короли, бились упорно и яростно – и не могли одолеть друг друга. Но тут пришла в себя принцесса Рифея, увидела сражающихся, вскрикнула испуганно – обернулся к ней король Данте, от боя отвлекаясь... Замахнулся король Прохор и вонзил свой меч прямо в его грудь! Дрогнул король Данте, но не зря он королём был: схватил короля Прохора за руку, которой тот меч держал, и рубанул своим мечом по голове его! Не сумел король Прохор ни уклониться, ни задержать удар – снёс меч буйну голову. И пали оба короля на пол: Прохор мёртв, а Данте дышит ещё, но недолго осталось – рана смертельная.
Подбежали тут к нему дочери его, за руки держат, плачут.
– Отец, отец, простите меня! – принцесса Рифея воскликнула. – Я столько глупостей наговорила вам! О, отец!..
– Отец, не умирайте, не покидайте нас! – плакала Сабрина.
– Отец, вы всё сделали правильно, – шептала Беатриче. – Мы вас любим.
Улыбнулся король Данте.
– Дочери мои, – произнёс он. – И я люблю вас и прошу вашего прощения. Особенно у тебя, Беатриче: выдал я тебя замуж за ужасного человека... Простишь ли меня?
– О, отец! – воскликнула Беатриче, слезами заливаясь.
– Отец, а я счастлива была решению вашему! – воскликнула Сабрина. – Отец!..
– Я рад, – молвил Данте голосом слабеющим. – Рифея, дочь моя... Права была ты в словах своих горьких. Я не хотел признавать собственную вину перед возлюбленной королевой моей, потому и Гордея винил... Но теперь... Я рад наступающей смерти. Надеюсь, на том свете я снова увижу её... А ты, Рифея, дочь моя, будь вольна в выборе жениха. Гордей... Пусть за всё будет... прощён... А наследница... Беатриче...
Только вымолвил слово последнее – закрылись глаза его, упала голова безвольно: погиб король Данте. И плакали все, над телом его склоняясь, и даже принц Прохор прослезился.
На следующий день состоялось погребение, и горевал весь замок, все придворные. А ещё через день Беатриче отреклась от престола в пользу принца Прохора, и состоялась церемония, на которой возвели его на престол и провозгласили объединение Чиллии и Энпицесии под властью короля Прохора Второго и королевы Сабрины. И назвали новую страну Симлией, и праздновали по всей земле!
И пировали в замке Чиллиийском. И подошла Рифея к Гордею и спросила:
– Что вы теперь делать будете?
– Домой вернусь, – Гордей отвечал. – Я всё же наследник герцога Ямакавского.
Улыбнулась принцесса Рифея.
– Вы ведь понимаете, что я не сержусь на вас? – спросила она. И добавила: – Если хотите, я стану вашей женой.
Поглядел на неё Гордей – и головой покачал.
– Нет, принцесса, – говорит. – Раньше не хотел и по-прежнему не хочу, да и ни к чему это теперь.
– Жаль, – сказала принцесса Рифея. – Вы – хороший человек и мне очень нравитесь.
– Я? – усмехнулся Гордей. – Я всё равно что убил вашу мать, вашего отца, пытался убить вас, и я вам нравлюсь? Нет, принцесса, ищите другого жениха.
На том они и распрощались. А на следующий день король Прохор с королевой Сабриной и свитой отправился в родной замок, оставив в Чиллийском Беатриче как наместницу. Только перед самым отъездом подошла Сабрина к Рифее и сказала:
– Милая сестрица, есть у меня к тебе просьба... Не согласишься ли ты обменяться со мной фрейлинами?
Поглядела на сестру Рифея и улыбнулась.
– Да, это будет правильно, – молвила она.
И, конечно, на том история не кончается, а только самое интересное начинается, но вот сказке – конец, а кто слушал – молодец!