Глава двадцать шестая

Эмбер Митчелл
 Я воткнул в уши наушники и включил музыку погромче, чтобы не думать. Я устал
думать о нашей жизни, она не сложилась в один момент, после которого все
пошло не так. Вспомнил Элис... как же далека она и нереальна, почти вымысел
уставшего разума. Я лежал на своей кровати в каком-то полусне, в ушах
гремела музыка, а я ничего не слышал, не понимал. Позже вошел отец. Он тихо
опустился на край кровати, положил руку на мою голову, провел по волосам.
 - Прости, сынок, я ошибался, надеялся, что никогда не подведу тебя.
Я оказался плохим отцом, мне жаль, но ничего не поделаешь. Сможешь ли ты
простить и понять меня? Может потом, когда повзрослеешь.-Он совсем сгорбился,
стал еще больше похож на Марко.
Я отвернулся зачем-то, а надо было посмотреть на отца и понять, что  он
прощается со мной.Как же я жалел об этом простом движении, которое спасло бы
нас.
Утром отец уехал в клинику, мне велел идти в школу. Я не стал спорить.
Говорят, что в критических ситуациях мы предчувствуем беду, случившуюся с
близкими. Я ничего не чувствовал, наоборот, легкая дымка окутала мое сознание.
Она избавила от мыслей, голова стала пустая. Обычные действия дня заслонили
всякие ощущения.Я даже не мог подумать, что отец решится на ужасный шаг,
перечеркнувший мою и его жизнь. Я смог простить оплеуху, пьяный бред,
изменившейся характер. Я готов был прощать вечно, за любые поступки, оправдать
все, что угодно, только не попытку освободить меня от своего присутствия
без моего согласия, насильно оградить от непредсказуемости больного разума.
 Возвращаясь домой, я увидел мальчишку лет восьми. Он держал на леске
воздушного змея. Змей дергался на ветру, мелькал в солнечных лучах. Его
разноцветный хвост весело махал всем с высоты. Мальчишка бежал вперед по
дороге, а змей стремился ввысь, дразня и играя. А потом он вырвался на
свободу. То ли мальчик отпустил его, то ли оборвалась леска, но змей взмыл
выше и начал пропадать из вида, превратившись в крошечную точку на
прозрачном небосклоне. Парень остановился, приложив ладонь к глазам, стал
смотреть. Я тоже, как завороженный, наблюдал за уносящимся змеем. Вдруг
подумалось, так же мне не угнаться за отцом. Он уже парит где-то в своем
эфемерном небе,а я все бегу, кричу, дергаю за леску. Она оборвана, кусок
остался в руке...змей улетел. Я был близок к истине.
Долго звонил в дверь, потерял терпение и, обойдя дом, зашел с черного входа.
Отец редко закрывал его. Мои ключи валялись под кроватью в комнате и были
забыты с утра.
 - Папа, ты дома?-Я прошелся по комнатам на первом этаже, заглянул на кухню.
Может он снова сидит в кресле, уже без извечного виски. Какая-то тень за его
остановившемся взглядом мелькала в такие минуты, когда отец сидел, опустив
плечи.
 Я помню, как поднимаюсь по лестнице. Она скрипит на четвертой и седьмой
ступенях. Дорогу я выучил наизусть, проходя ее вновь и вновь наяву и в снах
после. Иду по коридору до комнаты отца. Дверь чуть приоткрыта.
Я останавливаюсь и пару секунд медлю. Не знаю, почему я ждал у двери. Может
от того, что всегда надеялся, отец сам откроет ее и позовет войти?!
Я толкаю дверь ногой, она открывается, и я замираю на пороге, потому что перед
моими глазами босые ноги отца. Большой палец правой ноги чуть искривлен в
сторону. Отец сломал его когда-то, да так он и остался смотреть вбок. Я
поднимаю голову, и взгляд ползет по рукам, безвольно висящим вдоль тела.
Потом я вижу все тело и голову, неестественно опущенную вниз и чуть в сторону,
потому что петля из веревки, что лежала в гараже еще вчера, обхватывает шею
и тянется вверх к перекладине на потолке. Я смотрю на лицо отца, залитое
синевой, на глаза. Они чуть приоткрыты, словно он из-под опущенных век
наблюдает за мной. Потом я замечаю опрокинутый стул на полу. Я поворачиваюсь,
и так же молча закрываю за собой дверь, дохожу до лестницы и сажусь на
ступеньку. Все. Конец главы.
Моя детская память пыталась оградить от шока. Я не помню ничего после, до того
момента, пока не оказался в полиции. Сколько я просидел на ступеньках, кто
вызвал полицейских, даже как вынимали отца из петли и увезли на специальной
машине. Нет слез, сил, чтобы закричать, осознать, что произошло вообще.
Только перед глазами маячат ключи, которые я вынимаю из-под кровати и ухожу
из дома.
В полицейском участке я просидел в пустом кабинете остаток дня, умирая от
жажды и видя перед глазами отцовское лицо в обрамлении петли.