Осколки плитки больно впиваются в ступню, протыкая нежную кожу. Кровь сочится из небольшой ранки, уходя глубоко под асфальт вместе с водой, пропитанной хлором, потом и дешёвым одеколоном. Чьи-то ногти впиваются в спину и проводят 8 параллельных друг другу полос, постепенно приобретающих багровый оттенок, столь выделяющийся на молочно-белой коже. Искусанные губы бормочут что-то бессмысленное,дрожа в порыве страсти . Пальцы упираются в серый от плесени и налёта кафель, противно скребя ногтями по штукатурке меж плитки. Тонкие стены ванной слишком тесны для полных животной похоти стонов, они разносятся во всех направлениях координатной оси, лежащей относительно дешевого мотеля близ захолустного городишки, название которого помнит лишь табличка на въезде в него.
И вот конец, пик, триумф и тысячи других слов на всех языках мира, описывающих твою величайшую победу. Ты поворачиваешь влево покрытый ржавчиной кран, а жрица любви торопливо выходит из душевой, и, ступая по скрипящим прогнившим паркетным доскам, садится на растерзанный предыдущими гостями и временем диван, прикрывшись твоим кителем со знаком штандартенфюрера в петлице. Совладавши с испорченным механизмом и вернувшись в комнату, ты небрежно бросаешь деньги, найденные в наспех стянутых галифе, на тумбочку гнилого чёрного дерева, грубо срываешь китель с представительницы прекрасного пола, наспех одеваешься и покидаешь уже порядком надоевший номер, где знакома каждая ворсинка в линялом ковре у порога.
Дешёвый бар на первом этаже кишит сомнительными посетителями, словно мёртвое тело опарышами, глодающими выпивку вместо гнилой плоти. Вывеска над стойкой мерцает яркими флуоресцентными лампочками, столь неуместными в комнате, больше напоминающей утробу. И за дальним столом этой провонявшей спиртом, потом и одеколоном клоаки за тобой зорко следят два глаза, сощурившиеся в презрительной усмешке. Взгляд впивается в броский позолоченный медальон, покачивающийся на твоей шее оборванной петлёй висельника. Ядром этой вульгарной и вычурной клетки являются волосы твоей жены. Она висит на совести тяжелым камнем, утягивая всё ниже и ниже, в самые глубины презрения к своей похотливой животной натуре. Каждую ночь, проведённую с очередной искусительницей, ты внушаешь себе, что продолжаешь любить, не смотря ни на что. Перебираешь ягодами в голове все воспоминания, отделяя хорошие от плохих. Вспоминаешь сына, что сейчас истекает кровью в Праге под презрительным взором увековеченных в камне святых. Кровавый ручеёк бежит по холодному асфальту, словно талая вода в апреле. Семнадцать мгновений просвистели мимо виска, однако восемнадцатое нашло свою цель.
И вот ты выходишь из мотеля. Нет смысла следовать за тобой дальше, игра становится скучной и уже не стоит свеч. Дешёвое пиво пенится в покрытой отпечатками рук кружке. Отблески лампочек расплываются в тёмной жидкости, создавая отдалённо напоминающие созвездия образы. С улицы раздается шум мотора твоего автомобиля. Визг резины и удаляющийся гул оповещает об окончательной капитуляции из столь любимого пристанища . Однако возвращение сюда неизбежно, и мы оба это прекрасно знаем.