Белые пылинки летят вниз словно снег. Опускаются на пол, стол, прикроватную тумбочку, покрывая их тонким,едва заметным слоем. Стены, потолок, одеяло, халаты медсестер, таблетки, даже эта чёртова пыль-всё вокруг отвратительного, режущего глаз белого цвета. И только бинт на животе буреет запёкшейся кровью, которая регулярно хлещет из периодически открывающейся раны. Лишь этот плотно затянутый клочок марли не ослепляет омерзительной белизной, теряя её в попытках остановить внезапное кровотечение.
Каждый день приходится выслушивать нелепые рассказы о повседневной жизни. Ничего не говорящие имена, места, звания-и всё это приправлено нецензурной бранью, парочкой эпитетов и лживой радостью. Интереснее купаться в белом море простыней , нежели выслушивать о происходящих вне моей зимы делах. Эти абстрактные личности словно зрители, наблюдающие мой странный танец среди хлопковой тонкой ткани. И не хватает только одного, ради которого и затевалось представление.
Ты исчез, забыл обо мне. Растворился в дождливой берлинской осени, не желая больше возвращаться в мою слепящую тюрьму. Недели заключения с ежедневной пыткой от неизвестных людей, выкрикивающих мне имя виновника торжества. Который попросту не явился, исчез в серой коробке шестого управления вместе с тобой. Это здание как ничто другое дополняет осенний Берлин, сливаясь с его обесцвеченным пейзажем. Лишь ручейки снующих как муравьи служащих немного разбавляют картину своими серо-зелеными шинелями со сверкающими на них пуговицами и нашивками. И ты тоже часть этой массы цвета фельдграу, упрямо ползущей в свой оплот под гордыми лозунгами. Более того, ты стоишь во главе всего этого, приводя машину внешней разведки в движение с помощью сотни маленьких рычажков. В ней нет места поломке, однако глупые рабочие в любой момент могут нарушить весь ход работы. Неосторожное насекомое, приблизившись к раскалённому двигателю слишком близко, сгорает, не оставив после себя даже горстки пепла. Любой вышедший из строя механизм будет заменен на другой, более прочный и качественный. Обычная и ничем не примечательная работа машины и её двигателя.
Тягучее, словно патока, ожидание засасывает в себя, заставляя давиться притворными составляющими. Крепко увязнув в сладкой жиже, не имея возможности пошевелиться, я продолжаю надеяться на счастливое избавление. К патоке добавляется железный привкус крови, делая вкус ещё более невыносимым. Голос медсестры разбавляет холодной водой эту отвратительную смесь. Фраза о новом пациенте заставляет выдавить ухмылку. Ну что же, добро пожаловать в невыносимую белую зиму, пропитанную густым тошнотворным одиночеством.