Она умерла через 4 дня после того, как мы с женой уехали. Ни притронувшись, ни к пище, ни к воде, она медленно зачахла, так и не дождавшись меня. Она умерла от тоски....
Серым февральским утром, закрываясь от пронизывающего ветра, я пошел за песком во двор. В квартире у меня полным ходом шел ремонт. Раздолбав корку льда, я стал набирать промерзший песок, как вдруг краем глаза заметил какое-то шевеление. Присмотревшись, я увидел молодую галку, которая испуганно смотрела на меня, как-то странно припадая на один бок. Я выпрямился и шагнул к ней, она отпрянула и, волоча крыло, попыталась убежать. За ней по снегу тянулся кровавый след.
Мне не составило труда поймать ее и взять в руки. Сердце мое сжалось от сострадания. У галки было перекушено крыло, и две белые косточки торчали наружу, и в боку зияла огромная кровоточащая рана. Скорее всего, собака схватила ее челюстями, но, кто-то не дал ей завершить убийство. Галка попыталась ущипнуть меня, но клюв едва, едва смыкался, она теряла силы, медленно погибала.
Я взял ее к себе домой. Не потому, что решил помочь ей, или, по крайней мере, так думал. Скорее наоборот, я был почти уверен, что она умрет. Просто я не мог ее оставить одну в таком состоянии на ветру и морозе.
Вместе с песком для цемента я принес домой раненое существо, чем вызвал недоумение всех домочадцев. Но, потом, когда страсти улеглись, я посадил ее в коробку от какой-то бытовой техники. Попытался дать ей воды. Но она испуганно забилась в угол, вздрагивая при каждом шорохе. Еще долго при каждом шорохе галка забивалась в угол коробки, не притрагиваясь ни к пище, ни к воде. Дно коробки все время покрывали капельки крови.
Так прошло три дня. И, однажды, заглянув в коробку, мне показалось, что кусочков хлеба стало меньше. Начала есть, радостно подумал я, значит, выживет. Я решил проследить за галкой. Оставшись в кухне, я положил, кусочки жареной картошки в коробку и стал ждать. Галка сидела в углу коробки и не подавала никаких признаков жизни. Прошел целый час. И, когда я уже стал терять терпение, вдруг увидел любопытный глаз, который пристально разглядывал меня. Серебристый глаз галки заворожил меня, я замер. Еще немного посмотрев, галка стремительно схватила кусочек картошки и мгновенно проглотила. Так повторилось несколько раз. “Ну что ты боишься, ешь не бойся”- сказал я. При звуках моего голоса галка отпрыгнула в угол и замерла, но серебристый глаз рассматривал меня, как мне показалось, не с таким испугом как прежде.
Наверное, тогда у нас с этим маленьким существом и завязалось то неповторимое чувство, которое я не могу забыть и по сей день. Великий ученый биолог и биофил Конрад Лоренц, описывая галок, отметил глубокую привязанность их друг к другу и людям. Он писал о “влюбленности” галок.
Да, мы любили друг друга. Вскоре, она встречала меня, когда я приходил на кухню, и мне казалось, что серебристые глаза смотрят на меня радостно и весело. Она уже не шарахалась в угол, а ждала, когда я брошу ей кусочки колбасы, хлеба или творога. Стремительно хватала их, подбегая на своих тоненьких черных ногах, не сводя с меня серебристых глаз. Капелек крови становилось все меньше, но левое крыло так и висело и волочилось за ней. Однажды взяв ее на руки, я увидел, что белые косточки все еще торчат из раны. Я решил перевязать ее, но она с повязкой валилась потешно на бок, и остервенело, рвала повязку клювом - пришлось снять.
Назвали мы ее сначала Карлом, но потом я понял, что это самочка и название изменилось на Карлушу. Дело в том, что в природе, когда галки распределяются по парам, обычно самец кормит самку принося, ей лакомые кусочки. Он кормит ее из клюва и если она принимает его ухаживания - это считается знаком особой привязанности друг к другу.
Когда однажды, Карлуша смело прыгнула ко мне на руку, и я попытался поцеловать ее в иссиня черную головку, она смешно присела, растопырив крылья, и подставила клюв, задрожав всем телом и издавая теплый приветливый кр... кр... Тогда я взял в рот кусочек хлеба, и она с удовольствием полакомилась им, издавая тот же гортанный кр... кр...
Потом, когда кровь совсем перестала сочиться из раны, мы купили ей большую клетку. Карлуша быстро освоилась в ней, гордо восседая на жердочке посреди клетки и осматривая окружающий мир.
Вы когда-нибудь слышали, как громко каркают галки. Это звонкое, отрывистое “Тяф”... Вскоре, мое появление на кухне, где находилась клетка, сопровождалось громким и радостным “Тяф”, “Тяф”... Я ворчал оглушенный этим радостным криком и добродушно говорил: “Не тявкай”. Давал ей кусочки хлеба, сыра, творога. Когда Карлуша была голодна, она с жадностью набрасывалась на пищу заглатывая ее большими кусками. Если же ей просто, было скучно, она “тявкала” что бы заполучить мое внимание. А я, подходя и думая, что она голодна, давал ей кусочек чего-нибудь, она, из уважения брала эту пищу в рот и держала в клюве пока я смотрел на нее, а как только отворачивался, она бросала его на пол в клетке.
На пол клетки, где обитала Карлуша, стелились газеты, а летом лопухи. Она любила спрыгнуть на пол и как курица лапами разгребать, рвать перекладывать кусочки газеты или лопуха. Иногда, она просто вредничала и продолжала громко кричать, если я уходил из кухни, пока я не возвращался вновь. Ей было скучно, она была очень компанейская, и хотела, что бы кто-то был радом. Я знал, что ее надо взять на руки и отнести в спальню, где она восседала на подсвечнике возле трюмо и видела свое отражение сразу в трех зеркалах. Она сразу успокаивалась, наверное, принимала свое отражение за своих подруг. И всякий раз, когда Карлуша начинала кричать от скуки, я брал ее, и нес в “стаю” – так я назвал место у трюмо.
Каждое утро я брал ее на прогулку. Подходил к клетке открывал дверцу и говорил: “Иди на ручку”. Карлуша радостно прыгала ко мне на большой палец. И, так гордо восседая и осматривая все вокруг, она шествовала со мной на речку, где обычно я делал зарядку. Если мне надо было побегать, я сажал е на длинный отросток засохшего дерева, и она видела меня, и сидела спокойно, но всякий раз, когда я начинал пробежку, она громко издавала свое “Тяф”, как бы напоминала о себе.
Все кто купался на речке и делал по утрам зарядку, и почти все жильцы нашего подъезда знали ее, здоровались и пытались расположить к себе. Она кого просто терпела, кого не любила и шарахалась, кого просто не замечала. Особенно любил ее один дядька, он по долгу останавливался, смотрел на Карлушу пытался погладить ее, и рассказывал всегда одну и ту же историю про своего брата, у которого в доме тоже жила галка. Он нежно говорил: Галя, Галя, но Карлуша щипала его руку своим длинным клювом и смотрела на меня серебристым глазом, как мне казалось, скучая и думая, когда же я пойду дальше от этого надоедливого субъекта.
Иногда она капризничала, особенно весной, когда птицы начинали вить гнезда. Она не отпускала меня ни на шаг, не хотела идти домой с прогулки, демонстративно швыряла кусочки пищи, которые я ей давал, сетуя, что я ее не понимаю. Конечно, я ее понимал, ей хотелось летать и вить гнездо…
Мне так не хватает сейчас ее, хотя уже прошло несколько лет. Домочадцы и все кто знал эту историю, считают меня слишком сентиментальным. Но разве могут понять они, что между двумя живыми существами может быть особая привязанность, которую нельзя объяснить. И понять, которую могут лишь те люди, у которых было что-то похожее с братьями нашими меньшими.
Ты многому научила меня Карлуша, я смотрю на мир другими глазами, ты дала мне то, чего мне так не хватает в этом мире человечков – чистой, преданной любви.
Человек, ты высшее создание природы, разве можешь ты быть таким преданным, так любить? Нет, тебе это не дано, ты слишком умен, что бы отдать кому-то свою жизнь без остатка. Тебе так нельзя —ты человек!