Меня зовут Райт. Я беглец.
На стенах не развешаны черно-белые плакаты о розыске, в заголовках газет мое имя не фигурирует после слов «особо опасна», за мою голову не дадут ни цента, но я все равно скрываюсь, каждый день меняя убежища, потому что знаю – они ищут меня. Бесшумной поступью скользят по подворотням, принюхиваются, выжидают. Мои молчаливые загонщики.
Они хотят, чтобы я тоже перестала различать цвета. Хотят, чтобы я стала как они. Равнодушной. Бесчувственной. Холодной.
Я им не сдамся.
Меня зовут Райт. И вот моя история.
***
Никто уже не вспомнит, с чего все началось. Кажется, с парникового эффекта. Или глобального потепления. Таяния льдов, подъема уровня Мирового океана. Или взрыва ядерного заряда в чьем-то подвале. Экологическое бедствие наступало медленно, неуклонно, со всех направлений. Но шаги его были так растянуты во времени, что все привыкли не обращать внимания. Казалось бы, есть и есть, норма жизни: тропические леса вырубают, а заводы множатся, бурильные установки разворачивают истощенные недра в поисках новых залежей, и вот уже углекислота становится новым затхлым «кислородом» человечества.
А потом появились «первые звоночки», на которых глаза было уже не закрыть. Люди начали вымирать. Не десятками, не сотнями даже – за неделю мог опустеть целый город. Они задыхались. Каждый третий ребенок рождался с астмой или острой дыхательной недостаточностью.
Медицина стала востребована, как никогда раньше. День за днем в разных точках земного шара проводились конференции врачей и фармацевтов, в панике изобретающих способы спасения от удушья. Таблетки, ингаляции, инъекции – ничего не помогало надолго. Однажды какой-то «светлый ум», выступая в прямом эфире, с пеной у рта доказывал, что трансплантация жабр и уход обратно в Мировой океан спасет человечество. Его идею отвергли. Вода была еще грязнее воздуха, понадобились бы фильтры величиной с планету, чтобы очистить водное пространство до пригодного для жизни состояния.
А потом изобрели его. Историки расходились во мнениях, кто же изначально был автором формулы – так много ученых претендовало на право обладания. Нитракаин, НК-90. Синий порошок. Панацея.
Секрет его эффективности был в том, что он состоял из мельчайших нано-роботов, не отторгаемых организмом, которые встраивались в систему жизнедеятельности человека, постепенно меняя ее, адаптируя под окружающие условия среды. В частности, они возводили такие связки, что легкие действительно начинали потреблять больший процент углекислого газа. И оставшиеся в живых люди наконец-то вздохнули полной грудью. Они победили.
Но у этого вещества, как и у любого другого, были свои побочные эффекты. Никакой тошноты или рвоты – нет. Наниты всего лишь выборочно подавляли высший отдел ЦНС. Те, кто боролся и получил в подарок вторую жизнь, столкнулись с тем, что жить им стало не интересно. Эмоции свелись до минимума. Амбиции, стремления, мотивации – все кануло в Лету, отпало, словно рудиментальный отросток.
Люди входили в новую эру чистыми от чувств, незапятнанные ничем мирским, словно маленькие Будды. Просветленными. Равными. Лишенными своей индивидуальности. Как один цельный, многорукий и тысячеглазый организм.
Еще пропала возможность различать цвета. Отныне мозг распознавал только оттенки серого – и синий. Все очень продуманно, с тем тонким расчетом, чтобы вместо живительного НК-90 случайно не вдохнуть бесполезную пыль. Микроскопические роботы, трудясь без устали, заменяли клетку за клеткой – и новая доза требовалась постоянно. Нано-машины медленно, с благими намерениями внедряли человечеству свою нехитрую волю. Все ради выживания. Они не паразитировали в живых организмах, не мечтали поработить род людской, они вряд ли и думать-то могли в глобальном масштабе.
Просто так вышло.
И обновленные люди превратились в андроидов.
Именно поэтому я скрывалась. Мне претило желание становиться бесполой аморфной массой.
Я находила в развалинах ставших ненужными библиотек подшивки пожелтевших, рассыпающихся газет того времени, искала там способы отказаться от употребления этой заразы – и не находила их. Пыталась найти союзников, разделивших мои взгляды, - но они, пробыв недолго, неизменно уходили по дорожке из синего порошка, отрешались, «возносились». Вакцинация и «приобщение» из добровольных превратились в околопринудительные – пока наниты не добрались до репродуктивных органов, нужно было спасать как можно большее количество популяции. В свою очередь, те, кто был лишен электрического потрескивания контактов в своей голове, последние настоящие люди, видели лишь два варианта: или выжить (пусть и такой ценой), или отхаркивать легкие по кускам до конца своей жизни. И не без сожалений, но всегда выбирали первое.
Не мне их судить.
Однажды мне пришло в голову записать свою историю. Пока я еще существовала в ней, пока она была моим настоящим. Неровные предложения бежали по газетам, выходили за их пределы, продолжались на полу, стенах, моих руках и ногах. Я больше не верила, что это кому-нибудь поможет: все отступники, если они еще оставались где-то, хоронились в своих норах и не высовывались зазря; но процесс фиксирования действительности странным образом успокаивал. Я делаю все правильно, так мне казалось.
Я всего лишь хотела смотреть вверх и видеть, что высоко над головой солнце – и оно желтоватое. Что пылинки, кружащиеся в воздухе, похожи на золотистые искорки. Что капли воды, преломляясь на свету, превращаются в радугу.
Мне недостаточно было только вспоминать об этом. Цвета истираются, блекнут, если ты не видишь их постоянно.
Пока я была жива, я хотела видеть.
***
В один из дней они все-таки нашли мое убежище. Может, на фоне потери зрения у них обострился нюх или еще что, я не знаю. Двое молча стояли и невидяще вращали серыми, как пепел, белками глаз, пока я, сжавшись в комок, пряталась за стеной.
Кажется, они сомневались. Не знала, что им еще свойственно это чувство.
Выдал кашель и хрипы. Я же не потребляла синий порошок, моя врожденная астма прогрессировала.
Они не стали меня бить. Сначала. Просто загнали меня в угол. Жестом матери стерли с губ кровь. Зафиксировали руки, связав меня первым попавшимся на глаза подходящим предметом – забытым кем-то мотком кабеля. Высыпали на мои ладони немного НК-90, отошли поодаль и сели ждать. Бездушные механизмы, они способны делать это вечно.
Я сопротивлялась, кричала, звала на помощь. Изворачивалась из их цепких пальцев, намереваясь ударить, укусить, дезориентировать. Истерично отряхивала ладони – и порошок ссыпался вниз на бетонный пол.
Они раз за разом возвращали меня на место, отводили за спину руки, затягивали кабель сильнее. Вновь сыпали порошок. Вновь садились ждать, пока наниты проникнут под кожу, первым делом стирая рисунки на подушечках моих пальцев, мою врожденную идентификацию.
Я не позволяла себе сдаться. Они могли и дальше продолжать травить мои ладони отравой, могли заставить хребет прогибаться под тяжестью давящего на спину сапога – но им не под силу было переломить мою волю. Я знаю, они – пустышки. Бездушная оболочка. Они не способны проникнуть в мою голову и повернуть вспять поток мыслей. Они никогда не убедят меня в необходимости принятия своей извращенной правды.
Им не взять меня живой.
Андроиды, словно дождавшись какого-то не уловимого ухом сигнала, синхронно зажали мою голову пальцами, как тисками, - и вот рот и нос уже накрыты респиратором, с синим порошком в фильтрах. Паникуя, я сделала несколько захлебывающихся глубоких вдохов, один за другим. Это было ошибкой. Кашель, родившийся вместе со мной, ставший моим привычным спутником, тот кашель, который должен был принести мне со дня на день желанную гибель, начал отступать. Нано-роботы хорошо знали свое дело: в легких больше не клокотало, хрипы не сдавливали горло. Это злило.
Мысли начали путаться. Мир уже стал выцветать – или мне это только кажется?
Я никогда не пойду за ними. Они неправильные. В неуязвимости, в каменном беззвучии – их слабость. Я сильнее.
Я просто притворюсь, что с ними заодно – и убью их по одиночке. Они даже не успеют понять.
Голова слишком тяжелая, шея уже не держит, слишком много мыслей.
Это все проклятые наниты. Да, это они виноваты. Умные песчинки. От них пальцы становятся такими гладкими-гладкими. Как камушки. И стукаются между собой с чудесным ровным звуком – тук-тук, тук-тук. Тук-тук. Тук.
Хороший звук. Он мне нравится.
По ладоням побежали синие ниточки. Серые руки становятся руками в синюю сеточку.
По телу разливается холод.
Хорошо. Приятно. Так и должно быть.
Это правильно.
…Нет.
Черт возьми, да что же со мной происходит?!
Я им не достанусь. Я должна стоять до конца, я…
Позовите меня по имени, хоть кто-нибудь. Я больше не помню, как оно звучит.
Мама, если ты меня слышишь. Забери меня отсюда, мама.
Нет, я не хочу, не хочу становиться ими, не хочу становиться ими, пусть все остановится, прекратится, пусть я задохнусь, сейчас же, только пускай прекратится, я не могу бороться, не хочу, не хочу становиться ими нехочустановитьсяиминехочустановиться…
…(restart) нами.
Мы – одно целое. Мы есть взаимосвязанный единый организм. Мы можем чувствовать свои части на расстоянии, сколь бы далеко они не находились. Наши мысли есть единый поток общего сознания, наши действия синхронизированны.
Мы обладаем неделимой волей.
Мы есть Идеал и Высшая, единственно возможная Форма.
Когда пройдет несколько циклов перезагрузки, мы наконец исполним свое предназначение – и сольемся воедино. Это наша Цель.
А пока же некоторых элементов недостает. Нужно найти их и сочленить с нами. Иначе цикл завершить невозможно.
Пока еще есть время, мы выходим на их поиски. Мы уже знаем, где они скрываются. Мы спасем их от неминуемой гибели.
Пришло время Перерождения.