В его жизни было слишком много музыки

Белый Налив
         


                Область музыки – душевные волнения.
                Цель музыки – возбуждать эти волнения,
                а сама она также вдохновляется ими.
                Жорж Санд 


    Лайне не была знатоком классической музыки. Она, как большинство её знакомых и подруг в возрасте от двадцати пяти до тридцати двух лет, как правило, одиноких, любила посещать эстрадные концерты, слушать джаз, не списывая со счетов и рок, но посложнее.
    Билет на концерт классической музыки ей подарили, а от подарков, как известно, не отказываются. Нельзя сказать, что Лайне никогда не слушала классику, да и профаном в ней она тоже не была – просто руки (или уши?) не доходили до того, чтобы углубиться в неё или сходить на концерт. Но теперь толчок дан.
    Когда-то в раннем детстве, лет двадцать тому назад, она года два посещала музыкальную школу - по настоянию родителей, разумеется. Она умела тогда немного играть на фортепиано, даже выступала немного на школьных концертах. Но однажды, исполняя какую-то пьесу, она нечаянно взглянула в зал и увидела, как одноклассник Гунтис, по кличке Гунча, корчит ей рожицы. Словно пригвождённая, она сидела за роялем, не в силах продолжать играть. Потом смутилась и выбежала из зала. Раздался свист и хохот. Стресс надолго выбил девочку из колеи, и домашние постановили, что Лайне должна отдохнуть от музыки.
   Испытав такой позор – срезалась на школьном конкурсе – девочка больше никогда не подходила к инструменту. Родителям же и в голову не пришло отвести дочь хотя бы к школьному психологу – они были заняты личными проблемами: мама «отходила» от измены человека, которого любила на протяжении трёх лет, а отец, свернув все свои «левые» отношения, теперь утешал любимую жёнушку. Лайне, правда, узнала обо всём этом значительно позже, от бабушки.
    Закончив школу, она поступила на инъяз и сейчас работала переводчиком.
    Конечно же, она могла отличить Чайковского от Баха, а Вивальди от Шопена, иногда, под настроение, слушала любимые произведения Грига, Моцарта, Рахманинова и своих отечественных композиторов, особенно Иманта Калниньша.

    Придя домой с подаренным билетом, она уселась в кресле поудобнее и сосредоточилась. «В конце концов, необязательно понимать музыку. Важно, чтобы она доставляла удовольствие», - подумала она.


                ***


    Лайне в бинокль обозревала не особенно крупный зал Латвийской филармонии и, вернувшись взглядом на сцену, стала внимательнее рассматривать пианиста, который только что стремительно вышел из-за кулис и поклонился залу. Раздался шквал аплодисментов, из чего Лайне слелала вывод, что музыкант, мягко говоря, авторитетен.
    Затаив дыхание, она смотрела на пианиста. Он был во фраке и белоснежной сорочке. Густые русые волосы были зачёсаны назад, приоткрывая большой лоб, на который падала одна прядь, мешавшая ему: рукой он поправлял её, пока не сел за клавиатуру. Он был красив и элегантен, что больше всего ценила Лайне в мужчинах. На вид она дала бы ему 34 года, то есть он был ещё достаточно молод.
    Он сел за рояль и выпрямился в ожидании оркестровой увертюры, потом кивнул дирижёру, под взмахом которого грянули струнные. Это был Первый концерт для фортепиано с оркестром Брамса.
    Лайне и сама не заметила, как оказалась под влиянием чудесной музыки, особенно тогда, когда, после четырёхминутной увертюры длинные пальцы российского пианиста опустились на клавиши. Уже первые аккорды были настолько прекрасны, что девушка почувствовала, как душа её, словно бы снабжённая крыльями, витает по залу. Это было ошеломляющее впечатление.
    Когда она успокоилась после первых душевных волнений, она мысленно начала воспроизводить различные картины: потрясающая музыка раскрепостила её воображение, как ничто и никогда. Музыка великого немца была настолько прекрасна и возвышенна, что Лайне ещё долгое время после концерта находилась под её впечатлением. 


                ***


    На следующий день к ней подошёл её кузен и коллега Юрис и спросил:
    - Ну, как, Лайне, вчерашний концерт?
    - Ты знаешь, я не уверена, что всё поняла, но она доставила мне колоссальное наслаждение, и я словно бы ожила душой.
    - О, как здорово! Значит, я не ошибся, подарив тебе этот билет. А ещё я приятно удивлён, что ты оказалась такой гармоничной натурой.
    Лайне вскинула на него глаза.
    - Удивляешься? К твоему сведению, есть люди, которые не получают от музыки никакого удовольствия. Я где-то читал, что они созданы без гармонии. Так что поздравляю тебя. А как пианист?
    - Он виртуоз, мастер своего дела. На концерте он творил невообразимое. Думаю, что не только Брамс потряс меня, но и это исполнение.
    - Я не сомневался, что Балашов тебе понравится. Кстати, он часто бывает в Риге по своим каким-то делам и вхож в дом моей старшей сестры Астриды, а она работает в филармонии. Её муж, Айнар Шлихтерс, - ты, конечно, о нём слышала - не только крупный предприниматель, но и большой ценитель классической музыки. В следующую субботу у него день рождения, и я уверен, что Олег Балашов обязательно приедет. Если хочешь, я возьму тебя с собой, и ты сможешь с ним познакомиться через мою сестру. Он чрезвычайно интересный человек и, между прочим, неженат.
    - О чём это ты? – встрепенулась Лайне.
    - Да пора и тебе о второй половинке подумать. Я всего лишь на три года старше тебя, а у нас с Ланой скоро третий будет. Демографию улучшать надо. Так пойдём в субботу со мной?
    - В хорошее общество почему не пойти?
    - Я заеду за тобой в половину седьмого. Лана останется дома – всё-таки восьмой месяц, ей лишние встряски сейчас ни к чему, а нам с тобой не помешает ещё раз послушать музыку Олега Балашова. Она, по моему мнению, вымывает из души весь негатив повседневной жизни, и ты будто рождаешься заново.
    - Я согласна с тобой. А ещё она глушит печаль, высекает огонь из души, и тогда в глазах - моих, твоих, и многих других - обязательно рождаются искорки от неё.
    «Э, да девочка не на шутку встревожена! К ней, похоже, приходит какое-то озарение, уж не любовное ли? Надо обязательно попытаться их с Балашовым свести. Не дело это – таким красивым людям, один из которых уже стремится к другому, жить порознь. Такая, как Лайне, вдохновит Олега ещё больше!» - с такими мыслями Юрис вернулся в свой кабинет.   


                ***

    В субботу, как и обещал, Юрис заехал за Лайне, и они помчались по освещённому городу к дому, в котором жила его сестра Астрида. Но не к ней стремилась душой Лайне, а к человеку, встревожившему её и покорившему своей музыкой. Да и сам пианист очень понравился ей.
    Старшая сестра Юриса, белокурая пышнотелая дама, всех заряжала своими положительными флюидами бодрости, раскованности и энергичности. Муж старался ей соответствовать, но по темпераменту ему было далеко.
    Вечер начался. В большом каминном зале были поставлены кресла для гостей и удобные стулья, а также пара диванчиков. Стол был шведский, изысканно сервированный, со всевозможными деликатесами. Особенно поражала гостей «рыбная» фантазия поваров. Все смеялись, беседовали, подходили к столу, клали на тарелки кусочки чего-то им приглянувшегося и возвращались на свои места. Дамы в изящных декольтированных платьях стремились попасть поближе к камину и садились на пуфики. Две горничные с подносами обносили присутствующих фужерами с шампанским, дорогими винами и рюмочками с коньяком для тех, кто признавал только крепкие напитки.
    Юрис подошёл к Лайне, беседовавшей с красивой женщиной в интересном положении (как оказалось, невесткой Астриды), и сказал:
    - Пойдём в оранжерею, он хочет с тобой познакомиться.
    - Кто? – спросила Лайне, забыв о главной цели своего приезда в этот дом.
    - Что с тобой, Лайне? Наверно, атмосфера в доме моей сестры так повлияла на тебя и сделала, как и всех здесь, подвластной её желанию видеть всех слегка романтичными, улыбающимися, чуть более аристократичными, чем они являются на самом деле.
    - А разве это плохо?
    - Нет. Но очнись: с тобой хочет познакомиться сам Балашов.
    При упоминании этой фамилии мурашки пробежали по телу Лайне, но она взяла себя в руки и сказала «пойдём».


                ***


    Олег Балашов нервно прохаживался по цветочной галерее Астриды, с которой его связывали давние дружеские отношения, и ждал, когда Юрис приведёт к нему Лайне, девушку, окутанную ореолом тайны, прекрасную и утончённую. Олег успел разглядеть её, когда она пришла вместе с Юрисом. Он стоял за пальмой, а её лицо было открыто для обозрения. Олег ни разу в жизни не любил по-настоящему: слишком долог и труден был его путь к признанию, требовавший особой преданности, чтобы заниматься женщинами, которые липли к нему, как пчёлы к воску. Он таких не любил, считая, что чувство достоинства должно быть у каждого.

    Когда она приблизилась и протянула ему руку (Юрис, видя их взаимное расположение, поспешил ретироваться), Олег аккуратно пожал руку женщины и сказал:
    - Юрис дал мне возможность познакомиться с вами, чему я очень рад.
    - Я тоже, - сказала Лайне. – Неделю назад я побывала на вашем концерте, и уже тогда у меня возникло желание познакомиться с вами.
    Её лицо оживилось, и он заметил, как печаль стала уходить из её глаз.
   - Так вам понравился мой концерт?
   - Да, очень! Вы знаете, я раньше не очень понимала классическую музыку, но вы открыли её для меня.
    - А её и необязательно понимать, Лайне. Важно, чтобы она доставляла наслаждение слушателям, а это уже моя задача. Второй задачей я считаю необходимость играть так, чтобы музыка стала утешением для опечаленного человека. Она должна глушить печаль, наполняя душу гармонией. Вы испытали наслаждение, слушая Брамса?
    - Да, но не только. Я испытала необычное воодушевление, я, как бы это лучше сказать по-русски? – воспарила – так? -  вместе с ней.
    - Вы, Лайне, тонко чувствующий человек. Но почему ваши прекрасные глаза так печальны порою?
    - Не знаю, - ответила Лайне, - думаю, это потому, что моя душа не довольствуется тем, что я имею. Она стремится к чему-то большему – к открытиям, путешествиям, постоянному познанию. Но, к сожалению, мои возможности получить это ограничены.
    - Ну, если дело только в этом, то это поправимо. Становитесь моей женой – и я покажу вам огромный мир. Я положу его к вашим ногам. Открытий, путешествий, музыки, гармонии в вашей жизни будет много. Так как, вы согласны? Я делаю вам официальное предложение. Вам – первой и последней. Я моментально почувствовал, что мы созданы друг для друга.
    - Я полагаюсь на ваше чутьё, Олег. Что касается моего к вам отношения, то вы мне очень-очень нравитесь.
    Он приблизился к ней, взял за руки и притянул к себе.
    - Отныне ты будешь моей главной мелодией!
    Он нашёл её губы и приник к ним, как путник, наконец-то, после долгих скитаний, припадает к найденному в лесу роднику.


                ***


    Пышную свадьбу они не делали. Они были так опьянены друг другом, что даже на регистрации, венчании и банкете в узкому кругу близких держались за руки и не сводили друг с друга глаз.
    Когда он вошёл в её спальню, она вздрогнула и затихла, всем своим существом уже принимая его. Прежде чем взять то, что ему принадлежит по праву, Олег спросил, хочет ли она этого. И только получив тихое «да», откинул лёгкое покрывало и стал ласкать её изумительное тело, которым впоследствии будет упиваться целых пять лет.
    Лайне отвечала на его ласки увлечённо, отдавая всю себя без остатка…

    Утром он спросил:
    - Что ты чувствовала, дорогая, вчера, когда мы сливались с тобой в одно целое? –на что Дайне ответила:
    - Во мне звучала твоя очаровательная музыка, и ты как будто играл на мне.
    - А разве могло быть иначе? Ведь музыка стала моим вторым «я». Что касается тебя, любимая, то с этих пор она будет звучать в тебе вечно!

    Они прожили счастливо пять лет. Путешествовали – в гастролях и вне их, - жили в прекрасных отелях почти всех континентов, бродили по горам, даже посетили страну фьордов, куда Олег Балашов был приглашён на Григовский фестиваль. Лайне вкусила все блага цивилизации, но главным благом всё же был её муж.  Она разделила с ним все муки его творчества, все тяготы, связанные с гастролями. Они купались в лучах славы и море цветов. Лайне, с детства любившая цветы, составляла букеты и композиции из них, расставляла по вазам, дарила. Даже в постели не обходилось без цветов, так как Олег любил украшать лепестками роз и лилий свою жену, чтобы пить её потом капельку за капелькой…

    Через четыре года Олег несколько свернул свою концертную деятельность, решив больше внимания уделить композиции. Лайне радовалась этому, решив, что можно будет реализовать мечту о ребёнке. 
      Но грянула беда. Попав в больницу с обычным воспалением лёгких, Олег вышел оттуда как громом поражённый: у него был обнаружен рак в неизлечимой форме, уже давшей метастазы.
    Как сказать об этом Лайне? Сам он не мог, попросил Юриса. Тот приехал быстро, подошёл к ней:
    - Мужайся, Лайне. Твой Олег тяжело болен. Жить ему осталось месяца три-четыре. 
   Комната закружилась, пол поплыл, и Лайне, не успев даже крикнуть, упала на руки Юриса.


                ***


    Борьба за жизнь Олега требовала нечеловеческих усилий. В глазах Лайне теперь навечно поселилась печаль, она возвратилась, решив больше не покидать свою хозяйку.
    Олег, прооперированный, но безуспешно, таял на глазах. Иногда, в моменты просветления, он смотрел на суетящуюся Лайне и просил её не перетруждаться так.
    - Нет, Олег, я буду исполнять свой долг до последнего.
    «Какие печальные у Лайне глаза! Где я видел такие же?» - вспоминал Олег, забыв о том, что он сам сказал ей когда-то об этом.
    Однажды приехал Юрис. Он долго сидел с Олегом в его спальне. До Лайне случайно донеслись обрывки разговора о ней, какие-то указания Олега. Потом, стараясь развеселить Олега, Юрис присел за рояль и стал громко наигрывать какую-то пьеску.
    - Юрис, прошу тебя, потише, - донёсся голос Олега, - звук должен быть окутан тишиной.
    Юрис перешёл на пиано.
    На следующий день Лайне пошла вместо Олега получать премию, которую ему присудили как композитору за цикл фортепианных сонат. Она подписала несколько бумаг в одном кабинете, предъявив доверенность, потом её послали в другой. Дверь, видимо, неплотно за ней закрылась, а она ждала рядом и явственно услышала, как из кабинета донеслось:
    - Жаль, такого музыканта приходится списывать в тираж.
    А кто-то помудрее поправил собеседника, сказав:
    - Да нет, музыкантов в тираж не списывают – они сами перестают играть, когда в них кончается музыка.
    Лайне шла домой и думала: «У Олега никогда бы не кончилась музыка, её прерывает страшная болезнь».

    Вопреки прогнозам врачей Олег прожил пять месяцев. Он стал слабеть, когда начали колоть морфий из-за невыносимых болей. И только тогда всё быстро покатилось под гору.
    Он умер под утро – тихо остановилось сердце, но Лайне, почувствовав что-то, подбежала к его постели и поднесла зеркальце к губам. Оно не запотело: душа большого музыканта взмыла ввысь.
    - Олег, - вскричала Лайне, - как же ты ушёл, не попрощавшись? Как я теперь без тебя! Ты же был целым миром для меня!
    Она включила музыку, поставила у его изголовья цветы. Но, несмотря на чуть слышную музыку, в комнате воцарилась звонкая тишина.
    Пришла соседка:
    - Зачем музыку-то включила?
    - Он был великим музыкантом. Он с детства внимал ей, потом играл для людей, да как играл! Он выражал в ней не только замысел композитора, но и свою душу.
    Она посмотрела на Олега: лицо его как будто просветлело – значит, она правильно всё сделала и сказала.

    Во время похорон тихо играла скрипка. Очень тихо. И кто-то тихо читал – так распорядился сам Олег при последней встрече с Юрисом. Он просил, чтобы не было помпы, громкой музыки. «А вот тихие звуки скрипки успокоят мою Лайне. Ей будет легче. Я обещал, что проживу с ней всю жизнь, но судьба распорядилась иначе».
    -
    К Лайне подошла Астрида и спросила:
    - А почему скрипачка играет так пианиссимо?
    - В его жизни было слишком много музыки. Он устал от неё.


                31.3.14