- Закрой глаза и доверься мне.
Не знаю, как вас, а меня эта фраза настораживает. Сразу кажется, что тебя сейчас в чём-то обманут. Может, всё дело в том, что я такая подозрительная? Ну да, это очень странно: свою душу доверяю, буквально выворачиваю наизнанку, да и тело тоже отдаю в чужие руки. А вот просто взять и доверить саму себя, свой разум, свою жизнь – не могу.
Он стоит за моей спиной и заставляет меня падать назад. Падать в его руки, не самые крепкие на вид, но вполне способные выдержать вес моего тела. Мы это уже проверяли. Но я боюсь. Я же не вижу, что там за моей спиной происходит! И я знаю, что он никогда не будет намеренно устраивать мне такого рода подлянки. Максимум, что он может сделать – это протянуть мне шоколадку и в последний момент убрать руку, чтобы я почувствовала лёгкое разочарование и едва уловимую обиду. Такие обиды я называю «обидками». Даже в кавычки беру, потому что это просто смешно.
Так вот, он способен только на «обидки», у него никогда не было и, я уверена, не будет намерения обмануть меня. Я прекрасно знаю это, вижу и чувствую каждый день. Я просто боюсь, что он меня не выдержит, когда я буду лететь вниз. Что у него дрогнут руки, или что он неправильно рассчитал расстояние между нами, или что он отвлечётся на какую-нибудь фигню и просто проворонит тот момент, когда мой позвоночник поцелуется с твёрдым полом.
В общем, боюсь я падать спиной назад. Я вообще падать боюсь, как и большинство нормальных людей.
Но он говорит:
- Падай.
И я, набрав воздуха, падаю.
И он ловит меня.
- Погоди.
Он слезает с меня и устремляется к своему рюкзаку. Я остаюсь лежать, дышу часто и тяжело. В голове только одна мысль: «Куда?» Вслух я вообще не в состоянии что-либо сказать. Слежу за ним взглядом, а он роется в рюкзаке.
Всё, что есть в моём мире в данный момент – это он, я и кровать под нами. Даже если бы под нами было что-то другое, я думаю, нам было бы наплевать. Но, так как она участвует в процессе, будет уместным упоминание о ней. Ах да, ещё есть торшер.
Я привыкла к темноте в такие интимные моменты. Наверное, дело не только в том, что «темнота – друг молодёжи». Дело в том, что в темноте мы ничего не видим. Только очертания, силуэты, бесконечные загадки. В темноте нет недостатков: не видно изъянов моего тела (да и партнёра тоже), не видно, куда устремляется рука, куда целятся губы… Ты двигаешься наощупь, все твои реакции обостряются за счёт того, что один из органов чувств не может нормально работать. Короче, когда темно – это классно. По крайней мере, раньше я так думала.
Когда он пришёл (разумеется, не в эту комнату – в мою жизнь), я открыла для себя прелести секса при свете. Как ярком, солнечном, так и приглушённом. В этом, оказывается, есть своя неоспоримая прелесть: ты видишь партнёра. Видишь каждый изгиб его тела, каждое движение его взгляда, каждую эмоцию, отражённую на его лице. Ты получаешь удовольствие не только от прикосновений и телесной близости, но и оттого, что просто смотришь на любимого человека. А он смотрит на тебя.
Когда он достал из рюкзака то, что искал, я поняла, что он решил лишить меня на какое-то время этой радости. А именно – закрыть мне глаза и связать руки.
У него в руках галстуки. Меньше чем через минуту один оказывается на моих запястьях, другой лишает меня возможности видеть его лицо.
Его лицо… Если честно, я долго пялилась на его лицо, прежде чем попробовать написать этот абзац. И сейчас понимаю, что это невозможно. Ну какой мне смысл во всех мыслимых и немыслимых словесных красках рассказывать про разрез его глаз, улыбку, искристый взгляд и всякое такое? Могу, но не хочу. Это слишком личное, что ли. Наверное, его лицо можно описать всего одним словом – тем же, что и его руки, и всё его тело, и моё отношение к нему, и его отношение ко мне, и вообще всё, что связано с ним.
Счастье.
Думаю, любой влюблённый человек согласится со мной.
Так вот, я обезврежена.
А он шепчет:
- Доверься мне.
Это тоже счастье, согласно тому определению счастья, что я дала выше.
И вообще, у меня нет выбора: мои руки связаны, глаза закрыты. И я доверяюсь.
И снова падаю.
И снова в его объятья.
Только это уже совсем другое падение.
- Давай ты закроешь глаза и не будешь смотреть, куда мы едем?
Я понимаю, что это просто предложение. Не просьба, не приказ, и что если я не хочу этого делать, я не должна. Но я соглашаюсь, хоть мне и страшно. Я понимаю, что нужно учиться доверять ему.
Поль, ну перестань.
Как будто он отвезёт тебя в лес и изнасилует, ей-богу.
- Если я буду просто сидеть с закрытыми глазами, я рано или поздно не сдержусь и открою их.
- Тогда их надо завязать.
Боже, как он это говорит! Как он говорит всё, что адресовано мне! Так нежно и тепло… Блин, всё, что я могу написать в связи с его голосом, до жути банально и ванильно, поэтому можно я вообще никак не буду его комментировать? Двух слов – «нежно» и «тепло» – вполне достаточно, если понимать, как много смысла скрывается за ними.
Я снимаю шарф, чтобы завязать себе глаза, а он говорит:
- Нет. Я сам.
Останавливает машину на автобусной остановке и всё делает сам.
И мы едем. Болтаем о всякой ерунде. Рассуждаем о журналистике – оба имеем к ней непосредственное отношение. Я потеряла счёт времени. Мне немного страшно, в чём я и признаюсь ему. И знаю прекрасно, что он не делает и не думает совершить ничего плохого. Просто это жутковато – когда что-то, что всегда находится под твоим контролем, вдруг раз и оказывается скрыто от твоего внимания.
Он паркуется. Выходит из машины, огибает её и помогает мне встать на землю. Кружит меня – раз, два, три. Чтобы запуталась ещё больше. Да я и так не имею ни малейшего понятия, где мы! Он прикрывает мои глаза ладонями, пока я снимаю шарф с головы. Говорит:
- Мы дома!
И убирает ладони.
Я открываю глаза.
Мы действительно дома. У меня дома. Мы приехали туда, где я провела своё детство. В место, которое я всегда буду считать своим настоящим домом, где бы ни жила. Он припарковал машину прямо у моего подъезда. Моего, да. И он всегда будет моим.
Мне четыре года. Я живу в этом доме. Я распахиваю дверь и выбегаю на улицу. Сворачиваю направо, бегу по дорожке во внутренний двор дома. Останавливаюсь и смотрю наверх – проверяю, видит ли меня мама. Мама стоит на балконе и машет мне рукой. Я машу в ответ. Она всегда просила меня гулять под окнами, чтобы меня было видно. Двор залит солнечным светом. Я счастлива.
Мне двенадцать. Я уже не живу здесь, а только приезжаю по выходным. Я открываю дверь и выхожу на улицу. Сворачиваю направо, иду во внутренний двор, глубоко вдыхая местный воздух. Он здесь чище, потому что дальше от центра города. Останавливаюсь и смотрю наверх – по привычке. Вижу маму: она стоит у окна и наблюдает за мной, тоже по привычке. Двор залит солнечным светом. Я снова здесь, и я счастлива.
Мне девятнадцать.