Глава 15. Ход белых. Окончание.
Антракт.
Исхлестанная обнаженная Актриса, Примадонна Жестокого Театра, дрожа, всхлипывает на скамье.
От плеч до лопаток, от верхней части ягодиц и почти до середины бедер ее тело исстегано, отполосовано красным.
Главная Роль всегда зрелищна, но не всегда приятна для того, кто ее исполняет.
Режиссер-постановщик Спектакля, и, по совместительству Ведущий Актер, молча, без слов, готовит Второе Действие.
Лица те же.
Декорации те же.
Продолжается Работа…
Налить стакан воды. Поставить его на стол.
Взять со стола пузырек с «нашатыркой».
Подойти к изголовью скамьи.
Опустившись на колено, открыть пузырек и подсунуть под нос плачущей молодой Женщины.
Дождаться, когда та рывком отдернет лицо.
Повторить действие еще и еще раз, чтобы прояснить сознание Наташи.
Закрыть пузырек. Засунуть его в карман.
Откупорить фляжку с коньяком. Поднести к губам привязанной Страдалицы. Заставить глотнуть ароматную жгучую жидкость. Убрать фляжку.
Взять стакан с водой. Поднести Наказываемой. Заставить выпить, придерживая у ее губ, не давая стучать по стеклянному краю дрожащими зубами.
Мягко погладить по растрепанным светлым волосам, помогая восстановить дыхание.
Провести по лицу Жены платком, стирая слезы и остатки косметики. Не стесняясь высморкать ее.
Стереть едкий пот с еще не сеченной кожи влажной салфеткой. Другой салфеткой мягко-мягко провести по посеченной коже ягодиц. Крови нет, ура!!! Отдельной салфеткой протереть отстеганные ляжки, Еще одной аккуратно провести по настрадавшимся плечам Любимой.
Как будто кто-то мягко повернул реостат. Волной возвращаются Чувства. Эта изнутри нарастающая Волна теплоты и нежности к распростертой на скамье Любимой Женщине приятно щекочет все нервные рецепторы. Хочется гладить ее сеченное тело. Наслаждаться горячими припухлостями следов от розог. Хочется поймать и ощутить, принять за нее, если не сами, уже нанесенные жестокие удары, то хотя бы жгучие, зудящие ощущения «послевкусия» Боли…
Странно, но это удается. Сергей почти ощущает как вокруг его тела, не на коже, нет, вне ее, возникает зудящее, как ни странно, почти приятное ощущение. «Зудящее тепло», почти жар над его собственной кожей.
Бред! Что это? Пароксизм внезапно вспыхнувшей эмпатии? Или стремление в системе столь странных чувств «отделаться» от ощущения вины за происходящее?
Наташа почувствовала, как Сергей прекратил наносить удары. За пеленой слез ей не было видно, сколько прутьев лежит перед ней. А считать удары она давно перестала. По затянувшейся паузе она поняла, что половина наказания пройдена. Хотелось добавить «Успешно», но жжение и ломота в напряженных мышцах не давали повода к такому оптимизму.
Внезапно, смутная мгла в сознании была разорвана. Резкий запах нашатыря заставил взглянуть на Мир четче. Наташа отдернула нос от флакона в руках Мужа, но он еще два раза заставил ее вдохнуть противный «аромат».
В голове действительно прояснилось, и вкус коньяка, почти силой влитого ей в рот, показался неожиданно приятным. Вот уж, никогда не могла «заценить» «мужской напиток»! Изумительное послевкусие прогнало противные ощущения от запаха предыдущей отрезвляющей жидкости. Чувства почти вернулись к норме, особенно когда Сергей поднес ей стакан воды, которую она, стуча зубами о край, с наслаждением выпила. Она без сопротивления приняла с его стороны ласковые поглаживания ее волос, позволила Мужу протереть ее лицо платком. И даже, не стесняясь, дала себя высморкать, как маленького ребенка.
Она уже не чувствовала ни былого стыда за крики, ни, тем более, прежнего приятного ожидания боли. Боль это БОЛЬНО. И никак иначе. Последние двадцать ударов Наташа просто, или, правильнее, непросто, терпела. Мысль о том, что все происходящее Страдание еще несколько минут назад было для нее желанным, сейчас показалась бы ей бредом. Впрочем, волна Боли уже смыла из ее сознания все прежние ожидания и мысли. Боль хорошо проводит «перезагрузку».
Очистившееся сознание вызвало обострение неприятных ощущений жжения на спине и ягодицах. Вспомнился пассаж из «Дон Кихота»
По мощным ягодицам, оголенным
На вольном воздухе, но только так,
Чтоб сильно жгло, зудило и щипало!
«Вот уж никогда не думала, что Сервантес был в курсе весьма специфических ощущений на поротой заднице!» - мелькнула бредовая мысль в ее голове.
Наташа закрыла глаза и вдруг почувствовала, как по ее коже проводят чем-то мягким и влажным. Поначалу просто по коже, смывая пот, потом «по поротым местам». Жжение и зуд куда-то исчезали. И в этом было какое-то блаженство. Не хотелось открывать глаз. Хотелось уже не видеть четыре параллельно выложенных прута, перечеркнутые пятым (а ведь их должно быть десять!!!). Хотелось не вспоминать о том, что Боль еще вернется…
Хотелось отдаться ласковым рукам Любимого Мужа.
Уже без Боли. Хоть с большой, хоть с маленькой буквы.
Господи, как же сладко, когда он просто проводит влажной тканью по ее плечам, которые сегодня уже успел и погладить, и посечь! Не надо больше розог! Лучше гладь, Милый!!!
Конечно, она сказала это одними глазами, заглянув в глаза Мужа, молчаливо исполнявшего приготовления ко второй, как она была уверена, много более страшной части Экзекуции.
И все же, что-то в ней все еще осталось от прежней Наташи, еще не испытавшей на себе всей сомнительной «прелести» серьезного, не игрового сечения розгами, доводящими даже искренне желающую вытерпеть Женщину до отчаянного крика.
Во всяком случае, просить пощады она не собиралась, готовая терпеть жестокую Боль до конца.
Странно, но у нее и в мыслях не было попросить Мужа смягчить удары. Или отложить вторую часть Наказания «на завтра». Как Варенье у Белой Королевы, из Кэрролла. Или тихо попросить отвязать от скамьи, чтобы просто на нее не вернуться…
Даже исхлестанная розгами, прошедшая через весьма отрезвляющую волну Боли, Наташа оставалась прежней Упрямицей. И добивалась исполнения своего Решения. Без вариантов.
Все происходило молча. Оба знали сценарий. Оба хотели одного, поскорее закончить определенное ими самими Наказание. Наказание, похоже, уже превратившееся во взаимное, обоюдное, пусть и в весьма разной степени.
Оба готовы были просто прекратить происходящее. Зачем им ТАКАЯ Боль?
И оба знали, что не остановятся, и Боль продолжится.
Упрямица и Упрямец.
А кто сказал, что Участник Мистерии не должен быть Упрямцем?
С самой большой буквы?
Сможет ли кто-то другой прорваться сквозь «горнило» Мистерийных Испытаний?
Действие продолжалось.
Наташе было хорошо. Так хорошо ей еще не было ни разу с момента, когда несколько минут назад она оказалась притянутой к поверхности деревянной скамьи, во Власти Мужа, вооруженного розгами.
Уважаемым Читателям смешно?
А ей было как-то…
Не очень весело…
Всю дорогу…
Поэтому хотелось продлить это мгновение блаженства, когда куда-то почти исчезло неприятное «послевкусие» розог. Вернее, степень этого «послевкусия» понизилась до градации «скорее приятно», терпко, или остро, как перчинка в соусе. Тело расслабилось, даже веревка, обвивавшая ее тело, ничуть не мешала.
И еще. Наташа почувствовала, как в ее существе начинает биться Волна странных, весьма приятных ощущений. Ей доводилось читать про всплеск эндорфинов, иногда вводящих Секомую, в ходе Наказания, в эйфорию. Но никак не ожидала, что это может затронуть ее. Особенно, после предшествовавших болезненных прикосновений розги. Теперь она ощущала эту Волну в себе. Она только зарождалась, и Наташа теперь боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть это странное, хрупкое ощущение, вернее ощущение боязни расплескать «Мед Наслаждения». Да простят Автора Уважаемые Читатели, но иных метафор ему подобрать не удалось. Сорри.
Трудно сказать, сколько длилась пауза, своеобразный Антракт, перерыв в Действиях Представления Жестокого Театра. Наверное, всего несколько минут. Сергей стоял на коленях, ласково, по-прежнему молча, гладя Жену по лицу и волосам, обнаженным рукам, вокруг которых странно гармонично обвивалась толстая веревка...
Они не сказали друг другу ни слова. Просто, Сергей на мгновение прикрыл глаза. Наташа ответила таким же безмолвным движением отчаянно прекрасных синих глаз, дополнив его чем-то, похожим на легкий кивок головы.
«Готова?»
«Готова. Секи.»
Муж поднялся с колен.
Не торопясь, растягивая время, выбрал прут потоньше, полегче…
Взмахнул им несколько раз…
Подошел к Скамье…
Оглядел слегка побледневшее розовое пространство на высеченном заду своей Жены…
И аккуратно, по-прежнему сильно, хлестко, безжалостно положил с размаху лозу на середину расслабленных ягодиц…
Наташа, кивнув Мужу в ответ на его молчаливое предложение продолжить, больше думала не о неизбежной Боли, а о том, что станется с той, еще не оформившейся Волной, не боли, а несостоявшегося Наслаждения. Безумно жаль было выплескивать все это, но тянуть время ей почему-то уже было стыдно. Странно, но длинная и безумно приятная пауза начала ее тяготить.
И, как-то бесстрашно, как во сне, или видя происходящее на экране, Наташа совершенно спокойно взирала на то, как Сергей выбирает розгу. От ее взгляда не укрылось, что Муж пытается выбрать прут, который, по его мнению, причинит ей меньшую боль. Хотя была уверена в том, что сечь ее он будет столь же сильно, как и перед этим. Ей стало даже смешно, что Мужчина сам с собою играет в игру, типа «Я не виноват, что Ей не так больно, как я старался!». Она улыбнулась одними губами, чуть отвернув лицо, чтобы Сергей не принял это за насмешку, чтобы его искреннее старание смягчить ситуацию, не было оскорблено ее нелепым поведением. Даже прикрыла глаза, как будто это лучше прятало ее мысли и чувства.
«Любимый… Какой же ты…»
Она не «додумала» мысль. Лоза, свистнув в воздухе, обрушилась на ее ягодицы, вызвав резкий стон Секомой.
Мистерийное Испытание продолжилось.
Сергей сек Наташу так же как и прежде. Удар посередине ягодиц, с легкой «оттяжкой». Дальше выше и ниже, выше и ниже первой, закрасневшейся на розовом, полосы. И его звонкие хлесты вызывали у него самого странные, невозможные, бредовые ощущения. Каждый взмах лозы вызывал над его кожей ощутимую жгучую Волну. Он действительно начал чувствовать отголоски Боли своей Возлюбленной. Правда, Боль эта была вполне терпимой, не заставляла его смягчать удары, чтобы уклониться от бредовой, ниоткуда возникшей «обратной связи» с истязуемой.
Сергей не понимал, что это, его собственные фантазии, извращенная материализация шизоидного желания облегчить Любимой Женщине страдания, которые он сам же ей и причиняет, или реальное «оттягивание» от нее Боли. Второе устраивало его куда больше, поскольку идеально вписывалось в его непонятное никому, кроме самой Наташи, стремление буквально исполнить ее желание «быть Жестоким». Чему противостояло его собственное желание смягчить обещанную Любимой Женщине жестокость, которая уже давно, ударов двадцать назад, перестала для него быть источником удовольствия.
Пять ударов шестого прута отсчитаны. Время сменить позицию.
Обходя распростертое тело Любимой, Сергей обратил внимание на ее глаза. Наташа следила за ним осмысленным, и каким-то удивленным взглядом, как бы, не веря происходящему. Боясь ошибиться, он предположил, что правильным является второй вариант объяснения странных, жгучих потоков вокруг его тела, жалящих его самого, синхронно со взмахами его собственной руки, причиняющими исходную Боль его Возлюбленной. Если Сергей прав, Наташа в этот раз не будет страдать так, как в начале.
Его охватило странное торжество. Наташа выдержит назначенное им для нее Наказание так достойно, как она этого сама хочет. Это была Победа. Над условностями, которые они сами себе придумали, над Страданием, которое казалось непреодолимым, над Страхом, который охватывал его при мысли, что придется перешагнуть Грань жестокости, которая отделяет Человека от нелюдя…
Снова свистит лоза, и обнаженное женское тело принимает с мягким колыханием удар прута. Стон Наташи громкий, отчетливый, но не как раньше, не отчаянный, переходящий в крик. Его собственное тело тоже обнимает жгучий поток. Чувствительно, хотя и не до слез. Сергей, не торопясь, наносит удары, и, судя по всему, боль как бы «располовинивается», «разделяется» надвое. Часть ей, часть ему. Кому больше, кому меньше пока не суть. Главное, что часть боли от Наташи уходит. И ей легче.
Шестьдесят. Сергей выкладывает, чуть в стороне от первой кучки использованных лоз, шестой прут. Выбирает новый, уже не обращая такого внимания на толщину или гибкость. Возвращается к скамье.
Взмах руки, и прут впивается в нежную мягкую плоть почти на середине бедер молодой Женщины. В первую часть Наказания она издала бы дикий вопль. Сейчас это лишь стон, достаточно сдержанный для весьма болезненного удара. Но Наташа выдерживает, не кричит. При этом, немалая часть боли достается Господину Экзекутору. Похоже, за удовольствие сечь красивую Женщину, Ему приходится платить собственной болью. Кто бы мог подумать, что такое возможно…
Шутки шутками, но чем острее была боль, что Сергей причинял своей Возлюбленной, тем больнее было ему самому. Это было иначе, явно не так, как ощущала прикосновения лозы сама Наташа. И все же… Чувствительно… Приходилось реально преодолевать желание смягчить удары или сделать паузу. Впрочем, пять ударов отсчитано и прочувствованно. Вот и перерыв, вызванный сменой позиции.
Перейдя на другую сторону скамьи, Сергей не удержался и аккуратно, чтобы не заметила Наташа, почесал левой рукой заднюю поверхность бедер. Нет, там, естественно, не саднило. Собственно, раздражение кожи, в любом случае, доставалось самой Наказываемой. Наказывающей стороне передавалось лишь странным образом воспринимаемое, непосредственно нервами, жгучее ощущение.
И снова пять неторопливых ударов и явное обоюдное, хотя и умеренное страдание…
Седьмой прут выкладывается на пол.
Вторую половину Наказания Наташа ожидала как грядущее мучение, страшнее предыдущего. Но… Все было иначе.
Первый удар Сергея она восприняла как неудачный. Боль была, но теперь это была боль с маленькой буквы, хотя удар пришелся на сеченные ягодицы. При этом Наташа явственно ощутила иные оттенки тактильных ощущений, которые прежде заглушались жгучей болезненной реакцией кожи.
Свист прута и резкий хлопок вызвали нервную дрожь на спине и странную волну в расслабленных мышцах зада. Само прикосновение прута было иным. Раздраженная первой частью Наказания кожа была чувствительнее обычного, и она ощутила странную влажность и гладкость прута, когда он впился в ее мягко колыхнувшиеся полушария. Боль была, и достаточно резкая. Наташа рефлекторно застонала…
И почувствовала, что боль вполне терпима. Можно было позволить себе и более сдержанную реакцию. И даже «оттяжка», когда вроде бы гладкий прут, за счет влажности и быстрого «влипания» в кожу, оставил саднящий след, не заставила Наташу застонать еще раз.
«Он что, щадит меня?» - с удивлением, и даже с обидой подумала Наташа.
Второй и последующие удары были такими же странными. Ее гамма тактильных ощущений внезапно обогатилась множеством оттенков, сопровождавших прикосновения лозы. Боль оказалась даже приятной, в сравнении с прежними ощущениями. Ей даже показалось, что Сергей добавил в воду для розог какой-то наркотик, который снимает боль. И поняла, что любое подобное средство всего-навсего загрубило бы рецепторы, и она сейчас просто лежала бы колодой, отдаленно ощущая тупые безболезненные удары по заду.
Нет, ее чувства были обострены.
Кожа чувствительна.
В глубине мышц все также отзывалось на удары.
А боль…
Смягчилась, и не мешала иным, очень интересным ощущениям.
Наташа перешла в какую-то иную систему координат в своих чувствах. Время странно растянулось. Все происходило быстро, и в то же время медленно. Наташа получила возможность наблюдать движения Мужа, взмахивающего лозой. Эти движения не казались замедленными. И тем более, в них не чувствовалось ослабления усилий для сечения ее тела. Но, при этом, сами прикосновения прута к телу раскладывались на множество оттенков. Касание прута. Его впечатывание в тело. Волна (приятная, как это ни странно!) в мышцах. Ощущение ровной поверхности прута, или, напротив, его неровности, если попадало небольшими остатками срезанных сучков. И уже потом, и как-то отдельно, боль и нотки жжения на коже от предыдущих ударов. И боль, и жжение вполне терпимы. Тем не менее, она стонет, потому, что так легче выдохнуть воздух. И просто, ей приятно стонать. Хотя бы потому, что эти стоны приятно слушать Ему…
Когда Сергей начал сечь ее по бедрам, боль стала острее и сильнее. И стоны стали вполне искренними. И все же, те самые удары, от которых она раньше заходилась криком, ей удавалось терпеть. И еще, у нее получалось почти без слез на глазах наблюдать за изящными (не слабая оценка со стороны Секомой!) движениями Экзекутора. На какое-то время Наташа обрела умение особым образом не только видеть, но и по-особому чувствовать все окружающее. И в доли секунды осмысливать происходящее.
И увидев, как Сергей, перейдя на другую сторону, аккуратно, почти незаметно провел левой рукой выше колена, по тому самому месту, по которому только что нанес своей Возлюбленной довольно чувствительный удар, Наташа все поняла.
Он принимает на себя ее боль.
Поэтому ей так легко, и даже в чем-то приятно.
И тут же почувствовала (или увидела) странные колеблющиеся токи, перетекающие от нее к нему. Закрыла глаза и увидела их четче, как призрачные ленты, опутывающие их обоих. Как будто, за счет этих лент, они стали одним чувственным целым. Сергей продолжил ее сечь, и при ударах по ее телу, которые она по-прежнему ощущала, эти ленты колебались пурпурным и красным. Волны красивых, но резких цветов были почти незаметны, но она видела их светящиеся переливы.
И поняла, что нужно делать.
Зажмурила глаза.
Сосредоточилась.
И представила ту странную Волну, которую она в себе сдерживала, материализованной в виде золотой жидкости, налитой в старинную, потемневшую от времени золотую чашу. Светлое, сияющее Золото в Темном. И Светлое Золото вскипело Волной и разлилось вокруг.
«Пей, Любимый! И я напьюсь! Время пришло! Насладись! Уже МОЖНО!!!»
Сергей, взяв в руки восьмой прут, взмахивает рукой, обрушив лозу на спину Возлюбленной, чуть ниже остро выступающих девичьих лопаток… Ожидаемый жгучий поток обрушивается на него водопадом…
Наташа не кричит, а томно стонет. Глаза ее затуманиваются, и…
Сергея охватывает совсем другое ощущение. Чуть не выронив, от изумления, прут, он ощущает проходящий через него поток непонятной Энергии, всплеск горячего, сладостного чувства, которое почти невозможно описать. И где-то там, среди этой сладости, чуть ощущается жгучий оттенок прежней боли, придающий изысканную пикантность новому чувству.
С трудом справившись с отголоском «эндорфиновой бури», бушующей в эти секунды в Наташином теле, Сергей снова взмахнул лозой, безжалостно (или уже «усладительно»???!!!) оставив на спине Возлюбленной очередную красную полосу. Волна наслаждения, сдобренная пряным прикусом жгучего оттенка, повторилась. Пришлось делать паузу побольше, чтобы впитать ощущения и не ослабить обещанных «жестоких» (сейчас это слово можно было смело ставить в кавычки!) ударов. Стараясь держать паузу между ударами, Сергей со свистом взмахивал прутом, уже ничуть не боясь причинить боль Наташе. Ответные стоны ни разу не перешли в отчаянные, страдательные крики. И всплески ответной реакции так же пронизывали его собственное тело.
Восьмой прут Сергей положил, чуть пошатываясь, дрожа от непривычного, сладкого и изматывающего напряжения. Голова кружилась. Похоже, наслаждение тоже может… утомлять…
Похожие ощущения испытывала и Наташа. Хотелось расслабиться и лежать, лежать, пусть даже и здесь, привязанной к скамье…
Вздохнул. Выпрямился. Взял прут. Девятый…
Вздохнула. Выпрямилась, вернее, вытянулась, насколько получилось, поиграв мышцами, расслабив тело. Взглянула на Мужа…
Супруги молчат. Наташа первая, глядя снизу в глаза Мужа, кивает головой. Сергей, ответным кивком обозначает начало новой порции…
Порции чего?
Боли?
Сладости?
Все не то.
Автор склонен употребить слово «Соединение».
Хотя оно вроде бы обозначает процесс.
Но ведь у Героев происходит что-то, что можно обозначить именно так.
Действия.
Ощущения.
Обратная связь.
Резонанс.
То, что со времен Генриха Герца не вызывает удивления в той же радиотехнике, но кажется безумным, абсолютно невозможным для живых, чувствующих и разумных существ.
А чем живые люди хуже радиоприемников? Тем, что колебания у них «на другой частоте»?
Девятый прут Герои использовали скорее для совместного наслаждения, чем для Наказания. Сергей сек Наташу по ягодицам, она «играла» задом, сжимая и разжимая половинки, доставляя Супругу эстетическое удовольствие. Отсутствие чрезмерной боли позволяло Ей делать столь забавные вещи вполне осознанно, несмотря на то, что Сергей по-прежнему старательно выхлестывал ее тело, рисуя на уже сеченном пространстве новые полосы. Их взаимные ощущения несколько изменились. Всплески наслаждения слегка умерились, и следовали за пряной, острой волной боли, смягчая ее. Наташа не так четко ощущала тактильные тонкости при касаниях прута, зато лучше ощущала послевкусие каждого удара. И это было по-особому приятно.
Когда Сергей взял десятый прут, они продолжили странную доверительную Игру, медленно, не торопясь, наслаждаясь друг другом.
Она каждым взмахом лозы Экзекутора.
Он каждым движением Секомой.
Сергей торжественно и сильно клал удары на расслабленное тело своей Любимой. Наташа покорно, расслабленно лежала под розгами, закрыв глаза, стараясь мысленно «прокачать» в связывающие их невидимые ленты еще немного «золотого эликсира». Цвет содержимого «Золотой чаши» изменился. Это был густой золотистый цвет, темнее прежнего.
И «вкус» и этого, видимого ей одной, но ощущаемого ими обоими, «напитка» был иной. Терпкий, под стать перчинкам боли, благородный, изысканный…
Достойный финал их странного «Пиршества Любви». Высшая точка их Мистерии.
Десятый прут перечеркнул вторую кучку лоз. Наказание, или Наслаждение, трудно сказать чего у них было больше, закончилось.
Сергей, опустившись на колени, распустил веревку, размотал ее, освободив ноги, талию и руки своей Возлюбленной. Следы от привязи красным выделялись на коже рук Наташи, когда она потянулась к его лицу. Он обнял Жену, и они молча замерли. Он на коленях, Она чуть приподнявшись на скамье иссеченным телом. На ее исхлестанном заду вдоль свежих полосок виднелись выступившие капельки крови…
Если кому-то интересно, в этот вечер у них не было ничего чрезмерно интимного.
Во-первых, оба слишком устали. День, как говорится, был «Ещетот».
Во-вторых, Сергей старательно смазывал лечебным гелем иссеченные места на теле Жены, особенно настрадавшиеся мягкие половинки, те самые, которые «девяносто шесть». Это было удивительно приятно. Хотя его и огорчало то, что он не мог легко и просто залечивать столь чувственные следы. Впрочем, разглядывать их было особым наслаждением.
И в третьих…
Когда они легли в постель, Наташа несмело прижалась лицом к груди Мужа, поцеловала ее и... Там уснула. А Сергей… Наслаждался тем, что гладил ее волосы. Они по-прежнему чувствовали друг друга как одно целое. И их Сон стал достойной наградой за странный Спектакль, который они разыграли друг для друга.
По мнению Автора, у Героев все же ничья.
Один – один.