Прошло много дней, так что Томас уже потерял счет дням и не знал, сколько времени он находится в камере, время здесь как бы остановилось. Постепенно он начал обживаться, познакомился с другими задержанными. Они ему многое рассказывали о своей жизни и о жизни департамента, особенно он подружился с одним задержанным по прозвищу Синявка. Это был веселый, никогда не унывающий небольшой круглый человечек, он был доверху набит всевозможными историями. Синявку подозревали в краже полотенца, до сих пор не было ясно, украл ли он полотенце или нет, вполне возможно, что он его действительно спер. Но Синявка не спешил сдаваться, зная, что если он признается, его ждут заключение в камере уличенных со всеми вытекающими отсюда последствиями и десять лет в колонии в качестве отбывающего наказание. И уличенных били гораздо сильнее, чем задержанных. Синявка надеялся убедить своего проницателя в том, что невиновен.
В камере после допроса другие задержанные расспросили Томаса, как все происходило, и сказали, что его проницателя зовут Виртас, что он еще ничего, бывают и хуже, Виртас же славился своей справедливостью. Как известно, проницатель только устанавливал, виновен человек или нет. Он не права рассматривать материальные улики и свидетельские показания, не имел права искать улики свидетелей преступления, он должен был действовать в совсем другом ключе: он должен был доказать, мог или не мог психологически данный человек совершить преступление, которое ему приписывали. Если же против задержанного имелись материальные улики или свидетельские показания о факте совершения преступления, которое ему приписывали, независимо от того, при каких обстоятельствах это произошло, он автоматически переходил в разряд уличенных. Сначала человека задерживали, и он становился задержанным. Задержанным он мог быть только 30 дней, затем либо его признавали виновным в совершении преступления, либо отпускали на свободу. Как ни тяжела была участь задержанных, но она не шла ни в какое сравнение с участью уличенных, их судьба была гораздо тяжелее.
Во-первых, уличенных били чаще и больше, чем задержанных. Во-вторых, уличенные доьжны были всячески способствовать следствию и помогать ему, указывать улики, свидетелей, рассказывать о преступлении и прочее. Если же уличенный не сотрудничал со следствием и продолжал утверждать свою невиновность после того, как проницатель вынес заключение о винивности человека в преступлении, то следователь оказывал на него так называемое "убеждающее воздействие". "Убеждающее воздействие" каждый понимал по-своему, здесь следователю была предоставлена полная свобода. Ему можно было вызывать команду охраны, применять газмиксер, одемер и другие средства, только бы уличенный давал показания. Смерть уличенного, особенно при применении "убеждающего воздействия", не была чем-то необычным, они умирали, как мухи, в больших количествах, никакого расследования в случае смерти уличенного не полагалось.
Особенно плохо было тем уличенным, кто признавался в преступлении под давлением, плохо перенося состояние задержанного, но на самом деле преступления не совершал. В таком случае человек просто не знал, о чем говорить. На свободу же уличенных никогда не выпускали. У задержанных был реальный шанс оказаться на свободе, но у уличенных - никогда. Если же человек был признан уличенным, у него было два аути. Первый путь - это полное признание в своем преступлении, сотрудничество со следствием, суд и затем отбывание срока лишения свободы по приговору суда в колонии.
Второй путь был гораздо страшнее, поэтому большинство следовало первым путем. Во втором случае если человек, признанный уличенным, не признавал свою вину, не помогал следствию и продолжал утверждать, что он невиновен, его ждал скорый конец. Чаще всего человек умирал во время "убеждающего воздействия": по приказанию следователя до смерти забитый командой охраны или умерший в результате применения газмиксера. Возможны были и другие варианты, но чаще всего смерть наступала от этих причин. Суд же никогда не рассматривал дела людей, не признавшихся в своем преступлении, до суда они просто не доходили. Также суд никогда не выносил оправдательных решений, чтобы не создавать прецедентов.
Соседи по камере, конечно, поведали об этом Томасу, и тот до смерти боялся признаться в преступлении и стать уличенным. Страх его был так велик, что неизвестно, признался бы он в преступлении, если бы действительно его совершил.
Продолжение http://WWW.proza.ru/2014/04/02/785