Не замечая любопытных взглядов сотрудников вудландской библиотеки, к столу прошел сухой старичок. Его тело, задетое невозвратными изменениями мира, словно срослось с чистым джинсовым костюмом. Не без усилий разложил он выбранные фолианты, альманахи и самодельный дневник. Кто-то очень любящий оформлял обложку дешевой канцелярской книги, обклеил ее темно-синей бархатной бумагой, и украсил акриловой росписью.
- Старина Нил, совсем выжил из ума. Его котелок варит только для записывания чужих умозаключений в свою чертову тетрадку, и посещение библиотеки пять раз в неделю.
- Лучше он, чем бомжи приходящие перекантоваться.
- Что он изучает столько лет?
- Хорошо, что старуха за ним присматривает.
- Отстаньте от старика, в конце концов.
Какофония шепотов образовывала круговорот вокруг Нила, голоса и полки с книгами вертелись вокруг него, перекраивая минуты в часы. Усталые серые глаза смотрели через лупу на графические картины из слов, выбирая нужные образы. А морщинистая покрытая пигментными пятнами рука неутомимо выводила в каждой пропечатанной типографией строчке одно слово и порядковый номер: любовь 19999.
Книга – путеводитель по вопросам любви подклеивался десятки раз - пополнялся новыми страницами. И страница 297 была удостоена чести быть заполненной в этот солнечный калифорнийский день. Буквы выходили неровными, иногда небрежно свисали со строк, словно торчащие из одежды нитки, ведь пальцы старика с годами, утратили былую гибкость. «Любовь 19999»- продолжали выуженные из стопки цветных книг, слова: «Конец любви - это оксюморон, ибо у любви нет конца. (Л.Коэн)»
Старик вскинул голову и попытался расслабить затекшую шею, обмотанную ковбойским выцветшим платком. Он и не заметил, как на столе появился пластиковый судочек с сэндвичами из крекеров с сыром и ветчиной, кофе в стакане, с плотно закрывающейся крышкой, да и ветровку на вечер, повешенную на спинку его стула не ощутил спиной.
- Интересно, он когда-то ее замечал?
- Детей же как-то наклепал.
- Опять будет до вечера в машине его ждать.
- Если эту рухлядь можно назвать машиной.
Задеть сплетнями Нила было невыполнимой задачей. Он, как раз, писал 20000ю мысль о любви, заглатывая целиком крекеры.
«Любовь? Что это? Самое естественное обезболивающее. То, что есть. Любовь. (У. Берроуз)».
Он, и правда, не видел ничего, кроме мира с обрешеткой из полок. Кроме книг, наряженных в цветную кожу и разделенных названиями. Это была его планета, его свет, и ключом в нее служил этот пронумерованный дневник, содержащий тезисы талантливых личностей.
И вечером, когда исчезнут судочек и стакан, на его плечи мягко накинется куртка. Старая машина, заскрипев колодками, повезет его куда-то на север, к удобному матрацу и царству Гипноса. Перед сном согреет горячий чай и шерстяной плед.
И когда, однажды, Вудланд проводит старика Нила в последний путь, он может быть уверен в том, что пять раз в неделю, его седовласая супруга будет раскрывать самодельный дневник в бархатной обложке и зачитывать вслух, над могильной плитой высказывания великих о том чувстве, которое можно воспевать веками. Ради которого, можно кричать на улицах и взрываться радугой. Можно писать песни, рисовать картины, проживать его в танце-фламенко. А можно… Просто проявлять тихо, незаметно, заботу. Каждый день подбрасывать в очаг немного дров, чтобы хватило тепла для дома и подогрева воды. Собирать детей в школу и неспешно радоваться щебетанию внуков. Собирать сэндвичи и кричать с крыльца, что может начаться дождь и нужно прихватить с собой зонт. И, можно поклясться, что 20001й мыслью в его дневнике она бы написала:
«Чем больше отдаешь, тем больше остается .Такая она - моя любовь.»