Белые картины

Анна Боднарук
                БЕЛЫЕ  КАРТИНЫ

     Сидеть бы дома в крещенские морозы и нос за дверь не высовывать, но беде мороз не указчик. Позвонили из далёкой деревни, передали скорбную весть, кто ж в такой ситуации о погоде думать станет? Закончила свой жизненный путь бабушка моей невестки. По рассказам – хорошая женщина была. Надо бы её проводить по-человечески. Наняли машину, своей машины у нас тогда ещё не было, и поехали.
     Невестка и её сестра едут в свои мысли погружённые, носами шмыгают, слёзы вытирают. А я сижу, вроде как бы тут и не причём. Совестно, но я эту старушку никогда не видела. Умом скорбь понимаю, а до сердца ещё не дошло. Коротаю время – в окно смотрю.
     Пока ехали по центральной дороге, вроде, как и смотреть было нечего, а свернули на гравийную просёлочную дорогу, ведущую к деревне – вот уж где первозданная красота!
     День короток. Солнце всё ниже, ниже. Водитель нервничает. До деревни ещё далеко, а ему ещё обратно ехать. Ревнивая жена не пожелала его одного отпускать, теперь рядом с ним на переднем сидении сидит, успокаивает. Мы же втроём сзади теснимся. Сёстры вполголоса переговариваются, свои вопросы решают. На их плечи ляжет организация похорон. Я же, как дитя беззаботное. Родня, не родня, так – с боку припёка. Сижу, природой любуюсь. Как старые люди говорили: дал Бог минуту радости – радуйся, а горе придёт – тогда и плакать будешь. Одним словом: живи настоящим, а дальше – будь что будет.
     К разговорам не прислушиваюсь, сижу, в окно гляжу. Предзакатное солнце в рост человеческий над линией горизонта с нами наперегонки бежит, да всё вниз соскальзывает. Вдруг, посреди широкой равнины, огромное, даже не знаю, как и назвать, дерево – ни дерево, наподобие куста в шесть стволов. Каждый ствол толстый, как от шубы рукав. А меж этих «рукавов», как в гнездо солнце село. Водитель машину остановил, с сёстрами советуется: развилка впереди, на какую дорогу сворачивать? Я же, щурясь, на солнце смотрю, от которого лучи живыми стрелами во все стороны отходят.
    Вдали, за равниной, склоны гор, вроде как за солнцем, в тени уже потемнели. Там печальная тоска и скука. Это на равнине солнце все бугорки на снегу высветило, все её секреты – как на ладони. И ещё тень от кудрявого дерева далеко-далеко тянется.
     Спорили, спорили сёстры, наконец, решили таки по какой дороге лучше ехать, едем. Недалеко отъехали – опять мне подарок! Наша машина вошла в тень от «гребешка». Поле, как бы взбегает на пологий бугорок, а на этом бугорке – небольшой лесок, одни лиственницы. Сквозь их ровные тёмные стволы солнечные лучи цедятся. Тень от деревьев на полкилометра полосатым веером распласталась. А по ней узорами – заячьи следы по снегу. Даже сёстры засмотрелись на такую красоту. Водитель мельком глянул, заёрзал на сидении. Сразу видно – фотолюбитель, но поймав на себе жёсткий взгляд жены, вздохнул и сердито мотнул головой.
     Едем дальше. Пошли перелески. Ёлки как царицы в бальных платьях припудренные снежком. За ними берёзы – фрейлины в белых платьях с оборками, но без украшений, наверно статус не позволяет. Но на фоне синего неба, эти дочери Природы, как сёстры милосердия – чисты и невинны.
     Вдруг дорога переменилась, начала спускаться в низину. Мы словно в другой мир попали. Можно только догадаться, что местность болотистая, раз дорога насыпная. Прошлым летом низина густо заросла высоким разнотравьем. Теперь сухие бодылки выглядели поверженным войском. Редкими заснеженными копнами стоят ели, как стоя дремлющие часовые в белых накидках. Выглянуло заходящее солнце и немного развеселило грустную картину. Теперь сухие бодылки хвастались кое-где сохранившейся жёлтой листвой. Машина ехала, тени играли в переглядки, а может быть в прятки с напоследок развеселившимся солнышком. Вот только за всем этим весельем со стороны наблюдал суровый, неулыбчивый дедушка Лес.
     Сёстры оживились, заговорили о «Зелёных воротах». Дескать, за ними и до деревни уже рукой подать. Я заинтересованно прислушивалась к их разговору, пытаясь мысленно представить эти самые «ворота». Когда мы доехали, то «ворота» оказались белыми. Водитель, как увидел их, даже застонал. Жена вздохнула и обречённо кивнула головой. Машина нырнула под арку побелевших от инея деревьев. Ветки так плотно сплелись над дорогой, полумрак так сгустился, что стал виден свет впереди, как в туннеле. Я всё пыталась рассмотреть: какие именно деревья растут по обе стороны дороги? То ли вязы, то ли грабы? Стволы были едва различимы за свисающими до земли заиндевелыми ветками.
     Когда мы уже проехали живой «туннель», то оказалось – нас  встретил густой туман. Машина подкатила вплотную к обочине и остановилась. Водитель решительно запустил руку в сумку на коленях жены, вынул оттуда фотоаппарат, вышел из машины и уже пешком направился через «туннель» обратно к «воротам». Жена не проронила ни слова. Мы тоже молчали, ждали. Вернулся запыхавшийся водитель, сел за руль и ещё с минуту сидел с закрытыми глазами – в себя приходил. Потом мотнул головой, отгоняя преследовавшие его видения, переключаясь на - «здесь и сейчас». В следующий миг туманную кисею раздвинул свет фар и машина тронулась с места. Вскоре за дорогой показались строения ферм, складов. Повеселели сёстры, когда увидели на дороге знакомых с детских лет людей, стали советовать водителю, как лучше проехать к дому отца. Я смотрела на высокие глухие заборы, тревожась мыслью: что за люди живут за этими заборами? Забегая наперёд, скажу: хорошие, очень отзывчивые на чужую беду живут люди в этой деревне. И бабушку помогли похоронить «как полагается», и поминки справили.
    
     Уставшие, не поддавшись на уговоры заночевать, собирались мы в обратный путь. Домой ехали в холодном автобусе с заиндевевшими окнами. Солнце садилось за выплывающие из-за леса облака, больше похожие на растянутые в довольной улыбке окровавленные губы сытого чудовища. Я даже поёжилась от жуткого наваждения, но автобус ехал навстречу солнцу и мне, даже пришла мысль: вот, раздвинуться эти губы и чудовище проглотит наш автобус, как букашку.   
     А автобус всё ехал по трактором прочищенной узкой дороге, тянущейся вдоль заснеженной изгороди из кривых сучковатых жердей, до половины утонувшей в снежных намётах. В лучах солнца снег казался малиново-красным с серо-синими тенями. Стоящие на обочине берёзы, бедными согбенными измождёнными старухами, глядели нам вслед.
     Солнце зашло, втянув за собой за лес все тёплые краски. Это видение несколько отвлекло меня от преследовавших картин похорон, всплывающих из памяти нынешнего дня. Окна напрочь были «замурованы» морозом и мне ничего не оставалось, как только смотреть в видневшийся лоскуток окна впереди шофёра. Пролетал редкий снег. Любопытные снежинки скользили по лобовому стеклу. Это несколько забавляло, словно некие потусторонние существа интересовались жизнью теплокровных людей, спрятавшихся за стенами автобуса. Пассажирам не было до них дела, они спали. Не скоро, но и меня стало клонить в сон. Доверившись покою, уткнувшись носом в воротник, я утонула в его сладких объятьях.
                2014 г.