Вера Позднякова Чарующая магия ненависти
Эпилог
Галя лежала в палате одна. Осень уже начала подкрашивать листья клёна за окном.
Узел слегка поседевших волос давил Гале на затылок, и она лежала, повернув голову набок, к окну.
Непереносимая боль в сердце отступила. И Галя лежала, собираясь с мыслями, встать и пойти потихоньку по кленовой аллее за окном туда, в самый её конец, откуда утром встаёт солнышко.
По аллее сновали посетители и не догадывались, что это волшебная аллея и по ней встаёт солнце, помогая своими ласковыми лучами больным. Вселяя в них надежду. Посетители проходили, и Галя вновь пыталась разглядеть, кто же появился там, в конце аллеи вновь. Люди шли, освещаемые утренними лучами, и не замечали, что отсюда, из палаты они казались Гале «святыми», окруженными нимбом из солнечных лучей.
Эта игра забавляла Галю, когда из маленькой точки постепенно вырастал чей-то родственник с сеткой апельсинов или яблок.
К Гале никто не приходил. Все её родные были далеко, а друзья уже отметились у неё такими же апельсинами и букетами.
Маленькое зеркальце на тумбочке отражало всю грусть этой комнаты.
Шальная цикадка за окном своими песенками только подчёркивала скромную тишину Галиной палаты.
Галя ждала свою дочь и … своего мужа.
Дочери она до последнего просила ничего не сообщать. Я выкарабкаюсь обязательно, я нужна ей и мужу, говорила она сестричкам.
В больнице Галю любили, и сердобольные сёстры, узнав, что дочь и родственники далеко, приносили ей иногда «передачи», говоря, что это от её друзей, которых они пока в палату не пускают.
Муж Гали так и не появлялся в этой больничке, сёстры пытались его разыскать на работе и по домашнему адресу, но его нигде не было. Но они боялись сказать об этом Гале. По её просьбе они купили ей небольшое зеркальце. Галя смеялась, когда вы пустите ко мне мужа, я должна быть красавицей.
Эта красивая женщина обладала такой силой воли, не жалуясь ни на что. Доброта, излучаемая её, привлекала их и согревала. Измученные ночным дежурством сестрички забегали к ней поздороваться и задерживались поговорить о … своих заботах. И Галя исцеляла их добрым словом и советом.
Теперь дело пошло на поправку, и она попросила дать телеграмму дочери и пустить к ней мужа. Наверное, он, бедолага, давно ночует у них внизу в холле на жёстком стульчике.
Галя устала смотреть в окно, в ожидании дочери и мужа. Она откинулась на подушку и задремала лёгкой, оздоравливающей дрёмой. Ей было легко и спокойно. Совсем скоро она увидит своих и вновь сможет согреть их своей поддержкой и вниманием.
Скрипнула дверь, и сквозь сонное забытье Галя услышала чьи-то шаги.
Она подняла глаза, … перед ней стояла свекровь.
Её ярко накрашенные волосы и губы в утренних лучах солнца переливались неестест-венным, зловещим цветом вампира.
Свекровь подошла вплотную к кровати и изучающе - бесцеремонно разглядывала Галю.
- Как Вы здесь оказались? Ведь ко мне никого не пускают.
- Вот именно, никого. А я – свекровь! И меня пустили. Что? Говорят, идешь на поправку? Ишь ты, выкарабкалась. Вот уж не ожидала от тебя такой прыти.
Но ты не думай, что будет по –твоему! Гаденыш будет со мной, а не с тобой!- свекровь больше не притворялась.- Я мать! И он обязан быть со мной. Мне работник нужен. А ты и так зажилась, нужна ты ему теперь такая. Одна душа-то твоя и осталась.
- Как Вам в таком возрасте удаётся не думать о боге?
- Ишь ты, о боге. Бог, он для таких, как ты, дурочек наивных. Это тебе надо думать о боге, а я ещё поживу! Вот и квартирка мне твоя пригодится. Мне деньги нужны. Вот продам твою квартиру, так мне хоть на старость хватит.
- Но, ведь она не Ваша, а моя и дочери.
- Ничего, твоя дочь, как и ты, витает в облаках, она всё подпишет, если я ей скажу, что ты так хотела, перед смертью.
- И Слава это допустит?
- Славка не ты, это я с тобой говорю всё, как есть. Ведь ты у нас умная! Чего мне перед тобой фасонить. А ему я скажу, что ты напоследок велела мне о нём заботиться. Да что, мне ему пары стаканов «дури» жалко? Пусть хлебает с горя? Да он сейчас не у дел!
- Как?
- Посадила я его, чтоб к тебе не бегал! А то уж и спал бы тут, около тебя. Да ты не бойся, не надолго. За хулиганство. Он, когда тебя-то забрали сюда, пришёл ко мне с горем. А лишку выпил и … поколотил меня. Ну, я не стерпела и милицию вызвала.
- Антонина Григорьевна, вряд ли я Вам поверю.
Яд ненависти переполнил Антонину. И она уже не смогла держать её внутри себя. Ей просто необходимо было её излить:
- Я его с горя-то еле уговорила хлебнуть, для запаху. К тебе, вишь, ему бежать надо было. Да слабак он оказался, пока он сидел на кухне и нюнил по тебе, я волосы-то себе растрепала, да щёку чуток царапнула, да соседей позвала. Они меня уважают, не то, что ты. Милиция его брать не хотела. Свой, знают они его, не может он такого сделать. Говнюки! Приехали! Ну, ничего, пришлось давнее знакомство поднять, чтоб защититься от произвола.
Галя смотрела на «свекровь» и … не удивлялась. Она всё правильно поняла ещё при первой их встрече. Но теперь всё будет хорошо. Галя молчала. И даже закрыла на минутку глаза.
Пауза затянулась, и свекровь, решив, что её победа уже не далека, подалась вперёд и, как кобра, приготовилась к смертельному выпаду:
- Ты его не дождёшься, вперёд сдохнешь, уж я буду не я!
Галя ждала этого выпада и, открыв глаза, спокойно произнесла:
- Знаете, в чём Ваша слабость?
- ???
- Вы так долго пользовались гипнозом Ваших чар, что уверовали в свою исключительную власть над людьми.
Власть … ненависти над любовью, и перестали притворяться. Спасибо! Вы, наверное, впервые в жизни честно рассказали о своих замыслах, пусть даже не из добрых побуждений. Вы думали, что добьёте этим меня?
Яд кобры смертелен, но и против него есть противоядие. Мне Вы никогда не были страшны, я не поддаюсь гипнозу Ваших чар. Вас это бесит. И Вы стали делать ошибки. Я думала, как раскрыть Вашу личину, видную лишь мне. А Вы поторопились и сняли её перед сыном сами. Потерять любовь такого сына не каждый решится. Вы пошли на это! И в этом Ваш промах. И мне Вас жаль.
Вот и сейчас я не узнала о Вас ничего нового, что могло бы поразить меня и … убить.
Я говорю это не Вашей «вывеске» доброй женщины. Я говорю это Вам, той настоящей, которую Вы по глупости выпустили наружу.
Антонина Григорьевна наклонилась над кроватью, и из груди её вырывалось … шипение.
Вошла медсестра и попросила выйти посетительницу.
Галя поднялась на подушке и увидела, что с крыльца выползала большая раздувшаяся кобра, но её длинный хвост уже не свивался клубком, а волочился за ней.
Шедшие навстречу люди видели перед собой степенную женщину со следами былой красоты и, лишь поравнявшись с ней, они вдруг содрогались от обжигавшей их волны ненависти, источаемой этой пожилой дамой. Эта волна окутывала её плотным облаком и поглощала её.
Медсестра удивилась:
- Я невольно слышала конец Вашего разговора. Знала бы, не пустила эту кобру сюда!
Галя рассмеялась:
- Как Вы догадались, про кобру?
- Хорошо, что Вы, Галочка, смеётесь!
- И всё-таки мне жаль, сестричка, эту старую женщину, переполнившую себя ядом ненависти, который разрушил все её чары.
Галя подошла к окну и … увидела, что по аллее бежало её «златовласое солнышко» и за ней шёл поседевший стройный мужчина, испивший до конца яд чарующей материнской ненависти.
Продолжение следует?
Жизнь покажет!