посвящается моей подруге С.А.Конечно, это не моя история жизни, но начну её так, как она началась для меня.
Устроившись на работу в томский драмтеатр в качестве художника декоратора, я получила комнату в общежитии театра. Два старинных деревянных дома в центре города, которые до революции назывались «нумера», и моя комната в девять квадратов, после пятилетнего снимания квартир в полуподвалах и с алкашами хозяевами, казалась мне раем. Для Томска это была неслыханная удача. Кроме того, театр тут же нашел детский сад моему малышу, да ещё и рядом с домом.
Нет, я не так начинаю рассказ о моей подруге, но именно так я с ней и познакомилась.
Она работала в театре суфлером, была тоже молода, младше меня года на три, и жила с родителями в роскошной квартире. Но с появлением меня в общежитии, «торчала» у меня до полуночи, и не я была причиной этого. Когда я туда вселилась, все события уже произошли, и, остальные обитатели, её не привечали. Звали её Светочка Антонова. Она обрушилась на меня со всей своей душевной щедростью и искренностью. Очень красива, не в пример молодым трем актрискам, живших в угловой, большой комнате, и имевшим оклады на уровне техничек театра. Её портрет висел в фойе рядом с моим, и именно перед ними толпились зрители в антракте. Красота юной Бабы - Яги или какой-то гордой птицы.
Именно этот портрет был прикреплен, через двадцать пять лет спустя, на кресте её могилы.
История, разыгравшаяся незадолго до меня, дошла ко мне с двух источников.
За первым совместным ужином, гордо приготовленным мною на общей кухоньке на подаренном мне примусе, Света рассказала, что в день свадьбы, бросившего её жениха, она отдалась актеру, чья дверь напротив моей, и теперь у них роман. Правда о том, что он уже на следующий день горько сожалел об этом, была рассказана тремя актрисками. Сергея Манова взяли в театр из новосибирского «Красного Факела» по рекомендации его девушки, тоже актрисы, приглашенной в Томск. Она была поселена во втором общежитии, и весь коллектив наблюдал за их прелестными отношениями. Светка соблазнила его по пьяни, когда принесла вино, пытаясь пережить свадьбу своего жениха с другой. Это не стало тайной уже на следующий день, Светка не только скрывала факт проведенной с ним ночи, но даже афишировала всячески.
Результатом стал немедленный разрыв отношений Сергея с его девушкой, его запой и избегание Светки. Она же просто сутками пребывала в моей комнате, бегала за моим сыном в садик, занималась с ним, когда у меня была срочная работа и умело покупала продукты.
В один из его запоев, она вновь очутилась в его комнате, и с тех пор в её сумке всегда была бутылка вина. Уже на моих глазах, Сергей ещё раз попытался избавиться от неё и выпивок. Он был хороший актер, и театр терпел его частую нетрезвость на сцене.
Так пролетела осень, я привыкла к такому расписанию жизни в общаге, но Светка придумала беременность и необходимость самооборта. Он дал ей ключ от своей комнаты, и дальнейшие события полностью свели на нет её усилия приручить Сергея.
Актеры уходили на спектакль, и когда я прибегала с работы, дом был пуст. в этот день, хлопнув входной дверью, я шла по коридору, когда. вдруг, послышались стоны. Я вспомнила про Светлану, и приоткрыла дверь к Сергею, она лежала под белой простынью, оголив коленку, окно было также завешано, а бледная Светка лежала с закрытыми глазами. Поняв, что вошла я, она уверила, что всё с ней нормально, и скорую вызывать не нужно.
-«Под кроватью стоит таз с кровью, но ты не трогай! Сергей, после спектакля придет и всё уберет. Я лучше посплю, ты не волнуйся».-
Сергей просто ворвался в общагу, и я услышала очень резкий его голос. Моё негодование пересилило интеллигентное воспитание, и вышла к нему сказать, что просто непорядочно так себя вести мужчине.
- Что же ты делаешь, Серега? Разве так можно с ней?....-
Светка пряталась в закутке общей ванны, а Сергей выкидывал её простыни и одежду из комнаты.
-«Знаешь, Оля, да у неё на лице грим! Это же спектакль!»-
Я втащила её к себе, пока не вернулись остальные актеры. Это и вправду был спектакль, неумело разыгранный Светкой.
Хранить тайну полагалось только мне и виновнику Сергею, а весь театр, вплоть до вахтеров, был в курсе. И ему прямо на сцене, пришлось услышать поздравление со званием папы. Вот тут мне стало страшно больно за глупую, бедную деваху.
Я впервые столкнулась с женской одержимостью добиться любви от мужчины, которому она не нужна.
Но за этим стояло нечто большее, случайный разговор с одноклассницей Светы, открыл мне всю бездну души, израненной первой любовью и первым предательством.
Наше детство пришлось на послевоенные годы. Мы были босы, не богаты игрушками и просто едой, беспризорничали целыми днями. Мимо моего дома, были проложены первые трамвайные пути, и нашей забавой было приложиться ухом к рельсам, слушая гул колес трамвая. И когда я заявилась, с вымазанной мазутом физиономией, домой, меня ожидала грандиозная порка.
У Светы всё было иначе, её родители могли позволить себе няню, сандалики, обучение игры на фортепьяно. Всё то, что стало доступно в шестидесятые годы и для остальных.
Света отлично училась, блистала в танцах и пении, была вечным председателем пионерской дружины в школе, даже первые коньки-фигурки, были у неё.
В девятом классе она забеременела. И тут началось! Закрытое родительское собрание, открытое собрание, педсоветы – в общем, школу трясло, и она принимала положенные меры. Мальчик, с которым она дружила два года, её юная любовь, отказался от всего. Светка встала с позорной скамьи на очередном собрании и, с криком.- «Как ты можешь? Ведь я же ношу твоего ребенка!»- упала в обморок.
Её парализовало, и она пролежала три месяца. Ей сделали аборт, запрещенный в Союзе, но дочери зам.председателя КГБ, возможный. Школу она закончила экстерном в школе рабочей молодежи. Поступила в пединститут, куда поступал и её мальчик, обескровленный собственным предательством.
Она рассчитывала его маршруты, чтобы ненароком столкнуться с ним, дружила с его друзьями, добиваясь его участия в её жизни, опутывая паутиной собачьей преданности.
Она добилась его, слабого из чувства вины и возраста. Они встречались вновь.
-«Мы с ним, в мечтах и планах прожили уже всю жизнь. Даже внуков выращивали! Лежали на пляже, и мечтали».
Я уже понимала её и представляла, каким вниманием и одолжениями обкладывался этот хорошо воспитанный мальчик.
Для неё не было границ в самоотверженности во имя любви, как и в дружбе тоже. На третьем курсе они объявили родителям о свадьбе. Решено было назначить её после весенней сессии.
-« За неделю до регистрации, в воскресенье, утром, помню, что вся комната была залита солнцем, а я ещё лежала в постели, раздался звонок в дверь. Слышу, что пришли его родители, и вдруг, разговор о том, чтобы я отпустила его. Он попросил родителей переговорить с моими! Не со мной! А с ними! Сознался, что не любит меня и не может мне сказать об этом. Меня парализовало второй раз. Я даже из кровати встать не успела. Осенью бросила институт и поехала в деревню учительствовать. Проторчала там зиму, вернулась, поступила суфлером в театр. Его больше не видела. И вот узнаю, что он женится. Я не героиня, мне кроме семьи ничего не нужно. И у меня, кроме его никого не было-.
Честное слово, я не встречалась ещё с таким отчаянием, и не понимала, до конца, её. Так прошло два месяца.
На рождество мы гадали, три актрисы, я и Светлана.
Жгли газету и смотрели на тень. У меня виделась на стене лежащая собака с двумя щенками,-«Это у тебя будет ребенок!»-Решили девчонки. Затем взяла противень с газетой Светлана. На стене билась какая-то большая птица над камнем. Она покрутила противень, и птица превратилась в старуху. Она качалась, сидя над гробом. Все молчали.
–«У меня до хрена старых родственников».- Заявила Света.-« На Украине кто-нибудь опять помрет».
Сергей запил, страшно уязвленный тем, что никто не пригласил его в свою компанию на встречу Нового Года. Случись это со мной, ни словечка бы не услышали от меня, а он почти плакал передо мною и моим приятелем об этом. И тут вновь в его жизни появляется Светка.
-«Доконала ты меня, мать».-только и сказал он ей.
Он не сник, он потух. Ни роли, ни что-либо еще, больше его не интересовало. Его мало занимали в новых постановках, и Сергей привык вечерами вести разговоры с моим, тоже ежевечерним гостем, Игорем. Светлана, на какое-то время приобрела вид сытого удава, и начала планировать карьеру Сергея в кино. Она убеждала, что он зря теряет время в провинции, что нужно уехать в Ленинград, где у Сергея жили родственники, и пробоваться в Ленфильме. Пусть даже в массовке вначале.
-«Беда в том, что ты не веришь в себя и удачу»-.
Наконец, в театре разразился скандал.
Сдавали спектакль. И режиссер вдруг заявил ему, что у него не тот рисунок роли. Сергей вспылил, они поорали друг на друга, и он хлопнул дверью перед сдачей.
–«Пиши заявление об уходе и поедем в Ленинград. У меня есть деньги на книжке, нам хватит на первое время, я найду себе работу, а там и ты…»-
На уговоры ушел весь вечер, а утром Сергей пошел с заявлением в театр,
и вернулся уже через полчаса.-«Он извинился передо мной… сказал, что был не прав. Я не подал заявления, и сегодня сдача спектакля худ совету…».
-«Тебе отрабатывать ещё полмесяца надо будет, ты подай, а там видно будет. Ведь забрать всегда сможешь».- Я нашла ему компромисс для успокоения.
Сергей чмокнул меня, в сотый раз заявив, что я чудесное создание, и вновь пошел в театр.
-«Ты представляешь! - Негодовал Игорь.-« Она его доконает! Открытым текстом говорит её, что не любит. А она ответила, что, мол, ничего, полюбишь. Ну, гуманитарий!»
Для него, слово «гуманитарий» было синонимом полного несоответствия человека с умственной деятельностью.
-«Его ничто не спасет, он очень внушаем, да ещё такая затравка для актера-работа в кино. А у неё есть средства на проживание, так что продержатся с полгода. Ну, не получится, пойдет в театр снова. Штаны в театрах всегда нужны».
Они ждали расчета. Приходили приятели прощаться и узнать подробности. От Светки требовались деньги, она уходила в сбербанк и снимала мелкими суммами, потом сидела у меня в комнате жутко напряженной и беспрерывно курила.
Её походы были долгими и Сергей обьяснял большими очередями в банке. Уже после их отьезда, проницательные девицы из угловой обронили фразу от том, что Светка, не в банке стояла в очередях, а в фойе гостиницы.
-«Боже мой! Так у неё нет никаких денег, неужели будет вытягивать весь свой план таким же способом? Да разве стоит любое счастье таких жертв?»
-«Ты о чем говоришь? О счастье и речи быть не может. Разве уже здесь не видно было по Сергею? И сама Света черная, как головешка, ходила. И кончай реветь, её и сибирской язвой не остановить было, зацикленная без просветов, а он полубаба просто, ничему противостоять не мог. Во имя чего это делала? Чтобы в итоге получить полудохлый труп в личное пользование?».
Мы, по-прежнему, продолжали жить, переживая и передумывая их ситуацию. Но даже мне, с крайне позитивным мироощущением, было не по себе от предчувствия беды. Светка все ещё держала нас в тисках. Мне отдали комнату Сергея, и я готовилась стать мамой второй раз, упорно отказываясь выходить замуж. В октябре родилась дочь Татоша, Танечка.
А перед Новым Годом появилась Светлана. Она тоже приехала рожать.
-«Сергей в Петрозаводске, в драмтеатре. Я опять работала в деревенской школе, жизнь у родственников не затянулась. Пока могла, ездила к нему, но жить становилось всё труднее, воду приходилось носить с реки, спускаясь с отвеса по наледи и подымаясь вверх с ведром. В деревне даже колодца не было. Хлеб возила из Петрозаводска раз в неделю, да и остальные продукты тоже. У Сергея хороший репертуар, и он не мог помогать мне в деревне, а для меня, с животом, не было там работы»-.
Спросить её об их браке, мне мешала деликатность, но она сама поспешила заявить, что теперь её фамилия Манова. И это оказалось ложью.
Сергей смог, при поддержке родни, освободиться от неё, и уехать, но теперь уже не мнимая, а настоящая беременность, натянула вожжи.
Её телеграмма о рождении Юльки, вернулась назад, в связи с отбытием адресата. Сергей окончательно скрылся. Через полгода, на деньги, получаемые на ребенка, как мать одиночка, Светка выехала в Ленинград, искать Сергея через его родственников.
В Ленинграде моросили всегдашние дожди, она взяла такси и поехала в Вырицу. Загородное шоссе было пустынно, на перекрестке дорог телега с сеном перекрывала обзор и шофер, на полной скорости, пошел на обгон, и последнее, что сделала Светлана, сдернула чепчик с головы Юлии.
От столкновения с камазом её, с ребенком, выкинуло на дорогу.
Я позвонила её родителям, узнать, что есть от Светки, и меня спросили, разве я не знаю, что Света разбилась, что девочку уже похоронили вылетевшие в Ленинград родители? - -«Света уже десять дней в коме, шестнадцать переломов, уже сделали несколько операций».-Перечислял голос по телефону.
На кухоньке застыли девчонки, слушая, как и я, этот голос.
-«Мы же ворожили… и видели её над гробом…».
Настоящее горе заставило их забыть свое привычное пренебрежение Светкой. Мне понадобилось несколько дней, чтобы осознать, что улыбчивой, маленькой девочки, которую я пеленала и убаюкивала на руках, больше нет. Светлану, так нескладно распорядившейся своей и Юлиной жизнью, привезли в Томск. Увидела её, закаменевшую и изломанную, и не поверила, что это она.
-«Уже такая стужа стоит, а на Юлечке тоненькая шапочка. Мама говорит, что завернула её в одеяльце, а я всё думаю, зачем я капор с головки сдернула».-
В прихожей, её мать сунула мне сверток.-«Юличкины вещи. Отдай их кому-нибудь, а то наткнется на них… Ты звони ей, она все время тебя вспоминает».-
Сергей приезжал в больницу перед самой её отправкой домой.
Потрясенный случившимся, он винил себя за искалеченную Светлану и реальную гибель незнакомого ребенка.
Он позвонил мне, пытаясь оправдаться и снять груз вины с души. Разговор окончился моими слезами и жалкими упованиями о судьбе. Ни ему, ни мне легче от разговора не стало. Мне не хватило мудрости, а его душила вина за Светку.
Она шла на поправку, упорно восстанавливая, висевшую плетью, правую руку и волоча ногу.
Суд, с таксопарком, состоялся через год, и она получила компенсацию. Первое, что сделала Света, - поехала к Сергею, найдя его в течении этого года, переписываясь со всеми театрами Союза. Конечно, она пыталась что-то объяснить мне, но мне не хотелось слушать заведомую ложь.
Вернулась она месяца через полтора, отвезя Сергея в Хабаровск к его родителям.
-«В театре у него уже была девушка, собирался жениться на ней. Мы долго разговаривали втроем, я просто спросила, что теперь делать мне, искалеченной и потерявшей ребенка? Убедила её сделать аборт, и мы решили, что Сергей увольняется, едет к родителям, а я переезжаю к нему и мы начинаем жить снова в Хабаровске. Родители меня встретили очень хорошо, в театре его знают, а я закончу институт. Сейчас оформлю все документы и уеду к нему»-.
Меня покоробил её рассказ о разборке с девушкой, но больше всего решительность вновь управлять человеком, выбранным на роль мужа.
Она стала спокойней относится к моей Татоше, и вновь стала часто проводить у меня вечера. Письмо из Хабаровска положило конец этим планам. Сергей уехал и родители не знают куда. Новые поиски ни к чему не привели. Он исчез.
–«Значит, в театре почтового города. Оттуда сведений не дадут, да и никто не даст такой список городов»-.
Через три года, Светлана нашла человека, тоже инвалида, с которым зарегистрировалась и родила двоих детей. Правда, родов, как таковых, не было. Смещенные кости таза не позволяли ей этого. Её дважды кесарили, и Света шла на всё, создавая семью. Самоотверженно сражаясь с нищетой в огромном, сараеподобном профессорском доме, она кормила всех на две инвалидные пенсии, обстирывала одной левой рукой, бегала с раздробленными коленями по магазинам и в поиске любой работы.
Я уже жила в другом городе и видела очень редко. Теперь уже в её доме торчал вечерами мой, бывший, всё пытающийся понять отказ взять мною, его, доктора наук, в мужья.
Я вернулась в Томск, на родину, спустя много лет. Мы встретились с нею, как будто и не было этих лет. Меня роднило чувство прежней любви и жалости к ней, хотя наши дети уже были взрослыми, и между нами стояла такая разная жизнь. Света всё также жертвенно обихаживала своего никчемного, придурошного мужа, одна сажая в деревне картошку и зарабатывая гроши на автозаправке. У неё были ночные смены в фанерной будочке, далеко за городом. И опять мой звонок ей домой принес мне дурную весть.
-«Маму, ночью, какой-то наркоман ножом в живот пырнул… из-за 300 рублей. Она еще сама позвонила в милицию и в скорую помощь… Уползла в кусты, там её и нашли. Сейчас в городской больнице, сделали операцию…»-Рыдала в трубке Майя, дочь Светланы.
Светлана уже отошла от наркоза, хирург, встретивший меня в коридоре, обстоятельно описал её состояние и сказал, что боится перетонита.
–«Не знаю почему такая стойкость организма, обычно так реагирует, если он перенес подобное».
–«Она попадала в аварию… ровно двадцать пять лет назад».
Я записала название препарата и вошла к ней в палату.
-«Мне так было страшно! Я ему всё отдала, а он с ножом. Вот палец пришили, я защищалась, и он попал по нему. Сгребла кишки со стола и выбралась в поле, ведь он и вернуться мог, чтобы добить….»- Светлана почти ничего не весила, так была худа в больничной рубахе.
Я прижала её к себе.
-«Всё! Всё! Больше не думай об этом, я тебе не дам пропасть! Спи сейчас, больше спи».
Препарата в аптеках города не оказалось. Я приехала в её дом, к мужу Светланы. Обьяснив положение в аптеках города с нужным, очень эффективным средством от перетонита, попросила обратится к его отцу, профессора медицины, достать его. Выдала ему деньги на лекарство, и вернулась домой. Утром, вновь разбудила его звонком, подгоняя его поторопится.
Весь день его телефон молчал, а вечером он ответил, в всегдашней его манере грубого интеллигента, чтоб я не суетилась.
Мысль о том, что судьба, протащив по лабиринту, настигла её ровно через двадцать пять лет, день в день с той аварией, не оставляла меня. Вероятно, ей положено было погибнуть вместе с девочкой, и это тяжелое существование в последующие годы - плата за спасение.
Света скончалась на следующий день, так и не получив от меня помощи.
Эта скотина просто пропил деньги и не обратился к отцу.
Прости меня, Светочка! Пусть Господь будет милостлив к тебе и дарует покой душе, так не обретшей счастье в жизни. Грешны были твои помыслы, и грешной была твоя жизнь, но пусть бросит в тебя камень только тот, кто без греха прошел свой путь.