Когда ищешь что-то до боли важное, твои напряженные глаза видят абсолютно все, кроме того, что тебе собственно и нужно. Мне так нравится этот факт, чувствуешь всю иронию жизни, которая в такие моменты бьет по столу и задыхается смехом. Неожиданно все вокруг предстает в самом необычном свете и ты, возможно, сможешь увидеть то, чего раньше никогда не было. Иногда полезно что-то терять.
Меня зовут Гордон Марвел. Второй сын в семьей алкоголика, бывшей певички и младший брат успешного гея. Марвелы- не эталон американской семьи, не получат премию за самые крепкие семейные узы, не являются примером лучшей жизни. Детство я провел в бедном районе, где выживают, где асфальт пропитан дешевым алкоголем и кровью, где люди больше не мечтают. Но надо отдать должное моим родителям, они постарались дать мне лучшее воспитание и некое подобие счастливого детства, на сколько это возможно было.
Я и мой старший брат Кларк постоянно видели завтрак-обед-ужин, ходили в школу и исправно получали подарки на Рождество. Бывало, что мать надевала красное платье с вырезом, делала пошлые кудряшки, наносила красную помаду на свои пухлые губки, и пела весь вечер, сидя на коленях отца. Такие вечера я считал сном или представлял, что попадал внутрь картинки с журнала, которые изредка приносили маме соседки в обмен на мясной пирог.
Отец мой был не таким уж и плохим. Узколобый работяга, который ничего особого не добился в своей жизни. Как в грязи родился, так и не стал подниматься. Но у него было доброе сердце и совершенно чудесные глаза орехового цвета. Когда-то, будучи молодым, он мечтал стать музыкантом, колесить по миру и любить свою жизнь. Но, как все знают в нашем районе, мечтам суждено не сбываться. Отец играл в группе, в одном из чудесных вечеров повстречал потрясающую блондинку и собирался сбежать с ней, оставив в этом проклятом городе только шлейф ее духов и пару своих аккордов. Но он не знал, что у блондинки был старший брат, местный бандит, который в итоге прострелил ему руку и отправил сестру в Нью-Йорк, разрушив все мечты и самого отца одним махом. Рука больше не годилась для музыкального инструмента, и ходили слухи, что блондинка стала обычной наркоманкой и умерла где-то в драке со своим сутенером. В итоге отец устроился работать на завод, запил и временами чувствовал запах ее духов, когда язык уже не слушается и ноги не держат. И еще он встретил мою мать.
Мама была наивной девчонкой с пухлыми губками и огромными глазами, в обрамлении густых ресничек. С самого детства она щебетала, как птичка, и была настолько добра, что казалось вышла из диснеевского мультика. Глядя на нее, мне всегда казалось, что сейчас прибежит Микки Маус, затанцуют деревья и должна появиться фея с оркестром и песенкой с доброй моралью. Совершенно не в том месте она родилась, я думаю. Мама не смогла поступить в университет и поэтому пела в местном баре. На жизнь хватало, да и внимание постоянное. Она любила мужское внимание. Мужчины летели на нее поглядеть, как насекомые на свет. Она хохотала, кокетливо улыбалась и не понимала всего на свете, накручивая локон на маленький пальчик. На нее хотелось смотреть, слушать, обнимать, защищать и покрывать поцелуями. Однажды в бар влетела пьяная компания. Алкоголь, пошлые шуточки лились через край. Один из них настолько охмелел, что стал стаскивать мать со сцены с самыми подлыми намерениями. По счастливой случайности отец выпивал в этот вечер в этом баре, заливая свою погубленную жизнь водкой. Завязалась драка. Закончилось тем, что отец закинул мать на плечо и вынес из бара. Вот так они и встретились.
Может в этот вечер у них что-то и проскочило, что-то этой пресловутой искры, про которую романтики рассказывают. Кто знает. В итоге они связали свои судьбы, и мы с братом появились на свет. На отшибе города, в старом, потрепанном доме, без особых удобств, зимой родился Гордон. Гордон Марвел. То есть я. И я не упоминал. Я черный.
С самого детства я рос нелюдимыми, встречал и провожал мир взглядом исподлобья. Мне всегда казалось, что вокруг слишком много света и глупости, в которой люди обволакиваются, как в кокон. Мама часто в детстве не понимала моей злости, ведь Кларк был самым добродушным, жизнерадостным в нашем пресловутом районе. Маме на радость, папе на успокоение души, что хоть кто-то счастлив в этой жизни. Я же часто дрался в школе. Бывали дни, когда рассеченная губа не успела заживать, а школьная форма коллекционировала заплатки. Я почти всегда молчал. Молча наблюдал за миром и презирал его. Презирал бокал отца, его отсутствующий взгляд, широченную улыбку матери и взгляды на прохожих мужчин, наглаженную идеальность брата, обреченность людей, которые жили вокруг. Я многое понимал. Понимал, проживать жизнь в нашем районе крайне унизительно и тяжело. Бедность – не отель. В ней не останавливаются на время и из нее нельзя выписаться, взяв чемоданы в руки, и помахать на прощание. Это болезнь, которая поражает не только организм, но и душу. Тем дольше с ней, тем меньше шанс выбраться, тем слабее дух. Люди вокруг меня в большинстве попивали пиво, жаловались на все от правительства до погоды, играли в карты. Ничего не происходило, не менялось. Бывало только, что кто-то выходил из игры, самым легким способом – он уходил туда, откуда не возвращаются.
Хотя со стороны казалось, что я живу в совершенно обычном месте, где живут совершенно обычные люди. Но стоит только чуть отдернуть штору любого дома, как сложное представление из элементов цирка, театра, больницы, тюрьмы начинало свое представление. И только наши ближайшие соседи Миллеры мне казались самыми нормальными. Славная семья. Жаль только, что они ни кем не общались. Но в их доме хотя бы не было слышно криков и звона битой посуды, как у остальных. Они исправно по воскресеньям посещали церковь, платили по счетам, и у них была единственная зеленая лужайка на нашей улице. Они поселились у нас после того, как Мистер Миллер потерял работу. Но самое главное у них была Лили.
Лили Миллер была необычной девочкой. Спутанные кудрявые волосы, родинка на щечке, тонкие кисти, краска на одежде. Она пристально разглядывала мир вокруг, затем переносила все на холсты акварелью. Никогда не видел того, что видела Лили.
-Ты ведь врешь. Старик Норман не похож на охотника на тигров! – говорил я ей, разглядывая очередную картину.
-Я его так вижу, Гордон. Мир не такой, как есть, если смотреть на него чуть прищурив взгляд, главное пожми руку воображению, - смеялась Лили, теребя свои непослушные волосы.
-Эльф, не уходи от меня!
Я называл ее эльфом. У нее были смешные большие уши, которые прятались в дремучих джунглях темно русого цвета. Она на это прозвище только хмурила носик, становясь еще более похожей на сказочное создание.
Мы стали встречаться еще в старших классах. Правда это казалось больше дружбой, чем отношениями. Мы много разговаривали, по правде она единственная с кем я мог и хотел разговаривать. Я щелкал зажигалкой, делал первый затяг, она обычно молчала. Я выпадал от всех проблем, забывал все несправедливости мира, отпускал все волнения ровно на одну сигарету. Спокойствие длится пока пеплом и дымом растворяется табак в белой обертке. Потом я озвучиваю любую случайную мысль и Лили начинает монолог. Как много интима в разговорах, больше чем в обнаженном теле. Оголять душу – это я бы и назвал любовью.
Иногда мне кажется, что любовь копирует существующие профессии. Есть любовь-актриса, в которой людям нравятся говорить заученные диалоги, распределять роли, красивые декорации добавлять и главное думать о том, как они выглядят со стороны. Есть любовь-финансист, где спокойно и уютно троим: ему, ей и деньгам. Есть любовь-кукольник, это такая, где чувствует один и он дергает за веревочки другого, играя за двоих. У нас с Лили, наверно, была любовь-камикадзе. Мы были обречены. Ее семья не терпела таких, как я. Я ведь упоминал, что я черный?
В тот вечер, когда я впервые поцеловал Лили Миллер, все и закончилось. Мы стояли по середине дороги, она разглядывала звезды. Я докуривал сигарету. Я взглянул на нее, и словно увидел в первый раз. Светлая тонкая кожа, красивый профиль, восторженный взгляд, длинная шея. У меня перехватило дыхание. Она такая красивая. Я подошел к ней вплотную, провел рукой от локтя до ладони. Она тут же переплела пальцы. Я улыбался. Тогда Лили встала на носочки и закрыла глаза, ожидая поцелуя. Мне хотелось засмеяться. Такой по-детски трогательный и искренний жест наполнил меня такой нежностью, которую я никогда не испытывал. Я запомнил каждую деталь ее лица в тот момент, выражение, вкус воздуха, ощущения внутри, и потом только нагнулся к ее губам. Тогда я понял, что больше нет меня, нет ее, а есть мы. Моя маленькая Вселенная в двух буквах. Но вдруг все оборвалось. Мистер Миллер резко отдернул меня за плечо.
-Нигер, как ты смеешь! – кричал он, брызгая слюной, - не подходи к ней никогда!
Крики продолжались довольно долго, скандал продолжился и у нас дома. Было стыдно, больно, гадко. В конце концов я не виноват, в моем цвете кожи. Глупые предрассудки, накопленные временем за долго до меня. Никто не спрашивал нас с Лили о том, что мы чувствуем. Никто не пытался объяснить почему нам нельзя быть вместе. Просто кто-то когда-то сказал, что таким, как мы, нельзя быть вместе, это неправильно. Вот и все. Нельзя и все. И ни у кого не возникло и мысли опровергнуть это. Меня это злило. Я снова был хуже кого-то, теперь не просто бедный, но еще и цветом кожи не вышел! Отец Лили не скупился на оскорбления, мой папаша пьяный угрожал, мама испуганно извинялась за все на свете. Через неделю Миллеры уехали.
Если бы прощание было бы вещью, то оно было бы шкатулкой,где хранились бы куча пластырей лжи. Уходишь от человека шаг за шагом. От каждого шага на теле появляется кровоточащая рана. Кровь все хлещет, причиняя жуткую боль. А ты достаешь из шкатулки пластырь «я буду обязательно писать» и запечатываешь дыру, боль затихает. Там еще куча пластырей «мы еще увидимся», «я тебя не забуду», «расстояние – ничего не значит» и самый главный «я все равно буду рядом». Залепить боль ложью хороший способ, но потом со временем пластырь отрывается с еще большей болью. Всякая ложь ведь в итоге просто остается ложью, она никогда не станет правдой или спасением.
-Гордон, мы еще увидимся! Я найду тебя, слышишь? – плакала Лили, мне в плечо, - Мне стыдно так. Я во всем виновата, но я все исправлю! Я найду тебя!
-Эльф, не покидай меня...
С отъездом Миллеров я окончательно закрылся в себе. Я окутал себя страшным и глубоким безразличием. Никто и ничто не трогало меня. Даже то, что вскоре выяснилось, что мой страший брат нетрадиционной ориентации. Его увидели с парнем какие–то местные девушки. Слухи разлетелись быстро. Жизнь моей семьи совсем развалилась на груду печального хлама, которую обычно люди хранят на чердаке. Кларка едва не убили банды нашего района. Такие, как он, пробуждали в местных бандитах дьявольскую ненависть,и они могли ее оправдать нормой общества. Забавно, правда? В итоге Кларк сбежал в Нью-Йорк, чтобы стать дизайнером женской одежды. Отец пил, теперь не скрывая этого факта, как бы нашел себе оправдание в поступке брата, будто ему было дело до всего этого. Мама придумала для себя игру, где брат еще не вернулся со школы. Она ждала его каждый день и ставила лишние приборы, накрывая ужин. Вот только на тот момент мы уже закончили школу...года два назад. Но хватит о моей семьей и детстве. От таких разговоров вой в ребрах, словно между ними сквозняк гуляет.
Я окончил университет со средним баллом. Я переехал в город, где теперь работал в офисе. Офисная работа – не пыльная. Сидишь себе за столом, перед тобой включенный компьютер, взгляд устремлен на стрелки часов. Симуляция бурной деятельности, как будто на экране высчитываешь код судьбы, хотя на самом деле у тебя там открыты видео, как собака лает на испанском языке или обезьяна швыряется бананами в посетителей зоопарка. И периодические приступы зевоты. Весь день ждешь двух эпизодов : обед и поход домой.
Кофе, никотин, сон, скука – мои любимые спутники, которые крутятся вокруг моей планеты жизни. Или это я кружусь вокруг них. Как-нибудь подумаю об этом на досуге. Как же мне было тошно от самого себя, всего вокруг, каждого моего вздоха. Лили так и не нашла меня за все это время. Временами мой брат мелькал на экране телевизора, только звали его теперь Мишель Бруни. Он был из Франции и был «сокровищем в мире моды». Каждый раз я хохотал, как видел его лучезарную улыбку и идеальную смуглую кожу в свете софитов. К родителям я никогда не приезжал. Хоть я и работал, закончил университет, я все равно был из бедного района и черный. Иногда это проскальзывало с кем-то в разговоре. Мне всегда было неуютно. В итоге я просто закрыл себя от всех на замок, и мне было нестерпимо скучно жить.
А потом я потерял себя.
В нашем мире очень легко что-то потерять. Потерять адрес, вещь, людей, а еще можно потерять себя. Проснешься однажды утром,а в зеркале будет отражаться незнакомец в твоей одежде, с твоим лицом. Он будет делать все те вещи, которые делал ты, но уже за тебя, без тебя. Проблема, правда? Но помочь тебе могут. Просто надо знать к кому обращаться...
Я бы никогда не подумал, что потеряю себя. Я слышал об этом на работе. Говорят, что Гарри потерял себя весной. В чем это проявляется? В том, что ты больше не существуешь в будущем времени. Ты больше не мечтаешь, больше ничего не хочешь, больше не смеешься, не плачешь, не живешь. Твое лицо теряет эмоции и появляется специфичный едкий запах. Говорят, что это оттого, что внутри начинается процесс гниения, и не в плане органов. Я думал, что это все просто слухи и до конца не представлял всего масштаба ужаса. Подумаешь, больше ничего не интересует. У меня всегда так было. Пока не проснулся этим утром.
Это выглядит так, будто ты смотришь на себя через стекло. Или лучше сказать, что ты просто голос в своей голове. Я встал, но я не чувствовал свои ноги. Я умылся, но не чувствовал воды на своем лице. Я вообще ничего не чувствовал. Я тихо наблюдал из какого-то тихого и темного уголочка своей головы. Сказать, что это меня все напугало это ничего не сказать. Пока меня накрывало волной истерик и криков, мое тело без эмоций поглощало завтрак.Казалось, что это все жуткий сон. Что я сейчас с минуты на минуту проснусь, а потом посмеюсь над бурной фантазией моего разума. Но этот момент все не наступал. День начинался и заканчивался. А я все также был просто наблюдателем. Но я не сдавался, я не мог сдаться.
Шло время. Сезоны приходили каждый со своей палитрой, раскрашивая природу вокруг. Палитра держалась положенных три месяца, потом мольберт за окном сменялся другим. Я научился выходить из темного угла головы. У меня теперь было тело, лицо, голос. Я теперь сопровождал свое тело, сидел рядом. Я казался себе закадровым голосом из кино, поэтому часто вставлял саркастичные комментарии,озвучивал свои поступки. Я в первые внимательно смотрел на себя стороны. Я себе был отвратителен. Неужели сложно лишний раз улыбнуться? Неужели сложно найти друзей или знакомых? Неужели я не мог просто перестать стесняться себя? Неужели было сложно просто начать жить?
Чувство тоски похоже на включенный телевизор, который больше не ловит сигнал. Вроде внешних повреждений нет, просто что-то мешает нормальной передаче изображения, и устройство разрывается в монотонном крике о помощи. Окно на распашку, но не слышно шума города, не слышно звука, исходящего от сломанного ящика. Ложишься спиной на пол и чувствуешь...хотя нет, ничего не чувствуешь. Сглатываешь слюну, перебираешь волосы сквозь пальцы. А ведь когда-нибудь на этом полу могли сидеть мы. Проклятое слово «мы». Столько смысла, столько запахов, столько вкуса в этом слове. На кончике языка чувствуешь забытый запах духов. Рука в воздухе рисует контур. Глаза закрываются, как двери кинотеатра, и в голове всплывает знакомый профиль, нос, родинка на щеке,полураскрытые губы. Кажется, что я слышу вкусный глубокий вздох в темноте. И тут звуки прорываются в «сейчас». А то «прошлое» ломается на куски, крошки, обращается в пыль. Пыль, которую я вдыхаю, пускаю по венам, смешиваю с кислородом, поступающим прямо в мозг. И я понимаю, что лежу на полу своей потрепанной маленькой квартирки, рядом на кровати спит кто-то, кем был я когда-то. А я сам - идиот и просто сгусток воздуха теперь.
Внезапно, мне захотелось выйти из этой квартиры. Я уже пробовал отходить от своего тела, но это никогда ни чем не заканчивалось.Меня словно веревками тянуло обратно, как собаку на поводке. Но я подумал, что стоит попробовать снова. Я открыл входную дверь, сделал пару шагов и вдруг осознал, что меня больше ничего не держит. Это вызвало смешанные чувства. Свобода или финал? Мысль кольнула где-то в груди, но я отмахнулся. Подумаю об этом позже.
Моя квартирка находилась в скромном районе города. Несколько многоквартирных домов на всю улицу, пару скудных магазинов, дешевые машины по обочинам. Но я любил свою улицу. Был в ней шарм, минимализм, атмосфера. Я пошел вниз по улице к ближайшему бару по привычке.
На улице уже всем заправляла осень. Тихой колыбельной она усыпляла деревья, воруя цвета листьев. На асфальте появились идеально круглые осколки зеркал, по которым скользил холодный ветер. Повсюду я видел людей-курток, людей-шарфов. Я очень любил осень.
На месте бара открылось новое заведение. Сколько же я был взаперти? Большое кирпичное здание в этажей десять. Местами кирпич облупился, в окнах не горел свет, разве что только на первом. Кривая мигающая вывеска гласила: Отель«La sale de pas perdus». Внезапно все окна, все десять этажей зажглись. В окнах появились черные силуэты, которые занимались своими делами. Кто-то говорил по телефону, кто-то проходил из одного угла в угол, кто-то просто стоял. Они были похожи на фигурки из черного плотного картона на ярко-желтом фоне, как будто ненастоящие. Меня охватило нехорошое волнение.
-Мистер Марвел? Что же вы стоите? – произнес низкий женский голос, - Проходите скорей!
Я обернулся и увидел женщину лет сорока. Она была одета в строгий костюм, черные волосы, убранные в элегантный пучок, строгие очки. Из строгого пиджачка чуть выглядывала пышная грудь. Я бы назвал незнакомку красивой. Она улыбаясь направилась в отель, стуча красными каблучками. Моему шоку не было предела. Она меня знала и, самое главное, она меня видела! Я поспешил за ней. Происходило что-то странное.
-Извините, мисс, - обратился я к ней, - вы меня видите?
-Прошу, ваш номер, - не глядя, вложила она мне ключи в руку, - все оплачено, ваш номер находится на десятом этаже. Надеюсь, вам у нас понравится! Лифт вы увидете слева от вас.
Не успел я открыть рот для волны вопросов, как неизвестная мне девушка развернулась и ушла в одну из комнат. Мне всем видом дали понять, что не будут отвечать на мои вопросы.
Я огляделся. Обстановка этого отеля требовала капитального ремонта. По углам расселась паутина, обои местами отклеились, грязные окна. На ковре в фоей были пятна и следы от пепла. Меня передернуло. Что же это за место? И кто заказал для меня тут комнату? Хаос в голове пульсировал, у меня задрожали колени. Я решил все-таки подняться в свой номер, надеясь найти там ответы.
Лифт встретил меня странной мелодией и зеркалами. У двух зеркал, которые стоят друг против друга, есть одна игра – они размножают твое отражение. И вот я видел тысячу Гордонов Марвелов перед собой. Они делали тоже, что и я. Я взмахнул рукой, они не теряя и секунды, делали тоже самое, словно я наглотался ЛСД препаратов. Тысяча меня, но не меня. Я их не чувствовал, но видел. И однообразная мелодия наполняла кабину лифта, мелодия, от которой хотелось залезть на стенку. Мотивы психологических отклонений уже протягивали ко мне свои руки, как все резко закончилось.
Двери злополучного лифта открылись и я увидел, что на этаже всего пять комнат. Мой номер самый дальний. Коричневые двери, старомодные совершенно безвкусные коричневые обои с узорами, бордовый облезлый ковер. Без того темный коридор был скудно освещен. Словно в ход в пещеру, а не коридор отеля. Но находится в лифте мне хотелось меньше всего.
Тишина. Казалось, что в комнаты еще никто не заселился. Мое сердцебиение звучало оглушительно громким оркестром в такой тишине. Я дошел до своего номера, вставил ключ в замочную скважину. Он мягко зашел, зубчики плавно встали на место. Лоб покрылся испариной от напряжения. Что же за дверью? Я пытался повернуть его влево-вправо, ничего не выходило. Ключ не подошел. Меня словно с размаху бросили об стену. Злость внутри зарычала собакой. Что, к черту, здесь происходит?
Тут тишину разорвал щелчок, как спуск курка. Я подпрыгнул от неожиданности, надеясь на худшее. Но это была всего лишь одна из комнат. Дверь медленно открылась, словно приглашая зайти внутрь. В комнате горел свет, играла музыка. Я подумал, что с этого номера можно вызвать кого-нибудь из работников, чтобы поменяли мне ключ.
-Извините, что беспокою, - крикнул я, стуча в дверь, - но мне нужна помощь! Я могу позвонить от вас? Мой ключ не подходит к замку моего номера, представляете..
Меня поразил интерьер комнаты. Перевернутые стулья, огромный бар, занимающий почти все пространство комнаты, стены, имитирующие кирпичную кладку, всюду стаканы, бутылки. Где-то в углу кровать, на стенах портреты рок-групп, колонки. Для номера отеля очень рискованный дизайн – подумал я.
Тут из ванной комнаты вышел молодой парень с гитарой в руке. Молодой, немного помятый, с щетиной, совершенно счастливый и пьяный. Он был одет в рваные джинсы, джинсовую рубашку,а его волосы были длинными и грязными.
-Что говоришь? Ключ не подходит? – заплетаясь, спросил он, - Это все жизнь, друг. Мы находим ключи, но редко находим те замки. Налей себе чего-нибудь! Скоро придет Рози, ты должен ее увидеть!
-Спасибо огромное, но можно от вас позвонить?
-Моя Рози – чудо! Такую красотку ты не увидишь нигде! А как она поет! Знаешь, когда я ее увидел, вот тут, - похлопал он себя по груди, - забилось, заиграло. Моя музыка, мой ангел. Мы с ней уедем и будем петь рок-н-ролл по всему свету!
Я замешкался:
-Звучит потрясающе, друг. Действительно, потрясающе. А куда Рози ушла?
-Не называй ее по имени! Моя Рози ушла далеко. Но она вернется. Я верю.
Он был пьян, возможно, на наркотиках. Мне следовало уйти, пока он не набросился на меня.
-Знаешь, -прошептал этот парень, гладя гриф гитары, - Я много пью. Мы с Рози любили выпить виски, петь песни и мечтали уехать. Она говорила, что я смешной, когда пью. И вот, когда выпиваю шестой стакан, Рози смеется и поет мне песню.
Парень плакал. Затем он схватил гитару и заиграл на ней, а слезы капали на струны. У меня появилось жгучее желание покинуть эту комнату. Я не знал, как его успокоить. Вероятно, его Рози бросила его из-за пьянства, а этот несчастный ждет ее. Чертовы женщины, вечно бросают.
Тут в дверь постучались. Не дождавшись ответа, дверь открылась. На пороге стояла маленькая девочка лет пяти. В пышном платье, с длинными блестящими волосами, в белых носочках и голубеньких сандалиях.
-Извините, мне нужна помощь, - прошептала она, явно стесняясь.
-Что случилось? – спросил я, тот парень даже не взглянул в ее сторону.
-Я не могу достать книжку!
Мы направились в соседний номер. Как ни странно, тут был совсем другой интерьер. Элегантная мебель в стиле роскошного рококо, картины, ковры, книжные стеллажи. Я оторопел от резкого контраста номеров.
-Достаньте, пожалуйста книжку про Алису! – улыбалась девочка, дергая меня за руку.
Я протянул ей книжку, она запрыгала.
-Почитайте мне, пожалуйста! Чуть-чуть!
-А где твои родители? Почему ты одна? Они ведь будут ругать и меня и тебя, ты не думаешь?
Это было ненормально, что маленькая девочка была одна в номере отеля. Меня могут обвинить в самом худшем, и я, в принципе, не имел права находиться здесь с ней. Девочка совсем не опасалась за себя, а вдруг вместо меня мог прийти маньяк.
Она нахмурила бровки:
-Мама на работе. Она придет очень поздно, и когда приходит со мной не играет совсем!
-А папа?
-Я не знаю, где он. Мама говорит, что он играет в прятки. Я ему говорила, что уже не играю, а он все не выходит. Наверно, слишком хорошо спрятался, и оттуда меня не слышит.
Мне стало невыносимо грустно. Она произнесла это все так легко и непринужденно, параллельно листая книжку. Я вздохнул и сел с ней рядом, взял книжку и начал читать. Она захлопала в ладошки и стала внимательно слушать, замерев всем телом. Я старательно читал, меняя интонацию, изображая кролика. Ее мама все не приходила, чему я был даже рад. Тяжело было бы объяснить что я тут делаю и кто я вообще. Скоро книжка дошла до конца, малышка сонно терла глазки. Я убрал книжку, положил ее в ближайшее кресло, и направился к выходу.
-Ты не хочешь быть моим папой?
Я обернулся, но девочка уже спала. Это избавило меня от душераздирающего ответа. Закрыв дверь, я сполз по стенке коричневого коридора. Это было слишком. Я закрыл глаза. Я должен был уйти из этого места. Вернуться к себе в тихую квартирку и молча наблюдать за своей жизнью. Мне. Нужно. Выбраться. Я открыл глаза и вздрогнул. У двери из одного номеров стояла девушка. Прислонив ногу к стене, она смотрела на меня, приподняв бровь.
-Тебе нехорошо, милый? – произнесла она.
Ее голос был тягучим, глубоким, грудным. Я пытался разглядеть ее лицо. Она легким толчком указательного пальца открыла дверь своего номера, кивком головы пригласила зайти и скрылась в дверном проеме. Я замешкался, но все-таки решил войти.
И снова другой интерьер. Светлый номер, много зеркал, меха, белый цвет. Изящный современный дизайн. По середине комнаты стояло шикарное белое фортепиано.
Незнакомка вышла в длинном вечернем красном платье. Оно облегало потрясающую фигуру, плавно огибая округлые бедра. Глубокое декольте демонстрировало без стеснения роскошную грудь, высокий вырез от бедра, как занавес перед спектаклем, расходился при ходьбе, и позволял увидеть идеальные ноги. Ее лицо собрало в себе высокие скулы, пухлые губы, огромные глаза в обрамлении густых ресниц. Она была статуэткой, предметом искусства. Но я не мог назвать ее красивой. Вся эта красота была в одном мгновении. В первом взгляде. Потом все разбивалось, как волны об скалу. Вдребезги и безвозвратно.
Она плавной кошачьей походкой прошла мимо меня, и села на прямо на фортепиано, демонстрируя все достоинства. Но я больше любовался переливами света на ткани платья.
-Правда роскошное платье? – улыбалась она.
-Красивое
-А я красивая?
-Да..
Это был странный диалог. Услышав мой ответ, незнакомка удовлетворенно кивнула, словно поставила для себя в голове галочку.
-Знаешь, мне очень повезло родиться такой внешностью. Иногда жалко, что не у всех есть такой подарок от родителей. Вот ты сказал, что я красивая. Я люблю комплименты! Без них мне очень скучно!
Я молча кивнул. Теперь ее красота и вовсе улетучилась, растворилась в яде ее слов. Некоторым девушкам, лучше молчать, чтоб сохранить хоть частичку своего обаяния. Она все не замолкала.
-Я самая красивая девушка!
И это было последней каплей.
-Слушай, спасибо, что пригласила, но мне пора уходить, - начал было я.
-А ты не хочешь я тебе покажу свои красивые платья? У меня их так много! Я люблю красивые платья!
Только закрыв дверь этого белоснежного номера, я смог перевести дыхание. Хотелось стряхнуть с себя кучу слов, которые вылила на меня эта странная девушка. В коридоре снова стояла тишина. Но мне было уютно в ней. Страшно разболелась голова, как будто по стенкам мозга бьется муха. Временами она и перед глазами скакала. Противное чувство и настроение было прескверное. Хотелось завернуться в теплое одеяло, послать мир ко всем чертям и насладиться сном. Но, увы, я был в каком-то грязном, отвратительном отеле и в соседних номерах были жутко странные карикатурные люди.
-Гордон
И тут меня пригвоздило к полу, меня разорвало на миллионы кусочков. Я знал этот голос. Я знал вкус и запах этого воздуха, которым наполнился этот пресловутый коридор, он всегда такой вокруг нее. Лили. Я резко развернулся. Длинные спутанные волосы, родинка на щечке, прищуренный взгляд. Я застыл, вспоминал как дышать. Она улыбалась, растеряно глядела на меня.
-Что ты делаешь тут? Как ты здесь оказался? – смеялась она.
Я мог бы поклясться, что ее смех я бы закупорил в баночки, как самая последняя сентиментальная девочка, и слушал бы часами. Я молчал. Молчание уже становилось неприличным. Она смутилась. Тогда я просто обнял ее. Прижал крепко-крепко, зарылся лицом в волосы. И как я жил без этого? Она снова засмеялась.
И снова все было, как много лет назад. Я, она, мы. Снова мы были вместе. Мы сели в коридоре, она протянула мне пачку сигарет. Я засмеялся. Чиркнул спичкой, пламя прижалось к сигарете, поглощая ее в себя. В воздухе, к потолку, потянулся дым, сладко запахло сжигаемым табаком. Лили с наслаждением вдохнула:
-Как же я скучала!
Я курил, она о чем-то думала. Я стряхивал пепел на потертый ковер. Мыслей не было, я потерял любую даже самую тонкую логическую цепочку. Все, что происходило, не укладывалось, не объяснялось ни в одном рассуждении. Я был пуст. Единственное, что было в голове – это Лили. Я был свиньей-копилкой, в которой была только одна монетка, но она была дороже всех миллионов на этой планете.
-Как ты сюда попал? – наконец, произнесла моя монетка
Я стал рассказывать ей про свою жизнь: про семью, Кларка, работу и про потерю себя. Рассказывал долго, в перерывах курил. Это было самым правильным. Рассказать все, но я старательно избегал той части, которая касалась ее. Она слушала и кивала. Не перебила ни разу. Затем пришла ее очередь.
-Знаешь, я в этом месте бываю довольно часто. Ты ведь помнишь, что мои родители довольно строгих нравов? Лет в семь, во время очередной из молитв, я научилась убегать. То есть просто уходить от себя. Первый раз это случилось, когда отец ударил меня за то, что я стала зевать во время молитвы. Его тоже можно понять, ему было важно, что мы живем правильно. Но в тот день я отошла от своего тела и стала наблюдать со всем со стороны, примерно также, как и ты. По началу меня это напугало, но я быстро освоилась. Мне стало это нравится. Потом как-то, когда я в очередной раз, вышла, то наткнулась на этот отель. Мне также вручили ключ от номера, и он тоже не подходит к замку.
-С семи лет ты приходишь сюда? И ни разу не была в своем номере? – удивился я, - а как ты уходишь отсюда?
-Я просто просыпаюсь, Гордон.
-То есть это все просто сон?
-Я не знаю. Здесь постоянно новые жильцы. Хотя я часто вижу тут мальчика, которого родители часто и сильно ругают за ошибки. Даже бьют. Странно, что я ни разу не видела здесь тех, кого встретил ты, - сказала Лили, теребя локоны, - я обычно их рисую, чтоб запомнить.
-Те странные персонажи живут здесь?
-Да, иногда мне кажется, что я их знаю и в реальной жизни.
-Что это за место?
-Не знаю, Гордон. «La sale de pas perdus» переводится с французского, как «комната потерянных шагов»
И мы замолчали. У меня закончились все сигареты.
-Эльф, дай мне свой ключ
Безумная мысль. Хотя во всем, что происходило, казалось безумие итак льется через край. Мы обменялись ключами. Я взял за подбородок мою девочку и поцеловал. Так, словно хотел прошептать ей в губы сотни несказанных слов, рассказать сотни моментов прожитых с ней. Я целовал ее так, словно снова терял. Потом мы подошли каждый к своему номеру. Дрожащими руками я вставил ключ в замок, раздался характерный щелчок. Сердце бешено забилось. Я последний раз взглянул на Лили, она сделал тоже самое. Ключ подошел. Сейчас что-то произойдет. Я перевел дыхание и повернул ключ. Я узнаю все ответы, как и Лили. Толкнул дверь, она со скрипом отворилась...
Я проснулся в своей кровати. Я, Гордон Марвел. Никакого раздвоения меня. Никакого темного коридора. Никакого отеля .И рядом не было Лили.
Знаете, мне порой кажется, что это не могло быть сном. Я, действительно, потерял себя, свой смысл жизни, погряз в рутине, потерял все вкусы к жизни, довел себя до такого состояния, благодаря самотерзанию. Затем я попал в странное место. Там сотни людей, сотни номеров, сотни историй. Коридоры хранят в себе их шаги, шаги потерянных людей, их потерянные шаги. И все эти люди ждут, чего-то ищут в себе, в лабиринтах комнат. Я узнал в музыканте своего отца, в маленькой девочке брата, а в девушке, которой нужно постоянное подтверждение ее красоты, свою маму.
После своего сна я отыскал брата, стал навещать родителей. Они ведь часть меня. Значительная часть меня. Я принял, наконец, свою жизнь со всеми ее неровностями, несправедливостью, как есть. Мне казалось, что я все это время сам жил в отеле «La sale de pas perdus». Слишком долго я жил взаперти со своими обидами, пора было выйти из нее, закрыть на ключ и выбросить.
Осталось только одна маленькая деталь – найти, наконец, Лили. Она меня тоже искала, я это знаю. Моя девочка, моя монетка, просто я. Я нашел себя в ней. Потребовалось прожить пол-жизни взаперти, чтобы понять это.
-Гордон
-Ты больше не отпустишь меня, Эльф?