"Человек всегда должен вести себя так, будто в воинской доблести ему нет равных..."
Я. Цунэтомо, «Хакагурэ»
Меня выбил из сна звонок. Некий мой хороший друг просил, чтобы я помог ему в одном деле. Требовалась силовая поддержка.
Он, мой друг, затевал какое-то своё дело – чего я, впрочем, от него никак не ожидал – и уже арендовал под контору помещение, самое в таких случаях обычное, т.е. подвал в жилом доме.
Но бывшие владельцы, хотя их время уже вышло, не желали покидать подвал добровольно. Тут он и обратился ко мне, так как не хотел доводить до судебных приставов, которые наверняка запросят немалые деньги.
Что' за дело собирается открывать мой друг, я представлял только в самых общих чертах. Да меня это и не интересовало. Разве что, он мне сперва предложит заработать, а потом объяснит. Что' за люди сейчас сидели в подвале, я не мог даже предположить. Но мне было всё равно – я был раздражён и готов бить морды кому угодно. Конечно, это было очень опрометчиво – мало ли на кого нарвёшься – а вдруг какие-нибудь бандюки? А я один и без оружия. Но, поленившись включать трусливый разум, я решил уповать на счастливую звезду. Не очень ясное предчувствие убеждало меня, что всё в очередной раз сойдёт с рук моих окровавлённых.
Да и некогда было звонить кому-нибудь, собирать компанию. Да и не время – все на работе. А вот клиентов надо застать, тёпленьких. Злил меня, правда, сам друг, который выудил меня из тёплого сна, чтобы я шёл с кем-то воевать по противным холодным улицам. Но я решил перевести стрелки злобы на незнакомцев, который окопались в «нашем» подвале.
Ехать было недалеко, мы встретились в метро. Он ещё не успел достаточно разбогатеть, чтобы глотать выхлопные газы в автомобильных пробках.
– Веди, – сказал я.
Он даже испугался, что я настроен так решительно.
– Ты их только не очень-то, – сказал друг, не без тени восхищения наблюдая мою хищническую физиономию.
Душонка у меня тем временем сползала всё ниже по торсу, через чресла к пяткам.
Но я не подавал виду, разве что побледнел. Самураи в таких случаях рекомендовали употреблять румяна, но румян с собой не оказалось.
Чтобы не растерять решимость, я двигался почти бегом и выражался отрывистыми криками.
Когда мы добрались до подвальной двери, я уже вспотел и был похож на охотничью собаку, приблизившуюся к крупной и опасной добыче. Дружок сзади тоже изрядно стучал сердцем, он готовил свои не основательные, но при этом довольно-таки храбрые кулаки.
Удары, которыми я наградил дверь, были бы под стать какому-нибудь морскому разбойнику. Что' мне до звонков?
– Кто там? – раздался недовольный голос.
Кто-то посмотрел в глазок, и дверь отворилась.
На пороге стояло то ещё чудовище – на голову выше и в полтора раза шире меня, с бритой башкой и кабанячей шеей.
" Ну я попал!" – подумал я. Дружок сзади заёрзал, к такому приёму он тоже, видимо, не был готов.
"Говорила же тебе мама, что когда-нибудь ты нарвёшься", – говорил я тем временем в душе своей. Впрочем, мама мне никогда такого не говорила.
Отступать поздно. Я выставил ногу, чтобы чувак, чего доброго, не захлопнул дверь.
– Что вам надо? – грубовато спросил он. Однако в его голосе я таки заметил некоторую неуверенность – это меня чуть-чуть успокоило.
– Ваш начальник нам нужен, – сказал я.
Громила отступил на шаг назад.
– Вы уверены? – неуверенно спросил он.
"Не уверен – не обгоняй", – хотел сказать я, но не сказал, поскольку вовремя сообразил, насколько бы это могло прозвучать пошло и банально.
Я просто пошёл вперёд, мой друг за мной. Я почти насупил здоровяку на ногу – наверняка на меньше сорок шестого размера.
– Подождите, – сказал он, опешив от нашей наглости. Он стал звать кого-то по именам. После непродолжительных переговоров с невидимыми личностями в глубине подвала, он предложил нам войти.
Не говоря спасибо и не вытирая ноги, даже не сняв шляпы и перчаток, я ринулся вперёд.
Мы спустились по крутым ступенькам, и свет неприятно полоснул лицо.
– Ну и? – спросил я, едва успев сфокусировать зрение на двух невинного вида существах, копошащихся возле заставленного ящиками стола.
– Вы насчёт освобождения помещения? – догадался один из них.
- Точно, – сказал я и начал узнавать своего нечаянного собеседника.
Он, похоже, тоже начал меня узнавать.
Это был один мой старый, хотя не сказать, чтобы очень хороший знакомый. Когда-то он закончил ГИТИЗ, но известным актёром не стал, хотя многие ему это прочили. Вот теперь, значит, занимается бизнесом. Судя по тому, что я вижу, каким-то пиратством.
– Пиратствуем, значит? – спросил я.
– Помаленьку, – ответил он.
– А как же театральная жизнь?
– Издаётся, – улыбнулся он.
– Я что-то давно в киосках не видел, – воспринял я серьёзно.
– Может, чайку попьём? – предложил мой несостоявшийся враг.
Мы уже окончательно поняли, что узнали друг друга. Мой друг, соискатель офиса, по слабости зрения не все нюансы улавливал, а потому встрёпанно озирался по углам, держа руки чуть ли не в боксёрской позиции. Хряковидный же охранник сопел за нашими спинами, как живая гора. "Да выкинуть бы их на хер?" – как бы говорил он всем своим видом, по-собачьи, из-под надбровных дуг, поглядывая на бывшего актёра.
– Ты, что ли, тут главный?
– Ну я, – признался актёр.
– И слава Богу, – выдохнул я. – Только убери этого.
Актёр сделал подобающий жест рукой. Надо же – это чудовище его слушается!
– Пла'тите что ли ему хорошо? – спросил я, присаживаясь и снимая шляпу. Мне было жарко.
Топтун уже не мог слышать меня, так как обиженно удалился на свой пост, в коморку возле дверей.
Актёр неопределённо покивал головой туда-сюда - мол, не то, чтобы очень...
Друг мой, последовав моему примеру, сел рядом.
Поблизости был различим некий персонаж, которому я бы отдал роль заместителя актёра, худощавый и невысокий мужчина неопределённого возраста, который, впрочем, загадочно молчал. Лицо такое, как будто чем-то подавился. Но может он всегда такой?
Присмотревшись, я заметил в комнате, обширной и отличающейся темноватыми углами, ещё одно живое существо. Оно, впрочем, явной опасности не представляло. Это было женщина и опять-таки, как я при ближайшем рассмотрении убедился, – моя знакомая.
– Привет!
– Привет! – с готовностью откликнулась она.
– Ты здесь откуда?
– Да вот зашли диски посмотреть. А ты?
– А я, если честно, зашёл попросить этих господ поскорее убраться отсюда. Ничего? Я не ущемлю твоих интересов?
Она улыбнулась. Довольно милая улыбка.
Актёр захлопотал с чаем. Заместитель, отвернувшись, что-то там колдовал над дисками, перекладывая их из одной картонной коробки в другую.
– Что пишите? – для приятности разговора поинтересовался я.
– Да так, всякое старьё, – отмахнулся актёр.
– И что, хорошо продаётся?
Он не ответил, только пожал плечами. Но и по его играющей спине, я оценил сколько ещё в нём осталось нерастраченного театрального. И то правда – актёры-неудачники склонны играть в обычной жизни. Часто они становятся, просто невыносимыми. Но их ли в том вина?
Друг мой насупленно молчал, он ещё недопонимал, в какую сторону разрешится дело. Драки, очевидно, не будет, но тогда что' будет? Как с его проблемой? Чтобы отвлечься и успокоиться, он старался разглядеть лицо девушки. Возможно, она ему даже начинала нравиться. Не мало счастья бывает скрыто и в слепоте. В конце концов, это всего-навсего одна из разновидностей неведения.
Собственно, разговаривать было больше нечего. Пить чужой чай я не больно-то хотел. Но он вроде уже вскипел, да и моя знакомая села за стол. Отчего бы нам не уйти отсюда вместе с ней? Дам актёру понять, что не один он может быть дружен с симпатичными девушками.
К чаю были поданы блинчики с творогом. Я понял, что голоден, так как не успел позавтракать. Знакомая моя тоже хотела есть, так что мы накинулись и всё предложенное смолотили, даже не успев сообразить, что другим может не достаться. Впрочем, мой, страдающий желудком, друг не претендовал, да и хозяева что-то себе чаю не налили.
Актёр, правда, сидел с нами за столом, но даже чашку перед собой не поставил. Всё только посылал мне какие-то телепатические сигналы беспокойными глазами. А я никак не мог понять, что он имеет в виду. То ли на даму эту имеет какие-то виды и ревнует, то ли просит меня не очень на него давить насчёт освобождения помещения.
Всё это меня опять стало раздражать. К тому же блинчики оказались не вкус отменно противными. Я посмотрел на личико соседки, у неё что-то тоже ротик перекосило.
– Спасибо, – сказал я допив безвкусный чай, который отнюдь не убил гадостную сладость во рту – и чего они только подложили в эти блинчики?
На какое-то мгновение у меня даже мелькнула мысль, что это попытка отравления, но я отмёл её, так как блинчики кушала и знакомая и мы брали их наперебой из одной тарелки. Но почему у них оказались именно эти блинчики? Скажи, каков твой вкус и я скажу кто ты! В душе у меня зрело жгучее презрение, или это была уже начинающаяся изжога? Я вовсе больше не боялся местного громилы – наверное они его кормят такими блинами, как собаку – это смешно! Бедняга. Однако, не следует слишком уж жалеть потенциального врага – это расслабляет. Но может быть, другу стоит подумать насчёт того, не нанять ли этого типа себе для охраны – вон он ведь какой большой – нужно только его кормить получше.
При всех этих мыслях, я отметил в себе отменную вежливость, так как ухитрился допить чай и даже не попытался освободить желудок прямо за столом. Очень захотелось уйти. По лицу знакомой я понял, что она тоже не намеревается долго задерживаться. Почти одновременно мы встали. Встал, хотя и с некоторым запозданием, мой подслеповатый друг.
– Спасибо. Значит, можно считать, что мы договорились? – обратился я к актёру.
Его заместитель или напарник насторожил острые ушки, но актёр лишь кивнул.
– Трёх дней вам хватит? – спросил я.
– Хотелось бы неделю, – сказал актёр.
– Три дня! – выпалил, вдруг разгорячившийся, мой друг.
– Вот, – развёл я руками.
Тут за спиной у меня опять замаячил давешний зверь. И впрямь приторно запахло полупереваренными блинами.
– Три дня, – повторил я, как мог, спокойно.
Я посмотрел в пол, а после приподнял подбородок на актёра, стараясь не замечать зловредного дыхания на шее:
– Не будем ссориться.
Он нехотя кивнул.
Мы двинулись к выходу. Громила побежал следом, точно боялся нас упустить. Я не оборачивался, но чувствовал как он бросает отчаянные взгляды актёру и компании: Мол, как же? Разве можно отпускать без сломанных костей?
Из озорства мне захотелось повернуться и стукнуть его носом сапога в коленную чашечку. Слава Богу, я устоял, потому что если бы устоял он, нам бы не сдобровать.
Мы вышли на воздух. Дверь в подвале с оттяжкой захлопнулась. Я философски подумал, что склонен переоценивать свои способности. Топтун же мне теперь казался менее тупым, но более неприятным. Нам такие – в товарищи не годятся. Я посмотрел на друга: мол, сделал всё, что мог. Но он, похоже, не смог оценить моего взгляда. Всё по той же причине.
Наша дама не выражала нетерпения, но надо было что-то решить.
– Ты что, его знаешь? – спросил друг, почёсывая лоб.
– Угу. Он бывший актёр. Было время, когда я его почему-то то и дело встречал в разных местах. Правда, не могу сказать, чтобы он когда-либо вызывал у меня бурную симпатию.
– Ты торопишься? - обратился я к топчущейся на месте знакомой. Она строила глазки куда-то в пространство.
– Нет. Но вообще-то - да.
– Вот что, - сказал я другу. Думаю, что дело как-нибудь умнётся. Во всяком случае, всё не так безнадёжно, как мне казалось сначала. В самых общих чертах я всё-таки могу предположить, чего мне ждать от этого человека.
– Ну и чего ждать? – спросил друг пессимистически.
– Я тебе позвоню. Тогда поговорим, - сказал я.
Друг попытался разглядеть даму почти в упор. Она немного отпрянула, но улыбнулась.
– Я провожу девушку, - сказал я.
Тем временем мы проходили мимо метро.
– Я хочу ещё зайти в магазин, - сказало девушка.
– Тебе ничего не надо? – спросил я друга.
Он глубоко вдохнул и громко выдохнул. Мы пожали друг другу руки.
– Когда позвонишь? – спросил он.
– Сегодня. Вечером.
Мы с дамой зашли в магазин. Почему-то она выбрала магазин довольно далеко от метро. Как будто всё тут знала лучше меня. Может, квартиру здесь снимает? Она ведь не москвичка. Но я не стал спрашивать. Мне очень хотелось пить, ей тоже. Но мне хотелось съесть чего-нибудь солёненького – колбаски или даже селёдки, а ей – наоборот сладкого. Странно, но давешние блины ей показались чересчур солоноватыми, а мне - пересахаренными. Нам, наверное, просто разные попались. Но в обоих случаях ситуация требовала исправления.
Мы обратили, таким образом, внимание к совершенно разным прилавкам. Время было дневное, когда по улицам шастает много пенсионерок и домохозяек, да и магазин этот, похоже, пользовался популярностью – так что пришлось постоять в очереди.
Я купил, что хотел, и пошёл искать, где вода, одновременно подумывая - не предложить ли ей выпить. Воду я нашёл и купил, а вот даму свою потерял из виду. Помыкавшись ещё по магазину и сделав несколько жадных глотков из пластмассовой бутылки, я вышел на волю. Прохладный влажный воздух приятно ударил в голову. Я крутил головой туда и сюда, всё же было немного досадно, что девушка исчезла. То ли мы потеряли друг друга невольно, то ли она захотела от меня избавиться. Но и невольно люди теряют друг друга только когда у них в подсознании бродит как дрожжи мечта о свободе. Что же я грущу? Справа лениво постукивает железная дорога, а под железнодорожным мостом проскакивают суетливые машинки, скользят шипя, как блинчики по намасленному противню. Всё это - символы свободы, беззаботного движения вперёд.
И я иду, влево по тротуару. Меня ещё не покидает надежда, что я догоню свою знакомую. Или она меня догонит. Но среди встречных прохожих мне попадается совсем другая знакомая личность. Это моя бывшая учительница по биологии. Она держит за руку какое-то дитя – не то дочку, не то внучку. Вообще выглядит она сейчас почему-то довольно молодо, и я понимаю, что никак не могу сообразить, сколько ей лет. Возможно, они направляются в тот самый магазин.
– Здравствуйте, - говорю я.
– Привет, - говорит она.
Я предполагаю, что на том разговор закончен и намереваюсь идти дальше. Но она неожиданно берёт меня за рукав:
– Ты чем занимаешься?
Сам не знаю почему, у меня в душе что-то вздрагивает. Так, как будто я только что принимал наркотики или совершал половой акт в особо извращённой форме.
Она заговорщически заглядывает мне в глаза. Это ей легко, потому что она небольшого роста. Вроде ничего особо плохого она в виду не имеет – и то хорошо. И что' я так испугался? Оборачиваюсь однако, в последнем приступе тоски, назад – вдруг всё-таки идёт девушка.
– Ты на охоту не хочешь сходить? – спрашивает меня учительница.
Её внучка переминается с ноги на ногу, точно хочет писать и, кося глаза, рассматривает проходящие мимо машины. Ей в лицо летят мелкие брызги слякоти.
– Что? – переспрашиваю я. Говорит она громко и отчётливо, но ведь и на улице очень шумно.
– Охота! – орёт она. – мой собирается на охоту. А ты что слоняешься без дела? Пошёл бы с ним!
Можно подумать, что я знаю, кто этот мой! Наверное её муж. А может – сын. Нет, судя по тону, всё-таки муж.
– А почему вы думаете, что я должен идти на охоту?
Она делает круглые глаза. Это должно означать примерно следующее: Как разве существуют на свете люди, тем боле мужчины, разбирающиеся в биологии, которые не хотят пойти не охоту?!
– А на кого охотиться? – спрашиваю я, чтобы разрядить обстановку. Она всё ещё держит меня за рукав, боюсь, что оторвёт от пальто пуговицу, – плохо пришита.
– Ну, - на мгновение задумывается она, задирая брови. – На кого вы там охотитесь?
Ничего не скажешь – риторический вопрос.
Я изо всех сил пытаюсь задрать брови ещё выше, чем она. Это, правда, безнадёжно.
– На волка, - вдруг говорит она. Сказала, как отрезала.
Я тяну носом воздух, почёсывая кадык.
– Что, не хочешь?
Девочка её, кажется, вот-вот описается. Но не хныкает – воспитание.
– Да я вообще-то никогда не ходил на охоту, - оправдываюсь я. – Там ведь надо стрелять.
– А ты что, стрелять не умеешь? – она уже готова во мне разочароваться.
– Ну – уметь-то умею. Но надо зверей убивать …
– Жалко? – спрашивает она. С какой-то подковыркой, но не пойму с какой.
– Жалко... Да, жалко.
- А вот, если бы тебе дома голову волка повесить – ты бы не хотел?
Такое предложение уже, скорее всего, являет собой сердцевину заговора.
Я переминаюсь с ноги на ногу, потупив очи – совсем как её несчастный ребёнок.
Она молода, улыбается, все зубы целы – ужасно кровожадная улыбка! Наверное это у неё всё-таки дочь, интересно - от какого брака? Интересно - что это за муж? Человек с ружьём... Нет, похоже, это вовсе не моя учительница по биологии. Не похожа. Я поднимаю глаза. Исчезла. Как призрак. Тоже исчезла. И дитё унесло. Смотрю – даже лужи на асфальте не осталось. Смотрю на рукав – точно, пуговицы нет. И на тротуаре нет. Ищу. Нет, унесла – будет колдовать. Вот блин! Интересно, волков едят? Ну мне - голову, а им что? Мясо на похлёбку? Или должно было быть несколько волков? Всем – головы. Но ведь собак едят...
Пытаюсь представить себе вкус волчьего мяса. Вижу оскаленную морду, притороченную к элипсовидному куску дерева, похожему на зеркало. Волк улыбается мне, но и одновременно хочет меня сожрать. Я тоже скалю ему клыки. Жалкие свои. Кто-то толкает меня в спину. Мурашки добегают до висков и дальше, до макушки. Точно - я тоже хочу писать. Вместо этого отхлёбываю из початой бутылки. Оборачиваюсь – никого.
Я совершенно сбит с толку. Может, и правда пойти на охоту, на волков? Вспоминаются красные флажки. Зачем это вообще я сюда притащился?
Почему-то действительно захотелось в снежный лес. Стали чудиться голубые волчьи глаза. Чуть не попал под машину. Хватит! Домой!
А во рту – всё ещё играет свою роль - приторный привкус пережаренного творога и - это уж точно фантазия! – как бы волчьего помёта... Будто им полжизни питался!..