Corona Boreаlis Часть 2 Глава 6

Синицын Василич
                6.

    В  середине ноября  Чалов  пригласил  их  на  базу  отдыха,  провести  выходные. Накануне  в  Монголии  выпал  снег  и , когда   приехали  на  базу,  кругом  все  было  в  сугробах.  Он  взял  Верку  за  руку  и  прошелся   с  ней  вокруг  корпуса,  где обычно останавливалось  руководство  ГОКа,  - одноэтажная  деревянная  посторойка  с  флигелями  и  крышами,  как на  русских  теремах.  Строение   окружал  хвойный  лес,  лунный  свет  падал  на  высокие  черные  ели  с  шапками  снега  на  ветвях. 
-  Я,  как  будто  в  сказку  попала. – проговорила Верка,  завороженная заснеженным  лесом  и  тишиной.
Снег  был  ей  по  колено,  но  на ней  были  новые  непромокаемые  теплые  штаны  на  лямках,  купленные  уже  в  Эрдэнэте,  и  он  не  боялся,  что  она  застудит  ноги.
    Их  разместили  в  просторном  номере  с  тремя  широкими  кроватями  и  телевизором. В  соседней  комнате  расположились  Ахмедовы  -  Алимжан  с  Халбиби. Приехавший  с  ними  Онобат  -  помощник  Наранхуу, ушел  устраиваться  в  монгольскую  половину  корпуса.  За Чаловым  были  закреплены  апартаменты   в  начале  коридора,  обставленные   мягкой  мебелью…  с   домашним  кинотеатром, камином…
    Все  встретились  за  ужином, в  банкетном  зальчике  с  небольшим  баром.  По  стенам  висели  репродукции  монгольских  художников  и  голова  огромного  тайменя  с  приоткрытой  пастью. В  углу  стойки  бара  стояло  чучело  рыси.
Стол  обслуживал  монгольский  официант,  стройный  юноша  с  тонкими  чертами  лица,  который ,  похоже,  понравился  Саньке. Онобат  тоже  приехал  с  женой  и  двумя  маленькими  детьми. Присутствие  детей  за  столом  сделало  вечер  особенно  уютным,  семейным. Чалов  без  конца  подтрунивал  над  «тучей»  и   «аль -  каидой»,  и  пытался  уговорить  Сашку  выпить  вина  и  все  выпытывал,  есть  ли  у  нее  парень  -«какой-нибудь  клоун»?  Корил Наталью  за неправильное  воспитание  дочери,  не  желавшей  становиться  на  путь  порока.   Алимжан  рассказывал  анекдоты,  пребывая  в своем  привычном,  иронично-рассудительном  состоянии.   Ира  и  Халбиби  нахваливали  Сашку  за  ее успехи  в  школе.   Онобат -  молодой  парень  лет  тридцати, поначалу  пытался  держать  себя  более  официально,  но  вскоре ,  поддавшись  общему  настрою, тоже позволил себе  пошутить  по  адресу  своего  начальства, рассказав  историю,  как  с  Наранхуу  летал  в  Индию,  где  оба   отравились какими-то  фруктами.  Потом, большой  любитель  караоке -  Чалов,  заставил  хором  исполнять  репертуар,  заложенный  в  диски стоящего  у  двери   телевизора.  Потом  пришел  Нестеров, петькин  однофамилец  и  начальник  базы,  и  доложил,  что  баня  готова. Мужики  отправились  париться,  а  женщины  и  дети  спать.
    За  ночь  потеплело,  и  снег принялся  быстро  таять. Они  хорошо  выспались  и  в десять  утра  вновь  встретились  за  завтраком  в том же  зале. Тот  же  официант  подносил  тарелочки  с  яичницей,  с  манной  кашей,  с  жареной  колбасой. Мужчины  для  поправки  выпили  кагору. Чалов  пообещал  приготовить  на  обед  плов. Как  всегда  по  выходным  он  был  не  брит  и  в  хорошем  настроении. Женщины  решили  прогуляться  по  территории  базы  и дальше  до  Хялганата.  А  пока  собирались, детвора  и  шоферы  играли  в  футбол  на  площадке  перед  крыльцом. Просто  пинали  друг  другу  резиновый  мячик.  Солнце  так  припекало,  что  с  Верки  сняли  куртку  и  она  бегала  в  розовой  байковой  кофте  и  без  шапки. Когда  ей  пасовали,  она  почти  всегда промахивалась  мимо  мяча  и  догоняла  его, проделывая  это  старательно  и  неуклюже. И   неумело  била  по  мячу, когда   сама  отдавала   пас. В  их  семье  ни  у  кого  не  было  способностей  к  спорту.  Ген  физкультуры  отсутствовал  начисто. Но  ей  нравилось  быть участницей  игры ,  ведь  для  нее  это  было  впервые.
    Приготовление  плова  не  представляло  собой  ничего сложного  и  утомительного. Все ингредиенты  заранее  нарезали  на  кухне. Рядом  с беседкой  по  чертежам  Нестерова  в свое  время  была  сложена  печь  с  большой  дырой  для  казана,  и  мангалом  для  шашлыков. Плов, который  готовил  Чалов,  по  его  определению   назывался  «ташкентский  уличный».  Большой  казан  поставили  на  огонь, когда  казан  нагрелся,  в  него  вылили  почти  полную  бутыль  подсолнечного  масла,  и  когда  масло  закипело  , вывалили   туда    не  очень  мелко  нарезанные  куски  баранины,  не  освобождая  их  от  косточек.  Когда   мясо  покрылось  золотистой  корочкой,  Алимжан  вынул  несколько  кусочков на  пробу, и  найдя  мясо  готовым,  дал  знак  сыпать  нарезанную  крупной  соломкой морковь. Экспертом  пытался  выступить  и  Нестеров,  у  которого  были  разногласия с Чаловым по  поводу  времени  добавления  специй. Алимжан  предложил сейчас же употребить  вынутые  кусочки  баранины,  как  закуску,  и  разлил  по  стаканам  виски. Они  стояли  в  распахнутых  старых  дубленках, в  лыжных  шапочках,  и  очень  живописно  смотрелись  на  фоне  пылающего  огня  в  открытой  печи. Рецепт  плова  был  прост – все  составные  части  должны  быть  равными  по  весу,  доведение  до  готовности  каждого  ингредиента  занимало  пятнадцать  минут, рис  предварительно  замачивают  в  теплой  воде  -  вся  хитрость. Еще   три- четыре  головки  нечищеного  чеснока  всаживались   глубоко  в  рис.  Алимжан  рассказывал,  что  среди  узбеков  есть  потомственные  профессионалы  по  приготовлению  плова,  вот  только  забыл,  как  они  называются. Время  приготовления   может  быть  разным,  в  Самарканде, например, плов  варят  двенадцать  часов. Чалов считал,  что  плов  гораздо  демократичнее  шашлыков    в  смысле  приготовления – ему  всегда  бывает  жаль  беднягу,  который  жарит  шашлык  на  всю  компанию,  и  сам  садится  к  столу  последним. Лично  он  считал,  что в  плове главное  -  побольше  специй.  Тем  временем  вернулись  с пешей   прогулки  женщины,  очень  довольные  собой. Вот  только  Верка  под  конец   устала  и  пожаловалась,  что  у  нее  болит  колено.
Мальчик-официант  сервировал  стол  в  беседке,  ему  помогала  толстая  монголка,  тоже  подчиненная  Нестерова.  Плов  получился  отменным.
-  Вот  Санька,  выходи  замуж,  и  мы  тебе  на  свадьбу  такой  плов   сварганим,  какой  и  Аль-Каиде  не снился. – гнул  свою  линию  Юрий  Александрович.

    Но  сашкиной  свадьбы  в  обозримом  будущем  не  предвиделось,  а  вот  веркин  день  рождения  наступал  через  неделю. Двадцать  второго  ноября  ей  исполнялось  шесть  лет.  С  утра  стали  раздаваться  телефонные  звонки  -  звонили  наташины подруги,  помнившие  эту  дату. Все  они  учились  вместе  в  институте,  но  в  последние  годы  жизнь  разбросала их  по  всему  свету. Звонила  Верочка  Фридлянд  из  Канады,  куда  эмигрировала  вся  ее  большая  семья,  ее  муж  работал  эндоскопистом   в  госпитале  для  инвалидов  ВОВ, из-за  невротрепки,  связанной  с отъездом  на  ПМЖ  получил  инфаркт,  потом  уже  в  Оттаве  повторный,  с  тяжелой  недостаточностью. Год  ждал  донорского сердца,  и  вот  два  месяца  назад  Илье  сделали  трансплантацию, бесплатно,  между  прочим. Потом  позвонила  Ридовна  из  Америки. Когда-то  они  вместе  работали  по  экстренной  хирургии,  вместе  дежурили. Вышла  замуж за Леву – гениального  математика. Леву  пригласили  преподавать  в  штаты, он  там и  остался.  Их дочь  тоже  зовут  Сашкой.  Живут  в  Канзасе,  но  что-то  у  них  не  складывается  в  личной  жизни,  собираются  разводиться. Нина звонила  из  Питера  -  петина  жена,  дерматолог  -  во  многом  благодаря  ей они  оказались  в  Монголии,  это  она  уговорила  Наташу  на  переезд. Она  очень  любила и  Верку,  и  Сашку,  которые  выросли  на  ее  глазах,  и  всегда  принимала  самое  деятельное  участие  в жизни их  семьи.
       Первыми  пришли  поздравить  Ира и  Халбиби.  Верка  встречала  гостей  в  прихожей  и  была  совершенно  ошарашена,  когда  Ира  протянула  ей  огромного  белого  медведя. Он  не  умещался  у  нее  в  руках  и  был  одного  с  нею  роста. У  Верки  никогда  не  было  таких  подарков. Остолбенелая,  она  стояла в  обнимку  с медведем,  потеряв дар  речи. Пролепетав  «спасибо», прихрамывая , отнесла подарок  к  себе  в  комнату.
- Что? Ножка  все  еще  болит? Ну,ничего,  пройдет. Это  ты  растешь. – поцеловала  Верку  Халбиби, преподнося  свой  подарок  - шикарную  куклу,  первоклассницу  в синем  клетчатом  костюме и  в  очках  будущей  отличницы.  В дополнение  к  кукле  был  еще  поросенок, который  при  нажатии  на  кнопку  весело кричал: « Пятачок,  пятачок!  Привет!».
    За  стол  не  садились, ждали   когда  придут  Чалов  и  Алимжан  после  работы. Халбиби  сообщила,  что  сегодня  она  госпитализировала  к  ним  в  стационар  консула  Эрдэнэта  -  Чернецова.  С  нарушением ритма.
- Понимаете, Сергей  Васильевич, у  него  в  анамнезе аорто-коронарное шунтирование  три  года  назад. Ему  вообще  нельзя  здесь  находиться. А  тут,  вчера  был  болевой  приступ,  стенокардия… Я  пленку  сняла -  инфаркта  нет,  но аритмия  есть. По-хорошему  его  надо  откомандировать. Но  я  знаю  его  жену  -  это  та  еще  мадам. Обязательно  устроит  скандал,  если  мы  отправим  в  посольство  наши  рекомендации  на  этот  счет. Она  завтра  придет  к  Вам,  поддержите  меня, пожалуйста.
- О,  я  ее  знаю. – с протяжным,  нарочным   ужасом  в  голосе   кивнула  Ира. – Это  что-то…  Консульские  у  нее  по  нитке  ходят.  Стопроцентная  баба-яга. Я  вам  не  завидую,  ребята.
- Ну,  в  конце  концов,   речь  идет  не о  ее  здоровье,  а  о здоровье  ее  мужа.  Должна  же  она  понимать  всю  опасность  его  дальнейшего пребывания  в  Эрдэнэте,  здесь все-таки горы, полторы  тысячи  над  уровнем  моря  и  естественно гипоксия.
   Халбиби  была  очень  ответственная  и  принципиальная. Во  всем, не  только  в  своей  профессии. В  ее  характере  прекрасно  сочетались традиционная  для  азиатских  женщин мягкость,  даже покорность,   с  властностью умной,  интеллигентной  женщины.  Как  и  Алимжан,  она  была  моложе  и  Иры, и Наташи. Среднего роста,  статная,  не  позволяющая своей  фигуре полнеть. Черные  волосы,  брови, красные  губы…ее  можно  было  бы принять  за  монголку, но за   монголку  с  нетипичной  внешностью. В  кругу  своих  улыбка  не  сходила  с  ее  лица,  часто становясь  даже несколько ехидной,  но  без  всякой  злобы. Алимжан  постоянно  находился  под  огнем  ее  критики,  продиктованной  исключительно  заботой  о  муже. Оба  их  сына -  Сайдула  и  Эркен  учились  в  школе, Сайдула   в  одном  классе  с  Сашкой  и  тоже  шел  на  золотую  медаль.
    Для  празднования  был  накрыт  тот  самый  стол,  вывезенный  из  подвала  бланкенхайнского  замка, «табачный», как  его  называла  Инга. При  раскладывании  первоначально  небольшая  столешница  превращалась  в  довольно  вместительный  квадрат. Вчера  Серов  закупал  вино  к  столу. Старожилы  вспоминали,  как  плохо  было в  Эрдэнэте  со  спиртным  в  советские  времена, привозили  из  отпуска, гнали  самогон… Сейчас – никаких  проблем, любые  марки  французских,  итальянских,  израильских,  чилийских… не  говоря  уже  о болгарских  и  молдавских. Свой  выбор  он  остановил  на  Бордо,  взяв  несколько  бутылок, и  специально  для  Юры  -  белое Шардоне.   Приятно  ходить в  магазины, не прикидывая  в  уме, хватит  ли денег  на  покупки?  Только  под  конец  жизни,  можно  сказать,  ему  стало  это доступно.
    Вино  на  столе  напомнило  ему  неприятный  эпизод,  случившийся  на  прошлом  веркином  дне  рождении.  Это  было  уже  в  конце  вечера. Верка  забралась  к  нему  на  колени. Она,  как  все  дети,  любила  чокаться,  когда  провозглашали  тост,  и  ей  налили  лимонад  в  бокал  из  тонкого  стекла.  И  ,  когда  она  стала  пить, край  бокала  треснул,  лопнул  у  нее  во  рту. Показалась  струйка  крови. Слава  богу,  что  крупный  осколок  стекла  был  все-таки  снаружи,  но  страху   натерпелись. А  Верка  еще  всех  успокаивала:  «  И  ничего  нет  страшного».  Бедная  девочка. При кесаревом  тоже  скальпелем  чиркнули  по  ягодице,  оставив  шрам  на  всю  жизнь. Эх, коллеги…Старый  закон  медицины  -  у  своих,  у  врачей,   болезнь всегда  течет   не ,  как  у  людей,  а  обязательно  по  худшему  сценарию,   атипично, со  всеми  мыслимыми   осложнениями.