Моя Прибалтика

Юрий Тригубенко
 
                Моей жене Тане посвящается.               

               
                Моя Прибалтика.
                Рассказ в трех частях


      Прошли шестнадцать лет с тех пор, как распался Советский Союз. И мне подумалось, что некоторые места, где я когда-то был, навсегда, по сути, стали недоступны. Не столько для меня,- я-то уже там был. А для моих детей и внучки. И одним  из таких мест стала Прибалтика. Так у нас называлась та часть Советского союза, которая из трех республик превратилась в три самостоятельных Балтийских страны:  Латвию, Эстонию и Литву.
      И мне захотелось поделиться собственными переживаниями, связанными  с пребыванием  в каждой из этих стран. Возможно, это будет кому-то любопытно и теперь. Хотя, сейчас - это не более,  чем история. В моем рассказе эти три страны будут следовать в порядке, соответствующем  исключительно хронологии моих поездок. И только.
      И вот как это было.



                Часть первая.
                Латвия.
 
     В 1967 году я успешно окончил Архитектурный факультет инженерно-строительного института и был направлен на работу в проектный и научно-исследовательский институт союзного значения  Промстройниипроект, в самом центре своего города. Институт был огромным, а третий отдел, в который я попал,  насчитывал сто человек.
     С первого же дня я стал серьезно относиться к поручаемой работе, стараясь, как можно больше узнать и большему научиться.  А еще я не увиливал от общественных поручений. И за сравнительно короткий срок оказался на виду в институте.
     Мне было тогда двадцать три года.  Я был симпатичным жгучим брюнетом среднего роста, и имел вполне нормальную фигуру. И  я еще не был женат. Кровь и энергия бурлили  во мне уже десять лет, не находя должного выхода. И это постоянно напоминало о себе и требовало, как можно скорейшего решения. В институте, где я работал уже месяц,  девушек было полно. Но своей избранницы среди них я пока не видел  и, честно говоря, специально  не искал.
     И вот случилось же так, что в день, когда нас послали работать на районную овощную базу, - на «кагаты»,- я случайно, по дороге к месту работы, оглянулся и вдруг увидел среди толпы идущих за мной сотрудниц одну молоденькую девушку.
     Я был поражен! Как же так могло случиться, что я ее раньше не видел,- и даже тогда, когда делал перекличку, еще в институте? А вот сейчас совершил открытие для себя!
     Девушка была действительно хороша. Среднего роста, с хорошей, по-женски выраженной  фигуркой.  Аккуратная короткая стрижка на ее голове подчеркивала естественную красоту густых и прекрасных от природы волос цвета темный шатен. У нее было открытое круглое лицо, вздернутые дуги бровей, а под ними умные и красивые голубые  глаза. На обеих щечках у нее светился необыкновенно  красивый и естественный здоровый румянец юности.
     Кажется, я смотрел на нее тогда всего-то одно мгновение. Но успел достаточно рассмотреть и понять, что и она поймала мой взгляд и ответила на него.
     Короче, неожиданно и серьезно я влюбился с первого взгляда! А так как я был назначен старшим от института  и, в общем-то,  не был робким,  то уже вскоре подошел к ней и познакомился.
     Девушку звали Таней. Она окончила среднюю школу в тот же месяц, когда я окончил свое высшее образование,  и поступила работать чертежницей во второй  архитектурно- строительный отдел.  И, как оказалось, тогда же она стала студенткой  вечернего отделения  моего же Архитектурного факультета.
     Наше  знакомство  произошло 16 сентября. На мое счастье любовь оказалась взаимной.  С этой девушкой мы стали встречаться. А летом следующего года Таня стала моей женой.  Еще через год -  матерью моего первого сына Михаила. Через четыре года у нас родился второй сынок,- Вадим. И наше знакомство с хорошенькой чертежницей из соседнего отдела затянулось вот уже на 40 лет…

     Однажды, в ноябре того же 1967 года, весь институт облетела весть, что старшего архитектора  Косоворотову  Риту из нашего архитектурно-строительного отдела  направляют в командировку. И не куда-нибудь, а в Ригу, на две недели. Нужно было обследовать объекты в Латвии, на которых были применены инженерные конструкции,  разработанные нашим проектным институтом. И в помощь Косоворотовой  Рите отправляют меня, - молодого архитектора и подающего надежды фотографа.
     До самого нашего отъезда весь проектный институт буквально бурлил. Разговорам не было конца и края. В основном, не могла успокоиться женская половина института.  Шушукались по углам, и тому были две главных причины.
     Первая, - это та, что подобной командировки в институте не было уже лет десять. Так говорили, во всяком случае, ветераны института. И нам с Риткой просто завидовали! А вторая, возможно, главная, заключалась в том, что Ритка едет не одна, а со мной. И все дошлые бабы-старожилки  в институте прекрасно понимали, что из этого будет, и чем эта командировка для меня кончится!  Все это знали и прекрасно понимали, включая мужиков.  Все, кроме меня.
     Я один ничего не знал и не понимал.  В житейских делах и в сплетнях я был обыкновенным «тютей», этаким простаком.  Да и Ритку тогда абсолютно не знал.  А знал я тогда только одно, - что в Прибалтике еще никогда не был, а побывать там мечтал всегда.  И просто, как человек, и как архитектор, в особенности. Хотя о Прибалтике я был к тому времени  достаточно наслышан. Да и в кино видел не один раз. А тут вдруг такая оказия!  И задача для меня несложная, - ехать просто фотографом. По сути,  быть просто при Ритке, ни за что не отвечая.
     Две недели в Прибалтике, в Риге! Да об этом тогда мог мечтать каждый в нашем институте.  А  повезло мне!
 
     Дома я достал из шкафа свой проверенный в деле «Зенит-3М», сменные объективы и стал тщательно собираться в командировку…
     А чего же я не знал?  Повторюсь,- я ничегошеньки  не знал до тех пор о Ритке!
     В институте, куда я пришел работать, у Риты Косоворотовой, как потом я узнал, была устоявшаяся  репутация  опытной женщины, которая с удовольствием  вводила  в курс предмета симпатичных, подающих надежды  талантливых молодых людей, еще не искушенных  в искусстве любви.
     Ритка, а именно так ее звала вся молодежь в отделе, была лет на десять старше меня, второй раз замужем. Очень симпатичная,  общительная и энергичная маленькая еврейка с соблазнительной фигурой. Одевалась Ритка всегда дорого и супермодно, в основном, в импортные, практически новые  шмотки  из комиссионок. Но, как правило, подолгу она их не носила.
     Через месяц- полтора  Ритка снимала с себя очередную «шмотку» и меняла на еще более сногсшибательную.  А ее «обноски» продолжали таскать «осчастливленные» ею подруги по институту. И обе стороны были всегда довольны. Вещи никуда не приходилось далеко относить,  и в накладе Ритка никогда не оставалась. При этом она всегда шла на два шага впереди остальных  дам в институте. В смысле «тряпок»…
     Теперь, вспоминая обо всем этом, я думаю, что своей первой поездкой в Прибалтику, скорее всего, был обязан именно Ритке Косоворотовой, ее неуемной энергии,  и ее твердой уверенности в своей неотразимой «спортивной»  удаче, которая до тех пор ее ни разу  не подводила…
     Я, как молодой мотылек, с нетерпением готовился к отлету, не догадываясь, что Ритка уже заранее приготовила  для меня сачок и булавку, и место в своей обширной коллекции…
     О том, что я встречаюсь с Таней из соседнего отдела, Ритка, конечно же, знала. Но всерьез не воспринимала этого, зная свои способности, а еще, зная, что у нас с Таней все было только  в самом начале! Для Ритки не существовало помех, если перед нею стояла цель.
     Но, об этом впереди…
     А теперь, в связи с предстоящей поездкой, два слова о том, что же было актуально тогда, в 1967 году.
     Во-первых, в моду тогда вошли мужские и женские костюмы и пальто из английской ткани «джерси».  Это была такая шерстяная двухслойная ткань, внутри которой был тонкий слой поролона. Благодаря этому, ткань, практически, не мялась, а вещь из нее всегда имела очень приличный вид.
     В нашем городе  такой ткани  в продаже тогда не было. А в Прибалтике, по слухам, была. Но, у меня и моих родителей на «джерси» не было свободных денег. А вот на что мне мама дала денег, так это на шерстяной свитер! 
     О хорошем настоящем свитере я всю свою жизнь только мечтал.  Мама, по-видимому, не могла сама такого связать, а в продаже у нас таких свитеров никогда не было.  Зато, по слухам, в Прибалтике  хорошие шерстяные свитера  были в продаже.  Вот мама и нацелила меня на то, чтобы я осуществил свою мечту в Риге.
     А во-вторых, в Харькове тогда, простите, совсем не было хороших женских бюстгальтеров. А это, несмотря на интимность предмета, было очень серьезной проблемой для многих девушек и женщин. И женщины нашего института не были исключением  из общих правил. Архитекторы и инженеры,- они прежде всего были женщинами.
     Нам с Риткой надавали заказов на покупку бюстгальтеров почти на весь институт!
     Представьте себе на минутку, как сотрудницы  всех возрастов на протяжении многих дней подготовки к нашему отъезду шли и шли в наш отдел, вручали мне деньги, и я в длинном списке дописывал  фамилию, требующийся  размер и сумму сданных денег!
     Отныне я знал размер грудей большинства женщин и девушек своего института! Моя мужская «квалификация»  росла с каждой следующей записью, и теперь я знал то, чего не знал  ни один мужчина моего института!  Но, я умел хранить тайны…
     Наконец,  настал день нашего отъезда.
     И проходящий скорый вечерний поезд из Сочи подхватил нас с Риткой и умчал на Москву.
     Впереди меня ожидали первые в жизни командировочные приключения  и новые впечатления!

     И начались они сразу же, едва мы с Риткой вошли в вагон, нашли свое купе и сдвинули в сторону тяжелую дверь.
     Внутри  оказался единственный пассажир.  И им оказался довольно известный в то время советский киноактер  Натановский.  Это был громадного роста, еще не старый мужчина в очках, полноватый и не весьма красивый, но очень уж уверенный в себе.
     Мы познакомились с ним уже в течение первого часа с момента отправления поезда из Харькова. И я вспомнил, что когда-то видел его в роли немецкого офицера в одном из фильмов  о советских разведчиках. Точно, в каком, - все никак не мог вспомнить.
     На столике в купе, когда мы только вошли, уже была разложена всевозможная закуска, и стояла начатая  бутылка хорошего коньяка. Справедливости ради, должен признать, что приглашение от хозяина стола последовало сразу же. Отказаться было неудобно,  и мы с Риткой с благодарностью подсели. 
     Натановский много говорил и, в основном, о себе, явно рисуясь перед Риткой. Это было чересчур заметно.  Меня он, как бы, между прочим,  не замечал. Я тогда очень молодо выглядел, а мальчика при броской женщине можно было не принимать в расчет.  Я не обижался  и не встревал в разговор, но мне было как-то неудобно за Натановского.  Я чувствовал, что, как мужик и как человек, он далеко не самый лучший. Ему явно не хватало скромности и мужского достоинства. Все время бесстыдно набивая себе цену, как популярному актеру, он суетился перед Риткой, подливая ей коньяк и подкладывая хлеб с красной икрой, которой было на столике достаточно даже для троих.
     Ритка с явным удовольствием принимала ухаживания  Натановского, все время, поддакивая ему, типа: «Ну, как же!», «Конечно, видели! Ну, что Вы!»  И, не торопясь, потягивала налитый коньяк,  с аппетитом поглощая один за другим  красные бутерброды.
     Мне тоже досталось кое-что со стола.
     Но, я принял участие в застолье чисто символически  и только вначале, пока не смекнул, что Натановский играет только в одни ворота. Меня же он считал  вне игры. Тогда я вышел из купе, сославшись на то, что мне нужно покурить.
     И «курил» около часа, то стоя, то сидя на откидном мягком сидении  в пустом коридоре  вагона.
     За окнами давно была ночь. Лишь изредка проносились мимо отдельные яркие огни, и сразу за этим  наступала тьма. Вагон качало и дергало на быстром ходу, и ритмично, но коротко,  постукивали колеса на стыках рельсов.
     И пока я был в коридоре, невольно подумал, что у популярности актера есть две стороны, как у медали. С одной стороны, - это приятно, когда тебя узнают повсюду. А с другой,-  нужно быть достаточно сильной и содержательной личностью, чтобы не дать этой популярности сломать в тебе подлинную суть человека. В жизни гораздо важнее стать цельной личностью, нежели удостоиться популярности и славы. Популярность легче завоевать, чем ее удержать. Можно ведь иметь даже скандальную популярность. А вот  обрести славу и удержаться на ее вершине,  дано не каждому. И достичь этого может только  достойный  человек, которого не только хорошо знают в лицо, но и глубоко уважают.
     Я не уважал Натановского.  Возможно, он был популярен, но в нем не было настоящего мужчины. И настоящего человека тоже. Была только заметная, но обрюзглая фигура.
     Когда я вернулся в купе, пыл «популярного актера» явно угас. То ли на него подействовал коньяк, то ли Ритка не оправдала его надежд. В купе было тихо. Натановский спал, сидя, откинувшись к стенке  и уронив тяжелую голову на грудь. Его очки едва держались на самом кончике  покрасневшего мясистого носа. А Ритка тихо прибирала со столика, готовясь выйти из купе перед сном. Постели она уже успела постелить, - и себе, и мне. Я тихо поблагодарил ее и полез на свою вторую полку…

     На следующее утро, когда поезд прибыл на Курский вокзал столицы, мы расстались с Натановским  так же быстро и просто, как и встретились. Он растворился в толпе пассажиров, как будто его и не было с нами. И через пять минут мы с Риткой о нем и не вспоминали.
     Спустившись в метро, мы переехали на Рижский вокзал  и, купив билеты на скорый поезд  до Риги, оставили вещи в камере хранения вокзала, а сами отправились побродить по Москве. Времени было вполне достаточно, и для прогулки по городу, и для похода по магазинам.
     Чего было больше, не помню, да и не это главное в моем рассказе.
     Около трех часов дня мы вернулись на Рижский вокзал, и подошли к поезду.
     С этого и начались мои первые впечатления о Прибалтике.
     Необычным для меня было уже то, что поезд был чист и красиво покрашен в сине-голубые оттенки. По борту вагонов шла крупная надпись на русском и латышском языках «Латвия» и «Latvija». Эти надписи чередовались по всему составу.
     Следующим приятным моментом было то, что у каждого вагона стояла симпатичная девушка-проводник в красивой форменной светло-серой тужурке и короткой юбке, с галстуком на ослепительно белой блузке и изящной пилоткой на голове, и со знаками отличия  на петлицах и рукавах тужурки.
     Такие красавицы мне были привычны только в аэропортах и самолетах. Там они назывались стюардессами. А, чтобы в поездах дальнего следования были такие же, - это я видел впервые. И это было приятно, как визитная карточка в другой мир, в котором я еще не был.
     «Стюардесса» приняла наши билеты и очень приятно и культурно с нами пообщалась. Вторая такая же красавица в форме проводила нас с Риткой в наше купе. И у меня возникло  такое ощущение, что нас с кем-то спутали. И что нас принимают за кого-то важного,  кому и была предназначена  вся эта культурная чепуха и этикет. К такому я был не привычен, и это меня  и удивляло, и шокировало. Но, все равно, было очень приятно.
     Поезд был фирменным, что для меня тогда было впервой. В коридоре вагона лежала длинная ковровая дорожка. В купе на полу тоже был постелен коврик, но маленький. Внутри было необыкновенно чисто и уютно. На окне висели фирменные белые шторки с надписями, как на самом вагоне. На вторых полках купе были приготовлены красиво застеленные постели. На столике стояли бутылки с водой,- минеральной  и фруктовой газированной,-  и еще свежие фрукты в вазе и печенье «не наше», в пачечках. Из динамика тихо лилась очень приятная музыка.
     Всем своим видом и вагон, и купе, и люди, которые нас встретили, словно, давали понять, что нас здесь ждали и очень нам рады.
     Кажется, на Ритку все это тоже произвело должное впечатление. Это был явно не харьковский  поезд. И даже не московский.
     Какое-то время до отправления  мы оба сидели в купе, как пришибленные, молча  переваривая  первые сильные впечатления. И я понял, что и Ритка никогда еще не была в Прибалтике.  И если говорят, что «Театр начинается с вешалки», то, наверное, правильно было бы тогда сказать, что «Прибалтика начинается с поезда».

     И вот, уже в самый последний момент, перед отходом поезда, в нашем купе вдруг появился третий пассажир.
     Им оказался симпатичный молодой человек выше среднего роста, крепкого телосложения, с коротким  ежиком темно-русых волос на голове и в солдатской форме с погонами сержанта. Привычным движением сержант забросил на верхнюю багажную полку свой небольшой чемодан и повесил на свободное место шинель, которую перед этим снял с себя в коридоре вагона.
     - Будем знакомы!- бодро представился вошедший, - меня зовут Владимир, а вас?
     Честно говоря,  неожиданное появление сержанта буквально встряхнуло нас с Риткой от наступившего оцепенения. Мы по очереди представились в ответ.
     А еще через пять минут, когда отчаливший поезд, постепенно увеличивая скорость, стал уверенно пробираться по направлению к выходу из Москвы, мы уже говорили друг с другом, как старые знакомые. Был у этого парня такой талант, - быть «своим», - везде и со всеми.  Талант довольно редкий,  но весьма полезный в жизни.
     Выяснилось, что Володя (так он просил себя называть!) едет домой, в Ригу, где он прожил всю свою жизнь. Его только что демобилизовали из Советской Армии. Поэтому настроение у него отличное. Дома его ждут родители. Да и сам он соскучился по дому, -не то слово. Сам он русский, но латышским языком владеет свободно.
     Ритка эту информацию не очень-то восприняла. А вот я ее воспринял, и еще как! И буквально пристал к Володе:
     - Научите меня латышским словам и выражениям!
     - Охотно! – ответил Володя. - Слушайте и запоминайте!
     И Володя стал произносить слова и выражения на латышском языке. Я внимательно вслушивался  в незнакомый мне ранее язык и впитывал его, словно сухая губка. Для большей надежности я достал блокнот и записал только что выученное.
     Володя оказался очень хорошим учителем…
     И я должен сразу признаться, что встреча с ним оказалась одним из самых интересных и неожиданных приключений в этой командировке. По крайней мере,  для меня.
     Дело в том, что наше знакомство с ним  не ограничилось одной этой встречей в купе рижского поезда.  И в дальнейшем продлилось.
     Когда мы приехали в Ригу, то Володя предложил быть нашим гидом по Риге, на весь период нашей командировки.  И мы с благодарностью приняли его предложение. Я прекрасно видел, что изголодавшийся по женскому обществу, да и просто по приличному общению,  Володя  с наслаждением «прилип» к нам.  Особенно, к Ритке.  Она ему, явно, нравилась. И я не удивлялся этому, потому что давно увидел, что Ритка нравится мужчинам, особенно опытным. Она их притягивала к себе, как магнитом.
     Ритка, конечно, еще в поезде намекнула Володе, что она замужем. Но его это, как мне показалось, нисколько не расстроило. Не знаю, что у него было на уме? А, может быть, он был просто хорошим парнем без дурных мыслей в голове. И предложил нам свои услуги просто так, по-человечески.
     Во всяком случае, благодаря Володе, уже в конце командировки я примитивно, но сносно изъяснялся в гостинице и в магазинах Риги на латышском языке. И, как мне показалось, это имело пользу, и дало мне результат. Прошло уже сорок лет, но все, чему научил меня тогда Володя, до сих пор живо в моей памяти. И, естественно, остался в моей памяти и этот замечательный парень, демобилизованный из Советской Армии.
     Я помню, что самым тяжелым для меня тогда оказалось латышское слово «Узредзешанос», что по-русски значит «До свидания». Мне пришлось не один раз повторять и повторять его, пока не запомнил. Но, все-таки запомнил!
     Встреча и знакомство с Володей стали второй визитной карточкой Прибалтики для меня…

...  Кроме нас троих,  в купе вагона, за всю дорогу от Москвы до Риги,  больше не было пассажиров. И наш путь стал удивительным, легким  и приятным во всех отношениях путешествием.
     Вместе мы сходили в вагон-ресторан и пообедали. И там нас удивили очень культурным обслуживанием и отличной кухней, совсем не вязавшимися с привычным для нас понятием о поездном  ресторане.
     Потом мы вернулись в свой вагон,  и долго еще разговаривали втроем, сидя в купе. А потом мы с Володей пошли покурить в тамбур. И там, вдвоем, без посторонних, продолжили свой начатый  разговор о жизни, одновременно наслаждаясь сигаретным  дымом…
  ...А бывало и так, что Володя с Риткой увлеченно говорили о чем-нибудь.  И тогда я один выходил в коридор. И, стоя у окна, подолгу смотрел на медленно пробегавший мимо  довольно однообразный далекий пейзаж.  Но, все равно интересно было впервые наблюдать не знакомую мне ранее псковскую землю, в деталях пытаться что-то рассмотреть на ней  и запоминать унылые  впечатления  о довольно неприглядных  и скучных русских деревушках и поселках, проносившихся  вдалеке. Они совсем не походили на наши украинские села.
     Серый оттенок присутствовал во всем. И только белые стволы берез у домов просветляли эту серость бытия за окном, да белые облака выделялись на голубоватом небе русской поздней осени. Белым было только подаренное природой. Серым же было все людское…
     Я помню после этого прибытие нашего поезда на маленькую промежуточную станцию «Зилупе». Это была первая станция уже на территории Латвии.
     Абсолютная чистота на станции. Красивые деревья. Аккуратные станционные постройки.  Казалось бы, ничего особенного в архитектурном смысле, но какое-то все было, как игрушка. Ухоженное и правильное какое-то. Трудно точно передать то ощущение, но контраст,  с только что виденным на предыдущей, русской станции, был налицо.
     И еще одно. Куда и девалась серость в окружающем пейзаже! Краски стали живыми, человечными, что ли. За станцией, вдали, примерно в километре, был одинокий хутор. И было очевидно, что он такой же аккуратный, как и станция «Зилупе».
     Симпатичная и очень аккуратно одетая в форму дежурная по станции, похожая на стюардессу из нашего вагона, проводила наш поезд. И мы продолжили свой путь, уже по латвийской земле.
     Больше я не видел за окном поезда ни одного села, или деревни, до самого ближайшего города и дальше, - до самой Риги. За окном вдали мелькали только отдельные хутора. Но пейзаж оставался культурным и ухоженным. Я жадно смотрел и пытался запомнить все, и почему-то остро ощущал, что попал за границу. Так все это было не похоже на привычную для меня Украину  и, особенно, на только что виденную Россию…


     Рига поразила меня своей красотой. Выйдя из поезда, мне не верилось, что моя мечта сбылась. Но это было так. Я впервые стоял на земле Прибалтики.
     День выдался пасмурным, но было достаточно светло…
     А когда ты молод и здоров, то никакая погода не действует на нервы. И, когда впереди у тебя вся жизнь, и ты наполнен мечтами и надеждами, и новые впечатления тебя переполняют, и каждую минуту ждешь чего-то нового и необыкновенного, то, поверьте, любая погода нипочем, а окружающая жизнь воспринимается  удивительной и прекрасной!
   … Рига вставала передо мною такой, какой я не один раз видел её в кино. И в то же время она была совсем другой. Непосредственное восприятие все-таки сильно отличается от кино. Оно всегда живее, объемнее и ярче. Я просто мог потрогать этот город! Жаль, не хватало солнца, чтобы впечатление от виденного впервые  было более радостным…
     Втроем мы направились в бюро по размещению приезжих, недалеко от вокзала. И это было еще одной приятной для меня неожиданностью. Я впервые в своей жизни был в командировке. Но, такое бюро по размещению приезжих встретил потом, через много лет своей командировочной жизни, только во Львове. И больше нигде!  Но, Рига тогда была первой!
     В бюро посмотрели наши командировочные удостоверения и сказали, что на данный момент в самой Риге мест в гостиницах для нас нет. Но в пригороде Риги, в Майори, есть места в гостинице. И нам выписали направление в гостиницу «Майори».
     Совсем не хотелось куда-то ехать из Риги «на постой». Да и где эта «Майори»,  мы себе не представляли. Но, увидев наши кислые физиономии, работница бюро поспешила нас успокоить:
    - Не переживайте, это совсем недалеко от Риги, всего полчаса езды на электричке. И вам там, наверняка, очень понравится. Это наши курортные места на берегу моря!
    Ничего не оставалось, кроме,  как поверить ей на слово. И мы, поблагодарив,  втроем вернулись на вокзал. Выяснили, что электрички идут очень часто и до самой глубокой ночи. Волноваться было не о чем.  Мы не опаздывали.
    Но и тянуть не имело смысла, нужно было ехать дальше. И Володю пора было отпустить.  Ведь он так долго не был дома! А его там очень ждали!
    Мы тепло простились с ним и искренне поблагодарили за помощь и участие. И  договорились о том, что позвоним ему, как только снова окажемся в Риге.


    И вот мы с Риткой ехали в электричке, идущей от Риги до Тукумса. Еще в бюро Володя объяснил нам, где находится поселок Майори.  Но, в вагоне поезда, мы еще раз, дополнительно,  уточнили у пассажиров, где нам выходить. В оновном, беспокоилась Ритка. Люди были вежливы и доброжелательны к нам, особенно, когда узнали, что мы из Харькова, из  Украины. Охотно все объяснили.
    По большому стальному железнодорожному мосту мы пересекли широкую реку Даугаву. С моста открылась изумительная панорама  Риги. Затем шла короткая перемычка земли, и снова мост,- только поменьше,- через вторую, узкую реку Лиелупе, которая впадала тут же, невдалеке, в море. И за ней была первая, после Риги,  станция с тем же названием, что и река,- Лиелупе.
    А далее электричка устремилась вдоль берега Балтийского моря. Справа из окон поезда видны были проносившиеся  мимо высокие толстые сосны с густыми прическами наверху.  Между ними, в просветах, мелькал бурый песчаный берег, и на короткий миг открывались  куски черного спокойного моря. Такие же крепкие сосны мелькали по другую сторону поезда. Только там, вместо моря,  изредка открывались  голые темные поля. И по-прежнему глаза нигде не видели  никакого мусора, как у нас. На всем протяжении пути  по сторонам  было чисто и аккуратно. Видно, здесь из окон поездов люди ничего не выбрасывали. Пользовались урнами на станциях,  которых было достаточно.
    Следующей была станция Булдури. Затем Дзинтари. И за ней была наша станция.
    Нам предстояло не один еще раз проехать с Риткой по этому пути,  и выйти на каждой станции, - просто так, чтобы полюбоваться. А еще затем, чтобы зайти в магазин.
    Интересная особенность,- хороший промтоварный магазин в каждом дачном поселке стоял рядом со станцией, - не нужно было далеко идти и искать.  И магазины были отменные, - много очень хорошего товара  и  дефицитного у нас, в том числе пальто и костюмы женские из «джерси». Слухи в Харькове оказались правильными. Вот только все было недешево.
    Наконец-то, когда наш поезд прибыл на станцию Майори, мы попрощались с приятными пассажирами, поблагодарили  их еще раз за подсказку и вышли  из вагона на высокую платформу.
    Кстати, на всех станциях, что мы проехали, платформы были высокими. А это очень удобно не только для пассажиров, но и для домашних животных и для разного рода тележек и велосипедов. И это была Латвия 1967 года! У нас же, и по прошествии сорока лет, на многих  направлениях  высокие платформы отсутствуют. И страшно наблюдать, как за две минуты стоянки поезда старики и инвалиды, женщины и дети, влезают в вагоны электричек и выбираются из них, рискуя упасть и сломать себе ноги и шею.

    Спустившись с платформы по нормальной и удобной лестнице, прямо перед собой, в ста метрах, мы увидели  аккуратное здание в три этажа, и на нем крупную неоновую надпись на латышском языке «Vesnica Majory», то есть «Гостиница Майори».
    Здорово! Не надо было спрашивать и искать.
    Гостиница  оказалась очень приятной и чистой. По направлению из рижского бюро нас приняли сразу же и без лишних вопросов. И удобно разместили в разных двухместных номерах. Меня на втором, а Риту на третьем этаже. Сезон отдыхающих, практически, закончился. И людей в гостинице было мало. Мы прожили в своих номерах одни, без подселения посторонних, весь срок нашей потрясающей командировки.
    Хотя с Риткой  было не совсем так. В одиночестве она не спала  ни одной ночи.
    И вот почему.
    Еще тогда, когда мы выезжали из Харькова, Ритка предупредила меня, что к нам, в Ригу, приедет ее муж Вова. Он тоже никогда не был в Прибалтике  и хотел использовать момент, чтобы вместе с женой побыть здесь и посмотреть все, что можно.
    И тогда, когда нас поселили в «Веснице Майори»,  мы оба знали, что Вова прилетит уже завтра. Ритке нужно было только позвонить домой вечером и сообщить мужу, где мы.
    В нашей милой гостинице все было хорошо, только не было ресторана. Был буфет. Но нас он не устраивал.  Мы хотели не просто перекусить, а нормально пообедать. И нам вежливо посоветовали пройти пешком дальше, по главной улице поселка.
    Майори, как и предыдущие станции,  действительно оказался очень красивым дачным поселком, который уютно устроился под большими старыми соснами, на слегка возвышенном песчаном берегу, который переходил  в дюны, у самого моря. Повсюду было чисто и аккуратно. Вдоль асфальтированного ровного шоссе единственной, центральной  улицы, шедшей через весь поселок параллельно берегу моря, стояли одноэтажные, со вкусом построенные особняки, с  такими  же вкусными  и ухоженными  двориками. Прозрачные и современные заборчики отделяли их от шоссе на всем протяжении улицы.
    Недалеко от нашей гостиницы, на центральной же улице,  мы обнаружили ресторан.
    Рядом с ним были магазины и маленькое, но отличное  кафе-кондитерская, где потом по утрам мы не один раз покупали и ели свежеиспеченные сдобные «венские» булочки со взбитыми сливками, и пили прекрасный  черный кофе «по-венски».
    Такого в Харькове  нет и сейчас. И, конечно же, не было и в те времена. Я имею в виду булочки со сладкими взбитыми сливками.
    Ресторан оказался настоящим и вполне европейским. На входе нас встретил пожилой вежливый швейцар в ливрее. Он поздоровался с нами, предложил раздеться и подняться на второй этаж, в зал.
    Посетителей в зале почти не было,- тоже сказывался сезон. Однако кухня оказалась очень приличной. А еда была и красивой, и вкусной. И обслуживание было на должной высоте. Я не переставал удивляться и восхищаться. Мне с первого же раза понравилось латышское второе блюдо «Луковый клопс». Это два больших куска мясной вырезки с жареными луком и картошечкой,  и другим гарниром.  Необыкновенно вкусно и сытно! Особенно для молодого голодного мужчины, каким я в тот момент был.
    И после этого раза мы всей компанией постоянно заказывали в ресторанах «клопов», как мы это блюдо звали в шутку, из-за созвучности. Но название совсем не отбивало наш молодой аппетит. Отличная кухня была у латышей! Надеюсь, такой она и осталась.
    «Заполировав» наш  обильный  и недорогой по тем временам обед порцией горячего кофе по-венски, мы с Риткой выбрались из ресторана и медленно пошли к морю.
    Была вторая половина предзимнего дня.
    По-прежнему было пасмурно, но ветра не было совсем. Только в воздухе чувствовалось присутствие моря. Даже холод не мог отбить характерного запаха морской воды, который висел в воздухе, смешиваясь с запахом стоявших на приподнятой кромке берега сосен.
    И, пока мы шли по тропинке между песчаными дюнами  к берегу, со стволов сосен к нам несколько раз спускались совершенно ручные белки и выпрашивали  орешки, или семечки. К этому их приучили здесь люди. Очевидно, многочисленные отдыхающие. А для нас с Риткой это было так непривычно. Но, орешков у нас с собой не было.  И белки остались ни с чем.
    Берег Балтийского моря! Широкий, метров сто, и бесконечный, - в оба конца. Необыкновенное  раздолье  для глаз и простор!
    Море было прямо передо мною. Волн не было. И не было характерного морского прибоя. И во всем этом что-то было не так! В первый момент я даже не мог понять, в чем дело,  какая странность не давала мне покоя?
    Наконец, приглядевшись внимательно, понял. Море у берега замерзло. Тонкий лед покрывал морскую гладь метров на сто от берега. И под этой коркой  льда море тихо шевелилось, словно доказывая, что оно живое. Такое море я видел  впервые. Странное и по-своему красивое было зрелище.
    И следом за этим было еще одно, неожиданное для меня, открытие. По всей протяженности берега, насколько я мог видеть, отдельные люди и группки людей в характерных позах медленно брели вдоль моря и что-то искали  в песке с помощью длинных прутиков, а то и просто, приседая.
    И когда я, из любопытства, спросил ближайшего человека, что все ищут, то в ответ услышал:
    -Как, что? - Янтарь!
    Так вот, что все искали  в песке на протяжении многих километров! Янтарь был общей целью и предметом всеобщего вожделения!
    Невольно, и мы с Риткой, как все, попробовали  идти вдоль кромки условной воды и присматриваться к песку. И что бы вы думали? Буквально через несколько минут и я, и Ритка, нашли маленькие темные кусочки необработанного янтаря, которое  когда-то было выброшено морем. И я понял, что было бы время ходить и искать,- можно было бы с уверенностью  рассчитывать на то, что и мы нашли бы что-нибудь стоящее. Другие ведь, как нам сказали, постоянно находили…
    Начало темнеть, и мы, немного замерзнув у моря, с удовольствием  возвратились в гостиницу. Нужно было наметить план на завтра, да и погреться и отдохнуть тоже не мешало. Для первого дня в Прибалтике было вполне достаточно впечатлений!
    У себя в номере я выставил на прикроватную тумбу фотографию своей Тани. Кому-то покажется, - мелочь, но для меня это было приятно, и сразу стало казаться не так одиноко. Она, словно бы, оставалась рядом со мной. Но, это продлилось недолго.
    Через некоторое время в дверь моего номера постучали, и ко мне зашла Ритка.
    Мы быстро наметили  план на завтрашний день и, как будто бы, обо всем договорились. Перед уходом она покосилась на фотографию и съехидничала:
    -Что, без своей Тани и здесь не можешь обойтись?
    Я промолчал. Мы попрощались до завтра, и я закрыл за нею  дверь.
    Но, не успел я подготовиться ко сну, как через какое-то время Ритка снова постучала ко мне в номер. Глядя мне прямо в глаза, она таинственно прошептала, что у нее по этажу ходит какой-то грузин, и что ей страшно оставаться одной. И что она очень просит меня переночевать в ее номере, иначе она от страха не сможет уснуть.
    Сказано было так, что я почти поверил. И, сделав над собой усилие, я согласился пойти навстречу просьбе женщины. Не мог же я допустить, чтобы она всю ночь дрожала от страха. Я собрался, закрыл свой номер,  и мы поднялись  к Ритке наверх.
    Какой-то мужчина действительно стоял в холле, на ее этаже. И он действительно был чем-то похож на грузина. Но на нас он не обратил  никакого внимания.
    И вот сейчас, когда в моем рассказе  за нами до утра закрылась дверь Риткиного номера, я понимаю, что двигало ею в тот момент, и каким «тютей» я предстал тогда перед ней.
    У нее был свой давно задуманный план, и его надо было срочно привести в исполнение. Ведь уже завтра к ней должен был прилететь муж Вова. А другой такой возможности у нее бы не было.  И весь институт в Харькове тоже ждал, что будет?
    Мы оба, без света, разделись и легли,- каждый в свою постель. Темнота в номере была весьма условная. И я достаточно хорошо смог рассмотреть, что у этой женщины была хорошая, чуть полноватая фигурка, и что поверх хорошего белья она надела на себя симпатичную женскую пижаму. Когда глаза окончательно привыкли к полумраку, Ритка сразу же попыталась взять меня в оборот.      
    Из-под одеяла торчала ее хитрая физиономия, которая смотрела на меня, тихонько постанывала и ждала, что же я буду в ответ говорить, или делать.
    Время шло, а я, похоже, ничего не собирался делать. И было бы проще всего свести мой рассказ в этом месте к тому, что я оказался стойким оловянным солдатиком и не поддался искушению.
    Думаю, что это было бы нечестно, - ни по отношению к Ритке, ни по отношению к себе, каким я в ту пору был, ни по отношению к моей избраннице, которая в те дни думала обо мне и выдерживала на работе двусмысленные намеки и издевочки, тихо плача за чертежной доской.
    Конечно, в ту пору я и вправду был «тютей». И мне было только двадцать три
года. Женщин я еще не знал, но думал о них постоянно. В силу своего воспитания я вырастил себя этаким идеалистом, верящим в любовь. И всю свою молодую жизнь ждал, когда она ко мне придет. Я считал, что бегать и искать любовь не стоит. Настоящая любовь должна прийти сама. И в тот момент она у меня уже была, я в это верил.
    А что касаемо полового воспитания, то его у меня не было никакого, как у всех советских людей. Никто ничего не знал, и  ничему не учил. Культура отношений в нашей стране напрочь отсутствовала. И секса в стране «не было». Сама тема считалась неприличной и обсуждать ее запрещалось.
    Естественно, что мои родители сами ничего толком не знали, и со мной на эту тему никогда не говорили.
    Как правило, всех учила улица. Или опытный товариш, или подруга. А вообще даже говорить об этом было стыдно. И в итоге люди в нашей стране оставались бескультурными и несчастливыми. И масса семей распадались на почве того, что «не сошлись характерами».
    А действительной причиной было половое незнание и неумение. В молодой семье молодые супруги часто просто не умели сделать друг друга счастливыми.
    Что касается меня, то свое незнание я держал до поры в узде. Я уже говорил, что моя кровь бурлила во мне уже десять лет. И ей нужен был разряд. Но самовоспитание привело меня к идеалистичной мечте о первой брачной ночи. Это стало для меня свого рода «идеей фикс».  Мне не хотелось лишать себя такого удовольствия, как мне представлялось. И я считал, что свою мужскую невинность должен постараться подарить своей молодой жене. Не знаю, дураком я был, или умным?
    Возможно, что с высоты нынешнего возраста и опыта, - дураком. А с точки зрения самое себя,- каковым был тогда, - не мог я быть другим и поступать иначе, чем поступал! Это мне абсолютно ясно.
    А думать о сексе,- конечно же,  я думал. И думал постоянно. И это было абсолютно нормально для молодого парня, кем я в ту пору и был. Только вот ничего не знал и ничего не умел. Голова моя была набита сплошными фантазиями на эту тему. И какой я, как мужчина, тоже о себе ничего не знал, а узнать был бы совсем не прочь!
    И, конечно, когда Ритка вела меня к себе в номер, неправда, что я ни о чем не догадывался. Не совсем же я был законченный дурак!
    Но, вместе с тем, я вполне реально допускал мысль, что Ритка на самом деле боится того неизвестного мужчину на этаже, и ей реально нужна была моя помощь.
    Короче говоря, дело было сделано, - я согласился. И вот теперь я лежал в постели, в ее номере. И мы оба, как два актера ждали, что решит Главный режиссер. А сценария оба не читали, только лишь догадывались. Но, это про Ритку. Она была ведущей…

    Свет в номере был потушен. Только с улицы вливался  в комнату тусклый свет уличного  фонаря. Да изредка проносилось  по потолку пятно света от проходившей по шоссе, мимо гостиницы, легковой машины.
    И тогда, после легких постанываний,  Ритка  шепотом  откровенно начала меня уговаривать прийти к ней. В тишине комнаты ее тихие призывы  были слышны, как нормальный голос. Во всяком случае, я отчетливо слышал каждое ее слово.
    Ритка шептала мне, что ей очень нужен мужчина, что у нее давно не было секса, и она страдает от этого. И что я должен ей в этом помочь.
    - Ты говоришь, что у тебя давно не было секса, - тихо спрашиваю ее в ответ, - а муж?
    - Муж у меня слабый, как мужчина. Он знает только себя, обо мне не думает,- шепчет в ответ Ритка.
    - Зачем же тогда за него выходила? Почему оставила первого мужа?- продолжал я сопротивляться.
    - С Семеном я просто не смогла жить, -тихо отвечала Ритка,- наши физические размеры не соответствовали друг другу, и каждая близость с ним превращалась для меня в сплошную пытку. Мы вынуждены были  с ним расстаться.  А Вова просто умело довел меня до ЗАГСа. Так вот и живем. Да и двое детей у меня,- дочка от Семена и сын от Вовика…
    Ритка замолчала, а я тоже молчал, переваривая  услышанное,  и думал:
«Зачем только я согласился прийти сюда? Что я здесь делаю? Чем я могу помочь этой женщине, думая о другой?»
    Инициативы с моей стороны Ритке ждать явно не приходилось.
    А сама она почему-то не стала брать инициативу в свои руки. Кто знает, приди она ко мне в постель, да сумей проявить свою хваленую женскую опытность, может быть тогда, в ночном номере латвийской гостиницы все было бы совсем по-другому? И, возможно, что тогда судьба моя сложилась бы по-другому. Кто знает? 
    -Я понимаю,- прошептала Ритка в тишине,- ты думаешь  только о своей Тане. Даже фотографию ее поставил у себя на тумбочке!
    К сожалению для Ритки - это было правдой.
    И, к обоюдному удивлению, Ритка неожиданно успокоилась. А еще через несколько минут, усиленно заставив себя не думать о ней, я уже спал.
    Так Ритка провела ночь в своем номере со мной. Или наоборот,- это я так переспал с ней, в ее же номере. А это уже,- кто, и как,  на этот эпизод  посмотрит… Но, думаю, так решил  Главный режиссер.

    И теперь,  по прошествии стольких  лет, вспоминая об этой ночи  и, вспоминая Ритку, я думаю, что, возможно, слава о ее  распущенности  в институте  и была правдой.
    Но тогда, в Майори,  я поверил ее ночному шепоту. И думаю, что частичное оправдание ее поведению, возможно, было в самой судьбе Ритки,- нескладной и не вполне счастливой.  И свою несчастливую женскую судьбу она прятала за постоянным суррогатом любви, хихоньками, сплетнями и тряпками. Это как-то заполняло ее жизнь и помогало не думать о действительности.
    Хотя, возможно, что некоторые  женщины с этим не согласятся.  Те, кто с подобными проблемами находят в себе силы жить по-другому.
    И еще одно. Ритка, конечно, меня тогда поняла. И не тронула. Но, зато и не простила мне ту ночь.
    Женщина вообще способна простить мужчине многое,  даже очень многое. Одного никогда не прощает она мужчине, - чванливого поведения, - когда мужчина пренебрегает ее предложением, когда он отвергает ее  по любой причине, или считает ее недостойной себя…

 …  На следующий день мы встретили в рижском аэропорту мужа Ритки,  Вову Германа. Он был лет на шесть младше Ритки. Некрасивый, но высокий. В меру худой, но довольно крепкий молодой мужчина. Мы познакомились. И, ни я, ни Ритка словом не обмолвились о том, как мы провели предыдущую ночь. Так, словно, мы заранее договорились.
    И с этого момента Вова стал нашим «бесплатным» приложением к командировочному удостоверению. Он сопровождал нас везде. И по работе, и в походах по городу и по пригородным поселкам. И очень часто с нами был и Володя, - наш добровольный гид по Риге и наш попутчик из поезда Москва-Рига.  Компания, в целом, получилась неплохая.
    Володю мы вызывали по телефону, как только прибывали в Ригу. Жил он недалеко, в самом центре города, в одном из старых домов.
    По работе нам пришлось ездить в разные концы Латвии, по обе стороны от Риги. Мы были в городе  Слока, на целлюлозно-бумажном комбинате. Это в одну сторону.А в другую сторону мы ездили в Саулкрасты. И еще нам пришлось вернуться в сторону Москвы, в город Огре.
    И получилось удачно, что мы с Риткой жили в Майори. Это как раз было посередине наших рабочих маршрутов. Сам город Рига был бы не так удобен.
    Рита по работе обследовала все, что было запланировано. А я сделал отличные фотографии. В институте они руководству очень понравились, и результатом моей командировки остались довольны…

    Что же еще особенно запомнилось из моей поездки в Латвию?
    Запомнились несколько эпизодов.  Хотя, на самом деле, рассказывать можно было бы долго и много. И в Риге, и в пригороде было много чего,- интересного  и  поучительного. Нам многому, было и есть, чему учиться у прибалтов. Было бы желание. Да вот желания, как видно, нет. Менталитеты  у наших народов, к сожалению, разные.

…   На следующее утро после приезда Вовы Германа, мы втроем шли по центральной
улице Майори, направляясь в кафе-кондитерскую на завтрак. Как я уже говорил, кроме булочек со взбитыми сливками, там подавали отменный кофе по-венски. Вполне европейский и приличный был завтрак!
    Я шел впереди, а Ритка с Вовой шли в нескольких шагах сзади и о чем-то беседовали. Вова на ходу курил сигарету. Я с утра не дотрагивался до сигарет, просто шел и любовался окружающим.
    Утро выдалось замечательное, по-настоящему зимнее. За ночь выпало много снега. Мороз был градуса три, - не больше. Ветра ни-ни. На ветках сосен лежали подушки снега. Вокруг все, словно, замерло и не шевелилось. Ну, просто зимняя сказка была со старой немецкой открытки,  которую мой папа сразу после войны прислал нам с мамой из Германии!  И солнце только встало над  Майори,  и его лучи весело заискрили снег на улице и во дворах.
    На проезжей части центральной улицы снег к утру уже почистили (и когда только успели?).  И тротуары у частных особняков были тщательно прометены. Вдруг я услышал сзади голос, с легким акцентом:
    - Молодой человек, Вы, наверное,  не местный!?
    Я повернул  голову и увидел, что из калитки особняка, мимо которого мы только что прошли,  вышла на улицу пожилая латышка со шваброй и тряпкой в одной руке, а в другой руке она держала ведро с горячей водой, от которой шел пар.
    Вопрос относился  не ко мне, а к Герману. Дело в том, что Вова, покурив,  по харьковской привычке  швырнул окурок просто на тротуар. Невольно,  мы втроем остановились и повернулись к женщине. Вова в ответ недовольно спросил:
    - А откуда Вы знаете, что я не местный?
    - Видите ли, у нас не принято бросать окурки на землю,- вежливо ответила  ему женщина, - для этого у нас пользуются урной!
    - Да, но где же урны? Я не вижу ни одной! – стал оправдываться  Вова, все же подняв свой окурок с земли.
    А надо сказать, что на улице, действительно, не видно было ни одной, привычной для нашего глаза, урны. Только на заборах через каждые двадцать метров висели объемные почтовые ящики. И все. Я, помнится, еще подумал: « И зачем им столько почтовых ящиков?»
    Но женщина ему ответила:
    - А вот, посмотрите, на заборах висят урны, - сколько душе угодно! - и показала рукой на один из «почтовых ящиков».
    - А я думал, что это почтовый ящик! - смущенно пробормотал в ответ Вова, и я кивком головы поддержал его.
    Вова нарочито аккуратно бросил окурок в непривычную для нас урну и, извинившись перед женщиной, мы продолжили свой путь.
    Пройдя метров тридцать, я оглянулся, из любопытства, и увидел, ради чего эта пожилая женщина вышла на улицу со шваброй и горячей водой. Моя интуиция меня не обманула. Зимой!  Шваброй с тряпкой эта строгая женщина мыла тротуар возле своего дома.
    Вы где-нибудь у себя такое видели? Вот вам и Прибалтика!

    А теперь расскажу, как я покупал себе свитер, о котором так долго мечтал.
    В один из дней, после нашей активной работы утром, мы с Риткой приехали в Ригу.
    Вова Герман в этот день оставался дома, в гостинице. Он простыл, и ему нездоровилось.
    На центральном проспекте,-  имени Ленина, -  какое оригинальное латышское название  было у проспекта! А как же иначе,  в то время?!-  мы зашли в прекрасный большой магазин  под  названием «Sakta».  Там был большой выбор различных вязаных изделий и белья, в особенности, для женщин. Но и для мужчин было кое-что…

    Я позволю себе, дорогой читатель, сделать короткое отступление, чтобы было понятным мое дальнейшее поведение.
    Мне всегда было трудно что-нибудь купить для себя. Я имею в виду одежду и обувь. И не важно было, сам я себе покупал, или мама покупала для меня. Мне трудно было угодить. Я всегда был чем-то недоволен, всегда меня что-то не устраивало. И, зачастую, я оставался  при своем интересе, - ни с чем.
    Тогда  же, когда я ехал в Латвию, я сам себе дал слово, что буду покупать свитер, не рассуждая, лишь бы он мне сразу понравился, - ну, хоть немного. Иначе, приехав в такую даль и, капризничая при покупке, я опять останусь ни с чем.

    И  вот теперь я стоял у прилавка большого и красивого магазина «Sakta».  И держал в руках тот единственный свитер, который в тот день был в продаже на меня, и который мне любезно предложила красивая молодая продавщица- белокурая латышка лет двадцати в хорошо сидящем на ней форменном платье с эмблемой магазина на левой груди.
    Это был тонкий, приятного бежевого цвета  латвийский свитер с воротником типа «водолазка» и красивым геометрическим рисунком понизу темно-коричневого цвета. И, конечно же,-  это было не то, о чем я так долго мечтал!
    Ритка тоже начала водить носом, говоря, что Вове такой не понравится.
    Но, памятуя о слове, которое я сам себе дал, я, скрепя сердце, молча, пошел в кассу и заплатил за свитер 29 рублей!
    После этого я сказал продавщице на латышском языке «Лудзю», что значит «Спасибо», и мы с Риткой ушли, унося в моей сумке мое первое рижское приобретение. Честно говоря,  особой радости  я тогда не испытывал. Но, все-таки, у меня уже что-то было,  чего не было раньше.
    По дороге домой  Ритка распространялась  о том, что Вовику такой свитер не пришелся  бы по душе. Вот  будет что-нибудь лучше, тогда она непременно возьмет для него.
    Я промолчал.
    Мы вернулись  в Майори, зашли  в вестибюль гостиницы и договарились  о встрече через полчаса, чтобы идти в ресторан на обед.
    В номере  я надел свою обновку. Тщательно причесал свои черные волосы. И был просто поражен увиденным мною в зеркале. Свитер на мне был потрясающим! Мне было в нем просто классно! …
    Так я и пошел на встречу, в новом свитере.
    Увидев меня, Ритка потеряла дар речи. А Вовик грубо набросился на Ритку,- почему она и ему не купила такой же:
    - Ты что, не видишь, какую классную вещь упустила, - кричал он на нее, - или у тебя глаз не было?..
    И Ритка дала Вовику слово, что завтра же купит ему такой же свитер...

    На следующий день, снова без Вовы, мы с Риткой приехали в Ригу, и опять зашли  в магазин «Sakta». Однако, такого свитера, как я купил себе в предыдущий день, уже не было.
    Но был  другой. Тоже латвийский. Изумительной вязки мужской чистошерстяной
джемпер под галстук с рисунком в виде плетеной косы на груди и на рукавах. «Комбинат надомного труда. г. Рига» - написано было на аккуратной бирке. Джемпер великолепный! О таком я мечтал,  но только о черном!  А этот был темно-коричневым.  Какая жаль!
    И Ритка тоже была расстроена,- вчерашнего свитера не было, а этот был коричневым. Вовику такой не понравится! Вот, если бы был черный…
    Но, я снова, памятуя о своем слове, принял решение и направился в кассу, и заплатил за этот джемпер 44 рубля.  Полного удовлетворения у меня снова не было. Все же я мечтал о черном свитере, или джемпере, а не о темно-коричневом.
    Ритка осталась верна себе.  По пути домой, в Майори, она снова продолжала скрипеть на ту же тему. Но все, почти как в кинокомедии,  повторилось  сначала. Придя в свой номер и развернув свою покупку, я с изумлением и восторгом обнаружил, что новый джемпер на самом деле черный! Чернее не бывает!
    Это в магазине он, при люминесцентном освещении, казался темно-коричневым.
    Моей  радости не было предела!
    Стоя перед зеркалом, я себя просто не узнавал. Такой красивой вещи у меня еще никогда в жизни не было! В этом джемпере я был просто неотразим.
    Это была настоящая удача, а не покупка!
    Когда меня в обновке на этот раз увидели Ритка и Вова, на них не было лица. Мне показалось даже, что Ритке стало плохо.
    И снова между супругами возник скандал. И снова Ритка обещала Вовику завтра же исправить свою ошибку…

    На третий день, и снова без Вовы, мы зашли с Риткой в магазин «Sakta».
    Таких свитера и джемпера, как я купил, уже не было. Но был солидный  японский серый свитер из кашмилона. Жаль, конечно, что он был не шерстяной.  Но зато, он был именно такой по фасону, как я всегда мечтал! Настоящий классический толстый мужской свитер, и при этом ультрасовременный и модный!
    И Ритка снова не взяла!
    Из-за того, что не шерстяной, - опять Вове не понравится!
    А я в третий раз пошел в кассу и заплатил  40 рублей за этот свитер. Почти свитер моей мечты!
    На этот раз по дороге в Майори  Ритка упорно молчала. Молчал и я.
    В номере гостиницы я снова надел на себя очередную свою обновку. Японский
свитер на мне был тоже удивительно  хорош.  Красивая и добротная была вещь! И для спорта отличная, и так носить, - вполне интеллигентно и современно. И его плотный серый цвет хорошо сочетался с моими иссиня-черными блестящими волосами на голове, черными усиками над верхней губой и очками на носу в черной роговой оправе.
    Супруги на этот раз, молча, скрепя зубами, любовались очередной моей обновкой.  Но я  видел, что результат был тот же. И Ритке не миновать было очередного скандала.
    Она «пролетела»  и в этот  раз. И Вовик по ее вине тоже…
    Вот так, в течение трех дней, мой гардероб пополнился  в Риге тремя великолепными вещами. Эти вещи прослужили мне после того много лет, неизменно доставляя подлинное удовольствие. И это произошло, благодаря тому, что я покупал, почти не раздумывая, почти не придираясь к вещам по пустякам. Я поразил и удивил самое себя таким необычным подходом к решению поставленной мною задачи. Расчет оказался правильным.
    И я оказался в подлинном выигрыше. И осуществил тогда свою давнишнюю мечту! И, конечно же, это произошло, только благодаря моей маме…

    Тогда, в гостинице «Майори», Ритка и Вова просили меня продать им черный джемпер, но  я, конечно же, не согласился. И не жалею об этом…
      
  … А еще интересный случай произошел с нами в первых числах декабря, в Риге. Интересный в том смысле, что, скорее, оказался показательным!
    Надумали как-то мы, вчетвером, - я, рижанин Володя и Ритка с мужем,- пойти пообедать.
    Зашли в центре города в ресторан «Рига». Была вторая половина дня.
    В вестибюле ресторана нас внимательно осмотрел швейцар в ливрее, почему-то попросил Ритку показать, что у нее в сумке. А Ритка держала тогда в руке такую сумку из капрона, -наподобие нынешних пакетов, - в которой были наши бумаги по работе. Дело в том, что мы прибыли в Ригу после очередного своего вояжа на объект.
    Увидев в сумке у Ритки то, что он хотел… а, точнее, - не увидев того, что хотел, швейцар бесцеремонно раскрыл у нас, мужчин,  пальто вверху, и затем, как бы извиняясь, произнес:
    - Простите, но мы не можем принять вас в нашем ресторане! - и на наш недоуменный вопрос «А почему?», продолжил:
    - Мужчины должны быть в рубашках и галстуках!  А у дамы,- и он с почтительностью повернул голову в сторону Ритки, - должны быть чулки и туфли! Пожалуйста, приходите к нам в следующий раз!
    Крыть было нечем. На нашей даме были сапожки и теплые рейтузы. А в сумке у Ритки не было с собой туфель и чулков. И на нас троих не было, ни рубашек, ни галстуков.
    Ресторан «Рига» оказался не забегаловкой, как у нас, а был европейским заведением, где на культуру обращали внимание,  и где дорожили своей фирменной маркой. Вот так! И мы, извинившись,  вынуждены были уйти…
    Попрощавшись с Володей,  мы уехали снова по делам.  И к себе в Майори вернулись уже к вечеру.
    День выдался сумасшедшим, нормально поесть нам ни разу не удалось. И все трое мы были очень голодны. Забежали в гостиницу, наскоро привели себя в порядок, оставили лишнее  и помчались в свой ресторан, на центральной улице.
    Когда мы подошли к ресторану, наступило 22 часа. А ресторан, оказывается, работал до 22-х. Но, на нашу слезную просьбу, швейцар все же  открыл дверь,- пожалел нас, что мы целый день ничего не ели. У нас бы ни за что не пустили!
    Мы поблагодарили, быстренько разделись и поднялись в зал. Официантка без возражений сразу приняла у нас заказ. С голодухи мы всего назаказали, попросили и бутылочку хорошего вина, чтобы согреться.
    Ждать пришлось недолго. За это время я успел осмотреться, - мне было интересно.
    Небольшой оркестр в углу зала очень прилично и негромко играл хорошую музыку. Внимание привлекал к себе приятный, со вкусом отделанный вечерний интерьер и продуманное освещение.
    Кроме нас, через столик, сидела еще одна компания, - человек пять. А по центру зала, за столиком, средних лет мужчина в одиночестве читал газету.  Перед ним не было ничего, кроме чашки кофе. Газета и кофе. И это в одиннадцатом  часу  ночи!
    Компания явно собиралась уже  уходить. На их столе оставались следы обильной выпивки и еды.  Расплатившись, они выбрались  из-за стола и мирно, тихо разговаривая, ушли.
    Мужчина, допив свой кофе и сложив газету, ушел тоже. Из посетителей, кроме нас, в зале ресторана больше не оставалось никого. Принесли наш заказ, и мы накинулись на вино и еду. Ели и пили быстро, и молча, понимая, что не имеем права злоупотреблять гостеприимством. И все то время, пока мы ели, оркестр продолжал играть. Они прекратили игру только тогда, когда увидели, что наш ужин окончен. И начали спокойно собирать свои инструменты. А поодаль,  все время, пока мы ели, ждала официантка, никак не выказывая своего присутствия  и не торопя нас.
    Откровенно говоря, кроме чувства благодарности к этим людям, я еще испытывал и чувство удивления.
    Ну, скажите, кто стал бы вас обслуживать в ресторане после его закрытия?  Кто, ради вас одного, стал бы держать играющий оркестр?  Кто ночью в ресторане стал бы культурно и вежливо, без водки, с одним только кофе, обслуживать  мужчину?
    На все мои вопросы у нас был бы один категоричный ответ: «Никто!» А в Майори, в самом конце осени 1967 года,  я это видел своими глазами.   Поучительно…

    5 декабря 1967 года был День Конституции СССР. И, помня наш неудачный поход в ресторан «Рига», Володя заказал для всех нас на вечер этого дня столик в кафе «Луна». Об этом Володя заранее сообщил нам, как только мы в очередной раз приехали в Ригу.
    «Луна» , хотя и называлась кафе, на самом деле в ту пору была превосходным европейским рестораном, расположенным в самом центре старой Риги.
    В назначенное время, мы с Вовой,- в пиджаках и рубашках с галстуками, а также Ритка,- в чулках и с туфлями в сумке,- прибыли в «Луну». Володя уже ждал нас, но не один.
    С ним была очень симпатичная  молодая особа невысокого роста, которую Володя представил нам, как свою старинную подругу. Звали девушку Ира Кадочникова.
    В зале ресторана нас действительно ждал столик, сервированный и накрытый.
    Володя постарался на совесть, как действительный старожил Риги и знаток местной кухни. Все было прекрасно и очень вкусно. Я помню, что мы много пили и ели. И особенно мне запомнился не «Луковый клопс», который по нашей просьбе был и на этом столе, но к которому мы успели привыкнуть, а большое блюдо, полное копченых угрей.
    Такой рыбы я еще никогда не ел в своей жизни. Как это было вкусно!
    Оркестр играл прекрасную музыку, люди танцевали. Танцевали и мы. Правда, нас, мужчин, было трое, а женщин только две. И, хотя я был слегка пьян, все же заметил, что между Володей и Ириной нет близких отношений. Я не стал лезть Ирине в душу и выяснять подробности. Да меня это и не касалось. Ведь дома меня ждала Таня.
    Через какое-то время Ирина, - во время очередного танца со мной,- попросила меня проводить ее домой. Володя не возражал. Мы с Риткой и Вовой договорились, что я сам приеду в Майори. И мы с Ириной, поблагодарив и попрощавшись со всеми, покинули гостеприимную «Луну».
    Неспеша, мы шли пешком по поздним улочкам старой Риги.
    Город в этот час, заснеженный и чистый, производил необыкновенное впечатление. Мы двигались, словно два актера  по освещенной сцене удивительного театра. И это была красивая и фантастическая постановка.
    Людей почти не было. Редкие машины медленно толкали перед собой по снегу пятна яркого света и исчезали за поворотом. Рядом со мной шла очень симпатичная девушка, о существовании которой еще три часа назад я и не догадывался. А теперь она опиралась на мою правую руку, и я медленно вел ее по незнакомым мне улицам куда-то , где был ее дом.
    «Как странно иногда бывает в жизни,- думал я, - я, и иду с едва знакомой  мне девушкой  по прекрасному, но чужому для меня городу. И никто в мире,- ни моя мама, ни папа, ни моя Таня даже не догадываются, где я сейчас, что делаю, и с кем я? А я ночью бреду по городу, в котором только мечтал побывать. И любуюсь красотой ночной Риги! И, конечно, ощущение опирающейся девичьей руки  меня немного возбуждает. Но, мне нельзя забредать в своих мыслях куда-то далеко. Сейчас я здесь только гость. Да и территория не моя, а чужая».
    Мы продолжали  идти, молча. Ирина тоже была немного пьяна, и она тоже думала о чем-то своем. И, конечно, вряд ли догадывалась, о чем подумал ее новый знакомый.
    Наконец-то, примерно через полчаса нашей ночной прогулки мы остановились у одного из старых трехэтажных домов. Это был дом Ирины.
    Вошли в подъезд, - мне предстояло  проводить ее до двери, чтоб быть абсолютно спокойным, что довел ее благополучно. И, поднявшись по мрачной лестнице, какое-то время мы стояли на полутемной просторной  площадке третьего этажа и шепотом, чтобы не будить соседей, болтали о всякой чепухе.
    Мы все еще были немного пьяны. Видно, выпито было действительно много, если даже прогулка по холоду улиц ночной Риги не отрезвила нас. Ирина немного замерзла и грела свои ладони в моих. Интересно, когда она только успела просунуть свои ладошки в мои?..
    Я окончательно пришел в себя только тогда, когда вдруг услышал шепот Ирины:
    - Зайдешь ко мне?
    И я рухнул  с облаков хмеля на грешную землю, понимая, что делать этого не следовало по многим причинам, да и уходить мне давно уже было пора, - ведь мне еще предстояло ехать на электричке до Майори.
    Я напоследок что-то говорил,-  спокойное и приятное, чтобы ее не обидеть,- и поспешил  распрощаться. Она, кажется, поняла меня и не настаивала. И мы расстались с ней, как друзья, и как оказалось,- навсегда…

 …  В один из последующих дней наш неизменный гид по Риге, Володя, устроил всем нам неожиданный поход во Дворец спорта «Даугава», на матч по баскетболу между рижской командой «Даугава»  и ленинградским «Спартаком».
    И я должен признаться, что впервые в своей жизни смотрел тогда живой спортивный матч, а не по телевизору.
    Хотя, я спорт не люблю,- принципиально. Никакой его вид! Я за физкультуру, но против спорта!
    Причина в том, что, как я считаю, у физкультуры и спорта разные цели.
    У физкультуры - гармоничное развитие личности, а у спорта - результат любой ценой. Даже ценой травм и смертей! Кроме того, вокруг спорта много грязной коммерции, обман зрителей и болельщиков, разве это неправда?
    Кто мне возразит? А я уверен в своей правоте.
    Но, рассказывая сейчас о баскетбольном матче в Риге, я признаюсь, что живой матч тогда произвел на меня впечатление. И, прежде всего, игрой знаменитого в те времена на весь Советский Союз латышского баскетболиста  Ивара Круминьша. Такого игрока и такого человека я еще никогда в своей жизни не видел.
    Представьте себе,- по баскетбольной площадке не бегала, а ходила этакая горилла,- голова с полметра высотой, рост 2 метра 39 см,  размер обуви 49 см. Обувь ему шила фабрика  на заказ.  Руки у него висели  вдоль туловища, ниже колен. Походка, ну точно, как у гориллы, - плавно, неспеша, на полусогнутых ногах. И, когда его команда бежала по площадке в сторону своего щита,  Круминьш один спокойно топал к щиту противника, ожидая  передачу,  и не бросал, а просто клал  мяч в корзину.  Два очка! Вот это и запомнилось мне на всю жизнь.
    После матча, в дополнение к уже рассказанному о данных Круминьша, Володя поведал, что «Круминьш женат на маленькой армянке, и ездит на собственной двадцать первой «Волге».  И, когда он сидит в своей машине, то из нее видны только торчащие в окне колени и висящий из-под крыши тяжелый подбородок!»…

    И, наконец, последнее сильное впечатление о Риге.
    Мы купили билеты на концерт в знаменитый Домский собор! Конечно, идея пойти туда принадлежала мне.
    Само созерцание этого выдающегося здания ранней готики  уже счастье для архитектора, и незабываемое событие для любого человека.  А как гармонична и прекрасна площадь вокруг самого собора! Это непередаваемо. Это стоит того, чтобы увидеть, хоть раз…
    И еще одна достопримечательность,- это орган Домского собора.
    Он не менее знаменит во всем мире, чем сам собор. На тот момент , когда мы слушали его, это был третий орган в мире по своим музыкальным качествам. Играть на этом органе считается большой честью для любого органиста мира.
    И нам повезло его услышать!
    Мы имели честь присутствовать в Домском соборе на концерте главного органиста Нотр Дам де Пари, господина Пьера Кошро,- профессора Парижской консерватории!
    Его игра была изумительной! Токката и фуга «ре минор» Иоганна Себастьяна Баха воспринималась мною в Домском соборе настолько сильно, что, слушая ее, невольно, хотелось сползти со старинной скамьи и стать на колени.
    Неземная музыка органа, монументальная архитектура интерьера с парящими в вышине крестовыми сводами,- все это комплексно и очень сильно воздействует на человека.  Все глубоко продумано неизвестным «кельнским» зодчим,  и сделано, во имя Бога, человеком для человека. Сделано так, чтобы человек почувствовал здесь, как он мал и ничтожен, а Бог велик и недосягаем!
    Огромное и памятное на всю жизнь впечатление.
    И последнее, о чем мне хочется в этой связи сказать. Зодчий, создавший Домский собор,  был гениален еще и тем, что сумел добиться идеальной акустики зала собора. Игра органа одинаково хорошо слышна в любой точке внутри здания, где бы вы ни находились, даже, если по какой-то причине вы бы не хотели, чтобы вас видели.
    Вы, Бог и божественная музыка, и больше никого…

    Сегодня, когда я пишу эти строки, я очень благодарен Володе,- нашему неожиданному и такому прекрасному гиду по Риге,  и нашему товарищу по пребыванию в Латвии.
    Спасибо тебе, Володя! И я надеюсь, что жизнь твоя сложилась хорошо и счастливо. Ты хороший человек и достоин самого лучшего и доброго в жизни. Надеюсь, что так и было.
    Я не помню, к сожалению, ни твоей фамилии, ни как мы простились с тобой. Уверен,  что это было тепло и просто. Но, главное, что ты навсегда остался в моей памяти…

    С сожалением и легкой грустью я покидал  Латвию.
    И вот мы с Риткой и Вовой ехали в поезде дальнего следования домой. Задание по командировке было выполнено нами полностью. Но, кроме работы, мы везли  с собой богатейшие впечатления об этой удивительно прекрасной стране,- Латвии,- и ее замечательных, гостеприимных и культурных людях. Я увидел много. Но, еще больше осталось того, чего я не смог увидеть. Например, красавицу Гаую, удивительную реку Латвии.
    И еще мы везли  домой большой чемодан,  наполненный до края изумительными импортными  бюстгальтерами самых разных размеров, пофамильный  список  принадлежности которых спрятан был в моем кармане. И все они, в основном, были куплены  нами с Риткой в шикарном магазине «Sakta», в центре Риги.
    Наше прощание с Латвией закончилось  в Москве, когда мы покинули  отличный фирменный поезд  «Латвия»…
    Уже, уехав из Москвы в сторону Харькова, на сомнительно чистом, но достаточно скором поезде Москва-Сочи, мы зашли втроем в вагон-ресторан.
    И к нам, нехотя, подошла и села своей попой прямо на наш столик, спиной к нам, средних лет невзрачная официантка, и, держа в руках блокнот с ручкой,  заученно выдавила из себя, обращаясь куда-то в зал:
    - Ну, что будем заказывать?
    И, не дав нам даже открыть рот, сразу же заявила:
    - Есть только шницель с макаронами и чай!
    И мы, молча,  дружно переглянулись, потому что сообразили, что, наконец-то,  мы у себя дома! Прощай заграница!


                Эпилог
                к части первой.

    Через много лет после моего пребывания в Латвии, все пригородные поселки за Ригой в сторону Слоки, начиная с Лиелупе, а дальше, включая Булдури, Дзинтари и наш милый Майори, объединили в один горисполком, и назвали городом Юрмала.
    Так что теперь, описывая свою командировку, я был бы вправе говорить, что жил две недели в Юрмале.
    Но я не стал этого делать.
    Потому, что тогда, в самом начале зимы 1967 года, я все же жил на берегу Рижского залива Балтийского моря, в изумительном дачном поселке под названием Майори! 
    И мне это нравится гораздо больше…

    После нашего возвращения в Харьков я честно и подробно рассказал Тане обо всем, в том числе и о той ночи с Риткой в Майори.  Я дорожил Таней и не хотел, чтобы сплетни и кривотолки  испортили нам жизнь. Спасибо Тане, она поверила мне, а не последующим сплетням. Несмотря на свою молодость, ей хватило мудрости в правильной оценке событий, происшедших со мной.
    Ритка же ходила по всем углам института, и о нашей командировке охотно шушукалась со всеми. И о том, каким неожиданно стойким оказался  я. И о том, что, кроме своей Тани, я там ни о ком не думал. И всем своим видом Ритка давала понять, что это ее и не удивило, и не задело. И вообще, как говорится, ей не очень-то и хотелось.
    Но, как мне показалось, институт этим рассказам Ритки не поверил. И разговоров хватило недели на две. Ритку подкалывали все, кому ни лень. А она хихикала и отбрыкивалась. Я же на эту тему ни с кем не разговаривал. И никогда ничего не обсуждал, считая это недостойным мужчины. И, если Ритка трепалась на эту тему на каждом углу, то, в конце концов, - это было ее дело.
    Постепенно в институте все успокоились. И через какое-то время об этом забыли. И я рассказал об этом только сейчас, когда прошло так много лет…
    После развала Советского Союза Ритка с семьей уехала в Соединенные Штаты Америки.  И с тех пор я ничего о ней не слышал.  Надеюсь, что там она стала счастливее, если смогла…

    Но, вот, уже в 1972 году, в конце апреля, история моего пребывания в Латвии вдруг получила совершенно неожиданное напоминание. И где бы вы думали? В Самарканде!
    До тех пор я считал, что такое приключается только в книгах, или кино. Но жизнь куда интереснее и неожиданнее, чем любая выдумка.
    Став Лауреатом республиканского конкурса молодых специалистов, я был направлен, в качестве награды, в поездку по городам Узбекистана.
    Прилетев из Ташкента в Самарканд, я остановился в гостинице при аэропорте. Гостиница была очень современной, и мой номер был рассчитан на двоих.
    Обследовав архитектурные достопримечательности города, я слетал на сутки в Бухару.
    А когда возвратился в Самарканд, в моем номере поменялся сосед.
    Им оказался высокий симпатичный молодой человек. Мы представились друг другу и через несколько минут вдвоем отправились в ресторан при гостинице, пообедать и отметить наше знакомство. Должен признаться, что мы с этим парнем сразу же понравились друг другу.
    Посетителей в ресторане было мало в ту пору года. И нас обслужили быстро и хорошо. Обед был вкусным и сытным. Мы ели шурпу, пили коньяк и много говорили. Обо всем на свете. Закончив обед, вышли на улицу и присели на скамейку,- продолжить наш разговор, отдохнуть от обеда и покурить.
    Невдалеке от нас молодой узбек в белой тужурке, размахивая картонкой,  жарил на железном мангале шашлык из рубленой баранины. Дым и аппетитный запах полз мимо нас и смешивался с дымом от двух наших сигарет. Но мы, кажется, не замечали этого.
    Из рассказа моего нового знакомого я узнал, что он закончил в Киеве институт гражданской авиации. И, на тот момент, по направлению института,  работал в Риге. В Самарканд  он приехал в командировку. Я был обрадован и удивлен одновременно. Как много совпадений было сразу! Земляк, с Украины. А вот теперь из Риги, где я тоже был.
    Я не преминул ему об этом сказать. И добавил, что в Риге у меня осталась знакомая девушка, Ира Кадочникова.
    - А какая она?- внезапно, с неожиданным интересом, спросил он меня. И добавил:
    - Будьте добры, опишите мне ее!
    Я попробовал дать краткий словесный портрет своей рижской знакомой.
    На лице у парня отразилось удивление.
    - А знаете, описанный Вами портрет в точности совпадает с невестой моего друга в Риге. И я хорошо знаю Иру Кадочникову! Она действительно живет там, где Вы и рассказали. На днях у них свадьба, а меня пригласили быть их шафером…
    Откровенно говоря, меня в тот момент  прошиб пот от его признания. Как хорошо, что я,  по глупости, или из-за ложной мужской бравады, не ославил случайной напраслиной далекую девушку. А ведь от одного неосторожного признания я мог испортить жизнь человеку, сам того не подозревая. Все-таки хорошо никогда не болтать лишнего о женщине. Это, оказывается, не только по-мужски и порядочно. А, главное, не навредит никому.
    После этого случая я твердо убедился в том, что «большая деревня» не только мой родной город, но и весь Советский Союз. Ну-ка, представьте себе, какие концы,- Харьков, Киев, Рига и Самарканд. А разные люди из этих городов неожиданно связались одной ниточкой, и судьбы их соприкоснулись…
   




                Часть вторая.
                Эстония.

    Прошли два года. За это время мы с Таней поженились, а в апреле 1969 года у нас родился  первый сын  Михаил. И в том же месяце, получив согласие жены и оставив ее и новорожденного сына на своих маму и тещу, в составе делегации молодых архитекторов от Союза Архитекторов СССР я впервые уехал в Эстонию.
    Это была вторая страна советской Прибалтики, куда я попал.
    Кроме чисто профессионального  интереса, у меня были и два других.   Обязательно нужно было купить  для новорожденного сына деревянную кроватку, а себе - приличный костюм. Что касается костюма, то это так, между прочим, если получится. А что касается хорошей детской кроватки, которой у нас в то время в Харькове не было,  то я был почти  уверен, что кроватку в Эстонии точно куплю. Я знал, что там хорошо было развито производство мебели и изделий из древесины. Этим Эстония славилась.
    Сегодня, когда я пишу про эту поездку, совершенно не помню ничего, что было связано с самим путем до Таллина. Делегация наша была большой, компания, практически, вся молодая. Было не скучно, было с кем и о чем поговорить. Возможно, поэтому сам путь  не сохранился в моей памяти. Но, в данном случае, особенного значения это не имеет.

    Город Таллин* встретил нас в буквальном и в переносном смысле. На вокзале нас действительно встретил представитель Союза Архитекторов Эстонии и повез в гостиницу, где для нас были зарезервированы места. По пути наш гид,- средних лет эстонец-архитектор,- рассказывал о плане нашего пребывания в Таллине. И это,  с одной стороны, было очень заманчиво, а, с другой стороны, абсолютно непонятно, потому, что мы ничего еще не знали об Эстонии, и о Таллине, в частности.
    И те названия, которые сыпались на нас из уст нашего гида, ни о чем еще нам не говорили.
    При первом моем взгляде на город, он меня просто поразил. Невольно я сравнивал его с виденной мною Ригой. Но сравнивать было нельзя. Рига была
по-своему прекрасна. А Таллин, на мой взгляд,  был, пожалуй, еще интересней. Как готический  средневековый город. Архитектура города была более выраженной, более скандинавской, что ли. И старый город был больше, чем в Риге. И еще поразило то, что, в отличие от плоского рельефа Риги, Таллин стоит на резко выраженном рельефе.
    «Вышгород», - верхний город,- наиболее старая часть  средневекового Таллина, с остатками средневекового замка и круглой  высокой  крепостной башней под названием «Длинный Герман», действительно размещен на вершине горы. И, как говорили нам эстонцы,  в хорошую погоду с Длинного Германа видна столица Финляндии, город  Хельсинки, до которого через Балтийское море 74 км.
    В средневековых домах Вышгорода  и сейчас живут люди. В этих домах до сих пор работает канализация и водопровод  ХV века. И выселить людей оттуда городским властям города  не удается. Как нам объяснили,  у этих людей жилая площадь в домах, в расчете на одного человека, такая, как в современных панельных домах только еще планируется на далекую перспективу.
    И люди согласны «терпеть» отлично работающую средневековую свинцовую кана-
лизацию, ради больших площадей квартир. Да и жить в самом центре города они давно привыкли и не хотят никуда уходить, даже в самый современный район города, Мустамяэ, который расположен на дальней городской окраине.
    Там, в Вышгороде,  расположена также Домская церковь, очень красивая, но не столь большая, как Домский собор Риги. Да и орган там поменьше и не такой знаменитый и роскошный.
    Рядом с Домской церковью размещены городские административные здания, а сейчас там размещается  Правительство государства  Эстонии. Это так, к слову.
    Наверху, в Вышгороде, размещена смотровая площадка, с которой открывается
изумительная панорама Таллина, с многочисленными черепичными крышами старых
домов и с видом на остроконечный шпиль баптистской церкви Олевисте, подпирающий само небо.
    А в стороне виден другой шпиль,- Таллинской городской ратуши,- со знаменитым флюгером в виде средневекового воина Старого Томаса, который вечно охраняет город, наблюдая за ним сверху.
    Панорама, открывающаяся со смотровой площадки, настолько же прекрасна, насколько и знаменита. Она показана в очень многих советских художественных фильмах, где Таллин выступал в роли различных европейских городов, - немецких, французских и швейцарских.
    Потрясающе смотрится и Балтийское море с высоты Вышгорода. Ведь Таллин стоит на самом берегу Балтики, и, как и Рига, является крупным Балтийским торговым и морским портом.

    Между прочим, в те времена, о которых я рассказываю, между СССР и Финляндией существовала так называемая полупроводниковая связь. То есть, советскому человеку, чтобы выехать в Финляндию, нужна была виза. А финну, чтобы приехать в СССР, достаточно было только купить билет. Но, правда, дальше Ленинграда, Риги и Таллина финнам ехать не разрешалось. А им и не надо было!
    В первый раз, приехав в свои выходные, к примеру, в Таллин, финны с интересом осматривали город.  А в следующий раз, накупив водки, они закрывались у себя в гостинице и только  тем и занимались, что упивались до умопомрачения.  Все еще пьяными их грузили потом прямо на корабль, отправлявшийся в Хельсинки.
    На следующие выходные все повторялось сначала.
    Дело в том, что в Финляндии был «сухой закон». А нашим торгашам было выгодно принимать и поить финнов. И можно только представить, сколько денег они оставляли в наших припортовых городах,  и, в частности, в Таллине.
    Это - довольно любопытная деталь, о которой я узнал в Таллине. Но, пойдем в нашем рассказе дальше.
    С Вышгорода в Нижний город спускается красивая средневековая улица Люхике Ялг, что по-русски значит Длинный чулок. На этой узкой улице нет ни одного дерева. Только каменные тротуары и брусчатая мостовая. А внизу, у выхода к морю, Люхике Ялг проскакивает через закругленную арку каменной  башни Толстая Маргарита.
    Башня средневековая и действительно очень толстая и круглая! Сквозь нее, как из трубы,  прямо в лицо резко дует влажный морской ветер с Балтики.
    Я в одиночестве бродил по городу.  Был конец апреля. Было сыро и холодно. Невольно, я поднял  воротник и плотнее запахнул  на себе теплый серый плащ.  И одновременно вынужден был придерживать  рукой  фетровую каскетку на голове, чтобы ее не сдуло. Мне было неуютно.
    Я круто развернулся,  и с острым желанием согреться  быстро возвратился  назад, где у подножия Вышгорода, прямо в скале, ранее приметил любопытный средневековый погребок, в котором  таллинцы,  как оказалось,  устроили великолепный бар, где подавали потрясающий напиток, которого у нас не знали, - горячий пунш!
    Открыл тяжелую дубовую дверь, обитую по углам железом. На двери были тяжелые кованые железные петли. Ощущение сразу возникло такое, что я оказался не в сегодняшнем дне,  и на мне было не пальто, или плащ, а доспехи или кольчуга. Сразу за дверью шли ступени старинной лестницы, ведущей под своды кирпичного погреба. Оттуда, изнутри, бил  в нос сильный хмельной и прокисший запах горячего пунша. Спутать этот запах нельзя было ни с чем. Им пропитано было здесь все: кирпич сводов, дубовые столы и лавки, одежда многочисленных посетителей,  курящих  сигареты и трубки. И густой дым табака смешивался  с запахом пунша, отчего люди сидели, как в тумане, одуревшие и разморенные…
    Из бара я вышел через час, согревшийся и слегка-слегка  навеселе.
    Но, глубоко впитавшийся в мою одежду запах пунша настойчиво провожал меня  до самого центра города.  Здесь я затерялся среди узких старинных улочек и, наконец, оказался на одной из них,- улице Виру,- где в самом начале, по обе стороны ее входа, очень красиво разместились так называемые  «Вирусские ворота» в виде двух башенок, увенчанных остроконечными  красными черепичными шатрами.
    Я не уставал крутить головой и понимал, что повсюду можно было бы поставить этюдник и писать этюды, или создавать графические листы. Жаль, что у меня не было с собой ничего для рисования, да и времени, толком,  не было тоже. В тот день у меня было время только, чтобы  самому побродить по городу. И я старался посвятить его для своих личных дел и увидеть, как можно больше. Я знал по опыту, что в незнакомом городе  относительно много  можно увидеть только пешком и в одиночку. Тогда никто тебе не мешает и не отвлекает. И не нужно приспосабливаться  к чужому вкусу. И твои собственные интересы не скрещиваются, даже случайно,  с чужими.  Да и восприятие тогда наиболее реально, индивидуально  и запоминается навсегда.
    В тот раз я оказался в центральном универмаге  и, почти сразу же, нашел на себя потрясающий костюм. Для меня это была очень приятная неожиданность!
    Костюм был финский, фирмы « Tiklas», красивого темно-синего цвета,- как пережженная стальная стружка. Фирма- законодатель мировой мужской моды! Никак не меньше! Об этом было написано на красивом фирменном лейбле, висевшем на пиджаке. Костюм действительно был безукоризненный.
    Я надел его в примерочной и увидел, что из зеркала на меня смотрит совсем другой человек,- больше похожий  на европейского архитектора, чем на приезжего из Харькова.
    Вновь переоделся в свое и вышел из примерочной. А затем пошел в кассу и без колебаний заплатил  за костюм 105 рублей.  Одна из намеченных мною задач была выполнена! Причем та, на положительное решение которой я не очень-то рассчитывал. Однако, результат превзошел все мои ожидания! Хотя, насчет «колебаний» у кассы замечу, что на тот момент моя месячная зарплата составляла 100 рублей!
    Затем я нашел мебельный магазин, причем почти рядом со своей гостиницей. И в этом магазине я без особого труда  нашел отличную деревянную кроватку для  сына. Кроватка была эстонского производства, но по дизайну представляла  собой точную копию чешской. И качество было отличное, не хуже чешского.
    У продавца магазина я узнал, что эта кроватка была  в продаже постоянно. И я принял решение не покупать ее сразу же. «Я куплю ее перед отъездом, когда буду с группой, - ребята мне помогут ее нести!» С такой мыслью я и ушел домой, - к себе в гостиницу.
    На следующий день,- а он оказался для нас очень насыщенным,- всей группой мы встретились с главным архитектором города Таллина  Мартом Портом.
    Март Порт оказался большим, на вид мужественным человеком, с крупно вырезанными умелыми руками скульптора чертами лица и мощными руками. Он больше походил на финна-лесоруба, чем на интеллигентного  архитектора.
    У нас с ним состоялся очень интересный разговор об архитектурном проектировании в Эстонии, о перспективах развития города Таллина. А еще он рассказал нам об интересной женщине, известном эстонском  архитекторе  Вальве  Пормайстер, которая спроектировала очень интересный комплекс зданий в поселке Куртна, под Таллином, а также Павильон цветочной выставки в парке Кадриорг, в Таллине.
    Март Порт, который возглавлял в то время и Союз Архитекторов Эстонии, заверил нас, что нам покажут все эти постройки, а еще нас свозят в Охотничий дом архитекторов, в лесу под Таллином, и в пригород Таллина, где построен был интересный комплекс автомобильного кэмпинга.  В самом городе нам обещали также показать комплекс Таллинского политехнического института и новый жилой район Мустамяэ.
    И обещание Марта Порта было выполнено. Нас везде повозили на автобусе. И все показали.
    Я не стану превращать свое повествование о поездке в Эстонию в глубокий архитектурный анализ всего, что увидел. Не это цель моего рассказа, хотя, увиденное мною имело глубокий смысл и огромную пользу для меня и других таких же, как и я, молодых архитекторов  Харькова.
    Все, что я сейчас рассказываю, преследует совсем другую цель.
    Это, во-первых, сохранить в памяти  само событие, происшедшее в моей жизни, мои ощущения  и впечатления от виденного.
    А, во-вторых, и самое главное, наверное, - это попробовать  осмыслить для себя тот факт, почему коренные жители  Прибалтийских республик так сопротивлялись насильному  присоединению их стран с 1945 года к Великому Советскому Союзу.
    Откуда была такая неприязнь всех, без исключения, прибалтов  к русским? А к ним, русским, тогда причислял себя и я. Ведь и латыши, и эстонцы, и, особенно, литовцы, воспринимали тогда всех нас, живущих не у них, на их земле, не иначе, как русскими.
    Я нисколько не хочу принизить русский народ тем, что сейчас пишу. Я только хочу попытаться дать свою оценку всему тому, что сам видел и воспринимал тогда, будучи  в Прибалтике.
    А как быть с тем фактом, что в момент развала Советского Союза в 1991 году первыми вышли из его состава именно Литва, Эстония и Латвия? Разве это не подтверждение моей мысли?
    И, если уж быть объективным, все худшее, что мне удалось увидеть тогда в Прибалтике, очень уж попахивало нашим, советским.  Тем, что миллион раз видено было у себя дома.  И, это было, скорее,  признаком бывшей у нас в то время системы, а не следствием отсутствия таланта.
    Я считаю, что особенно пострадала от нас тогда Латвия. Может быть потому, что была к советской власти наиболее лояльна, еще со времен латышских стрелков, после революции 1917 года.  Латвия была наиболее близка нам, даже в современной архитектуре и строительстве.  Хотя, как я уже рассказал, культура в Латвии  резко выделялась на фоне отсутствия таковой у нас. В таком случае можно лишь представить себе, как же отличалась культура Эстонии и Литвы от нашей. Еще на порядок!
    Итак, на мой взгляд, главной причиной неприятия всеми прибалтами всего советского ( воспринимай «русского»)  было именно стремление защититься от надвигавшегося на них нашего бескультурья во всем,- в архитектуре, строительстве, производстве всех видов продукции, одежде, слове, поведении, искусстве. Во всем.
    Мы просто не могли дать жителям Балтии  ничего хорошего. Могли только разрушить то хорошее, что у них еще было. А они этого не хотели.
    Думаю, что в этом был весь «секрет» их отношения к нам. Но, я их за это не порицаю. Я понимаю их и приветствую. Жаль только, что они не смогли перевоспитать нас,- окультурить, что ли. Нам бы это совсем не помешало. Даже сейчас нам не поздно учиться у них культуре  и аккуратности во всем, бережному отношению к природе.
    Главное, - самим осознать свое бескультурье,  и хоть что-то с этим делать! Достаточно только оглянуться вокруг себя, увидеть, услышать, потрогать.  И еще, чтобы нам хватило ума признаться себе в этом и пожелать стать лучше, не хуже любого прибалта.  Тогда и у нас появится шанс рассчитывать на европейское будущее, и европейцы станут относиться к нам иначе…

    Я позволил себе несколько отступить от своего повествования. Но это отступление призвано лучше понять мотивы, которые двигали мною в познании  виденного и слышанного мною в Прибалтике.
    Это было, как бы между строк той жизненной книги, которую я «читал» в своих поездках туда…

    Итак, я снова возвращаюсь в Таллин 1969 года. Жилой район Мустамяэ. Огромный современный панельный  девятиэтажный район на окраине старого города.  Дома вокруг типовые, но «свои», эстонские. И заметно  отличались от наших в лучшую сторону.  Они  были  более интересны и более человечны,  и меньше похожи на простые коробки. И общественный центр района был индивидуальным, красивым, с выдумкой.
    Мне он запомнился, - одноэтажный центр, с забавным названием «А,В,С». Входы в него были расположены  с трех, или четырех сторон, - и это было очень удобно. Внутри были размещены все нужные магазины и разная обслуга. В архитектуре было широко использовано витринное стекло и стальной каркас.
    Вообще, в Мустамяэ было много зелени, красивое благоустройство, ничего не было брошено после строительства домов, как это часто делалось у нас. Все было доведено до ума, закончено, чисто.
    На своей окраине жилой район Мустамяэ упирался  в крутую возвышенность со стороны, противоположной морю. И там, на этой возвышенности,  расположено  большое пресное  озеро.
    Я не видел его, но, сопровождавший нас гид-архитектор рассказал всем нам интересную легенду, которая  бытует в Таллине на протяжении многих веков.

... Живет-де  в этом озере злая волшебница, которая предупредила горожан Таллина, что, как только в городе закончится последняя стройка, в тот же миг она выпустит воды озера прямо на город и затопит его. И все жители утонут.
    А для этого каждый год представители города должны приходить к озеру и докладывать волшебнице, - закончили ли горожане строить город?
    И с тех пор, на протяжении многих веков, приходят к озеру люди и говорят  волшебнице: «Нет, не закончили мы строить свой город. Выйди сама из озера и посмотри!»
    И в том году, перед тем, как мы туда приехали, волшебница тоже вышла и увидела, что над Мустамяэ стояли и работали башенные краны. Стройка все еще шла, и ей не было конца. И город Таллин  продолжал  свою жизнь, а волшебница ни с чем возвратилась к себе в озеро, чтобы  ждать следующего раза.
    Но, после Мустамяэ, жители города, наверняка, начали строить другой жилой район, или  перестраивать старый. И так будет всегда!…

    После осмотра района Мустамяэ,  нас повезли смотреть комплекс Таллинского политехнического института.
    Мы осматривали его всей группой.  Но, рядом со мной,  на протяжении всей экскурсии,  был мой коллега из Украинского филиала  Гипровуза  Виктор Алексеев. И это было хорошо.  Виктор был намного старше меня. Но, с ним у меня всегда были хорошие  отношения. Мы давно были знакомы. А в данном случае, Виктор, как специалист по вузам, помогал  мне осмысливать все, что нам показывали. Политехнический институт отличался своей технологией и архитектурными решениями,  многим из которых можно было поучиться и нам.
    Этот осмотр произвел на меня тогда сильное впечатление.
    Знал бы я тогда, что пройдет много лет, и мне придется работать вместе с Виктором Алексеевым, в Гипровузе. И эта экскурсия,  бесспорно, в последующем, принесет конкретную пользу  в моей будущей работе.
    Одно могу сказать, что, не вдаваясь в подробности, тогда, в Политехническом институте мы  увидели много прекрасных архитектурных решений, свойственных, скорее, Скандинавским странам, чем Советскому Союзу. И многое из них было для нас тогда недоступно. Не потому, что нам, украинским архитекторам, не хватало таланта.
    Наши строительные нормы, жесточайшая экономия при строительстве,  жуткое качество самого строительства, и, главное, отношение к труду архитектора, - все это не позволяло нам сделать ничего по-настоящему красивого и интересного.
    А я всю жизнь не уставал повторять, при каждом архитектурном обсуждении:
    - Бесплатной красоты в Архитектуре не бывает!
    И это было мое глубокое убеждение, основанное на многолетнем опыте архитектора.
    Прошло много лет после моей поездки в Таллин, и, когда я уже работал в Гипровузе главным архитектором проектов, довелось мне быть в головном нашем институте, в Москве. И из уст архитектора Потокина,- тогдашнего генерального директора Гипровуза,- я услышал фразу, которая подтвердила, что не один я так тогда думал:
    - Что же Вы хотите?- горячо обращался товарищ  Потокин к кому-то,- канарейку за копейку? И чтобы она Вам еще и басом пела?
    Мне очень понравилось тогда это выражение. Как оказалось, Потокин любил повторять эту фразу. Крупный  и солидный человек, известный архитектор в Союзе,  Александр Потокин пользовался  большим авторитетом. И эту его фразу я потом слышал неоднократно и у себя, в Харькове, в Украинском филиале Гипровуза.
    Но, если у нас и говорили о вреде бесконечной экономии в архитектуре, то это так и оставалось одним лишь разговором. И дальше, в дело, не шло.
    А в Прибалтике, в то же самое время, архитекторы создавали шедевры, пока мы об этом только мечтали. И само общество Эстонии и Литвы, в частности, помогало своим архитекторам. Собственным отношением к ним и к тому, что они делали…
      
    После осмотра Политехнического института  мы вернулись в город, на северо-восток, в так называемый район Пирита, расположенный у моря.
    Здесь находится  старинный парк Кадриорг. Очень красивый и ухоженный.
    В парке до сих пор стоит роскошный дворец, построенный выдающимся зодчим Растрелли в XVIII веке по Высочайшему повелению Екатерины II.  Дворец
по-прежнему манит к себе голубизной своих стен, с золотой и белой отделкой деталей, как и все постройки Растрелли. Как драгоценная шкатулка, дворец  спрятан среди яркой зелени парка. И это замечательный пример русского барокко в Таллине, то есть в Ревеле, как этот город именовался  раньше, при царице Екатерине.
    За парком Кадриорг расположено  Лесокладбище. Нам показали его. И при том,  что тема эта не очень веселая, но, увидеть это оказалось тоже полезно. Потому, хотя бы, что совсем не похоже это было на наши кладбища. Опять же, своей культурой.
    Здесь были современные захоронения. Никаких оград. Только над каждой могилой стоял вертикальный камень из гранита, с лицевой полированной стороной, на которой были выбиты: католический крест, фамилия и имя, и две даты, - только годы. Никаких эпитафий и других надписей.
    Перед камнем расстилалась ровная горизонтальная  площадка, густо посыпанная  мелким гравием. Возле камня стояли дорогая ваза для цветов и хороший подсвечник с красивой декоративной свечой.  Траурные ленты с венков были собраны вместе и аккуратно подвязаны в сложенном виде к березе, или другому дереву, росшему рядом с могилой. А деревья здесь были вокруг, повсюду. Ведь могилы были просто в лесу, между деревьями.
    И сразу же возникал  чисто наш, русский вопрос, который сам собой возникал в голове, после всего увиденного, о чем я только что рассказал. И наш гид сообщил, что «нет, никто, никогда  не становится ногами на ту площадку, что перед камнем. Далее. Никто, никогда не ворует дорогие вазы для цветов и подсвечники, и не трогает ленты. Пока не придет срок, после которого ленты с дерева снимут»…
    Мы уходили с кладбища, размышляя о том, что увидели. Как все это не походило на наши кладбища! Все было скромно и, вместе с тем, очень достойно и культурно. И это был еще один полезный урок, который  нам преподали  эстонцы. Мне он запомнился на всю жизнь.
    Лесокладбище проводило нас, живых, развалинами старинного католического монастыря в Пирита, треугольная стена которого с множеством маленьких пустых окошек застыла на фоне голубого неба, по которому медленно плыли в сторону моря белые облака. Здесь, у этой стены были сняты многие кинокадры из разных советских кинофильмов. Но, это, опять же, к слову…

    Мы вновь сели в автобус, и нас повезли на другую сторону Таллинского залива, в место, называемое  «Рокка-аль-марэ». Оно расположено  на юго-западе,  под Таллином, на очень высоком берегу Балтийского моря.  Здесь очень удачно был размещен современный Автокэмпинг.
    Очень интересный  оказался архитектурный комплекс. И скандинавский по архитектуре  и по своему бережному отношению к окружающей природе.
    Я не буду останавливаться на его архитектурных достоинствах, которых было много. Необычным  оказалось  другое, - название места. А название итальянское. «Рокка-аль-марэ», - «Скала у моря».
    Само это место, как нам рассказали, было излюбленным местом отдыха  местных горожан.  И оно действительно  очень живописное и необыкновенно  красивое.  С высокого берега здесь открывается изумительная панорама Балтийского моря.
    От самого берега, на полкилометра в море, самой природой  разбросаны крупные  и мелкие гранитные валуны. Их здесь много.  И, стоило мне только немного пофантазировать, как они напомнили мне полчище  средневековых рыцарей, выходящих на берег из хмурых вод залива.
    Казалось, что они брели  по воде, или стояли в ней, а на сам берег выйти не могли. И медленные, низкие и длинные волны лениво подталкивали их в спины…
    На всем протяжении залива море здесь очень мелкое. И камни лежат на дне, и прекрасно видны сверху. Удивительный и необычный вид.
    На этом высоком берегу, недалеко от Автокэмпинга, когда-то, в 60-е годы XX века, были построены декорации Датского замка. Здесь снимали советский кинофильм «Гамлет» с Иннокентием Смоктуновским в главной роли. И в кадрах фильма видны были волны сурового Северного моря и валуны. Но, на самом деле, это были  и море, и валуны «Рокка-аль-марэ»…

    О поездке в поселок Куртна, расположенный в 60-и километрах от Таллина, можно написать отдельное эссе. Но это был бы сугубо архитектурный очерк. Здесь эстонский архитектор  Вальве Пормайстер построила комплекс зданий НИИ птицеводства. И здание, вроде бы, небольшое,- всего-то  два этажа. Но построено с большим  вкусом, очень культурно  и непривычно для нас,- архитекторов Украины. Вальве Пормайстер за этот комплекс была удостоена сразу двух Государственных премий,- Эстонской ССР и СССР.
    Я считаю, что талант этого архитектора был отмечен по достоинству. Ее работа стоила того. Да и ее здание Цветочного павильона в парке Кадриорг, в Таллине, также выделялось вкусом и простотой.  Вальве Пормайстер  бесспорно - настоящий архитектор.
    Интересны еще два эпизода, связанные с поездкой в поселок Куртна.

    Во-первых, не доезжая до самого поселка, мы увидели прямо посреди открытого колхозного поля  большое красивое здание, с очень современными архитектурными формами, увенчанное покрытием  в виде крупных складок. Это здание привлекло внимание всей нашей группы.
    На наш вопрос:  «Что это?»  -  наш гид ответил, что это - Международный  выставочный павильон сельскохозяйственной техники. Абсолютно необычное для нас решение. Выставка, и не где-нибудь, в городе, а посреди поля, так сказать, ближе к селу, к земле.
    В тот момент никакой выставки там не было, и мы медленно проехали мимо.

    И, во-вторых, по пути нас завезли в настоящий лес, в самую его глубину. Лес был сосновым, старым. Огромные сосны стройными мачтами подпирали  прохладное небо.
    Здесь, в лесу, нам показали симпатичный рубленный двухэтажный Дом охотника, принадлежавший  Союзу Архитекторов Эстонской ССР.
    В тот момент, когда нас туда привезли, в доме не было отдыхающих, и нас поводили по нему и все показали. Нам понравилось все, - и как дом спроектирован и построен, и как он поставлен в лесу, на самом верху берега лесной речки. В доме, кроме спальных комнат на целую компанию, были каминный зал на первом этаже, с открытым по центру камином, в виде костра-очага на подиуме, и симпатичная сауна с парилкой, но без душа, или бассейна.  Вместо этого, от сауны вниз шла лестница, прямо в речку. Все лаконично, просто, на первый взгляд, и с большим  вкусом.
    Знаете, этот эстонский вкус ощущался везде и во всех постройках, которые мы видели. Мне стало казаться, и, думаю, что я не ошибся, что это было врожденным  качеством всех эстонцев, частью  их менталитета. И, если вдуматься, то во всем им  можно было только по-хорошему позавидовать.
    А еще, стоило бы у них этому поучиться.

    А вот, что мне хочется отметить особо, так это то, как в Эстонии относятся к архитекторам  и к их труду.
    В Эстонии архитектора почитают. Здесь его труд любят и уважают. Мне неоднократно приводили примеры, когда даже государственные органы, такие, как пожарная инспекция, идут навстречу архитектору и согласовывают такие решения, которые у нас, по общесоюзным нормам, были запрещены. В Эстонии государственные службы надзора на многое закрывали глаза, если архитектурное решение по-настоящему было интересно. Архитектору в Эстонии позволяли почти все, ради того, чтобы здание получило оригинальный облик.  Вот тогда налицо был и результат,-  красивая и интересная архитектура города и поселка. То, что для нас было недосягаемо. И то, чем, я уверен в этом, потом гордились и гордятся до сих пор эстонцы.
    Нам оставалось и в этом только позавидовать им.
    Кстати, в этом Эстония в точности повторяла страны Скандинавии. Там архитектор -самый уважаемый и ценимый в стране человек!

    И последнее, относительно моей поездки в Эстонию. Но это совсем не относится к Архитектуре.
    Все мое пребывание в Таллине омрачил один факт. У меня сильно болел зуб!
    Он начал болеть еще дома. А в пути  и в Таллине, я уже жил только на анальгине. Дошло до того, что мой организм перестал на него реагировать. И я просто вынужден был терпеть боль.
    Но, несмотря на это, я умудрялся воспринимать все, что видел, и впечатления  об Эстонии остались со мной на всю последующую жизнь.  Это поистине достойная страна. И люди в ней достойны глубокого уважения. Повторяю, нам есть чему у них поучиться.
    Мы уезжали из Таллина на поезде через Ленинград.  Было 30 апреля.
    И всю дорогу до вокзала вся наша многочисленная группа молодых архитекторов несла по частям купленную мною отличную эстонскую деревянную кроватку с матрацем для моего сына. И я был очень благодарен ребятам за их помощь.
    Впереди по программе поездки был Ленинград. Но мне было не до него.
    Прибыв туда 1 мая, я попрощался со своей группой, и сразу же с Московского вокзала уехал в Харьков, первым же поездом.  Теперь в моих мыслях было только одно желание, - поскорее добраться до своего стоматолога Быковой…
    Уже дома, сидя в кресле врача, мне пришлось потерпеть только мгновение, пока маленькая  и хрупкая, жутко близорукая Быкова в своих комичных круглых очках-велосипедах, но, на удивление,  с сильными и очень умелыми руками,  ни вскрыла мне больной зуб. И мучительная, и такая долгая боль тут же исчезла. Все, что было потом, для меня почти не имело значения. Умница Быкова сделала все быстро и, как надо.
    А я, помню, подумал тогда одно. Стоило ли столько времени терпеть боль, мучиться и отравлять свою поездку, если надо было только набраться мужества и пойти к врачу? И потерпеть только минуту, а не страдать долгие дни и часы. И эта мысль была абсолютно правильной! Но!
    Но, я, как и многие мужики,  так и остался на всю жизнь трусом, как ни стыдно в этом признаться. Стук металлических щипцов в кювете и долетающий в коридор ожидания визг бормашины всегда приводил меня в тихую панику. И к зубному врачу я всегда шел только, когда припекало.
    И ничего с собой я не мог поделать. И еще, я всю жизнь терпеть не мог врачей и больницы. Но, это уже совсем иная история…

    Казалось бы,  поставлена последняя точка в рассказе о Таллине.
    Но, из памяти  вдруг всплывает совсем маленький эпизод, относящийся к этой поездке. Я вдруг вспомнил, что привез тогда из Таллина не только деревянную кроватку для своего первенца. Специально для своего отца я привез, в качестве сувенира,  бутылку знаменитого в те времена ликера «Старый Таллин» («Vana Tallin»). Я написал в скобках название этого потрясающего напитка так, как он назывался по-настоящему, на эстонском языке. Надеюсь, что написал без ошибки. Хотя могу в чем-то и ошибиться. Ведь прошло так много лет. Бутылка была стеклянной, в виде крепостной башни Длинный Герман. Я знаю, что тогда этот таллинский ликер выпускали и в керамических бутылках. Но, мне в магазине попался именно такой.
    Главное, что ликер в бутылке был потрясающим,- необыкновенно вкусным и крепким. Как сейчас помню, что крепость напитка была 42 градуса. Сравнимо, разве что с коньяком.
    Отцу подарок пришелся по вкусу. Хотя, пробовали его мы все вместе, семьей. Пили по чуть-чуть, осторожно. И всем нам этот ликер понравился и запомнился…




                Часть третья.
                Литва.

    1971 год. Четыре года прошло, как я окончил институт, но все еще у себя, в Промстройниипроекте, считался  молодым специалистом. И по существовавшему тогда положению мне предстояло им быть до 35 лет. Такие вот удивительные были порядки тогда. И было это по линии ВЛКСМ, членом которого я, как и почти все молодые люди тогда, был. Хотя, за четыре года проектной работы я многому научился и многое умел.
    В том году исполнилась моя давнишняя мечта. Меня приняли в Союз Архитекторов СССР. Признаюсь, стать членом творческого Союза я стремился все эти четыре года. Даже значок члена Союза был для меня самым красивым и желанным из всех значков.
    И то, что меня приняли в Союз Архитекторов, тоже положительно характеризовало меня. Мне многое уже доверяли по работе, и в командировки я давно уже ездил самостоятельно, без Риты Косоворотовой. И не в качестве фотографа, а как специалист.
    Вот и в тот раз мне предстояло отправиться в командировку, и не куда-нибудь, а в столицу Литвы, в Вильнюс.
    В тот период наш проектный институт серьезно занимался, вместе с Москвой, разработкой типовых решений конструкций из нового тогда строительного материала, - профильного стекла. И я, как архитектор, ездил по городам Советского Союза с целью обобщения опыта применения этого материала при строительстве зданий разного назначения.
    В тот раз меня отправили в Вильнюс, где, как стало известно, профильное стекло применили при строительстве объекта, название которого значилось, как, приблизительно, «предприятие  № А-352». Точного адреса у нас не было.
    «На месте узнаете!» - последнее, что мне сказал начальник моего отдела, дав понять, что возражения ни к чему, и я должен выполнять, а не возражать.
«И вообще,- больше самостоятельности, молодой человек!»
    Делать было нечего, пришлось выполнять, хотя кошки на душе у меня скребли, не скрою. Легко сказать, - выполняй!  Но, мне-то ума хватило понять, что меня отправляли «на деревню к дедушке». Да еще в такую даль.
    Успокаивало только одно. Я ехал в Литву, третью республику Советской Прибалтики, где еще ни разу не был. И мне снова повезло с тем, что я ехал туда не за свои деньги, а, фактически, за государственный счет. Для меня это было, как подарок. И я решил, как говорят, хотя бы получить от этого удовольствие.
    В ту пору из Харькова ходил прямой пассажирский поезд до Калининграда. Шел он медленно, «кланяясь всем столбам», но зато позволял увидеть половину Украины, Белоруссию и Литву. И я ехал в купейном вагоне, с относительным советским комфортом, с интересом посматривая в окно и любуясь постоянно меняющимся пейзажем.
    Хорошо помню, как поезд проехал стальной железнодорожный мост через красавицу Десну. Станция Макошино. А через девять километров станция Мена. Родина моего отца.
    И до хаты моей бабушки Кати  было всего несколько десятков метров. Стоял бы мой поезд, хотя бы час,- успел бы сбегать. Но, я не мог позволить себе выйти из вагона. Не было времени. Стоянка в Мене была всего две минуты. Да и бабушки Кати уже не было на свете. Там оставалась только ее невестка, тетя Аня, и ее внук Сергей.
    Потом, помню, как поезд ехал по белорусской земле. Короткая остановка в Минске. И дальше, на Вильнюс.
    Уже на белорусской земле видны были отличия от Украины. В лучшую сторону.
    Попробовал  рассуждать, про себя, в чем же была причина?  Отметил, что у белорусов заметно культурнее была застройка. Значительно меньше было мусора и грязи. И я пришел к выводу, что на белорусов, в смысле культуры, большое и благотворное влияние оказали  прибалтийские республики. Слава богу, подумал, что не Россия и мы.
    И пожалел, что Украина не соседствует напрямую с Литвой, как Белоруссия.

    В столицу Литовской ССР город Вильнюс мой поезд прибыл, когда на часах был ровно один час. Конечно, неудобно, что так поздно. Неудобно было, уже хотя бы потому, что я не представлял,- где и как мне искать гостиницу?
    С такой невеселой мыслью я и вышел на привокзальную площадь.
    Была глубокая ночь, но перед зданием вокзала было довольно светло из-за множества уличных фонарей и многочисленных неоновых реклам на зданиях. Я увидел много машин такси.  Все, как одна, были «Волги» фисташкового цвета. Хотя, при этом свете, я определил цвет машин, исключительно сознанием. Знал этот цвет. Ничем он тогда не отличался от цвета такси у нас, в Харькове. И одна за другой машины такси отчаливали от стоянки, увозя пассажиров с моего поезда.
    Прямо передо мной, на противоположной  стороне площади, призывно горела красная реклама со словом «Hotel».
    И я с надеждой направился прямо к ней, держа в руке свой объемистый венгерский портфель с моими нехитрыми деловыми бумагами, верным моим «Зенитом» и «малым джентльменским набором», как я его называл, то есть со всем необходимым, что обычно брал с собой в командировку.
    Несмотря на раннюю осень, в Вильнюсе было не холодно. И не было ветра. Но, мне было немножко не по себе. Это оттого, что я впервые был в этом чужом городе. Со мной так случалось всегда. И еще я немного устал от долгой езды и от самого вагона, с его малоприятными запахами и лязганьем. И, честно говоря, меня просто тянуло поспать в нормальной и не дергающейся мягкой  постели.
    Я пересек площадь и подошел к гостинице. Перед зданием не было ни одного человека. И входная дверь была закрыта на замок.  Я дернул за ручку.
    На шум от двери из темной глубины вестибюля возникла недовольная  и заспанная физиономия толстого пожилого швейцара. Не открывая двери, он прокричал  мне через стекло, что мест в гостинице нет  и не будет. А на мой вопрос, где мне теперь искать другую гостиницу, как-то  неопределенно махнул рукой, вправо от себя, и, повернувшись, удалился  назад, - спать дальше.
    Я же остался за дверью, при своем интересе.  Да, не самое лучшее начало складывалось для моей командировки!  Но, что-то делать все-таки надо было. И я медленно побрел  куда-то туда, куда весьма неопределенным жестом указал мне швейцар.
    Я был зол  и очень хотел спать. И со мной не очень-то вежливо и совсем не гостеприимно обошлись. Это не похоже было на прибалтийскую вежливость и культуру! Такого рода мысли крутились в моей голове,  пока я выходил  на улицу, ведущую от вокзала в центр города. Признаться, почему-то я ни на что не надеялся, и заранее готовил  себя к тому, что в тщетных поисках проведу всю ночь.
    Каково же было мое удивление, когда, повернув за угол, я обнаружил  улицу,  ярко освещенную фонарями, полную людей и транспорта. И у меня возникло такое ощущение, что здесь, и сейчас, не позже девяти, или десяти часов вечера. И этот вечер был в самом разгаре. Это зрелище меня немного взбодрило.
    Я дошел до остановки троллейбуса, и к моему восторгу,  в тот же момент к остановке подошел не очень полный троллейбус. Мне повезло. С этой мыслью я вошел в салон и уточнил у первого же пассажира, что троллейбус следует в центр. По подсказке вышел через несколько минут езды на остановке,  где-то в самом центре города. И в первый момент ничего не мог  понять!

    Вся улица была запружена людьми. Сколько я мог видеть, людей было много. Вокруг  бурлило  веселье и всеобщее оживление. Разноязычная речь слышна была отовсюду.  Мне показалось, что я попал в самый разгар какого-то праздника, которому не было конца. И время в этом городе остановилось. Никто вокруг не замечал, что вечер давно прошел, и наступила глубокая ночь. Никто не хотел спать, никто, кроме меня.
    И все это напоминало мне что-то очень знакомое, с чем я уже сталкивался.  Я мучительно пытался вспомнить, что?
    И, внезапно, из тайников моей памяти всплыла сцена из романа Александра Грина «Бегущая по волнам», где его герой  Томас Гарвей попал в незнакомый  город  Гель-Гью. И тоже ночью, и тоже прямо на карнавал! Ну, в точности, как со мной…
    Естественно, что я недоумевал, что происходило? Обязательно нужно было об этом кого-то спросить, только чуть-чуть позже. В первую очередь меня волновало, где найти пристанище на ночь. Кого спросить?
    Я крутил  головой по сторонам. И вот, среди толпы людей, к своему удовлетворению,  выхватил  глазами милиционера в форме, который всем своим видом давал понять, что он на работе, а не на гулянке.  Я тут же подошел к нему и попросил  подсказать, где я могу  найти ближайшую гостиницу.
    Милиционер с легкой улыбкой, козырнув, представился мне и с готовностью ответил, на мое счастье, на приличном русском языке:
    - Ближайшая гостиница рядом, - это наша центральная гостиница «Вильнюс»! – и он показал мне рукой на старое здание, которое действительно стояло в пятидесяти метрах от нас.
    А после этого милиционер сразу же выдал интересовавшую меня совсем еще недавно информацию, которая подействовала  на меня, как ведро холодной воды.
    - Но, я не советую Вам туда идти. Бесполезно. Мест там, наверняка, нет!- и он предложил  мне оглядеться  вокруг.
    - Видите, как много людей вокруг? В Вильнюсе певческий праздник! Население города выросло за четыре дня на шестьдесят тысяч человек! Под гостиницы заняты даже школы и детские сады, а Вы хотите устроиться… Сомневаюсь, что Вам это удастся.
    И он, извинившись и снова приложив руку к козырьку, покинул меня.
    Я некоторое время стоял без движения. Мимо меня текли толпы возбужденных и веселых людей. А я переваривал полученную от стража порядка информацию. Теперь мне было понятно, почему город не спал ночью. И почему ночью было, как днем,- и море света, и масса транспорта.

    Певческий праздник! Сколько раз я видел его по телевизору, и, конечно же, знал, что это такое! Но, я даже предположить не мог, что когда-нибудь могу стать его невольной жертвой.
    И, все-таки, надо же было мне хоть что-то делать. Или, хотя бы попытаться! И я, вопреки предупреждению милиционера,  направился все же  в гостиницу «Вильнюс»,  с надеждой  на чудо…

    Я уже говорил, что за четыре года работы не один раз съездил в командировки. И должен признаться, что в самостоятельных командировках невольно набираешься самого разного опыта, в том числе  и в умении поселяться в гостиницы, даже тогда, когда официально мест в них нет.
    А табличка «Мест нет» в Советском Союзе была постоянным атрибутом администратора  почти каждой гостиницы. В каком бы городе ты ни оказался!
    И опытный «командировочный волк» всегда находил способ получить, если не отдельный номер, то хотя бы свободное место в нем. А, если и этого не было, то, по крайней мере, просто раскладную койку с чистой постелью в холле, на одну ночь. А там уже можно было и улучшить жилищные условия, на следующий день, если приехал сюда на несколько дней.
    Главное, надо было знать принцип работы любой гостиницы. И использовать эти знания.
    Во-первых, в любой гостинице всегда была бронь на номера и места. И в 0.00 часов следующих после срока брони суток эта бронь снималась. Во-вторых, в распоряжении каждого администратора всегда был резерв, который держался им, как «НЗ», на всякий случай, если вдруг нагрянет важный гость.
    Наконец, попадались такие администраторы, которые использовали возможность заработать на искусственном, им же созданном, дефиците номеров. И тогда деньги решали проблему. В таком случае опытный командировочный, молча, совал в окошко свой паспорт с вложенной в него заранее десяткой, а то и больше, в зависимости от ситуации и класса гостиницы.
    А еще часто бывали случаи, когда клиент гостиницы покидал ее, даже очень поздно, если его самолет, или поезд,  отправлялся ночью. И тогда можно было поселиться на неожиданно освободившееся место.
    Во всех случаях, особенно ночью, главным было - попасть в вестибюль гостиницы.
    Остальное было делом выдержки и настойчивости. Ночью важно было еще, если уже попал вовнутрь, чтобы при уборке помещения тебя не выставили вон, на улицу. Тут уже приходилось идти на выдумки, например, на время уборки удалиться в туалетную комнату. Короче говоря,  все решала ситуация и имевшийся у тебя командировочный опыт…
    Вот и на этот  раз, я шел в гостиницу «Вильнюс», надеясь чудом попасть вовнутрь.
    Дверь была закрыта, но я постучал, и чудо произошло!  Меня пустила внутрь какая-то женщина средних лет. Я поблагодарил ее,  и она тут же исчезла.

    В огромном вестибюле старого, респектабельного отеля было полутемно, но мне удалось рассмотреть, что гостиница построена в классическом стиле, с колоннами. И интерьер ее был украшен тяжелыми шторами на больших окнах  и поблескивавшими во мраке массивными торшерами из бронзы. В глубине угадывалась такая же массивная мягкая мебель, обтянутой темной кожей.
    В одном из кресел, наполовину утонув в нем, устроился один из приезжих. Это был мужчина средних лет, с лысиной и в сползших на нос очках, который явно спал, сидя, наклонив голову на грудь. Возле кресла стоял его портфель, как и мой,- большой и тоже венгерский. Не трудно было сообразить, что этот мужчина был тоже командировочный, как и я. Больше в вестибюле отеля никого не было.
    Мне нужно было попытаться заявить о себе. И я подошел к высокой массивной стойке администратора со стеклянной надстройкой над ней и заглянул в окошко.
    За столом, ярко освещенным настольной лампой под зеленым стеклянным абажуром, сидела симпатичная, прилично одетая женщина средних лет, с белокурыми,  хорошо уложенными на голове крашеными волосами, и что-то вписывала в рабочий журнал, лежавший перед ней.
    Спрашивать о наличии мест я не стал. Рядом со мной, на стойке,  красноречиво отвечала на мой молчаливый вопрос приезжего  традиционная табличка «Мест нет». Я просто сказал, что я командировочный из Харькова и мне нужно место на одну ночь.
    Я заранее просчитал свою задачу по командировке и прикинул, что за один день должен был справиться. Поэтому место на одну ночь меня вполне устраивало. И, если все будет так, как я задумал, то вторую ночь я буду проводить уже в пути, в сторону дома.
    Администратор оторвала взгляд от своей работы и внимательно посмотрела на меня.
    Что промелькнуло тогда в ее голове, мне было не ведомо. Главное, что она промолчала. Она не сказала мне «Да». Но и не сказала «Нет»! А это, по моему опыту, был уже хороший знак. Я, молча, отошел в сторону, во мрак вестибюля, и утонул в глубоком  кресле. Следовало подождать.
    На моих часах было уже два часа ночи. Никто больше в вестибюле не появился.
    Мое ожидание длилось совсем недолго.
    Минут через пятнадцать администратор подозвала к себе первого мужчину. Он в этот момент не спал и поэтому сразу подошел к стойке.  Последовал тихий разговор, после которого мужчина заполнил бумагу и удалился со своим портфелем куда-то в глубину отеля.
    Настал мой черед.
    - Давайте Ваш паспорт! – обратилась администратор ко мне из-за стойки. Сказано было достаточно громко. Я подошел. Администратор вежливо продолжила:
    - Вы извините, у нас действительно нет свободных номеров. Я могу предложить Вам только место в нашем общежитии. Вас сейчас проводят. Сначала заполните, пожалуйста, бланк приезжего.
    И пока я торопливо заполнял карточку, симпатичная женщина-администратор куда-то позвонила, и в вестибюле появилась та самая женщина, которая открыла мне дверь гостиницы.
    Я искренне поблагодарил  администратора, - словами, не деньгами, как ни удивительно. На деньги не было ни малейшего намека. И удалился  куда-то, - следом за второй женщиной.
    Через служебный ход мы вышли с ней в ночной  двор, а затем оказались в другом корпусе гостиницы. Поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору и остановились у закрытой двери.
    Женщина попросила меня не шуметь, сказала, что в номере есть постоялец. Затем тихонько открыла дверь и попросила меня следовать за ней. Сама прошла вглубь комнаты и включила настольную лампу. Снова мягко засветился зеленый стеклянный абажур.
    - Это Ваше место, отдыхайте. Спокойной ночи,- пожелала она мне.  И я, поблагодарив ее, пожелал ей тоже спокойной ночи.
    Первым делом, я осмотрелся, - где же я оказался?
    В полумраке, по частям, передо мной открылась большая просторная комната с очень странной планировкой. По центру комнаты стоял массивный стол, на нем был виден графин с водой и несколько стаканов на стеклянном подносе. В комнате я насчитал шесть кроватей.  Все они были застелены, кроме одной, на которой  крепко спал мужчина. Но самым удивительным было то, - и в этом была странность планировки,- что каждая кровать стояла в собственном алькове, такой себе миникомнате, где рядом с ней была своя тумбочка с настольной лампой и стул. Вся мебель и оборудование были очень приличными.  И хорошо ощущалась  чистота  и уют.
    И, когда я, подготовившись ко сну, наконец-то  улегся в долгожданную теплую и мягкую постель, которая не трусилась и не дергалась, как в поезде, - постель, о которой я мечтал последние часы,- то сразу почувствовал, что мне здесь очень удобно. Из моего алькова не просматривались другие. Никто здесь никому не мешал.
    Пока я не уснул, я еще успел подумать, что правильно сделал, что не послушался милиционера и рискнул-таки  пойти в гостиницу. И, даже, несмотря на певческий праздник, лежал  в этот момент не где-нибудь, - на лавке в парке, или на вокзале,- а в нормальной  и чистой постели. А еще вспомнил, что эту комнату администратор назвала «общежитием». Но, я и представить не мог, что здесь будет так уютно. И она еще извинилась передо мной…
    И незаметно для себя я провалился в сон…

    Утром, когда я проснулся, обнаружил, что мой сосед уже исчез. В комнате, кроме нас, за ночь больше никого не прибавилось. И я, фактически, провел ночь не в шестиместном номере, а в двухместном, только большом по площади, где, кроме двух, стояли еще кровати. По сути,  я относительно роскошно переночевал…
    Рассчитавшись с гостиницей,  я вышел на улицу, и в первом попавшемся кафе позавтракал. Настроение было нормальным. Самочувствие тоже. Сказался нормальный отдых и то, что хорошо поел. Теперь нужно было подумать о деле.
    Первое и самое главное, надо было определить, что же такое
«предприятие № А-352» и , где его искать? А кто мне мог это подсказать?  Судя по тому, что предприятие было номерное, я прекрасно сообразил, еще в Харькове, что меня посылают на военный завод. Но никто из простых граждан, здесь, в Вильнюсе,  мне ничего не сказал бы.  Это я понимал прекрасно. Тогда кто же мог это сделать наверняка?
    Допуск и командировочное удостоверение  были у меня на руках. Что же делать?
    Некоторое время я соображал, а потом принял решение. И решительно отправился на Центральный почтамт города Вильнюса. Ведь вся спецпочта проходила  через них, а, значит, у них должны были быть  интересующие меня данные.
    Центральный почтамт оказался современным зданием в самом центре города. Я
поднялся на второй этаж и нашел так называемый Первый отдел. Так тогда называ-
лись секретные отделы во всех организациях и на предприятиях Советского Союза.
    За столом в кабинете сидел пожилой седой мужчина, сухопарый и подтянутый, -явный отставной полковник.
    Что он был полковником, я определил, увидев на его темном пиджаке довольно приличный по величине блок орденских планок, возглавляемый двумя орденами Боевого Красного Знамени. Дальше выхватил глазами полосатую планочку медали «За Победу над Германией». Все, почти, как у моего отца. Значит, такой же заслуженный ветеран войны. И в таком же звании.
    Начальник  Первого отдела поднял на меня глаза и поинтересовался, по какому делу я к нему явился? И я представился  и  рассказал, кто я, и что меня интересует. Не дожидаясь, пока мне предложат, я сам предъявил свои личные документы, командировочное удостоверение и задание на командировку. Сделал все, как положено. В конце концов, я ведь был не только архитектор, но и сам был офицером запаса. И порядки знал.
    Начальник внимательно изучил мои документы, а затем так же внимательно осмотрел меня с головы до ног. Он не предложил мне сесть, и я стоял перед ним, как стоит подчиненный перед  старшим по званию. Он изучал меня с полминуты, а затем изрек, как отдал приказ:
    - Выйдите за дверь и подождите!
    Ни тебе «здравствуйте», ни тебе «пожалуйста». Сразу видно, наш, русский человек.
    Я развернулся  и  вышел за дверь. И там, стоя на лестничной площадке, закурил. Прошло не меньше получаса.  За это время я успел выкурить еще одну сигарету. Наконец, дверь открылась, и начальник лично пригласил меня в кабинет.
    - Значит, так!- без обиняков заявил он мне,- я могу сообщить Вам только правильное нынешнее наименование предприятия.  А вот, где оно расположено,  Вам скажут по адресу…
    И он сообщил мне новый,- совсем другой,- номер предприятия, и назвал номер дома по центральному проспекту имени Ленина, где мне должны были сообщить адрес этого предприятия.
    -Это все, чем могу Вам помочь!- завершил он, как отрезал, и вернул мне все мои документы.
    Я поблагодарил его, попрощался и вышел. Обиды на него у меня не было.
    Пока я спускался вниз и шел через сквер на центральный проспект, я сообразил, почему так долго начальник меня продержал на лестнице, и почему мне пришлось так долго ждать. За то время, пока я дважды курил, он, наверняка, по спецканалам навел обо мне справки.
    И только убедившись, что я рассказал правду, осторожненько сообщил мне, да и то, не всю, а лишь половину нужной информации.
    А остальное, и, может, самое главное, не рискнул,- переложил на чью-то ответственность. «Вот жук,- подумал я, - привык не брать на себя. Хотя, кто его знает,- может, благодаря этой осторожности, и дожил до сего дня!»

    Я шел по вильнюсскому скверу, и архитектор постепенно побеждал  во мне офицера запаса. Я  обращал внимание на аккуратность  и изысканность ландшафтного дизайна, который видел. И особенно мне понравились необыкновенные дорожки в сквере, словно, посыпанные крошкой красного кирпича. Только не было красной пыли из-под ног. Покрытие было твердым, не пылило  и не окрашивало обувь. А в сочетании с зеленью насаждений смотрелось очень хорошо. И еще на меня произвели тогда очень приятное впечатление симпатичные железобетонные будки телефонов-автоматов. Они были, как буква «П», у которой с двух сторон были толстые витринные стекла не до земли, одно из которых было дверью. Очень лаконичный и эффектный дизайн, и с большим вкусом. Таких телефонных будок я больше нигде не видел,- ни тогда, ни потом.
    Выйдя через сквер на центральный проспект имени Ленина, я стал внимательно присматриваться  к номерам на домах. Наконец, на противоположной стороне улицы увидел нужный мне номер. Он был прикреплен на чистой стене огромного белого дома в классическом стиле, с выдающимся вперед портиком на нескольких круглых колоннах. Солидное здание, и на его пилонах у дверей висели две большие, и тоже солидные,  таблички. Что-то было написано на них золотыми буквами.
    Я подождал, пока прошли машины, и пересек проспект.
    И тогда на табличках ясно увидел достаточно крупные надписи,- одну на литовском, а другую - на русском языке.
    «Комитет государственной безопасности Литовской ССР» - вот, что было написано на табличках.
    Я чертыхнулся про себя, и очень незлым и тихим словом помянул перестраховщика, отставника-полковника из спецчасти  Центрального почтамта.
    И, несмотря ни на что, все же смело подошел к центральному входу и дернул за массивную бронзовую ручку двери.
    Дверь оказалась закрытой. За стеклом двери появился офицер с синими петлицами на гимнастерке  и синим околышем на фуражке, и жестами  показал мне, что вход в здание за углом.
    Я кивнул офицеру в знак благодарности  и повернул за угол.
    Проходная Комитета госбезопасности находилась в полуподвальном помещении. Большая комната по периметру была сплошь уставлена массивными деревянными телефонными кабинами, и создавалось впечатление, что я пришел на междугородный  переговорный пункт. Я обратился к стоявшему здесь дежурному офицеру и сказал, что меня направили сюда из спецчасти Центрального почтамта. И объяснил свою просьбу.
    Дежурный предложил мне зайти в одну из кабин и позвонить по телефону.  И он назвал мне нужный номер.
    На другом конце провода трубку взял другой дежурный офицер. Он представился мне и предложил  изложить ему суть моего вопроса. В ответ он тут же выдал мне адрес интересовавшего  меня предприятия. При этом мне не был задан ни один вопрос. Даже, кто я такой? Меня это поразило. Я поблагодарил дежурного и повесил трубку.
    Уже на улице, когда я определился, как мне добираться по указанному адресу, я еще раз подумал о том, что на удивление легко получил ответ. И, при этом, никто даже не видел меня в Комитете в лицо, удовлетворяя мою просьбу. Возможно, что я был слишком наивен,  думая, что в Комитете мне так запросто выложили все, что меня интересовало.
    Вполне вероятно, и скорее всего, что меня там уже ждали, и справки обо мне были наведены еще до моего прихода туда. И возможно, что меня видели, но так, что я об этом и не знал. Ведь там тоже работали профессионалы, не хуже меня.

    Когда я, наконец-то, добрался до нужного мне адреса, то к своему удивлению обнаружил, что интересовавшее меня предприятие оказалось известным в Советском Союзе Вильнюсским радиозаводом. Помните магнитофоны «Vilma»? Они были отсюда.
    Еще подходя к заводу, я обратил внимание, насколько оригинально и со вкусом были выполнены стальные решетки на окнах первого этажа центрального здания, выходящего на улицу. Во-первых, сами решетки не торчали снаружи, а находились в пространстве, между двумя остекленными рамами. И поэтому совсем не бросались в глаза. А, во-вторых, рисунок решеток был строг и прост, да и сама решетка больше была похожа на жалюзи, чем на защиту от проникновения. Никаких тебе переплетений в виде  примитивной паутины, как это часто делали и продолжают делать у нас.
    На заводе, к моей радости, меня очень гостеприимно приняли. Оформление документов прошло быстро и без проволочек. И через некоторое время ко мне на проходную вышел человек, которого вызвали с тем, чтобы он сопровождал меня по заводу. Это был начальник Отдела капитального строительства завода и, одновременно Главный архитектор завода.
    Мне тем более было приятно, что предстояло  общаться с коллегой по профессии. И, значит, я, наверняка, получу исчерпывающую и интересную информацию.
    Мои надежды целиком оправдались. И даже более того.
    Неожиданно для себя я попал на такую интересную экскурсию, что не один раз был благодарен судьбе, что увидел все то, что мне показали.
    Я только очень жалел, что завод был закрыт для всеобщего обозрения,  и что я не мог ничего фотографировать, и что, кроме меня, никто другой  из моих коллег в Харькове не мог увидеть все, что мне показал тогда мой неожиданный гид.
    А то, что мне тогда показали, было крайне интересно мне, как архитектору. И оно в корне не было похоже на все, к чему мы у себя привыкли. Здесь присутствовала оригинальная выдумка, здесь был настоящий вкус и талант. И это где? На заводе.
    Вспомните наши заводы!  Где и кто думал там о людях, о красоте, удобстве и здоровье рабочих? Декларировалось многое. А что делалось, кроме клумб и цветочков на территории, у заводоуправлений?  Правда, современная промышленная архитектура предусматривает многое. И нормами многое предусмотрено… Но!
    Здесь же я увидел своими глазами пример того, как должно делаться на промышленном предприятии то, что относится к архитектуре и дизайну. Прибалты и здесь обошли  нас на несколько десятков лет вперед!

    Было в тот день еще одно обстоятельство, приятное  для меня и интересное.
    Моим гидом по заводу оказался известный не только у себя, в Литве, но и далеко за ее пределами литовский архитектор Витаутас Чеканаускас. Это был мужчина лет сорока,  среднего роста, с густыми седеющими волосами, симпатичный  и исполненный достоинства. Но в нем не было ни капли напыщенности, или чувства своего превосходства над собеседником. Рассказывал он интересно и увлеченно. Видно было, что этот человек любит свое дело и уважает того, кто разделяет его увлеченность. С ним было удивительно легко, и уже через короткий промежуток  времени у нас было ощущение, что мы знаем друг друга давно.
    Я был заочно знаком с ним,  по журналу «Современная архитектура», издававшемуся в те годы во Франции, и который я выписывал тогда, как и большинство наших архитекторов, и в котором были опубликованы фотографии недавно построенного тогда интереснейшего здания Дворца художественных выставок в Вильнюсе, автором которого был Витаутас Чеканаускас.
    Судя по той  публикации, я сделал вывод, что мой гид - талантливый архитектор. И я убедился в этом еще раз, увидев все то, что он мне тогда показал.
    Забегу вперед  и скажу в дополнение, что, к моему удовольствию, Витаутас  оказался еще и хорошим человеком, и прекрасным собеседником. Мой профессиональный и общий интерес был пробужден уже сразу же, как только мы ступили с ним на проходную.
    Заходя на завод, я впервые увидел над головой надпись, которая обращалась, словно бы,  ко мне: «Желаем Вам хорошего рабочего дня!».  А если обернуться назад, то любой человек,  уходивший с завода читал: «Спасибо за честно отработанный день!».
    - Мелочь,- подумалось мне, - а создает настроение, - неплохо!
    Как только мы ступили на заводскую территорию, я увидел прямо перед собой огромный  скульптурный портрет В.И.Ленина.  Портрет был не совсем обычным.
    Огромная  голова Ильича с умным и спокойным взглядом встречала каждого входящего на завод, стоя на плоском низком подиуме, словно, на квадратном  блюдце.
    Оговорюсь сразу же, что нигде в наших краях такого трактования образа основателя Советского Союза никто бы не допустил. Сразу же «пришили» бы автору политическое преступление. Подумать только,- отрезанная голова вождя на блюдце!
    А в Литве это разрешили и сделали. И должен сказать, что памятник, с художественной точки зрения, получился оригинальный, монументальный  и сильный. Правда, никто, кроме работников этого завода, видеть его не мог.
    Следующее, что мне понравилось, был обыкновенный кирпичный забор, шедший
подковой по внутренней территории завода. Назначения забора я не уточнял. Но интересен был сам забор,- лаконичный, со вкусом и отличного качества, и с хорошими пропорциями. И в остекленных нишах, устроенных в нем, были места для различных объявлений и другой информации.
    В одном месте, прямо за забором, было устроено оригинальное кафе. И забор в этом месте причудливо изогнулся, и вошел составной частью в композицию кафе.
    Пока мы шли по заводу, Чеканаускас рассказал мне, что все, что я видел, и что мне предстояло еще увидеть в дальнейшем,  разработано отделом, который он возглавлял  в то время на заводе.
    Отдел у него был большим и насчитывал сто человек. Половина отдела занималась архитектурно-строительным проектированием. А другая половина была специализирована на дизайнерских разработках.
    - Одну из работ наших дизайнеров  Вы, наверняка, должны  знать, как простой гражданин. Известный магнитофон «Вильма» - это продукция нашего радиозавода! - с гордостью напомнил мне мой гид.
    Я ответил, что, конечно же, хорошо знаю такой магнитофон. Это была правда. В те годы в Харькове  эти магнитофоны часто были в продаже. И у них была хорошая репутация.
    Мы поднялись на верхний этаж одного из зданий завода. Здесь располагался  отдел Чеканаускаса.
    Еще в коридоре я обратил внимание на необычный слесарный верстак. Я понял, что это образец. Рабочий стол был чистым и изящно покрашенным. Витаутас  улыбнулся и произнес с видимым удовольствием:
    - Этот верстак тоже наша дизайнерская разработка. За него мы получили Первую Премию Министерства в Москве!
    И он с готовностью показал мне его.
    Казалось бы,  простая утилитарная вещь - слесарный верстак. Сколько таких верстаков я видел в своей жизни на заводах и в школьных мастерских! Но таких ли?
    Даже, если представить хоть один из виденных в жизни верстаков в абсолютно новом виде,- не побитым, свежеокрашенным  традиционно серой масляной краской, то с этим верстаком, который был мне показан, его сравнить просто было бы невозможно. Да и описывать словами трудно. Это надо видеть! За таким надо работать! Вот тогда поймешь разницу. Или послушать мнение опытного слесаря, который всю жизнь работал за обычным верстаком, а после этого попробовал за этим…
    Кроме того, что это изделие было просто красиво,- и по форме, и по цвету,- было понятно, что каждая деталь в нем хорошо продумана и эргономична.
    - Попробуйте открыть вот этот ящик Вашим мизинцем!- предложил мне Чеканаускас.
    В самом низу верстака был довольно объемистый ящик, задвинутый внутрь. Я попробовал. Действительно, не составило особого труда  мизинцем правой руки выдвинуть ящик, который открылся полувращением, как сектор лежащего цилиндра. Ящик был полон обрезков всякого металла.
    - Ящик, вместе с металлом, весит 200 килограммов!- произнес  он.
    И я понял, что не первый раз он демонстрирует этот «цирковой номер» перед посторонним посетителем, и всякий раз удивление и восхищение, вызываемые у людей  результатом  предложенной пробы, доставляют подлинное удовольствие автору.
    Восхититься было чем! Если представить, сколько раз слесарю за рабочую смену нужно воспользоваться этим и другими ящиками, то было ясно, сколько сил и здоровья такой дизайн ему сохранит. Я попробовал остальные ящики и ящички. Все выдвигались, как «по маслу». Все были на подшипниках. Никакого усилия не требовалось, чтобы открыть. И я восхитился этим замечательным изделием искренне, от души.
    - Кстати,- завершил свой показ Витаутас,- нижний ящик для металла сделан так, что его легко забирает электрокар, прямо из-под верстака, - ничего поднимать руками не нужно!
    И он пригласил меня зайти к нему в кабинет.
    Сам кабинет больше напоминал рабочую комнату архитектора. Чертежный кульман, много разных чертежей и эскизов. Хозяин кабинета  показал мне один из проектов, который был развешен на стене.
    - Это проект нашей заводской базы отдыха на побережье Балтийского моря. За этот проект  мы тоже получили Первую Премию нашего Министерства в Москве.
    - Был закрытый конкурс в рамках Министерства,- уточнил  он.
    Я с интересом рассматривал проект. Все было просто и со вкусом. Проект действительно был хорош.
    Я высказал свое профессиональное суждение, кратко сделал анализ, как специалист, и увидел, что автору  мое мнение было приятно. Оно прибавило ему настроения.
    - Теперь пойдемте в цех, и я покажу Вам те конструкции, которые Вас интересуют,- предложил он.
    И мы вышли из кабинета и спустились этажом ниже.
    Цех, который я увидел, был относительно большим и просторным. И совершенно
новым. Здесь еще велись строительные работы, точнее, заканчивалась отделка помещения. Стены цеха облицовывались плитами какого-то красивого серого матового камня. Никаких коммуникаций видно не было, ни одной трубы. Все было умело встроено. Почти не видно было никаких выступающих частей.
    Помнится, я еще подумал, что то, что я видел, мало напоминало цех завода. Скорее, передо мною был какой-то торжественный зал. Я высказал свою мысль вслух. На что он мне тогда ответил:
    - Основная цель такого решения,- исключить возможную пыль и создать спокойную рабочую обстановку для рабочих-радиомонтажников. Это сборочный цех аппаратуры. Кстати, а вот часть готового смонтированного конвейера,-  и он показал мне слева очень красивое оборудование, вытянувшееся вдоль цеха.
    - А что это за материал, из которого сделаны плиты облицовки стен? – спросил я.
    - Это доломит с острова Сааремаа, что возле берегов Эстонии.
    - Очень красивый и благородный камень,- теперь буду знать!- ответил я.
    И, если честно, я не видел его, в таком виде и в таком количестве, еще ни в одном  из зданий.
    Я поблагодарил своего гида за науку, и мы прошли к конвейеру.
    Не могу сказать, что я смел считать себя специалистом  по монтажу радиодеталей. Мой опыт ограничивался бытовой пайкой  у себя дома, где я был мастеровым хозяином.
    Но то, что мне показал на этот раз Чеканаускас, вновь вызвало мое восхищение.
    Во-первых, монтажный конвейер был просто красив! Формой и цветовым решением. Рабочее место монтажника, на мой взгляд, отлично продумано. Для каждой детали была предусмотрена своя углубленная ячейка. Все ячейки были размещены в пределах доступа руки  и под определенным уклоном.
    Электрический паяльник был на специальной подвеске, его можно было выпустить из руки в любой нужный момент, и он сам отодвигался в безопасную зону. Была предусмотрена  индивидуальная вытяжка воздуха из рабочей зоны. Отличное освещение. Рабочее кресло монтажника было на пневмоподвеске и подшипниках, и ездило  по специальным направляющим в полу,- легко можно было выйти с рабочего места, или вернуться назад.
    Я с удовольствием смотрел  на это произведение дизайна и думал, что это был еще один яркий пример за тот день, на котором следовало бы учить будущих дизайнеров.
    Я не скрывал  от Витаутаса  своего восхищения. И видел, что ему снова была очень приятна моя похвала. И суть была в том, что свое восхищение я каждый раз подкреплял серьезными оценками деталей, которые доказывали, что я делал оценку с профессиональной точки зрения, а не просто «охал» и «ахал». И он был согласен с моими доводами. Я понял, что попал в точку. Но, все, что я высказывал, было чистой правдой. И, бог мой, я абсолютно не пытался ему льстить, или подстраиваться под его мнение.
    Талантливое произведение не требует лести, да я и не способен был в жизни на лесть. Я всегда говорил только правду, если это того стоило. Если же мне что-то не нравилось, что мне показывали, то я предпочитал промолчать, не желая человека обидеть.
    Но все, что мне показывал в тот день Витаутас Чеканаускас, было по-настоящему талантливо.
    И я не счел возможным скрывать свои эмоции, тем более, что по натуре я всегда был человеком эмоциональным и восторженным.
    - За дизайн этого конвейера мы тоже получили  Первую Премию Министерства,- с гордостью завершил  показ мой гид. И предложил  мне:
    - А теперь идемте, я покажу Вам интересующие Вас конструкции из стеклопрофилита.
    И мы направились в соседний цех.
    Там я увидел такую же незавершенность. Цех был подготовлен к сдаче под монтаж оборудования. Вокруг было чисто, и убрано было все, что напоминало недавнюю стройку. В торце помещения, во всю высоту цеха, стояла  перегородка из стеклопрофилита.
    Я внимательно обследовал  ее, обращая свое внимание на интересовавшие меня детали. Мой фотоаппарат остался в портфеле, в камере хранения на проходной. Завод был режимным, и мне ничего не разрешили с собой заносить. А уж фотографировать на режимном предприятии даже думать было нечего! В моем кармане были, подготовленные заранее, - листок бумаги, цанговый карандаш и китайская ручка с золотым пером, заправленная черными чернилами.
    Я достал лист бумаги и сделал несколько зарисовок, вместо фотографий, для отчета.
    После этого Витаутас предложил мне:
    - Хотите, я покажу Вам в городе здание Дворца выставок? Там мы тоже применили стеклопрофилит.
    Хм! Хочу ли я?! Да! Конечно! Я с огромным удовольствием принял его предложение. Сам автор вызвался показать мне  здание, которое  я до тех пор видел только в иностранном журнале!
    Мы вернулись в отдел. Витаутас отметил мою командировку. Затем он взял с собой какие-то свои вещи, о чем-то предупредил сотрудницу,  и мы, сопровождаемые  множеством любопытных глаз, покинули его огромный отдел.
«Одно и то же в проектных отделах, где бы они ни были!» - подумал я тогда про себя.  Я имел в виду любопытные сверлящие глаза.
    И уже через несколько минут  мы покинули  завод.
    - Сначала позвольте мне угостить Вас хорошим кофе, - обратился ко мне Витаутас.
    И я с удовольствием принял его предложение.
    Минут десять мы шли нормальным шагом по улицам Вильнюса.
    Чеканаускас шел уверенно, явно, по хорошо известному ему пути.
    Наконец, мы пришли. Передо мною открылась дверь в маленькое, неприметное с улицы кафе. Внутри него было тихо и уютно. На стойке стоял большой кофейный полуавтомат, и от него струился ароматный парок. Сверху полуавтомата  высилась горка маленьких аккуратных фарфоровых чашечек. За стойкой  стояла  симпатичная молодая барменша. Вот только сесть было негде.
    В миниатюрном зале были штук пять круглых столиков на высоких ножках, и за одним из них стояла лишь одна молодая пара, которая пришла до нас.
    Светловолосый  парень и девушка с темными волосами  пили кофе и тихо разговаривали между собой.
    Витаутас оставил меня у одного из столиков, а сам пошел сделать заказ.

    Я слышал, как он общался с барменшей на литовском языке. И, конечно, я ничего не понял. А жаль,- я всегда по-хорошему завидовал людям, которые владели  несколькими языками. И сам себя мысленно успокоил тем, что, если бы жил в Литве постоянно, то знал бы литовский язык в совершенстве.
    Потом мы пили горячий и очень вкусный кофе. Было похоже на то, что барменша заварила нам честный кофе. Видимо, Витаутаса  она знала и уважала. И он, явно, был здесь постоянным клиентом.
    Пока мы пили кофе, одновременно разговаривали. И я высказал глубокое сожаление, что все то, что он мне показал на заводе, не могут видеть другие архитекторы и дизайнеры. Закрытость предприятия делала невозможным обмен опытом.
    Мне показалось тогда, что он прекрасно понял меня. За то короткое время, в течение которого мы успели познакомиться,  я почувствовал, что мы стали понимать  и уважать друг друга…

    С другой стороны, я прекрасно понимал, что до многого, что здесь делал Чеканаускас и его коллеги, мы еще просто не доросли. И нам, в Харькове, и других городах, вне Прибалтики, оставалось только еще мечтать о таких архитектурных и дизайнерских работах.
    И Литва шла тогда далеко впереди нас, несмотря на то, что так же входила в состав Союза, как и остальные республики.
    Но, в Литве отношение к этим двум видам деятельности человека,- Архитектуре и Дизайну, было, скорее, как в Европе. А у нас это только декларировалось, а на деле никому не было нужно. Архитектора, или дизайнера, вместе с инженером,  можно было спокойно заставлять летом подметать улицы, а зимой чистить на них снег.
    И в Харькове я был, однажды, свидетелем, как какой-то деловой и бодрый еще дедушка показывал своему маленькому внуку пальцем на мой проектный институт, когда они проходили мимо. И я услышал тогда, как он произнес такую фразу: «Видишь, внучек, здесь работают одни бездельники!».
    И это, таким образом, он учил своего внука на будущее! То было его твердое убеждение относительно интеллектуального и творческого труда вообще.
    И действительно, для большинства людей тогда у нас,- и архитектор, и дизайнер, и инженер, и ученый,- были обыкновенными «бездельниками», которых кормило государство.
    А виновата в этом была только наша правящая система, которая ни в грош не ставила человека умственного и творческого труда. И сама же плодила таких «бездельников» в неимоверных количествах. Но, все ли из них были бездельниками?
    Да, была масса бездарностей  с «высшим» образованием. Но, среди бездарных, мели тогда улицы и талантливые! И, значит, сама же система не уважала и не ценила их. И когда народ видел такое, то о каком уважении к профессии могла идти речь?
    Только для системы не было разницы…

    Покончив с кофе,  мы вышли на улицу и отправились в центр, к Дворцу выставок.
    Там, осмотрев снаружи все здание, я увидел свой стеклопрофилит. Им была ограждена винтовая лестница, идущая с земли до второго этажа здания. Весьма оригинальное и красивое  было решение. На этот раз я сделал несколько снимков своим «Зенитом».
    Чеканаускас извинился передо мною и сказал, что торопится. Я искренне поблагодарил его за все, понимая, что он и так уделил мне слишком много своего времени и внимания.
    И мы расстались с ним, как друзья.

    Я еще раз, уже сам, обошел все здание Дворца выставок  и подробно сфотографировал. «Журнал журналом,- подумал я,- а свои снимки не помешают!».
    Попасть внутрь не получилось. Во Дворце  был выходной. Это мы выяснили, еще с автором.
    Я сел тогда на скамью, рядом с Дворцом, и обдумал план своих дальнейших действий.  Фактически, задание по командировке я уже выполнил, и выполнил успешно.  В запасе у меня оставалось еще достаточно времени. И я решил, что для одного дня в Вильнюсе, достаточно будет бегло осмотреть город.  Сколько смогу, до темна.

    Сначала, в самом центре города я посетил старинную башню Гедеминаса, которую построили еще в XIV веке. Башня когда-то была частью княжеского замка и служила крепостью. Величественный трехэтажный восьмигранник башни был сложен из правильных камней и возвышался на высоком холме над всем городом.
    На каждом этаже башни во все стороны смотрели закругленные сверху окна-амбразуры. Немного мрачное сооружение, но, возможно, в свое время оно было кстати.
    В то время, когда я посетил башню, там был расположен городской исторический музей. И внутри него мне особенно запомнились два экспоната.
    Первым из них были полные стальные рыцарские доспехи. Они стояли на полу, словно, живой рыцарь. Только забрало шлема на его голове было закрыто. Конечно, никакого рыцаря внутри доспехов не было. Но меня поразили не столько сами доспехи, сколько их размер.
    Я подошел к работнице музея и поинтересовался.
    Оказывается, эти доспехи были типичными по размеру для того времени, и рост рыцарей, как правило,  не превышал 160 см. Вот так! А в моем  и, наверное, не только в моем,  представлении о рыцарях раннего средневековья рисовался образ этаких исполинов. А они в действительности были, по нашим понятиям, людьми невысокими. Зато силой они обладали недюжинной!  И уж это точно.
    А в качестве подтверждения этого, меня поразил второй экспонат.
    Там, под стеклом, лежал в очень хорошем состоянии рыцарский обоюдоострый  двуручный меч. Рядом на табличке было написано, что вес меча 17 кг!
    Я невольно представил, какой силой должен был обладать человек, чтобы не просто поднимать этот меч, а работать им в бою направо и налево. Ведь от этого зависела его жизнь. И я, невольно, вспомнил, что один только гриф современной спортивной штанги весит 15 кг. (Гриф - это стальной горизонтальный стержень, на который с двух сторон надевают круглые блины штанги).  Добавьте к этому еще два килограмма! А теперь попробуйте помахать этой тяжестью, да еще с толком! Ну, хотя бы мысленно.
    Да, не слабые были те невысокие ребята, в раннем средневековье! И, наверное, они не один только кофе с булочкой  ели на завтрак…

    После посещения исторического музея я разыскал в городе знаменитый костел святой Анны.
    Я шел по нужной улице, все время ожидая увидеть его. И все равно, увидел его так неожиданно, что буквально застыл на месте.
    Об этом костеле я был наслышан. Но живое созерцание превзошло все мои ожидания.
    Я предполагал увидеть огромное здание. А предо мною вдруг возникла небольшого размера изящная готическая церквушка необыкновенной красоты. Я залюбовался ею. И было чем!
    Костел святой Анны был построен в XVI веке. И это был замечательный пример
Вильнюсской готики и пример того, что можно сделать из «обыкновенного»  красного кирпича. Вот только кирпич в этом здании был не совсем обыкновенный. Талантливые мастера-каменщики применили при строительстве храма 33 вида кирпича. И это позволило создать костел невиданной красоты. Ажурный фасад, словно, драгоценная резная шкатулка с тремя вытянутыми к небу изящными фиалами застыл перед улицей, закрывая собою, расположенный за ним второй, суровый массив Бернардинского костела.
    Известна история, связанная с костелом святой Анны.
    Наполеон Бонапарт побывал в Вильнюсе в 1812 году, и, увидев этот костел, был поражен его красотой и изяществом. И тогда он произнес знаменитую фразу:
«Если бы я мог поставить этот костел на свою ладонь, то перенес бы его в Париж!».
    Мне понравилась эта история, и, глядя на костел, я  понимал чувства Великого Императора.
    Костел святой Анны был достоин Высочайшей похвалы и, наверняка, и сегодня
является заслуженным предметом гордости не только жителей Вильнюса, но и всех
жителей Литвы.

    После осмотра костела я отправился в новый тогда жилой район Жирмунай.
    Более нового жилого района,- Лаздинай, -  тогда, в 1971 году, еще не было. А о районе Жирмунай я был информирован,  благодаря журналу «Архитектура СССР»,
который я выписывал каждый год до тех пор, пока не исчез СССР, а, вместе с ним, и сам журнал.
    За проект жилого района Жирмунай литовские архитекторы получили тогда Государственную премию СССР. Мне не терпелось воспользоваться такой возможностью и увидеть этот район своими глазами.
    И то, что я увидел, произвело на меня довольно сильное впечатление.
    Жилые дома были выполнены из сборных железобетонных панелей. Казалось бы, все было, как у нас, в Харькове. Все, да не совсем.
    Дома не выглядели однотипными коробками. Каждый следующий дом отличался от
другого незначительными, на первый взгляд, вставками и архитектурными деталями. Активно использовался и цвет в решении фасадов. Бросалось также в глаза высокое качество выполнения отдельных элементов зданий и всего строительства в целом.
    Но, изюминкой нового района был районный общественный центр, решенный в
красном лицевом кирпиче по индивидуальному проекту. Это было красиво, современно, со вкусом.
    И этот центр, включавший в себя магазины и предприятия общего назначения, словно, действительно подлинный центр, «держал»  на себе всю окружавшую его застройку, превратив ее в единую композицию и один живой организм.
    В моем лице два человека смотрели на Жирмунай. Один был архитектором, а второй- просто обывателем, пытавшимся примерить его на себя.
    И мне так показалось, что оба взгляда получили удовлетворение. Здесь все, что я видел, люди задумали и сделали  для людей!
    Пожалуй, апофеозом всему служило потрясающе задуманное и выполненное благоустройство и озеленение.

    И опять я подумал тогда, что, как жаль, что этот опыт заканчивался только на Прибалтике. И почему Литва могла себе позволить так проектировать и так талантливо строить?! Чем они, литовцы, были лучше, чем мы у себя, в Харькове?  Но, таких вопросов я мог задать себе тогда, хоть миллион. Только ответов я бы не дождался,  ни тогда, ни потом.
    Но, одним из ответов был бы, наверняка, такой: «Наличие в Литве высокой общей культуры!». И это то, чего совсем не было, и нет до сих пор, у нас…

   …Еще в Харькове, перед отъездом в Вильнюс, меня предупреждали о том, что литовцы не доброжелательны  к русским. Могут направить тебя в обратную сторону, а не в ту, куда тебе нужно. Рассказывали, что литовцы бдительно следят за тем, чтобы не допускать ассимиляции с русскими,- стараются не допускать браков литовских девушек с русскими парнями. Все это я слушал, но не очень-то верил этому.
    Побывав в Литве, пообщавшись с литовцами и увидев все, что смог, я невольно вспомнил о тех предупреждениях, которыми меня напутствовали.
    И что же? В обратную сторону меня никто не направлял. Витаутас Чеканаускас был со мною очень вежлив и корректен, и гостеприимен, в меру обстоятельств. Возможно, это еще не показатель. Просто он был интеллигентным человеком и с таким же общался.
    Но я, невольно, тогда в Вильнюсе, подумал о том, что литовцев всего около четырех миллионов. И у них высокая культура во всем, - в окружающей их жизни, в строительстве, в предметной среде, в человеческих отношениях. И эта культура воспитывалась в них с молоком матери. А у нас этого ничего не было, и нет!
    И что же мы могли им дать? Чему научить? И  неужели непонятно, почему они не хотели нас допускать к себе?! Я ничуть не осуждал их тогда, и не осуждаю теперь.
    И я прекрасно понимал, что им было, что беречь…

    Уже поздно вечером я прибыл на железнодорожный вокзал Вильнюса…
    Своё задание по командировке  я сумел выполнить в сжатый срок. И выкроил для себя еще одни сутки на то, чтобы заехать на обратном пути в Минск, где тоже никогда не был.
    На то была у меня еще одна причина. Моей жене Тане в обязательном порядке нужно было купить хорошие женские сапоги на зиму. В Вильнюсе, как ни удивительно, нужных мне сапог я не встретил в продаже. Надежда оставалась на Минск. По слухам, ходившим у нас в Харькове, Минск славился тем, что там всегда была в продаже хорошая обувь…
  … Перед приездом на вокзал я хорошо поел в ресторане, и поэтому, свободно купив купейный билет на скорый поезд до Минска, болтался теперь по территории вокзала, в ожидании отъезда. Мой поезд должен был отправиться около часа ночи, читать было что, и я не волновался, что пропаду от скуки, или опоздаю. В довершение ко всему, в моей голове было столько впечатлений за один день, что нужно было время, чтобы все как следует  осмыслить и разложить по полочкам. И я, откровенно,  даже устал от этих впечатлений.
    «Не объять необъятное!» - как говорил известный Козьма Прутков. И это тогда соответствовало моим ощущениям. Еще и поэтому я поехал тогда на вокзал…

    Казалось бы, на этом и закончились мои впечатления о Литве. Солнце давно уже село, длинный и насыщенный день окончился, что же еще?
    Но, мой длинный рассказ о Прибалтике завершу последним впечатлением, не имеющим ни малейшего отношения, ни к самой Прибалтике, ни к ее архитектуре, ни к культуре. И впечатление это было довольно сильным и свалилось на меня совершенно неожиданно.
    Где-то около двенадцати часов ночи я бродил по первой платформе перрона Вильнюсского вокзала.
    Железная дорога всегда манила меня к себе подвижным составом, своими запахами и звуками, мерцанием разноцветных огней светофоров. Мне никогда не было скучно на вокзалах. 
    Казалось бы, всего сутки назад я приехал. Тогда я устал от езды, от запахов и звуков. А теперь меня снова влекло в путь, в будто бы неизведанную даль.
    В этот момент прямо к платформе, на которой я тогда стоял, маневровый тепловоз подал  один цельнометаллический  вагон, на окнах которого я, присмотревшись, увидел стальные решетки. Сквозь эти решетки из окон вагона на темный перрон лился слабый свет. Таких вагонов я еще в своей жизни никогда не видел.
    Как только вагон остановился передо мной, тяжелая дверь тамбура открылась, и на платформу быстро спустились два солдата с автоматами и с немецкой овчаркой. Еще один солдат с автоматом оставался наверху, на площадке тамбура вагона.
    Через минуту из вагона, один за другим, стали спускаться заключенные в одинаковых серых брюках и серых стеганых телогрейках. На головах у них были такие же одинаковые серые шапочки с козырьками. Люди были все разные по возрасту и телосложению. Но, вид у них был жутким и неприятным. У всех были угрюмые  и усталые лица. Если не сильно анализировать, то казалось, что все они были на одно лицо.
    Всего на перрон спустились десять заключенных.
    Один из солдат, что были внизу, тихо скомандовал, и заключенные выстроились в одну колонну. Затем этот солдат стал во главе колонны. Второй солдат, с собакой, стал позади колонны. Последовала команда, и колонна медленным шагом зашагала прямо по перрону, а затем, спустившись с него, исчезла в темноте, вдоль рельсов первого пути.
    Эту неприятную сцену наблюдал не я один. С десяток пассажиров, бывших в тот момент на платформе, так же, как и я, с явной неприязнью смотрели на происходившее у нас перед глазами.
    Да и что приятного могло в этом быть? Даже понимая, что перед тобой преступники, все равно жутко, когда один человек по отношению к другому ведет себя, как со зверем. Если вдуматься в это, то становится не по себе. И понимаешь, что так не должно быть.
    Прошло минут двадцать, и из темноты на платформу вышла колонна других заключенных, сопровождаемая  теми же солдатами с собакой. Снова их было десять человек, в такой же серой однообразной одежде. С другими, но такими же угрюмыми лицами.
    Новые заключенные построились перед вагоном.  И, когда снова открылась дверь тамбура, они по одному поднялись в вагон. Никаких разговоров не было. Только короткие слова команд. И более ничего.
    Через пять минут локомотив,  мерно урчавший до этого, коротко свистнул, дёрнул, и маленький поезд  из одного вагона отчалил от платформы и вскоре растворился в темноте, среди разноцветных ночных огней  Вильнюсской станции.
    «Провели ротацию заключенных» - сообразил я, вспомнив все, что читал и слышал об этом когда-то.
    Я ушел с того места на платформе, заставив себя думать о чем-то приятном…
    А  немного позже,  уже готовясь ко сну, как всегда, на второй  полке своего купе, в скором поезде, я мчал сквозь ночь на Минск.
    Но это уже будет совсем другой  рассказ. А называться он будет «Рамонт абутку».

*) Таллин, так тогда называлась столица Эстонской ССР



    02.11.2008 г.
    г.Харьков