Перевозчиков А. А. 1948год. Борис Баум

Геннадий Баум
Город маревой пыли.
    Кустанай навсегда останется не проснувшимся утренним городом, всем своим видом напоминающий вывалявшуюся в дорожной пыли курицу.  После тяжёлой дневной духоты продолжает плыть в полудрёме городская жизнь, в вечернем воздухе появится аромат акациевых аллей...
  Путнику покажется, что жизнь замерла, но, к примеру, гонения на церковь и срытые храмы вызвали единый благодарственный лепет кустанайцев. В отсутствии примечательности, стоя с вилами посреди двора горожанин тоскует о красоте.
  Первомайские призывы слегка пробуждают население, но сытая дореволюционная лавочковая жизнь больше привлекает горожан.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Отец.
   Мой отец к семнадцати годам овладел мастерством изготовления тележных колес. Дедова семья собрала деньги на отход и дала совет: "Если не сможешь в первый год заработать на крестовый дом, то оседать на таком месте не след".
   Передвигался отец на собственной телеге, запряженной добротной парой, перезимовал в Троицке, а летом 1896 года приехал в Кустанай. Место понравилось, работы было в достатке.
   Дом приобрел недалеко от переправы на Самодуровку на стыке улиц Пушкина и Московской в августе 1897 года. Во дворе до холодов поставил мастерскую и сарай с навесом.
   Заборов в те времена ещё не строили. Своровать было легко, а продать невозможно, а купить ворованное было пострашнее смерти. Если воришка быстро попадал в участок, то оставался жив. Время было суровое.
   Женился отец в 1898 году, из Твери на свадьбу приезжали дед с бабой.
   В Твери ступицу колеса делали из комля старого вяза, из а из березы и ясеня делали спицы. Не всякая береза и ясень годились, а только с перевитыми волокнами ствола. Ободья делали из зрелого дуба, растущего на опушке леса. Колесо в степи двигалось по  кочковатой местности в условиях сухого климата, поэтому материал ободьев кипятили во внутреннем конском жире.
   Первые годы отец занимался ремонтом колес, используя на ступицы карагач, а на спицы и ободья березу. Практика показала пригодность карагача и березы для изготовления колес. С осени 1903 года отец начал изготовлять колеса, все работы производил без подручных. Клепаные с наклёпом металла шины закупал в Орске. В те времена существовали ремесленные правила: не можешь - не берись, денег наперед не бери, не болтай с заказчиком, называй цену твердо не уступая ни городовому, ни мужику!
   В 1909 году на Царской начали продаваться дешевые фабричные колеса, бесконечным ремонтом которых мой отец занимался до глубокой осени 1937 года.
  Мой отец окончил три класса, умел читать и писать, немного дружил с арифметикой, был по-детски наивен, всегда ошибочно оценивал людские отношения, не умел жить той же жизнью, какой живут окружающие, всегда желал неосуществимого. В семье жил больше бочком, не спорил, голос не повышал считая это постыдным. Что то его заботило, о чем то он тосковал, в ночной темноте часто слышали тяжелые вздохи. Отец любил торжественность церковной службы и работу, после первой ходил умиротворенный, после второй с удовольствием хлопал в ладоши. Свое понимание жизни считал основополагающим, все, что было выше разумения(беседы с отцом Михаилом запоминал накрепко и вставлял отдельные выражения в свою речь) величал заумным, а что ниже его представления прозывал бестолковщиной.
  Как человека, мы отца не понимали, зато он зажав в кулак свою тоску о возможно лучшем жизненном предназначении, помог нам жить более осмысленно. Вместо нравоучений и битья говорил нам: "Один Всевышний знает какие проповеди я мог бы оглашать с амвона. Что горевать, пусть благовест звучит в наших сердцах!".   
Перевозчиков.А.А. 1948 год. Записано со слов.

"Не надо горевать, пусть благовест звучит в наших сердцах".
    Отец Михаил в нашей церкви появился в середине 1914 года, по разговорам был выслан в нашу глушь за проявленное своемыслие, открыто выступив против планов церковно-приходского совета, решившего перестроить алтарь, барабан и купол новой церкви, по подобию храма в Самаре, дескать переплюнем, тряхнем мошной!
   Мой батька с удовольствием общался с отцом Михаилом и многократно пересказывал интересные подробности этих бесед. Многое забылось, но это осталось во мне: "Народ задавлен тяжкой тоской дня сегодняшнего, а мимо проплывает благостная жизнь! Надо показать прихожанам это Несбывшееся, перестать ковыряться в повседневном и браться за сотворение чуда своими руками. Покаяние перед Всевышним возносит наш дух! Сострадание и душевность к ближнему - высочайшая ценность церкви, вкладывающая в каждого православного веру, что душа его - средоточие нашего мира. Пусть над ней простилается длань Господа!"
   В народе сохранилась память о священнике-идеалисте хотя он этого категорически не желал, священник усердно исполнял свои обязанности, всякого он укреплял, наставлял и поддерживал в вере. В феврале 1917 года был переведен в Москву.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

О событиях 1905 года.
   О расстреле жителей Санкт Петербурга мы узнали 11 января 1905 года.
Заказчиков сразу поубавилось, отец стал поздно вставать, с трудом привыкал к необходимости занять себя безделицей. Поговаривали, что учителя, врачи, инженеры и дворяне собирали средства семьям погибших.
  Глядя на всеобщее уныние царившее в обществе, находились люди открыто говорившие:"Не падайте духом, мы ему этого не простим. Не по христиански пулей бить лбы просящих!"
Именно с января 1905 года наши отношения с соседями заметно потеплели, люди простого звания начали сближаться, сбиваться в соседские компании в надежде локтем пережить  тревожные времена. Людская потребность довериться и быть вместе проложила между ними тропинки и определила дорогу. В молитвах перестали поминать царя, при одном его упоминании сплевывали. Горожане простого звания перестали раскланиваться с чиновным и городовыми.
   Отцов земляк тверчанин унтер Вычужанин жаловался на всеобщее презрение. Горожане попрекнули нас неприличным знакомством, боясь потерять себя в людях, обходили унтера стороной.  В полицию перестали таскать народ по мелким поводам, спешно выгнали городового посмевшего дать возчику привычную зуботычину.
   Чиновные и полиция примолкли, утихли купеческие загулы, торжества справляли за глухо прикрытыми ставнями, на улицах перестали шарахаться от повелительного "По-о-о-сторонись!" Кустанай ждал подспудно надвигающихся событий. Пришибленные нищетой народишко стал потихоньку роптать, возмущатся на любую несправедливость.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Иван Каляев.
   В феврале 1905 года в Кустанае прошел слух, что простолюдин Иван Каляев КАЗНИЛ бомбой генерал-губернатора Москвы Романова за вопиющие события на Ходынке и расстрел 9 января 1905 года в Петербурге.
   В мае узнали о казни бомбиста. Акт противоречил нашим понятиям, но даже смиренные горожане благодарно зажгли лампадки по усопшему И.Каляеву. В храме после вечерней службы прихожане самовольно притушили свечи и в темноте молча молились за бомбиста.
   Созданный по подобию Божьему, мистической ипостасью православной веры угадал тайное противобожеское желание народа отомстить за поругание. Люди понимали, что царь юродив, братец его душегуб. Один человек совершил то, отчего народу стало легче. В тот год Троицу праздновали с размахом. Городовые и пристав факт двух КАЗНЕЙ не отрицали.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Выбор.
В кустанайской гимназии учителя начали сбор средств семьям пострадавших от расстрела 9 января в С-Петербурге.
  Перед жестоким и мучительным выбором, вдруг остаться без места, оказался вполне порядочный человек, на иждивении которого находятся девять душ. Укорливые взгляды коллег заполняли его день  перерастая в нечеловеческую покаянную ночь. Он прятал глаза, внутренне затих, на переменах не выходил из классной комнаты, но в последний день внес три рубля! Перед моими глазами частенько является совесть с ее мучительным выбором. Будь проклят тот, кто заставляет нас выворачивать глаза белками!
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Накануне.
  Отец был духовно скудным, прекрасно осознавал ущербности и потому в беседах больше помалкивал.
Накануне лета 1917 года Кустанай погрузился в полную темноту, горожанин был еще холопом, но тиран уже рос в нем. Жизнь ожесточила народ, в городе вспыхивали необъяснимые потасовки. Народ был брошен, растерян, в головах царило опустение, с надеждой ждали завтрашнего рассвета. Находились горожане считавших себя обязанными действовать; сажать деревья и кустарники, устраивать беседки, очищать улицы от грязи и навоза, строить деревянные тротуары, кормить семью.
Как лампа забывшая потухнуть без керосина, народ уставший ждать завтра начал собираться в соседские беседы. В итоге было решено, что чистую публику, как эксплуататоров следует прижать и изгнать, большевики скинули Николашку, значит у России на них надежа. Кустанайцы сделали выбор...
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Гражданская война в Кустанае.
 Днем по городу разъезжали казаки, а на ночь окна домов захлопнулись ставнями, Кустанай погрузился в бездну, палисадники, в тени которых любили сидеть кустанайцы, опустели.
 С уходом белых, по железной дороге прибыли "избавители", как тараканы разбежались они по городу занимая освободившиеся места, магазины и лавки закрылись, мужики перестали работать проводя целые дни в палисадниках за куревом и самогонкой.
  Во всякий день стало происходить множество событий в корне меняющих положение горожан, сильнее сковывая  все большее число беззащитных единой участью жертвы. Быстрые перемены в обстановке и поголовная неграмотность подавили волю и сознание. По ночам, когда сон побеждает рассудок в уши бьют чудовищные толчки выстрелов, неизвестные ломают двери домов на окраинах и выбивая дубиной душу хозяев - грабят. В конце июля стреляли уже в центре. Ночь добралась до тех, самых ярых, оравших по углам: "Мы богатеям ужо припомним!" Мужики теперь сидели по дворам посылая по делам баб и мальчишек.
Всякий взрослый и ребенок усердно молился напоследок, зная наверняка, что сегодня наступит его самый последний день. Священник сказал, что сейчас захватывают власть большевик -кандальники, а варнаки, которые обязаны были бы покуситься, щиплют народ.
  Народу разного было убито без счета, на кладбище земля была сплошь перекопана, только дальний участок еще зеленел. Хоронили (именно хоронили, будто прятали) по ночам спешно без гробов, навалом бросая тела в ямы, чтоб  сподручнее было - сломали кладбищенскую изгородь. Вокруг нас исчезали целые семьи, их имущество и дома продавали пришлые мужички, а пастухи находили в степи свежие холмики земли, так красная власть избавлялась от ограбленных.
   Большевики установила свой закон, обязали всех исполнять свою волю, взяли себе право унижать, убивать, клеветать, сажать. Война с населением закончилась запустением городского хозяйства и ремесел, городской воздух был густо замешан тяжелым трупным зловонием, осквернив души горожан, ленинцы с револьвероми принялись налаживать крестьянина на бесперебойную работу.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Благородные.
  Чистая публика это чиновные, учителя, врачи, стряпчие которые между собой коротко переговаривались по иностранному. Дворяне разительно отличались от чистой публики свободно общались на двух-трех языках, музицировали, читали книги, играли в шахматы, проводили  литературные вечера.
  По мнению горожан дворяне были тождественны Самодержцу, прибавив к этому иностранные языки, библиотеку, гимназию вырастала в умах неземная благородная фигура, у ног которой стелется весь мир. Я видел пожилого барина, который полузакрыв глаза лежал в качалке и весело балакал сам с собой, благородным никогда не было скучно с самими собой. На улице они смотрели сквозь встречных, никого кроме себя не замечая. Я думаю, что беседовать с нами им тоже было не о чем,- все равно что играть с новичком в шахматы. Мой отец сказал, что главный секрет их благородства кроется в том, что они знают как растет человек и трава, им им известны мерило Бога, Земли и человека.
  В Кустанае проживало четыре дворянских семьи, самые видные и денежные места были заняты ими, остальные завидев издали спешно сгибались вдвое. Дворяне обучали своих детей в университетах на казенный кошт, через пенсионы и фонды. Студенты потом выходили в большие люди и жили безбедно. Вдова дворянина Маркова  получала за мужа хороший пенсион, кроме этого деньги из императорского фонда, бесплатно обучила трех сыновей в столичном университете, сама проживала достойно, ни в чем себе отказывала. Благородные не соприкасались с простым людом, за колеса с отцом всегда  расплачивались слуги и лишней копейки не давали, потому что в России только они сильны духом и свободны. Они  шли твердо по середине тротуара. В случае возникновения впереди препятствия останавливались и ждали, когда вы обойдете, чтобы продолжить свой путь. События 1917-1919 годов не коснулись их, для белых и красных они были недосягаемы, потому что не выказывали страха.
  Только с начала 1921 года дворян стали притеснять. В 1924 году я в последний раз видел дворянина, он отличался в толпе удивительно внятным выражением глаз.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Кустанайские купчики.
   Наша семья изготавливающая на заказ колеса, осуществляющая ремонт колес, предоставлявшая незначительные кузнечные услуги была просто зажиточной, но человек имеющий самую захудалую лавку был в сравнении с нами чрезвычайно богат, даже небольшая скобяная лавка приносила очень приличный  доход.
  Купчики лично заказывали нам колеса, сами расчитывались, работу осматривали придирчиво, хотя чаще всего дела не понимали. Давали деньги так будто делали  великое одолжение. Я замечал за ними большие небрежности: часто небриты, руки и лицо грязны, в одежде небрежны. Кустанайский купец купив сюртук, рубашку, брюки и сапоги одевал их не переменяя, со временем все принимало заношенный вид, имела многочисленные пятна, которых они не стеснялись. С продажей в Кустанае более дешевых фабричных колес мы потеряли клиентуру, но купцы продолжали заказывать.
   Революцию купцы встретили спокойно, существовать в ожидании последнего дня с 1905 года было тяжело, с приходом новой власти надеялись занять твердое положение. Большевики с каждого столба кричали о близкой гибели эксплуататора, а они уповали... Среди них не нашлось человека способного подняться над рублем, задуматься о судьбе своих семей и собрать средства на защиту города. Ежедневно беседуя с сотнями покупателей они оставались неизменны и невероятно бедны духовно. Степняки казахи потешались над их невероятной жадностью и скупостью.
   С казахом по-казахски, с хохлом по-украински, с русским по свойски они старались находить с человеком общий язык, ни когда не забывая о личной выгоде. Показушно выражали свое "уважение" любому верующему православному и магометанину, считая всякого верующего своей верной опорой.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Цыгане.   
  Благополучное забылось, забавное еще всплывает, а удивительное - всегда в памяти. В июне 1911 года под Кустанаем появился табор. Цыгане горохом рассыпались по городу, ходили по дворам, настырно просили подаяние, воровать боялись, но по мелочи смело прихватывали.
  К началу службы цыгане выстраивались у храма просить подаяние. Если нищие жалостливо канючили, то цыгане  настойчиво требовали. Цыганки засветили свечи и держа в руках, осенили себя пару раз пятерней и вышли из храма. На крыльце вступили в словестную перепалку, видно черти сидят в их головах, которые безошибочно точно исключают лишнее. Дядя Архип очень любивший детей сказал, что в цыганятах нет детскости, нутро хитро-хищное.
  Цыгане начали торговать лошадьми, с виду кони горячие да удалые, но на деле оказались очень  покладистыми. На кличку откликались, как собаки, подбегали к цыгану и стояли в ожидании особой ласки. Сильно понравились горожанам невиданные кони и просили дорого. Хозяин мельницы  купил шестерых, еще с десяток цыганок приобрели  граждане.
  Хмельной цыган, которому отец ладил телегу нудно толковал, что птица с рождения знает свое место, а цыгану приходится подсуетится и озаботиться. Табор привлекал меня самобытностью, сутками гудел роем, но потребительское "Дай" вытолкнуло праздник, поэтому они навсегда остались по другую сторону порога души. Цыгане откочевали в Троицк, а после еще куда-то.
  В Кустанае лошадей пасли общественно, на окраинах имелись загоны, снимай уздечку, плати 12 копеек за сутки и будь спокоен. Хозяин загона принимал вашу лошадь, брал плату, нанимал пастухов, арендовал пастбища, отвечал за утерю. В июле исчезли цыганские лошади. Приставу было подано прошение о розыске, но найти не смогли.
   Батюшка после отбытия табора сказал: "На Крестный ход столько народу не собиралось, сколь пришли на проводы табора! Неделю вы с цыганами колобродили, забыв о храме и боге. Я расскажу о цыганах, а вы помните, что однажды утром они просыпаются около нового города и впадают в состояние дикого разгула, в бешенной свистопляске табор уверенно устремляется в город и осваиваивает жителей, навязывает свои правила, представляясь жителям кочующими бессребренниками, которым не страшно одиночество. Цыган снаружи, вроде, веселый романтик, свое волчье прячет глубоко, ведет дружески, выглядит правдиво, поэтому им верим. Цыган хочет, чтобы вы думали будто он приезжает и уезжает с радостью, будто кочует в надежде увидеть семь чудес. Просыпаясь у костра, вдыхая запах трав, видя звезды над головой, живя в праздничном вихре не табор совершенно не нуждается в обретении места. Запомните! Цыганский мир делит людей на своих и презренных чужих, которые заняли землю. Вот казах кочует по своей земле, смотрит на окружающее просто, а эти жадно смотрели на наши поля и пастбища. Эту цыганскую тайну вы не разгадали, не увидели эту тайную зависть. Потому берегите всегда Веру, Царя и Отечество!"
  Мой город взрослел и менялся, старились жители, но внутри мы остались застывшими. Цыгане немного расшевелили, показали забавные хитрости и фокусы, всласть подурили и попользовались нами.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Мама.
   Все мамы умирают внезапно, а моя заметно глазу и долго. Последние два года она удивительно точно помнила мельчайшие моменты прошлого, не забыла плохое, не примирилась с обидчиками, была оскорблена, принижена и обойдена судьбой, но гордой что отчаянно сражалась с горькой долей.
   Она заранее рассказала мне то, что обычно оставляют на край.
 - Твоего отца я сразу разгадала, кроме мастерской и храма, знать ничего не желал. А я ему всегда что-нибудь поперек, чтоб защищался, был наготове. Всю жизнь его, как грушу, трясла, чтоб зорче к семье был. Он же очень приметливый до людей был. От своих родителей я ласки не видала, а с ним пойдем на люди, а он только меня видел, гладил всегда тихо и неприметно. 
   Читая по слогам Библию временами надолго задумывалась, а потом на изумленном лице начинали понимающе прищуриваться глаза. Вечером перед образами на коленях долго шепталась с Богом, благодарно отбивала поклоны. Потихоньку разбирая свои осколки, каждому определила место, собрала мозаику и оглядев ее осталась довольна жизнью, судьбой и долей. Видно в библии есть слова, которые исцеляют душу.
   Начало разговора о Предстоящем положила она рассказом о смерти деда. Сначала в поведении дедушки, она заметила, незаметно проявившееся ребячество и детскую беспомощность. Тело постепенно уменьшалось в размерах и подсыхало. Незадолго до смерти дедушка много вспоминал о прошедшей жизни и почти не спал.
   Мамина жизнь утекла в заботах о семье и хозяйстве, возможно, на заходе тоже буду с сожалением оборачиваться на свое житьишко, заполненное простыми вещами, знакомыми всем нам. Она слабеет, сильно устает, гонит от себя сон, борется с ним и совершенно выбившись из сил сдалась - со вздохом закрыла глаза. Ушла тихо, гулко хлопнула ветром дверца чердака, вздрогнул свет лампады. Мне стало понятно, ее несложные мысли вертелись вокруг одного меня, на них она истратила свои последние силы. Моя мама.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Успение(погружение в сон) и возношение.
Странное место и слово подобрано гадкое "клад-би-ще" -  "клад!" Возможна ли сокровенная беседа в подобном месте? Однако, только на нем открылась мне законченная картина человеческой жизни. Вокруг покойного вдруг оказалось пусто, но внутри меня рождалась живая человеческая суть мамы.
 В тот день я чувствовал себя одиноко, в толчее не хватало воздуха и в заботе о себе отошел ненадолго, а вернувшись обнаружил, что упустил что то важное в прощании с прошлым. Горестные дни к ночи разваливались на куски, вымарались. Мама мало-помалу стиралась уступая нарождавшимся воспоминаниям. Дядя Архип накануне вхождения в Царство Небесное благодарно вспоминал своих родителей - может и я последую этому примеру.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

У переправы.
Я провожал фельдшера Ерофеева М.В. на переправу. Справа еще строился мост. Спуск на переправу был очень крутой, поэтому груженные телеги ездили в объезд  через татарскую деревню. Молодая кобылка испугалась накатывающейся сзади брички с возчиком и уездным землемером, метнулась в сторону, повозка перевернулась.  Землемер истошно кричал, а возчик мертво лежал на боку.  Ерофеев бросился оказывать медицинскую помощь вначале возчику. Перевязывая голову пострадавшему шептал мне: "По опыту знаю, ежли кричит значит силу имеет, у молчащего дела вечно плохи! Кинься я сперва к землемеру, охотников у меня лечиться не нашел бы! И вообще, землемеры не мой фрукт - им врача подавай." 
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.


Мои соседи Утебаевы.
В Кустанае казахов всегда было мало. Недалеко от нас проживала семья Утебаева. Дом у них был пятистенок деревянный, топили дровами, кизяком, и овечьей навозной нарезкой. В доме имелся небольшой буфет для посуды, три-четыре сундука, а пол был застелен разноцветными домотканными казахскими коврами. Держали лошадей, коров, в зиму передерживали 200 овец. Раз в месяц резали лошадь, под карнизом дома на кожаных арканах вялилось мясо. В кладовой на сквозняке сушился курт(подсоленые кусочки творога) и висели рядами длинные шужуки( колбаса приготовленая из отборного конского мяса с добавлением соли, лука, чеснока и черного молотого перца). Для ухода за живностью держали работника, каждое утро доенные коров тряся пустым выменем брели в гурт. Коров, лошадей, овец и верблюдов работник пас вместе, их живность всегда была в лучшем состоянии, личный гурт - не общественное стадо. Старший сын по воскресеньям продавал на базаре овец. Кустанайцы раз в неделю охотно покупали барана. Это было дешево, сытно и полезно для кошелька. Наша мама покупала барана, три-четыре круга шужука, кумыса, в лавку старались ходить реже. Утебаевы огорода не имели и всегда охотно покупали у нас излишки овощей. Кадирбек ага постоянно находился в разъездах по закупу шерсти, в его отсутствие хозяйством заправлял старший сын. Если во дворе стоят огромные возы доверху груженые овечьей шерстью, значит Кадирбек ага вернулся с поездки. За татарским выселком и мусульманским кладбищем у самого оврага горожане сажали картошку, наш участок соседствовал с утебаевским. Два раза в неделю мы с Нурланом (мой погодок, средний сын) ходили полоть и окучивать картофель. Утром у Утебаевых можно было попить шубат(кисломолочный напиток из верблюжьего молока), кумыс(кислый сброженный напиток из кобыльего молока), айран(кефир), молоко(молоко пили сырое), поесть баурсаки (лепешки), мясо отварное с сурпой, картошку в мундире(картошку не жарили), куурдак. В обед обычно бесбармак с сурпой и сузбе, всегда подавалось на отдельном подносе большие куски баранины и конины. Обед растягивался на два часа, после чего домочадцы сыто засыпали. Старикам отдельно подавали чай.
Вечерние пищевые приемы напоминали утренние. Утебаевы относилась к числу зажиточных хозяев. 
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

Утебаевский ледник.
Перед утебаевским домом строители из татар вырыли глубокую яму квадратом и начали укладывать бревенчатый сруб. Бревна сруба пропитывали буксовым железнодорожным маслом, поверх сруба уложили четыре наката потолка. Погреб обложили плотными камышитовыми матами в пять слоев. Верх засыпали землей трамбуя каждый слой. За ходом строительства строго наблюдал городовой унтер. Затем строители начали со двора копать лаз в ледник. Лаз строился из бревен  шириной в метр, высотой в два метра, длиной 6-7 метров, под ногами деревянные ступеньки.
В четырех жестяных корытах из воды на морозе получали кубики льда, их заносили в погреб и выкладывали ими стены. Моя мама летом спускалась в утебаевский погреб и приносила домой в ледышку замерзшее молоко, мясо, масло. Стоимость ледника с работой и материалом составляла 900-950 рублей, а рабочая лошадь на рынке 60 рублей.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

По следам памяти.
Утром папа уходил в мастерскую, всегда первым откликался на стук в ворота, по дружески встречал старого и нового работодателя. Только после войны изрядно повзрослев начал нестерпимо скучать, в разговорах все чаще упоминал родителя. После второго-третьего поминания все знакомые, внезапно очнувшись, вспоминали о былых встречах-беседах.   
Каким его помнили? Приветливым и участливым, если радовался то до лучинок вокруг глаз, соболезновал до слезинки на щеке. Всем друг и товарищ, но за выженные в оглобле отверстия не забывал спросил пятачок, за просроченный на месяц рубль просил надбавить три копейки.
Работу мог сделать к сроку, задержать немного, но неустойку не платил. Все соглашались с ним и старались сдружиться учитывая хорошее качество работы и материала, за низкую цену работы, человеческий взгляд в душу. В вопросе веры многие говорили даже о его безбожестве, особо упоминая критический взгляд в отношении терпимости бога к церкви и мироустройству, хотя об Иисусе у него были вполне четкие представления, мировозрения и предпочтения распространяемые с амвона его душа принимала сразу горячо и безоговорочно, как запах ладана, тления свечей, но потом, спустя не одну неделю, наступал момент критического разбора всего духовного наследия последних служб.
Некоторые особо упоминали о том, что не было у него, как очень часто бывает двух-трех особых голосов, то есть отдельно для друзей, знакомых - незнакомых, домашних. Николай Трофимович бывший водовоз больницы стесняясь сказал: "Жаль невозможно побеседовать, не с кем поделиться душевным, все эти годы мне кажется, что стоит он позади меня и участливо глядит вслед".
 Более молодые собеседники упоминали, что незадолго до смерти мой отец старился прямо на глазах, навстречу шел молодцеватой походкой, а потом со спины горбился, глаза искрились и тут же умирали, милая улыбка задержавшись на губах, через время напоминала оскал.
В городе крутятся колеса, течет Тобол, воробей шевелится на воротах, ветер качает яблоню, петушок растет на глазах, зарастая травой крест стоит недвижимо.
Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.

 Погружение в грехи.
Кустанай старел, мимо пробежали время, души, судьбы, а я закаменел, приняв невидимое за настоящее. Вспоминая небогатое прошлое, нарочито упустил неприятное; свою трусость, подлость, молчание и бездействии, а ведь в спрятанных друг от друга глазах выгляжу порядочным.
 Перевозчиков А.А. 1948 год. Записано со слов.