Анюта идёт на рыбалку. Она снова хочет поймать удачу за хвост, а может, и за голову. Для неё слово «удача» связано со словом «удочка». Удить рыбу для неё – удовольствие не только летом, но и зимой, в сибирские холода. Анюте четырнадцать лет. Летом исполнится уже пятнадцать. Из них половину она прожила в нашей семье. Она приёмная наша дочь.
В свои семь лет она была похожа на пацана, большеголового и веснушчатого. С первого же дня появления у нас она облазила все заборы и уже больше не могла спокойно ходить по земле, сознательно избегая калитки, двери, воротца, ворота. Она висла, цеплялась, подтягивалась, балансировала, повисала и раскачивалась везде, где это было возможно. В этот процесс «воздушной гимнастики и акробатики» вовлекала она и младших, неродных ей братьев. Она была у них капитан, лидер, командир и норовила всегда и во всём брать верх. На то было несколько причин.
Ужасная гиперактивность ей не давала покоя. Энергия била из неё ключом, не позволяя усидеть на месте ни минуты. С первых же дней из-за неё наша семья стала терпеть убытки в виде разбитых мячиком стёкол, уроненного телевизора, сломанных или разобранных игрушек. Особенно было жаль большую хрустальную вазу, подаренную мне на районном конкурсе «Учитель года».
Лето спокойствия тоже не принесло. Площадь детских игр расширилась, и без присмотра детей никак нельзя было оставлять. Однажды она вместе с младшеньким ходила по невысокому горизонтальному забору и, не удержавшись, они оба шмякнулись на землю. Ей, обычно увёртливой, на сей раз помешал Костя, и что-то потом у неё болело. Я не помню, потому что подобное бывало часто.
Всякий раз она громко вопила. У меня обрывалось сердце, и я, стремглав бросаясь на помощь, каждый раз представляя себе ужасную картину переломов или других, ещё более жутких увечий. Но обходилось почти всегда лёгкими ушибами, которые неизменно снимались примочками. Криками она пугала, потому что ей очень нравилось таким образом звать меня к себе, показывая всем, как мама её любит. Потом я убедила её, что так делать не следует, и это прекратилось. Один раз она получила более серьёзный ушиб руки, когда мы с мужем были вынуждены покинуть детей, возложив свои обязанности на знакомую. Мы тогда девочку срочно свозили в районную больницу, но, к счастью, опять всё обошлось.
В больнице мне с ней пришлось «полежать» в самом начале, когда только привезли её из детского дома. На маршрутном автобусе мы должны были проехать около трёхсот километров. Она тогда не слушалась ещё меня и пробежала по холоду до туалета и обратно нараспашку. Возможно, она уже тогда заболевала, раз уже ночью у неё началось удушье.
Это было страшно. Муж быстро привёз фельдшера, и она, оказав первую помощь, дала направление в амбулаторию. Оказалось, у неё получился отёк верхних дыхательных путей. Сказали, виновата аллергия, а ещё трахеит, ставший хроническим. Пройдя интенсивное лечение, через неделю мы вернулись. Но в эти дни в больнице ребёнок был особенно счастлив, хоть и происходило привыкание. Я учила её слушаться, развивала. А ещё мы подавляли в ней две очень отвратительных черты: зависть и жадность. Это продолжалось ещё долго, но воспитательная задача была поставлена, и работа продолжалась.
Завидовала она всем и всему, да ладно бы потихоньку, сама в себе! Происходило это много раз в сутки, требовательно, занудливо, и неизменно сопровождалось слезами. Она не верила взрослым. Её слишком много в жизни обманывали, поэтому авторитетом они у Ани не являлись, что затрудняло воспитательный процесс. Муж помогал мне её укрощать, и происходило это просто, без нервотрёпок и «кровопролития». Это была загадка, Впрочем, мамы обычно ласковые, хоть и строгими хотят быть, а мужчина есть мужчина. Я радовалась, что он у нас есть. В противном случае я бы не выдержала, сдала бы эту дерзкую девчонку обратно. Ещё мне помогал Бог. Ясно, что в особо тяжёлые моменты я молилась, и Он быстро успокаивал меня, но бывало, помощь я получала и физическую. Например, так получилось с валенками.
Она не хотела обметать валенки от снега, когда заходила с прогулки. «Не хочу!» - был ответ. Я выносила её обувь и удаляла снег сама, потому что она не слушала, почему это необходимо делать. Вот и на сей раз она забежала с улицы и, не разуваясь, пробежала в зал, включила телевизор и улеглась на ковре смотреть. Она не собиралась подчиниться, опять ответив: «Не хочу». Я схватила валенки и убежала на кухню, чтобы не сорваться и не поколотить её. Мне хотелось бросить валенки в печку. Но как она потом будет гулять? Я плакала, жаловалась Богу, и Он меня скоро успокоил. Тут прибежал ко мне Антошка, старший из братьев. Он сказал, что у Ани сломался мультик.
Как- сломался?! Это же не «видик». У нас был видео-фильм про Томми и Джерри, этих задир мышат, оскорбляющих кота. Я запрещала им смотреть его, так как дети вначале и так часто ссорились. А тут показывали этот фильм по телевизору. Как же он мог сломаться? Кадр остановился. Я не поверила. Так не бывает! По крайней мере я такого никогда не видела. Пошла смотреть. Точно, кадр остановился, и стоял до самой ночи. Я тогда ей сказала: «Это тебя Бог за валенки наказал». С той поры валенки она стала чистить. И вообще меня стала слушать.
Отношения её мамы к мужчинам было лёгким и несерьёзным. Она их не слушалась, часто меняла, а то одновременно имела несколько, крутила ими, как хотела. Когда ей было пять лет, её взяли в детский дом, а потом она попала в семью к буряточке тёте Тине. Хозяйка дома мужа своего русского не слушалась, а только им командовала. Держали они много коров, и вообще хозяйство было большое, крепкое. Мужчина кроме того ещё работал. Хозяйка она была отличная, руководила хорошо, всех заставляла работать.
Кроме Ани, у них было два приёмных мальчика, оба старше Ани. Она им всем внушала со слов Ани, что взяла их именно из-за работы. Ане это было особенно обидно, потому что в их семье к работе её не приучали. Бабушка часто была пьяной, а мама постоянно где-то пропадала, несмотря на троих малых детей. Работа здесь была разная, вспоминала о ней Аня с неприязнью. Да и сама жизнь там казалась ей каким-то кошмаром. ТётяТина постоянно ругала её, а мальчишки ею командовали и не давали пользоваться льготами.
Она постоянно хотела есть, а кормила их хозяйка в основном, кашами, которых Аня терпеть не могла. Вот и ходила она с постоянными мыслями о еде. Мальчишки всегда сами собирали яйца от куриц, и успевали часть выпивать. Ей же этого не позволялось. Из-за её тяжёлого характера они постоянно притесняли её и ябедничали. Так ей попало однажды за то, что во время подготовки к засолке капусты, она ела тёртую морковку. Обид было накоплено множество, и запомнились они ей хорошо потому, что многие были связаны с едой. Так рассказала она, что как-то раз, взяв детей работать на поле, хозяйка не приготовила еду, и дети съели целую килограммовую упаковку сахара.
Аню в той семье унижали, водили её в баню с мальчиками. Ещё их старший тринадцатилетний приёмыш однажды чуть не задушил Анюту подушкой. Вспоминает это она с содроганием. Однажды ей бросили сонной на лицо огромного паука и вообще всячески пугали. Где в такое время бывала хозяйка, неизвестно, но у Ани появилось страхи и негативное отношение к мальчикам. Да и всё ей там не нравилось. Например, она рассказывала, как мёрзла на раскладушке под тонким покрывалом, как её ругали за сломанную игрушку внучки, хотя она её не ломала. О любви к ней со стороны приёмной мамы не было и речи. Взяла из детского дома она Аню, якобы из-за роскосых её глаз, но мамой её девочка не называла и примерно через три месяца во время очередного посещения специалистам она сказала, что не хочет здесь жить. Забрали её не сразу, где-то перед Новым годом. Тогда мы её и взяли.
Двоих мальчиков – братьев нам наметили сразу, а вот девочек свободных, как сказали, не было. Но я настаивала, потому что задумала детей взять таких примерно, какие были у нас. Они уже выросли, жили самостоятельно в городе. Их было трое – два сына и одна, старшая дочь. Потому я просила дать мне недостающую девочку. Я для рукоделия набрала всего на большую сумму, чтобы обучать дочку, так им и сказала и смогла, видимо, убедить. «Ну хорошо, дадим мы вам девочку», - прозвучало почти угрожающе. Её велели привести с урока в школе и вот она с куклой в руках, перед нами. На вид она напоминала мальчишку-беспризорника с ёжиком на голове. Из-за педикулёза её недавно постригли. Мы поговорили, немного пообщались. Её увели, а потом ждали ответа, понравилась ли. Не понравилась, но раз Бог даёт, мы берём. Работники детского дома облегчённо вздохнули. Позже, из её рассказов я всё поняла.
В детском доме её не любили, считали виноватой, что не закрепилась в предыдущей семье. Да и было за что её не любить. В ней как будто сидел дьявол, до такой степени она была вредной и противоречивой, яростной и непредсказуемой. Девочку часто наказывали, не любили, поэтому так и не выработалась у неё ответное чувство любви к людям.
Однажды ей не дали пельменей во время обеда. Всех покормили, а её прогнали, потому что ей не хватило с первой партией, и подумали, что она уже поела и ещё просит. Это для неё была особенная трагедия, потому что она очень любила все мясные блюда. Я убедилась в этом сама, когда уже у нас дома она жадными глазами смотрела на чужие порции и требовала взрослой добавки. Желудки у детей были подпорченными, поэтому приходилось контролировать еду. Несколько раз она воровала колбасу из холодильника, как привыкла делать у тёти Тины.
Потом я часто сама ей приносила колбасу в кровать, слыша, как она ворочается и не может долго уснуть, за что она была мне очень благодарна. Ещё она любила картошку, особенно в «мундире», до безумия, могла съедать её в неограниченных количествах, и ещё брала к себе на полку, чтобы, проснувшись ночью, съесть её. Но потом я не раз находила её испорченную и выбрасывала. Кормила я детей первое время восемь раз в сутки. Позже семь раз, а потом уже перешла на шесть и пять, тем более, что Аня училась в первом классе.
С учёбой были проблемы. Аня учиться не хотела. Но с самого первого дня я стала приучать детей к чтению художественной литературы. Также мы с ними выполняли различные задания с рисунками, которые нам предоставляли из иркутского детского дома, где я была оформлена воспитателем семейной воспитательной группы (СВГ). Ещё всё свободное время я старалась их занимать лепкой, рисованием, разными играми, чтобы они не носились, сломя голову и круша всё вокруг. Заодно я готовила к школе младших. Они оказались покладистей, послушно садились заниматься, выполняя безропотно все мои указания.
Аня была другая, она мотала мне нервы во время занятий, была ли это аппликация или что-то другое. Она противилась, ныла, проговаривая какие-то гадости, высказывая обиды, завидуя и дёргаясь. Делать домашние задания она тоже не хотела. Для этого я брала в руки рукоделие, чтобы успокаиваться, не срываться, да и жаль было зря потраченного времени. Чтобы побудить настырную девчонку почитать, приходилось минут двадцать её уговаривать. Я мучилась несколько раз, пока не догадалась показывать ей время.
Оказывается, в предыдущей семье учили её читать, до крови разбивая лицо об стол, тем самым закрепляя негативное отношение к учёбе, и тем самым только усугубляя положение. Я прекрасно понимала тётю Тину, но сама так поступать не могла. Я призывала на помощь Бога, а когда уже ничего не помогало, в минуты отчаянья Он присылал мне на помощь мужа.
Папу Аня уважала и боялась. Он её не бил, только раз схватил и приподнял. При его появлении она сразу становилась тихой и послушной, а потом к концу первого класса и вовсе всю учёбу полюбила. Мы с ней научились красиво писать. Математика ей не давалась, но стала её любимым предметом. Чудеса! Успеваемость её резко ползла вверх, всех удивляя и радуя, а в четвёртом классе её даже отправили на районный конкурс «Ученик года».
Немало пришлось приложить старания, чтобы воспитать в ней миролюбие. Дома она нещадно разбивала своим бойцовским ударом Антошкин нос. Я её умоляла: «Анечка, только в классе не дерись». Не дралась, но вела себя враждебно. Раз я пришла в школу и увидела такую картину: Дети весело бегают, играют на переменке, а у стены у всех на виду сидит единственный ребёнок и исподлобья смотрит на всех волчьим взглядом. Оказывается, ей белый свет не мил. Потому что её обидел Сашка, тот Сашка, который ей нравился больше всех.
Он был умненький, симпатичный и очень язвительный. Аня походила на некрасивого мальчишку, и он ей сказал, что на ней никто не женится. Я пожалела её, пояснила, в чём дело. С детьми я разговариваю, как со взрослыми и поэтому слова хорошо доходят до мозгов. «Надо становиться девочкой. Сашка не видит в тебе девочку». Потом ещё был разговор. Она обиделась, что он не взял от неё конфету. Я сказала, что этим его не удивишь. «А чем удивишь?» - спросил удивлённый семилетний ребёнок, в котором стала просыпаться женщина. И тогда я сказала, что он любит петь, а ещё спорт. «Если у тебя это будет хорошо получаться, ты его поразишь».
У неё стало хорошо получаться почти всё. Аню стали хвалить и ставить в пример. Она не любит ссор, со всеми дружит, хоть в гости сама не ходит. Повзрослевшим одноклассникам вольностей не позволяет, за что её уважают. Но было бы всё совсем иначе, если бы вовремя мы не приложили усилия. В отрицательных случаях ссылаются, обычно, на плохие гены родителей. И бывали у меня моменты отчаяния.
Я не буду рассказывать подробно об её ошибках, которые нам показывал Бог. Скажу только, что несколько раз мне после бесполезных бесед приходилось применять физическую силу, чтобы прервать эту невидимую связь с неразумной матерью, которая неосознанно научила дочку слать флюиды особям мужского пола и девочка уже в семилетнем возрасте пытаться играть с ними во взрослую жизнь.
Мы с мужем удивляемся, как управляются матери, которые вынуждены целыми днями пропадать на работе, а дети предоставлены сами себе. Кто занимается воспитанием? Если нормальная семья тружеников, родители и детей приучают с раннего возраста не тратить попусту время. Вот и раньше, в военное время женщины замещали мужчин. Так было и в тяжёлое послевоенное время, когда страну восстанавливали из разрухи. Государство не спрашивало, есть ли у тебя дети, да и у молодёжи не было, в основном, свободного времени. Это много лет позже появилась мода на развлечения в виде посещения ночных клубов и дискотек, а также разных игровых заведений.
Поток фильмов сомнительного содержания, разлагающих моральные устои, тогда, после 90-х годов стал увеличиваться и расширяться. Теперь уже каждый взрослый человек должен был сам решать, что можно, а что вредно, и порой даже педагоги и учителя теряли бдительность во время процессов воспитания подрастающего поколения.
После диктатуры власти люди, в основном, разучились думать своей головой. Они привыкли к приказам сверху, и трудно было перестраиваться на новый лад. Поэтому многие дети и подростки развивались сами по себе, каждый в меру своей испорченности и отсутствия контроля родителей и воспитателей. Отсюда теперь так часты шокирующие новости о ранних беременностях и абортах. Бывают случаи, когда с виду скромная и тихая девочка, оказывается, давно живёт взрослой жизнью.
Нам этого позволить нельзя. Мы знаем, что детей Бог даёт человеку (любому) на время, а потом спросит, как он воспитал их. Поэтому мы ощущаем ответственность за них, особенно испорченных, набравших по детским домам и приютам массу негативной информации. Её приходилось буквально выцарапывать из памяти, что было очень трудно и порой казалось, немыслимо.
У неё была неправильная речь. Мы боролись с сорными, лишними словами, а так же с искажениями типа «алпесин». Поражало чудовищное слово «ышо», с которым расставаться она не хотела. А ещё она вела себя, как «пахан».
Например, Аня не признавала женскую одежду. Ей нравилось только мужское. Она и вела себя как мальчик. Вспомнилось забытое бабушкино (матери мужа) деревенское слово «супарень», подразумевающее наличие обоих полов в одной особи. Каждое утро перед уходом в школу начиналось со скандала. Она не хотела надевать юбку или платье. В знак протеста она задирала голову вверх и издавала жуткие душераздирающие крики, напоминающие звериный рёв.
Перед началом учебного года я заставила померять её школьные брюки. Она встала перед зеркалом, и выражение лица резко изменялось, стало самодовольным. Мужская одежда для неё ещё оставалась символом уверенности. В ней легче ей было хватать удачу. Например, она не уступала на турнике место мальчикам. Такие девочки, вырастая, уверенно себя чувствуют в седле и вообще ведут себя в жизни так, как будто они постоянно на коне, не уступая первенство мужчинам. Они, даже выйдя замуж, не собираются ничего менять.
Выйти «замуж» -- значит, «за мужа», то есть девушка как бы отправляют себя на второй план, предоставляя мужчине главенствовать в семье. Так решил Бог, что женщина должна находиться под защитой своего мужчины. Он же считает её помощницей. Симбиоз такого рода очень выгоден и проверен веками. Но как трудно привыкшим с детства командовать по примеру мамы или ещё по каким-то причинам доверить бразды правления, изменить самой себе. Я и сама испытала это на себе, когда по совету христиан пересмотрела своё положение лидера.
Муж мой смолоду злоупотреблял спиртным и часто устранялся от дел. Так он стал в моих глазах и глазах детей дефектным. Я не унижала его и не позволяла своим детям делать это, но в подсознании выработалось недоверие и проявлялось оно уже и тогда, когда муж прекратил пить. Я помню переломный момент. Это было летом. Мы ходили пешком в лес за клубникой. Завязать набранное с верхом ведро было нечем. Я его "пёрла" в гору, боясь, что муж просыплет прекрасные ягоды, и всё же сделала над собой усилие, - отдала ношу ему. Женщины, не доверяющие, не подчиняющиеся мужьям, несчастны. Если им удаётся найти себе слабую половинку или добиться подчинения их себе, они в конце концов устают, так как везти семейный воз, оказывается, им не по силам.
Брюки Ане оказались коротковаты. Удлинить? Нет, не пойдёт, решила я… Девочка в ней ещё не закрепилась. Иногда всё же ей разрешалось надевать штаны, и сразу проявлялись мужское начало, командирский тон по отношению к мальчикам и неповиновение мне. Тогда я приказывала снимать «мужскую» одежду, а однажды в качестве психической атаки я при ней изрубила на чурке топором её джинсы. У неё был шок. Но всё же это пошло на пользу. Стало легче приучать её к женской работе, мытью посуды или полов, к стирке и поддержанию чистоты в доме. Мы с ней занимались украшением её одежды, чтобы подчеркнуть достоинство принадлежности к прекрасной половине человечества. И всё же искоренить желание властвовать помог наш следующий приёмный сын Дима.
Он появился у нас в десятилетнем возрасте. Анне было девять, но уважать его она не торопилась и стала нарываться на грубость. Ещё до его появления я внушала ей, что должна стать она мальчикам нежной сестрицей. Убеждения действовали ненадолго. Стычки продолжались. Я предупредила, что приедет старший Дима, и если она не бросит свои дурные привычки, будет бита. Она не верила, потому что не представляла, как это может быть на деле. Примерно через год она изменилась, и как-то созналась мне, что Дима не дрался, а просто один раз ударил её по плечу, и рука «сразу отсохла». Аня всё сразу поняла. Сколько раз я словами убеждала её, а это было разъяснение вручную.
Анюта стала превращаться в девочку. Теперь она сама подходила ко мне поласкаться, особенно перед сном. Я её целовала. Поначалу я сама это делала, но потом перестала. Теперь инициатива исходила от неё. Она стала мягче, нежнее. Менялся характер, проявлялась женственность. Обиды теперь сопровождались не агрессией, а тихими слезами, и её легко было теперь обнять, пожалеть.
Детские стремительные игры отошли на второй план. Пошли в ход дневники, песенники, разучивание песен под гитару. Теперь уже удача у неё представляется в ином виде. Она становится больше похожей на красивую жар-птицу. Теперь уже она сломя голову не кидается к телевизору и не зависает там надолго, хотя по-прежнему любит его смотреть. Вместе мы смотрим романтичные фильмы про любовь, про судьбы женские. Я рада, что показывают так много хороших правильных позиций в отношении женщины к мужчине. Особенно нравятся старые и не старые индийские фильмы о любви и верности, ориентирующих молодых девушек уступать первенство мужчине.
Рыбалку Анюта не бросает. Иногда она ловит больше братьев, иногда они больше её. Она умеет распоряжаться деньгами. На свои накопленные «кровные» она себе купила настоящий горбовик для рыбы, красивый и удобный. На нём можно сидеть, складывать туда улов, а ещё достать из него вкусный припас еды и на свежем воздухе с аппетитом «умять». Пойманную рыбу мы, обычно, жарим. Любит она и солёных, и сушёных, а мелких, только что выловленных, ещё норовит съесть свежими, как помнит, делала это она в детстве, когда очень хотелось есть.
На фото Анюта, зима-2013.