Примечание: Фанфикшен по А. и Б. Стругацким, "Страна Багровых Туч"
Тварь лежала, свернувшись в твердый неподвижный комочек.
С виду это был маленький овальный камушек, почти незаметный в багровом сумраке, царившем на равнине. Никто не мог бы догадаться, что этот «камушек» способен в мгновение ока трансформироваться. Очень удобное свойство для того, кто охотится, нападая из засады.
«Камушек» практически не расходовал энергию, зато умел восполнять ее за счет жара раскаленной до 400 градусов атмосферы. Правда, в этой форме Тварь была лишена зрения, однако оно ей и не требовалось.
Там, где даже в разгар длинного-длинного дня царит густой полумрак, а серно-кислотный туман не позволяет рассмотреть даже крупные предметы в шаге от тебя, зрение не самое важное из чувств. Да и обоняние. Куда важнее — умение воспринимать малейшие сотрясения почвы. От этого напрямую зависит выживание. Если земля содрогается от подземных толчков — возможно, готовится подземный атомный взрыв, на жар которого сползаются гигантские колонии красных бактерий, которыми вполне можно поживиться, и, значит, нужно уходить, но не слишком быстро; а если земля чуть-чуть, едва заметно колеблется из-за близких шагов — готовься поохотиться.
Сейчас Тварь беспокоилась. Сотрясение, которое она ощущала уже довольно долгое время, было ни на что не похоже. Как будто что-то большое равномерно катилось в одном и том же направлении. Иногда оно приостанавливалось, замирало — а потом опять начинало свое размеренное и неостановимое движение.
Вперед, вперед, только вперед…
Тварь не мыслила словами или эмоциями, и всё же ей нравилось это движение. Оно ей импонировало. Она даже ощутила некое внутреннее родство с этим неизвестным, большим и упорным существом, которое не отступало перед черными бурями и завалами огромных валунов. Наверняка это существо ничего не боялось.
Вот это, пожалуй, было лишним. Энергией страха и боли Тварь питалась не менее охотно, чем теплом или живой плотью. Но, если существо и не боялось ничего, то боль оно бы почувствовало.
Тварь очень хорошо умела ее причинять…
Существо стремительно приближалось. Огромное. Быстрое. Бесстрашное.
Как же сладко будет вспороть его чешуйчатую броню с толстыми костными пластинами, внезапно выскочив прямо из-под пресмыкающейся груди, и вгрызться в обнажившееся мясо… Нет. Сначала — в горло, наслаждаясь последним свистящим хрипом, последним трепыханием гаснущего пульса, последним взмахом когтей, уже бессильных обороняться… а потом — в грудь. Выгрызть всё, что укрыто внутри за грубой кожей и несокрушимой костной броней сплошных ребер…
Почему неведомое существо представлялось Твари именно таким, она и сама не знала. Ей очень редко попадались крупные животные — каждому из таких животных требовались изрядные охотничьи угодья, и каждый большой хищник старался не сталкиваться с конкурентами без крайней необходимости. Но Тварь была исключением. Ей доставляло удовольствие сразить очередное чудовище, могучее — подчас втрое крупнее нее самой, хорошо защищенное, агрессивное, но тупое. кто-нибудь спросил Тварь, чего ей больше хочется, пищи или этого жестокого торжества, она бы ответила «торжества, конечно!» Но на планете, скрывавшей под слоями ядовитых облаков тяжелую, свирепую и уродливую жизнь, еще некому было задавать вопросы.
Тварь была первой, кто оказался способен на это.
Существо продолжало стоять, но внезапно Тварь почувствовала шаги. Шаги? Существо превратилось в нечто, способное ходить? В этом Тварь не видела ничего странного, но «нечто» было не единственным! Новые шагающие создания направлялись в разные стороны!
…И вдруг Тварь вспомнила.
Эти шагающие создания появлялись здесь редко, намного реже самых скрытных и уединенно живущих животных. За долгую жизнь Твари — всего два или три раза. Они были не очень крупны и покрыты чрезвычайно прочной оболочкой, но это Тварь не волновало. В боевой форме она обладала неимоверно острыми клыками и когтями — перед ними не могла устоять никакая оболочка, а ради энергии, которой были пропитаны мясо и даже кости необычной добычи, стоило потрудиться.
Больше всего Тварь интересовало то, что испытывали шагающие создания при встрече с ней. Это совсем не походило на страх, злобу и медлительную алчность остальных животных.
«Они подобны мне, — думала Тварь. — Они такие же, как я. Они так же ищут большего, они так же хотят иного, они так же умеют вдыхать новое, наслаждаясь им, и радоваться победе!»
Победа… Слабого, — пусть духом, разумом, а не телом, но все-таки слабого, — побеждать далеко не так приятно, как равного!
Шаги приблизились. Вот они уже совсем рядом…
Одна из ног создания очутилась прямо перед Тварью.
И тогда Тварь преобразилась…
***
Оболочка, защищавшая тело существа, оказалась необычно прочной. В прошлый раз она вроде бы подавалась легче.
Тварь была недовольна. Она устроилась на краю глубокой расселины, а от удара ее головы существо потеряло равновесие, выронило что-то из передних конечностей — пахнет железом, пригодится, — и упало в эту расселину. Видимо, падение повлияло на существо — Тварь не ощущала ничего: ни страха, ни удивления, ни решимости, даже малейшего движения сознания, хотя за миг до этого существо буквально искрилось любопытством, предвкушением и увлеченностью.
Зато оно не могло сопротивляться.
Наконец, оболочка вскрылась. Под ней — как в прошлый раз — Тварь нашла тело, показавшееся ей невыносимо холодным; верхние слои тела на глазах начали краснеть, съеживаться, пошли волдырями, и вдруг существо очнулось и застонало. Волна чудовищной, нестерпимой боли обдала Тварь с головокружительной силой. Но она быстро схлынула — сознание существа снова угасло, теперь уже, по-видимому, навсегда. Шкура уже не краснела, а чернела и ссыхалась.
Следовало насытиться поскорее, пока существо не превратилось в пепел. Пока тело еще вздрагивало в агонии, а умирающее сердце гнало по жилам последнюю кровь…
Под шкурой и слоем мяса существа тоже находились ребра, но не сверхпрочные костные пластины — всего лишь тонкие трубки, легко ломавшиеся под многочисленными острейшими зубами Твари. Она выпустила вторую пару челюстей, приспособленных для высасывания жидкостей из тела добычи, вспорола толстую трубку — из нее хлынула красная, до странности красная кровь, заливая черную обугленную грудь.
«Красное и черное. Все здесь красное и черное. Понимаешь, никогда не любил Стендаля…»
Существо было мертво.
Тварь нащупала пузырящееся сердце, выгрызла его и сглотнула.
Все-таки добыча дала ей именно то, на что Тварь и рассчитывала. Боль. Силу. И ощущение Победы над Равным.
***
Они все пришли за ним. Один за другим собрались на краю той самой расселины, где пировала Тварь. Они спускались вниз, но остатки оболочки были хорошо спрятаны — все хищники этой планеты предпочитали скрывать объедки, чтобы не приманивать соперников.
Тварь не успела обглодать железный предмет, о чем сейчас сожалела. Минералы и металлы требовались ее организму, а в таком чистом виде они попадались очень редко. Впрочем, она уже была сыта и снова свернулась в маленький камушек. И вовремя!
— Богдан! Богдан! — кричали они.
Толстая оболочка с шаром на верхушке, конечно, не пропускала обычный звук, но Тварь умела улавливать радиосигналы. Она отчетливо слышала их крики: «Богдан, отзовись, где ты?»
Должно быть, существо, которое теперь стало частью нее, называлось Богдан.
Что же, решила Тварь. Я теперь не только я, но и немного Богдан. Значит, я могу общаться с ними, ведь раньше он являлся частью их и был с ними связан. Ей казалось, что все эти существа — не отдельные животные, а лишь органы большого зверя, который бесстрашно мчался вперед через равнины Венеры.
То, что странные животные так упорно и долго искали Богдана, только утвердило Тварь в этом мнении.
Наконец они потеряли надежду. Тварь исподтишка следила за ними. Она уже мало-помалу научилась вызывать в себе воспоминания Богдана, и они давали ей острое наслаждение новизны и необычности. Штука, в которой помещались существа, называлась «Мальчик». А сами эти существа — люди.
Люди…
Их осталось четверо. Тварь улыбнулась бы, если бы умела. Еще четырежды пережить то, что подарил ей Богдан!
За эти несколько дней она выучила новую эмоцию — огорчение. И еще одну — надежду. И еще… тревога, отчаяние, волнение… Люди ей определенно нравились.
И когда они погрузились в «Мальчик», Тварь снова преобразилась — в форме камушка она не могла двигаться — и помчалась за ними.
***
«Мальчик» явно был напрочь лишен инстинкта самосохранения. Вместо того, чтобы убраться, да побыстрее, из мест, где рисковали появляться только колонии красных бактерий — им-то тут было раздолье, они умели питаться энергией радиации, — он рвался в самое жерло геологической катастрофы. Правда, его шкура отличалась исключительной прочностью. Но здесь даже самая прочная шкура могла расплавиться.
Они называли это место «Урановой Голкондой».
Все-таки «Мальчик» не проявил полного безрассудства — он остановился на дальних подступах к Голконде. Даже здесь почти никакое живое существо не могло бы выжить. Температура и без того горячего воздуха поднималась в полтора раза, всё было пропитано ядовитыми испарениями. Тварь не переставала удивляться. Неужели «Мальчику» и сидевшим в нем людям всё нипочем?
Привычка питаться часто и регулярно не была свойственна никому из обитателей этой планеты. Добыча попадалась нечасто, но зато она всегда рассматривала противника не как врага, а как собственную добычу, и спор решался немалой кровью. Поэтому Тварь не была голодна. А поскольку ни «Мальчик», ни люди не собирались уходить, более того, обустраивались возле Урановой Голконды основательно, можно было немного потешить любопытство.
На сумрачных равнинах под багровыми тучами так редко попадалось что-то любопытное…
Огромный столб дыма, насыщенного радиоактивными элементами, поднимался в небо; подземный жар раскалял острозубые черные валуны, в красноватом свете Голконды отбрасывавшие четкие длинные тени. Под одним из них Тварь и облюбовала себе уютное местечко.
Что делали люди, было непонятно. Наклонялись, рассматривали какие-то камни, пересыпали в руках черную радиоактивную пыль, собирали их в кубические ящики. «Они этим питаются?» — недоумевала Тварь. Странные повадки этих существ не играли никакой роли, но ей очень хотелось понять, зачем и почему люди вообще прибыли сюда.
А вдруг они тоже искали Равного?
Пока что люди искали и находили свои камни и пыль. Тварь понемногу научилась различать людей и даже запомнила их имена. То, что у одинаковых существ могут быть разные имена, чрезвычайно ее заинтересовало. Ведь у самой Твари имени не было.
Дауге.
Юрковский.
Быков.
Ермаков.
Тварь вспоминала эти имена, и ей казалось, что они имеют разный вкус. Самым приятным звучанием обладал Дауге — его имя словно каталось у Твари в пасти. Впрочем, у Дауге были и другие достоинства.
Он был теснее всех связан с Богданом. Богдан внутри Твари словно откликался на присутствие Дауге.
И Дауге был слабее других.
Люди очень скоро стали слабеть: неистовая радиация и жар огнедышащего жерла Голконды подтачивали их. Дауге слабел быстрее остальных, и однажды, когда он неосторожно приблизился, Тварь решилась.
Реакция человека привела ее в восторг. Он взвился! Изумление, испуг, вдохновение, — всё обрушилось на Тварь потоками энергии, стократ более вкусной, чем привычные страх и ярость. Но Дауге оказался не столь уж беззащитен.
Железная штука в его руках — автомат — служила для нападения. И Дауге напал в ответ.
Автоматная очередь взрыла черный песок, едва не задев Тварь, — та еле-еле успела снова сжаться в комочек. Но и это ее не разочаровало.
В конце концов, она еще не голодна. А вот то, что происходило сейчас…
Игра? Играть ей еще не приходилось.
Однако Дауге преподнес ей еще один сюрприз. Он огляделся, силясь понять, куда делось напавшее на него чудище, — заметил Тварь-камушек, нагнулся и поднял ее, положив в карман скафандра.
Этого Тварь никак не ожидала. С ней происходило нечто невероятное, — самое захватывающее приключение в ее жизни!
Дауге влез внутрь «Мальчика», возбужденно размахивая руками. Судя по всему, человек тоже только что пережил захватывающее приключение. Мало того, что на него — прямо из скалы, как ему показалось, — напал огромный черный дракон, без крыльев и без глаз, но с жуткой оскаленной пастью, так под той же скалой, где квартирует дракон, Дауге нашел совершенно особенный камушек.
Находка пошла по рукам.
По общему мнению, камушек отличался от земных трилобитов, но и сходство было налицо…
«Трилобит, — думала Тварь. Они называют меня «Трилобит», когда я в неподвижной форме мимикрии. А когда я в активной атакующей форме, они называют меня «Дракон». Что ж, совсем недавно я горевала, что у меня нет имени. Теперь у меня есть целых два имени. Я благодарна людям: и за то, что они настолько вкусная еда, и за то, что они дали мне такие волнующие переживания, и за свои имена».
***
Хищники Венеры — ленивые создания. Когда они голодны, они могут подолгу рыскать в поисках добычи — землянин бы сказал, сутками, но венерианские сутки немногим меньше венерианского же года. Просто подолгу. Если добыча не попадается слишком долго, хищник впадает в анабиоз. Вот в анабиозе они действительно могут находиться сутками… Иногда добыча оказывается более сильной — тогда хищник сам становится добычей.
Но Тварь не была обычным хищником. Раз испытав то, что дал ей Богдан, она жаждала этого снова и снова.
Первым делом она попыталась выйти на связь с Дауге.
Конечно, он откликнулся на зов Твари — никто не мог ему сопротивляться, но и теперь человек отреагировал удивительно: только на Богдана. Товарищи Дауге удивлялись и пугались, когда он принимался разговаривать с Богданом — а Тварь приходила в восторг.
Чувствовать погибшего друга! Больше того — видеть его!
Но каков Богдан — даже сейчас, когда он давно заживо поджарен и съеден, он из глубин сознания Твари может говорить с Дауге…
Какая жалость, что, когда все люди будут сожраны, всё это прекратится.
«Я поглощу Дауге, — думала Тварь. — Я не разрушу его сознание, а сохраню его в себе, как и сознание Богдана. И тогда они навсегда останутся со мной и будут вести свои беседы, а потом к ним — нет, к нам — присоединятся остальные… И мое одиночество закончится».
Это был превосходный план, и его следовало осуществить без промедления: люди выдыхались. Ясно было, что они вот-вот покинут негостеприимную Голконду и негостеприимную Венеру. Поэтому Тварь решила улучить момент, когда Дауге останется один. Для начала она постаралась подкинуть ему идею носить Трилобита в кармане скафандра, как талисман…
Но Дауге больше не ходил в одиночку. Люди беспокоились друг о друге. Единственный, кого они не боялись оставить одного, был Ермаков: травмировав ногу, он постоянно находился внутри «Мальчика», где для него находилось немало работы. К счастью для Твари, чаще всего Дауге сопровождал Быков. Тварь уже уяснила, что каждый человек — это отдельный организм, а не орган «Мальчика», и отношения у людей сильно разнились. Дауге близко дружил со всеми, кроме Ермакова, но особенно — с Быковым и Богданом; Быков близко дружил только с Дауге; Ермаков со всеми поддерживал ровные отношения, но не сближался. Тварь оставила его себе на закуску. В Ермакове было что-то подавляющее, слишком безупречное…
Он должен был стать триумфом Твари — Победой над Высшим.
Богдана Быков знал мало. Имея в себе только Богдана, Тварь пока не могла до него достучаться: ее собственный Зов на людей почему-то не действовал.
Дауге увлекся работой — сбором каких-то образцов, и вот тут-то Тварь, на ходу принимая форму Дракона, выскользнула у него из кармана…
Впервые за все время знакомства с людьми она ощутила страх жертвы. Дауге, измученный болезнью и беседами с Богданом, пришел в ужас, сорвал с шеи оружие…
Ошарашенная Тварь только и смогла, что зарыться в черный песок, отлично понимая, что долго ей в песке оставаться нельзя. Уже на пядь вниз песок прогревался до чудовищных температур, почти плавясь, а уровень радиации мог убить всё живое за несколько секунд. Но Твари снова повезло: Дауге был слишком взволнован, кричал, стрелял, топал ногами, а Быков, не понимая, в чем дело, принялся успокаивать товарища.
— Драконы, — тихо произнес Дауге, сникший и усталый. — Только почему они просвечивают?
«Просвечивал» Дракон потому, что у больного Дауге слезились глаза и отказывало зрение. Быков же просто не заметил длинное тонкое тело с покровительственной окраской в тусклом багровом свете Голконды и тучах песка, поднятых выстрелами Дауге…
***
Земля гудела и грохотала.
Подземный атомный взрыв — грозное явление, землянину знакомое (если знакомое) только понаслышке. Тварь отлично знала, что делать при взрыве.
Бежать.
Она любила риск, поэтому бежать обычно не торопилась — красные бактерии, питающиеся энергией радиации, довольно питательны, а опасность добавляла их вкусу пикантности. Но сейчас ей было не до пикантных бактерий. Свернувшись в Трилобита, Тварь лежала в кармане скафандра Дауге и посылала ему отчаянные призывы: беги, беги, беги! Трансформироваться в Дракона означало вызвать на себя множество выстрелов; на сей раз Тварь могли заметить, а если бы к Дауге подключились более здоровые и хладнокровные Быков и Юрковский, большое приключение Твари имело все шансы закончиться вместе с ее существованием.
Дауге все-таки отчасти понял, что пыталась передать ему Тварь, и вместе с товарищами отошел подальше от «Мальчика», якобы заинтересовавшись какими-то геологическими образцами. А «Мальчика» уже окружали сплошным красным кольцом алчущие бактерии.
Сколько же их сползлось!
Не будь тут людей, Тварь могла бы питаться бактериями целые сутки.
Взрыв сотряс землю, повалив людей, обжигая их и ломая ноги Дауге…
***
Слишком много эмоций.
Тварь упивалась ими всё время путешествия с людьми, но к такому наплыву оказалась не готова.
И все-таки они не боялись. Страдали — да. Беспокоились друг о друге — да. Волновались о том, как им вернуться — да.
Прячась в грудах красных бактерий, Дракон пробрался внутрь «Мальчика». Сейчас там было очень горячо и очень неуютно. Как ни основательно был защищен «Мальчик», температура в несколько десятков тысяч градусов не оставляла ему шанса уцелеть; внутри почти всё сгорело, и тело Ермакова беспомощно свесилось из кресла. Шлем валялся на полу, откатившись далеко в сторону, и светлые волосы командира на глазах скручивались в тугие пружинки, а затем — в крохотные шарики, не выдерживая жара…
Дракон облизнулся.
Скафандр Ермакова оказался полурасстегнут — поистине, человек сам облегчил Твари трапезу! Длинные игольчатые зубы осторожно подцепили «молнию», сдирая оплавившийся скафандр и вытряхивая из него нежное, хрупкое тело. Оно тоже буквально на глазах начало таять, на тонкой коже вздувались и лопались, расходясь обгорелыми лоскутьями, пузыри. Тварь поспешно обгладывала лицо Ермакова — красивое, твердое лицо, всегда сохранявшее спокойное выражение, — выбирая второй парой челюстей глаза из глазниц.
Это были очень хорошие глаза. Они выражали непреклонную волю — то, чем Тварь восхищалась с того момента, как увидела Ермакова. И теперь эти глаза насытят ее плоть, а воля станет частью ее сущности. Разве не счастье? Разве не величайшей удачей было встретить людей?
Кровь в теле Ермакова уже сворачивалась, выкипая; Тварь глотала то, что успевала высосать, — вязкую, соленую жидкость, уже мертвую, но всё еще полную воспоминаний о только что ушедшей жизни.
С негромкими хлопками лопались пузырьки легких. А потом лопнуло сердце.
Тварь подхватила его зубами, задержала в пасти и с наслаждением проглотила.
Пора было выбираться наружу…
Люди, вернее, оставшиеся в сознании Быков и Юрковский, кое-как собрали то, что еще удавалось спасти, какие-то образцы и записи, уцелевшие в радиационном аду. Заметив Трилобита, Юрковский поднял его, поиграл им в руке и снова положил в карман к Дауге…
Три человека отправлялись в пешее путешествие, опасности которого на Земле невозможно было и представить. Быков, пострадавший меньше других, тащил на себе страшно искалеченного Дауге и ухитрялся поддерживать Юрковского.
И даже теперь, почти без надежды выжить, почти без воды, без «Мальчика» и без командира, они не боялись.
***
— Мальчики! — штурман Крутиков обнимал друзей, не вытирая слез. — Богдан! Командир! Да как же это…
Сейчас, когда планетолет «Хиус» уже направлялся на Землю, можно было позволить себе немного раскиснуть и оплакать всё: гибель командира и Богдана, страдания друзей. Дауге дремал, всё еще не в состоянии даже разговаривать, но Юрковский и Быков рассказали Крутикову все подробности экспедиции.
Трилобит лежал в стеклянной витрине на почетном месте — как доказательство существования жизни на Венере.
Стекло было, конечно, ерундой. Один несильный удар Дракона — и от него останутся лишь мельчайшие осколки… Но Тварь не спешила.
Тварь умела выжидать.
Они все были по-своему милы и привлекательны: и Дауге, с которым она так близко познакомилась, и сильный Быков, и пылкий Юрковский, и добродушный Крутиков… Богдан и Ермаков ждали их с нетерпением, передававшимся самой Твари.
Однако Тварь считала их воспоминания. «Хиус» направлялся на Землю — приятное во всех отношениях место, где живут сотни, тысячи, миллиарды Людей. Таких разных и таких вкусных. И каждый из них мог принести Твари не менее, а может быть, и более волнующий опыт, чем двое уже поглощенных…
А значит, следовало ждать, пока «Хиус» долетит до Земли, и не выдавать себя.
Не время для Дракона.