Закончились первые месяцы существования Балакова в новом статусе – безуездного города (с 16 июня 1913-го), и на своём первом в новом, 1914-м, году собрании, 12 января, городские уполномоченные (депутаты) обсудили предстоящие расходы. Насчитали на 37 тыс. 600 руб. Более половины из них должно было пойти на содержание городской полиции (10 тыс. 40 руб.) и так называемого пожарного обоза (9 тыс. 350 руб.), ещё 5 тыс. 726 руб. - на содержание городского самоуправления (администрации), остальное – 12 тыс. 483 руб. – на благоустройство: 7,5 тыс. на оборудование электрического освещения, 200 – на очистку площадей, 800 – на ремонт мостов, 800 – на устройство колодцев, 1 тыс. – на уплату долгов по расходам в 2013 году и 1 тыс. - на пособие городскому училищу, которое планировалось открыть в ближайшее время.
Бюджет наполнялся за счёт оценочного сбора с жилья домовладельцев, с промысловых свидетельств, с билетов на торговые и промышленные заведения и за счёт налога на питейные заведения (трактиры и пивные). Причём, чтобы увеличить последний, в первые же дни своего управления, уполномоченным пришлось дать разрешение некоему Осокину на открытие «шантана» (ресторана с развлекательной эстрадной программой) в саду «Отрада», который находился недалеко от завода братьев Маминых. Один из высоконравственных балаковцев сокрушался в «Саратовском листке»:
«Более 25 лет в Балакове не дозволялось открытие шантанов… Нечего и говорить, что он получился невысокого сорта. К сожалению, это заведение посещается не только подростками, но даже и детями (так в тексте – Ю.К.)»
Конечно, для «чуть не на навозе построенного степного села, о благоустройстве коего никто и никогда не заботился», получившего статус городского поселения, этого было мало. Начинать приходилось буквально с нуля. Город был крайне неблагоустроен: улицы не замощены, тротуаров нет, источники водоснабжения плохи. Не случайно среди первых книг, которые выписала городская Управа из столицы, были книги «К вопросу о договорах Городских управлений и концессий трамвая и освещения», «Водоснабжение и канализация населённых мест», о пожарной охране, воспитании, обучении, холере, гигиене города, муниципализации и т.д. и т.п.
Кроме того, представители города были направлены в Саратов и Самару «для ознакомления с некоторыми отраслями городского хозяйства, касающимися устройства городских боен, открытия городской аптеки и городского общественного банка, а также выяснения вопросов, связанных с возбуждением ходатайства об установлении для города Балакова попудного (с пуда – Ю.К.) сбора грузов, привозимых и отвозимых через Балаково по реке Волге».
Чтобы пополнить городскую казну, необходимо было, прежде всего, иметь землю, т.к. земельный налог - особенно с базарных площадей - был достаточно высок. Однако у городской власти земли не было. Она вся принадлежала местным либо сельскому обществу (с утверждением городского статуса оно никуда не делось), либо уделу (царской семье), либо находилась в частных руках. Тут не развернёшься. И делиться с новой властью никто не хотел, а балаковцы, привыкшие к сельскому образу жизни, становиться горожанами не спешили.
Но городская власть во главе со старостой, владельцем завода Иваном Маминым, отступать была не намерена. Она вела бесконечные переговоры с крестьянами и одну за другой посылала депутации в обе столицы: России – Санкт-Петербург и губернии – Самару. Только Первая мировая война и «примирила» все стороны. Но об этом позже. А пока в Балакове жизнь продолжала бурлить.
В сфере образования большое внимание уделялось первому в Балакове среднему учебному заведению – коммерческому училищу, открытому в 1910 году и переселившемуся в новое здание, построенное на средства местного землевладельца Кобзаря, в 1912-м. Средств на его содержание тоже не хватало. И здесь помогали различные благотворительные мероприятия. Одно из них было организовано в первых числах января.
Это был благотворительный вечер в пользу малообеспеченных (тогда писалось «недостаточных») учащихся. Он был устроен почётным попечителем училища Иваном Васильевичем Кобзарём. Во время вечера местная любительская труппа показала спектакль по комедии Гоголя «Женитьба», а в антрактах играл ученический оркестр и пел хор малороссиян из труппы И.П. Мозгового. В буфете были поставлены красивые киоски, которые дали хорошую выручку. В общей сложности на вечере было собрано 2 тыс. рублей.
В то время благотворительность для Балакова была делом привычным. Местные богачи не жалели денег на то, чтобы превратить город не только в благоустроенный, но и образованный. Так, в первой половине 1914-го богатый крестьянин Г.А. Бурмистров подарил городу недостроенный дом, в котором затем разместилось новое городское училище, а Иван Мамин обязался ежегодно, в течение 10 лет, давать по 10 тыс. руб., чтобы впоследствии, когда образуется капитал в 150 тыс. руб., проценты с него шли на удовлетворение нужд города по народному образованию.
Но самым крупным благотворителем был купец-старообрядец, миллионер Анисим Мальцев, который, неожиданно скончался 10 февраля 1914 года.
«Можно смело сказать, что ни один человек, который обращался к нему с просьбой о помощи для себя лично или для других, не уходил неудовлетворенным. Он умел это как-то так делать, что просящий не испытывал известного чувства неловкости просить помощи.
В благотворительности покойного не было показной стороны. Он, делая добро, никогда не думал ни о каких наградах. Он делал это просто по душе», - писал о после смерти мецената «Саратовский листок». - Особенно охотно Анисим Михайлович помогал учащимся, и на его счёт, неведомо для других, воспиталось и окончило курс много молодежи, из которой теперь можно назвать лиц, занимающих высокие посты в судейской и административной деятельности в провинции и столицах. На больницы, богадельни и школы у него отказа не было».
Одним из главных предвоенных событий в Балакове стало появление своей газеты. Она называлась «Заволжье» и вышла в свет 1 мая. Её редактором был дворянин, коллежский регистратор, потомственный почётный гражданин В.Н. Добролюбов. Редакция располагалась на Николаевской ул. в доме Матвеева. Газета выходила «ежедневно, кроме дней послепраздничных», и стоила 3 коп.
Редакция ставила перед собой серьёзную задачу: не только «освещать общественные нужды населения Балакова, Вольска, Николаевска и прилегающих к ним волостей и селений», но и «будить в читателях интерес к общественной самодеятельности». «Необходимо понять, что общий уклад жизни может стать более благоприятным не для отдельных личностей, а для масс только тогда, - замечалось в редакционной статье первого номера, - когда каждый взрослый - городской или сельский - обыватель, богатый и бедный, без различия пола, веры и национальности, станет гражданином своей родины и примет живое участие и в своей общественной (городской или сельской, волостной или земской) жизни, и в жизни общегосударственной».
«Предстоящая нам работа трудна, - понимали в редакции. - Много препятствий встретится нам на пути. Но мы всё же приступаем к делу с твердой верой в успех нашей работы и ожидаем, что к нам примкнут и нам помогут все живые силы края, все, в ком за время тяжёлой реакции не угасли окончательно гражданские чувства и стремления и кто из-за страха или материальных выгод не бросил и в эти годы своей работы на пользу общества. Нет сомнения, что эти силы неоднократно увеличатся, так как страна вновь пробуждается к политической жизни. Волна общественного оживления, возникнув в столичных центрах, поднимается все выше, разрастается все шире и поступательно движется к глухим местам провинции. Дойдет эта волна и до нас, поднимет сонного обывателя и поймет он, проснувшись, что пришла пора стать гражданином».
И редакция делала всё возможное, чтобы эту гражданскую позицию в балаковцах пробуждать. На страницах «Заволжья» печаталась не только информация о том, что происходит в Балакове и ближайших населенных пунктах, но и политические фельетоны, критические заметки об общественном обустройстве. Довольно оригинальный способ описания балаковского быта избрал вольнопрактикующий врач Бернштейн. Его стихотворные «фельетоны» пользовались неизменным успехом. Вот небольшой отрывок и летних поэтических «заметок» Бернштейна:
Жарко и скучно и пыльно на диво!
В горле сжимается давящий ком!
Хочется пива... холодного пива...
Квасу с блистающим тающим льдом!
Жарко и нудно и скучно на диво,
А в голове пустота, пустота!
Мысли, как мухи, чуть бродят лениво,
Только холодного жаждут уста!
В окнах видны занавески и шторы;
Даже на дамбе весь день ни души;
Речи ленивые - сонные взоры,
Дремлют собаки угрюмо в тиши...
Благодаря «Заволжью» балаковцам стали известны некоторые подробности и об истории своего города. Правда, эти знания основывались лишь на воспоминаниях старожилов и клировых ведомостях. Поэтому некто В.М., публикуя очерки «Из прошлого Балакова», отмечал те факты, которые сегодня опровергнуты документально: о том, что Балаково основали старообрядцы в 1762 году, и о том, что в 1765 году в Балакове была построена церковь во имя Святых бессребреников Косьмы и Дамиана.
Не проходила газета и мимо проблем более масштабных, так или иначе связанных с политическим устройством государства. В одном из майских номеров, например, было опубликовано откровенное письмо официанта. Кричащий заголовок («Не жизнь, а могила»), кричащие факты.
«Стоит месяц май. В воздухе пахнет сиренью, по Балаковке скользят десятками лодки. Все веселится и радуется зеленому маю. Только мы, официанты балаковских ресторанов, кухмистерских и чайных, не радуемся, - писал неизвестный корреспондент. - Эти чудные вечера с зеленью и лодками проходят для нас незаметно. Мы не видим того, что видят все, и не пользуемся тем, что доступно каждому. У нас нет ни свободы, ни отдыха. Мы, как запряженные волы, от зари и до зари, под кнутом хозяина исполняем непосильную работу. Не жизнь, а каторга.
Согласно обязательному постановлению, торговые заведения должны быть открыты с 7 час. утра до 10 час. вечера или с 8 до 11 ч. Но наши хозяева открывают заведения в 6 1/2 утра и торгуют до начала 12. И благодаря этому на нашу долю выпадает 17 часов беготни без промежутка времени для отдыха и обеда, в душном помещении, среди шума, гама и скандала пьяных посетителей. И за этот каторжный труд нам платят по 20 коп. в день.
Мы устали работать, устали жить. Нет у нас сил, чтобы самим добиться сносной работы. И мы все ждем, что кто-нибудь за нас похлопочет, о нас позаботится: или городское управление, или акцизный чиновник, или полиция. Но дождемся ли?»
Такой свободолюбивый, критический, «тенденциозный» стиль не мог понравиться самодержавной власти. Полиция, заряженная на истовую защиту царского режима, с самого первого номера взяла на заметку «Заволжье» как газету «с содержанием, вредным для государственного порядка и общественного спокойствия».
Благодаря газете «Заволжье», которая выходила в Балакове всего три месяца, можно иметь представление, чем жил город в 1914 году.
4 мая между Балаковом и Николаевском впервые открылось пассажирское автомобильное сообщение. Товариществом И.Г. Зудин и Н.А. Пастухов пущен один 5-местный автомобиль. Он отправлялся в Николаевск в 7 утра и возвращался оттуда в 5-6 часов вечера. Проездная плата – по договоренности. С 16 мая автомобиль стал ездить три раза в неделю: по понедельникам, средам и пятницам, из Балакова он отправлялся в 5 утра, из Николаевска - в 5 вечера.
14 мая в Балаково приезжал инженер Ю.С. Анисимов, заведующий сооружением Вольского водопровода. Он осмотрел Балаково и побывал вместе со старостой И.В. Маминым и городским инженером А.М. Стрелковым на берегу реки Балаковки, на одном из предполагаемых мест постройки станции водопровода. Чтобы лучше ориентироваться, «комиссия» осмотрела Балаково и с высоты птичьего полета, поднявшись на колокольню Троицкой церкви.
В ночь с 15 на 16 мая в 3-х верстах от Кормежки была ограблена контора имения Василия Ивановича Бердникова, владельца первой в Балакове телефонной станции. Из взломанной кассы было похищено 120 рублей, револьвер и сотня патронов. Подозрение пало на недавно поступившего в контору рабочего В. Карнеева. Он сначала упорно отрицал свою виновность, но потом сознался и указал место, где им были спрятаны похищенные деньги. Следствием установлено, что Карнеев на самом деле казак Донской области В.Ф. Коршунов, уже неоднократно отбывавший наказание за кражи.
В том же месяце:
Установлено пароходное сообщение по Большому Иргизу до Николаевска, где было оборудовано 8 пристаней для пассажирских и буксирных пароходов.
Открыта новая линия пароходного сообщения между Вольском и Балаковом на пароходе «Марс», который был построен в местной технической мастерской братьев Николая и Леонтия Маминых. Первый рейс из Балакова отправлялся в 8 утра.
Казначей попечительского совета коммерческого училища Александр Афанасьевич Кузнецов послал своего конторщика Агапова в банк получить 1659 рублей для выдачи жалованья учителям. Тот деньги в банке получил и скрылся, а через несколько дней прислал письмо: «Простите меня, но не ищите, потому не найдёте... Я был вынужден сделать это, так как захотел пожить повеселее. Вот прокучу деньги и покончу с собой, в чём и даю вам свое честное слово, хоть и воровское». Сдержал ли он своё слово, неизвестно.
Священник Константин Введенский награжден орденом Святой Анны 3-й степени «за 29-летние труды по школьному делу».
Редакцию газеты посетил студент парижского университета Б. Ионеску, который, желая вместе со своим братом выиграть у общества парижских журналов пари в 40 тысяч франков, совершал пешее кругосветное путешествие. Его брат шёл по другому пути. К тому времени Ионеску обошёл уже Европу, Азию, Северную и Южную Америку, а в России он побывал в Сибири и на Кавказе. Это был молодой человек лет 25. Он владел десятью языками и средства в дороге зарабатывал от чтения лекций и продажи своих карточек. Из Балакова Ионеску отправился в Вольск.
Из газеты балаковцы узнали, что купец-миллионер Паисий Мальцев, распорядился отправить в Москву свою богатую библиотеку. При отправке она весила 650 пудов и была застрахована в 78 тысяч рублей. Эта же информация «просочилась» и на страницы газеты «Саратовский листок». «О существовании этой библиотеки многим здесь было известно и почему-то держалось убеждение, что она в свое время сделается достоянием балаковцев, т.е. будет подарена городу, - писал корреспондент. - Но балаковцам пришлось лишь проводить её», - сожалел он.
А в конце мая в Балакове вода подошла к городской черте и проникла в подвальные помещения некоторых зданий. Берег за р. Балаковкой исчез под водой и только часть леса напоминала о том, что недавно ещё там балаковцы гуляли и развлекались.
И довольно любопытное наблюдение, опубликованное в «Заволжье»:
«Балаковцы в мае месяце пропили 25 тыс. рублей. Приблизительно по одному рублю на каждую балаковскую душу, считая, в том числе, и души младенческие. При общем всероссийском пьянстве для Балакова это, пожалуй, не так уж много. Тем более, что климатические условия балаковской жизни (грязь, пыль и удельное ведомство) способствуют широкому распространению здесь пьянства».
В начале июня в Балаково приезжал ректор Самарской дух семинарии архимандрит Мелхиседек для приёма экзаменов во второклассной женской учительской школе, где состоялся 1-й выпуск (10 учительниц) дополнительного учительского класса. Затем в воскресенье архимандрит совершал службу в Христорождественской церкви.
5 июня редакцию посетили ученицы сельскохозяйственной школы им. А.М. Маминой. Девочки осмотрели типографию «Труд"», где печаталась газета, и присутствовали при выпуске очередного номера.
26 июня в Сухом Отроге произошёл грандиозный пожар. Всего сгорел 71 дом. Большинство погоревших осталось без средств к существованию. Местным братством трезвости и церковно-приходским попечительством был образован комитет по сбору пожертвований для погорельцев.
В июне в Балакове Стройконтора по постройке зернохранилищ Саратовского района начала земляные работы на строительной площадке будущего элеватора. А через месяц был утверждён проект подведения к элеватору железной дороги. В годы первой мировой войны к строительным работам привлекали пленных австрийцев. В 60-е гг. он был затоплен водами Саратовского водохранилища.
Весной 1914 года на страницы газеты «Заволжье» был вынесен конфликт между попечительским советом коммерческого училища и директором этого учебного заведения Евгением Ивановичем Гофманом. Несмотря на то, что последний за год до этого был награждён орденом Святой Анны II степени «за добросовестную службу Государю и России», городской староста и заместитель председателя попечительского совета училища Иван Мамин поставил перед родителями учащихся вопрос об отставке «орденоносца». Его, как и других членов попечительского совета, не устраивало, что преподаватели во главе со своим директором все недостатки в воспитании своих питомцев просто списывали на влияние среды. Вместо того, чтобы активно с этой средой бороться.
Не нравилось попечителям и то, что Гофман совершенно не вникал в финансовые дела. А проблем со средствами на содержание училища было предостаточно. И их решение полностью брал на себя попечительный совет.
Свои претензии и претензии совета Мамин резко высказал на весеннем родительском собрании 1914 года:
«Вина в отсутствии общения школы с родителями лежит вовсе не на попечительном (так писалось это слово 100 лет назад – Ю.К.) совете, который и не имеет права собирать родительские собрания, а всецело на директоре. Он-то как раз против таких собраний и не раз высказывал даже, что они могут только мешать делу. Как руководитель учебного заведения, Евгений Иванович стоит далеко не на высоте своей задачи, потому что за ходом преподавания других учителей он не следит, и они ведут его каждый по-своему, денежной и хозяйственной стороной дела не интересуется, а это тоже большой минус для директора при том положении, в котором находится наше училище. Эти факты и заставили попечительный совет задуматься над будущим училища и заняться вопросами, может ли Евгений Иванович стать на ту высоту, при которой ему не будет страшна никакая конкуренция? И совет по этому вопросу пришёл к отрицательному заключению и решил принять меры, чтобы спасти училище от краха. Любовь к детям, которую ставят в заслугу директору, конечно, дело хорошее, но разве мы не видим, что часто любящая мать портит своих детей. Мать должна быть не только любящая, но и твёрдая - только такая мать ребёнка не испортит. Это должно относиться и к руководителю учебного заведения, но в Евгении Ивановиче мы, к сожалению, этого не видим».
Впрочем, родители с мнением совета не согласились. Один из них заявил, что у Мамина «жестокое машинное сердце», намекая, видимо, на то, что он – владелец завода. А мама одного из учеников написала в газете:
«В течение 4-х лет ни училище, ни попечительный совет не интересовались нашим мнением, и было странно, что в трудный для школы момент нас вызвали для поддержки. По моему мнению, г. Гофман был добрым, мягким директором, сумел заслужить любовь к себе детей и, насколько возможно было повлиять благоприятно на нравственность тех детей, которые в этом нуждались, но нельзя обрушиться на попечительный совет, работавший бескорыстно на пользу школы, желавший поставить её на равную высоту с другими школами этого типа. Попечительный совет в своих выводах, не отрицая всех упомянутых качеств г. Гофмана, пришёл к заключению о необходимости заменить его другим директором. К этому присоединиться не могу, не зная деталей, приведших совет к такому заключению. Очень скорблю, что ни школа, ни попечительный совет не считали важным и нужным фактором развития школы привлечение родителей - как общественный элемент, который в серьёзный момент мог бы занять положительную позицию».
Не остался в стороне и стихотворный памфлетист доктор Бернштейн.
«Коммерческой» бури звучат отголоски,
Ещё не улегся разгневанный шквал,
Но это - последние легкие всплёски,
Последний на море бушующий вал!..
На лето разъедутся все педагоги,
Утихнут волненья, смягчится конфликт,
Стушуются летом всех партий тревоги,
И время подскажет бесстрастный вердикт!.. – написал он.
Так и остался Гофман на своём месте.
Кстати, из публикаций, посвящённых этому конфликту, мы узнаём, кто входил в попечительский совет, кроме Ивана Васильевича Мамина и Евгения Ивановича Гофмана. Это Сергей Гаврилович Мельников, Александр Афанасьевич Кузнецов, Яков Васильевич Мамин, Фёдор Степанович Вехов – от хлебной биржи, Николай Александрович Задков - от губернского земства, Игнатий Давыдович Прахов - от сельского общества и Иван Васильевич Кобзарь – почётный попечитель.
1913-1914 учебный год стал первым для только что открывшегося в Ивановке сельскохозяйственного училища. Здесь был избран не попечительский, а наблюдательный комитет. Его председателем главным управлением землеустройства и земледелия был утверждён князь Александр Александрович Щербатов. Он был участником русско-японской войны, членом географического общества и скончался очень рано: 5 апреля 1915 г., когда ему исполнилось всего 34 года.
А членов этого комитета выбирали на заседании Николаевского земского Собрания. После тайного голосования ими стали гласные, т.е. депутаты, этого Собрания Фёдор Афанасьевич Соколов, Пётр Алексеевич Николаев и Иван Васильевич Мамин. Представителем от главного управления назначили помощника местного управления земледелием С.И. Николаевского.
Но самыми примечательными в «Заволжье» являются бытовые зарисовки, благодаря которым мы узнаём подробности из обыденной жизни балаковцев. Наиболее ярким является описание главного в Балакове места для прогулок – Дамбы , или ул. Николаевской, которая в советское время стала Коммунистической. Балаковцы облюбовали её потому, что она была единственной мощёной улицей в городе:
«Дамба - единственное место, где можно гулять, не рискуя утонуть в пыли.
Дамба - место, где летом, прежде всего, показываются наряды и туалеты и где назначают у нас «брамбеусы» (точное выражение некоторых балаковских барышень).
Семь вечера. Дамба пуста. Кой-где проползет по ней пешеход, промчится дребезжащий «компанейский» автомобиль, прогудит гудок велосипедиста, протрещит мотоциклетка, и снова тихо и пусто.
Наступает час гулянья. Ровно к девяти, словно по уговору, дамба заполняется гулящей публикой.
Кого здесь только ни встретишь и каких нарядов ни увидишь. Настоящий английско-американский, французско-русский конфекцион.
Вот плавно шествуют муж и жена. Степенно-равномерной походкой за ними шагает представитель здешнего торгового мира, а вслед за ним его приказчики.
Вот просто она. Девочка на вид лет 14. Обычная, ничего не выражающая физиономия. Гордо загнув свою головку в сторону, она считает своим долгом оглядывать с ног до головы каждого встречного. Она, видимо, устала. Целый день помогала дома по хозяйству, быть может, шила, мыла или садила огурцы. Пришел условный час «брамбеуса». Она, одевшись без всякого вкуса, хотя и с претензией на моду, бродит по дамбе, поджидая, видно, героя своего романа.
Вот компания «коммерсанток» , скромно одетых в коричневые платьица. На голове соломенная шляпа с коричневой лентой. Эти наивные, умные и беззаботные дети, оставив на время историю с географией, быстро бегают по дамбе, щебеча, словно пташки.
Далее старшеклассник коммерческого училища. А ещё дальше не то студент, не то ученик среднего технического училища. Он одет в форменную тужурку с наплечниками. Неспроста он надел её. Он отлично знает, что барышни к форме тянутся, словно рыба к приманке.
Ему ужасно жарко. Но терпи, казак.
Вот взрослая девица, - любительница пудры, помады, румян и подобной косметики. Одета с иголочки. Она ходит по дамбе и ловит «его». Годы уходят, а «противные мужчины» не обращают на неё внимания!
А вот и он - приказчик, за ним другой, третий. На дамбе встречаешь их много. Есть представители от мануфактуры, галантереи и прочей торговли. Простояв целый день за прилавком или за разборкой товара, они, утомлённые и уставшие, спешат на дамбу перекинуться словом с товарищами.
Время гулянья - один час. После десяти на дамбе можно встретить две или три запоздавших парочки и только.
Затем дамба пустеет до следующего вечера».
Во время прогулок балаковцы очень любили грызть семечки. «Работа эта производится с раннего утра и до позднего вечера, - писал корреспондент «Заволжья». - Как велик заработок от этого занятия, пока никем не учтено. Но работа идёт весьма успешно. Улицы и площади, набережные и бульвары, словно снегом, засыпаны шелухой семечек. Хорошее занятие».
Ещё одной яркой приметой летнего сезона в г. Балаково было огромное количество пришлых людей. Они съезжались сюда с разных концов страны на сезонные заработки. А в ожидании своих «работодателей» жили буквально под открытым небом. Известный меценат, местный миллионер-старообрядец Паисий Мальцев за несколько лет до 1914 года построил для них барак на свои деньги, но «удел» посчитал эту постройку незаконной и приказал её снести.
Это совершенно необъяснимое распоряжение привело балаковцев в недоумение и вызвало целый ряд насмешек:
«Сотни рабочих, расположившихся под открытым небом на удельной земле, как могут, содействуют благоустройству города. Они даже не могут не содействовать. До сих пор никто не догадался поблизости от их местожительства устроить что-либо вроде отхожего промысла... то бишь отхожего места. И рабочие вынуждены унаваживать городские улицы, переулки и набережную р. Балаковки.
Кто должен «озаботиться» по этому поводу? Город, земство, министерство просвещения или удельное ведомство? — задавался вопросом некий П. Заонегин (как потом выяснилось под этим псевдонимом скрывался сотрудник «Заволжья» Пётр Кадиксов) —
Впрочем, удельное ведомство должно испытывать некоторую радость ввиду того, что его земля бесплатно унаваживается. Оно, наверное, по этому поводу даже готовится повысить арендную плату за свои земельные участки.
Будем надеяться, что в дело вмешается министерство путей сообщения, потому что скоро по балаковским улицам и набережным нельзя будет ни пройти, ни проехать», - язвительно писал корреспондент.
Балаково городом был небольшим. И, несмотря на большое количество каменных домов и огромные торговые обороты, жил и сельской жизнью. Во многих крестьянских дворах водилась кое-какая живность, чаще всего, коровы-кормилицы. От их существования некоторые представители городской интеллигенции и испытывали некоторое беспокойство. Летом особенно раздражал ранний выход крестьянского стада на выпас.
«Едва рассветёт, как слышится звук, напоминающий пушечную пальбу - это торжественное выступление водителя наших стад! – писал в «Заволжье» доктор Бернштейн. - Пастуху здешнему неизвестно, что бывают, например, рожки, мелодичным звуком которых владимирские коллеги его созывают стада! Нет, он хлопает так бичом, что "встают у лысого волоса", покойники падают из гробов, а живые из постелей, и с эпилептиками делаются припадки, а у беременных – выкидыши».
Нарушали покой горожан и ночные сторожа. Всё тот же Бернштейн называл их «одной из язв глухих захолустий»:
«Те из балаковских обывателей, которые обречены летом жить в городе, - а таких 99%, - с ужасом ждут наступления ночи, которая - вместо тишины и отдохновения - несёт им симфоническую поэму звукового оркестра музыкальных "клепальщиков" (как их зовут в Малороссии): "лишь только ночь своим покровом наш город тихо осенит", как эти артисты начинают щеголять друг перед другом богатством и разнообразием нот, которые они извлекают из своих сторожевых колотушек - орудий пытки средневековых времен! – возмущался Бернштейн на страницах газеты. - Неужели за сто лет существования Балакова нельзя было прийти к убеждению, что ни от одной кражи эти колотушки не предохранили ещё ни одного смертного? И, если кому этот стук полезен, то только грабителям, давая им точно знать, где в настоящий момент находится охрана! Для контроля же бдительности ночных сторожей в культурных местах имеются более приемлемые методы».
Беспокоило доктора и то, что в Балакове без всякого контроля торговали молоком. На балаковские рынки его приносили из ближайших сёл крестьянки:
«Эти бабы, поставщицы нашего молочного рынка, - прямо феи, ибо коровы их - обыкновенной "тасканской" породы - отличаются необыкновенным удоем: изо дня в день круглый год они дают фантастическое количество продукта, отличающегося от воды белым цветом. Эти коровы не знают передоя, на них не влияет ни качество, ни количество корма, и разве только тогда, когда от великих засух пересыхает вода в колодцах и родниках, молочные феи несколько смущаются. Если бы, например, городское самоуправление взяло на пробу на рынке 2-3 горшка и отослало для анализа в компетентное учреждение, то результаты получились бы изумительные, и "молоко" это оказалось бы состоящим, главным образом, из воды, органических осадков, мелу, вредоносных микробов и т.п. составных частей».
Доктор Бернштейн предлагал возложить хотя бы первичный санитарный надзор на врачей земской больницы и открыть нечто вроде современной молочной кухни, чтобы молоко действительно приносило пользу, а не становились причиной летних желудочно-кишечных заболеваний у детей, которые могли привести и к смертельному исходу.
Не менее опасным для балаковцев было и отсутствие качественной питьевой воды. Ведь тогда в Балакове водопровода не было, а, значит, не было и очистных сооружений. Правда, наиболее обеспеченные жители могли позволить себе вырыть колодец во дворе своей усадьбы, но в большинстве из них вода была горько солёной и совершенно не годной к употреблению в качестве питьевой. Поэтому люди в основном пользовались более «вкусной» водой из Волги, Балаковки и Линёвки. Но и здесь их поджидала опасность подцепить какую-нибудь, в том числе, и смертельную заразу.
«Все эти питьевые источники загрязнены до крайности, - писал всё тот же неугомонный доктор Бернштейн. - Берег Балаковки на протяжении 1,5 версты заставлен амбарами, у которых в течение зимы перебывает до миллиона голов скота. Весь оставленный здесь помёт гниёт, разлагается и просачивается в реку, в которой также купают скот и моют бельё. Такое загрязнение реки тем ужаснее, что течение в ней очень слабое. К этому следует прибавить, что приблизительно в июле вода покрывается известью.
Другой источник - озеро Линёво - представляет собой настоящую выгребную яму, полную нечистот. В течение лета озеро гниет и распространяет кругом зловоние».
Этому во многом способствовали так называемые торговые бани, открытые на линёвских берегах ещё в конце XIX в. Их было 12. Известно, что за несколько лет до 1914 года они принадлежали крестьянам Кузьмину и Саулину. Бани находились в одном здании. Это было несколько отдельных номеров и два общих отделения: мужское и женское. Номерные топились ежедневно, общие – по пятницам и субботам. В час в банях могло мыться до 200 человек. Один «сеанс» стоил от 50 коп. до 1 р. За банями никакого контроля не осуществлялось, поэтому они находились в антисанитарном состоянии. Вот как докладывал об этом балаковский унтер-офицер в Самарское жандармское управление в 1899 г.:
«Пол от стен на ; аршина сгнил, под полом заметно такое зловонное болото, где заметны даже человеческие спражнения (так в тексте). От материка стоит на ; от ветхости здание, водопроводных труб вовсе не имеется, грязная вода из-под пола бежит тихо, и больше остается на месте под полом, откуда издаёт в воздухе сильное зловоние. Здесь, как в торговом пункте, рабочего люда бывает порядочно, рабочие после усиленного труда не смотрят на нечистоты, а партиями посещают эти бани. После мойки в них замечается сильная головная боль».
Ну, и, конечно, на тех же берегах стирали бельё. Так что опасения доктора Бернштейна и других представителей балаковской интеллигенции были вполне обоснованы. К слову, настоящий водопровод с очистными сооружениями в Балакове построили лишь в 60-х гг. XX в.
Накануне Первой мировой криминальная обстановка в Балакове была довольно-таки спокойной. В то время полицейский штат в селе состоял из пристава, полицейского надзирателя, 3-х полицейских урядников и 32-х полицейских нижних чинов. У последних в подчинении находились ещё и караульщики, или квартальные, которые ночью дежурили на углах кварталов. Содержалась полиция за счёт земства, а когда в 1913 году село Балаково получило статус города, частичное финансирование осуществляла первая городская администрация (Управа).
Ещё в Балакове существовал жандармский пункт, состоявший из двух унтер-офицеров дополнительного штата Самарского губернского жандармского управления. К тому пункту были приписаны села Балаково и Екатериненштадт (теперь город Маркс) с волостями. Унтер-офицеры должны были контролировать работу полиции и следить за благонадежностью населения (этакий прообраз советского Комитета государственной безопасности - КГБ). В своих донесениях в Самару они сообщали обо всём, что, по их мнению, могло заинтересовать вышестоящее начальство.
Самым известным полицейским чиновником в Балакове был пристав Иван Львович Умнов. И хотя он был ушёл в отставку за несколько лет до 1914 года, упомянуть о нём стоит.
Умнов был женат вторым браком на Ольге Петровне Шепелевой и жил в её доме на ул. Христорождественской (теперь Красная Звезда). Он служил в Балакове ровно три года – с октября 1904-го по октябрь 1907-го. Видимо, именно в этот период он и познакомился со своей второй женой, т.к. в личном деле надворного советника Умнова за 1905 год записано, что, 42-летний, он вдов и имеет от первого брака падчерицу Клавдию и четырёх дочерей – Надежду, Зою, Валентину и Анну. Последней, при назначении отца на новое место, был всего год. Возможно, мать и умерла при её рождении.
Служба Умнова в крупном торговом селе пришлась на Первую русскую революцию, период активной борьбы и с выступлениями толпы, и с социал-демократической пропагандой. Однажды неизвестные даже пригрозили Умнову поджогом его дома. Об этом можно было бы написать отдельную главу, но здесь мы ограничимся лишь информацией о том, что привело к отставке пристава.
Его дочь Надежда и падчерица Клавдия подозревались в сочувствии революции. «Злые языки» поговаривали (и наверняка небезосновательно), что они предупреждали революционно настроенных балаковцев о предстоящих обысках. А сам Умнов был замешан в «крышевании» грязных делишек своего подчинённого, урядника Василия Булдакова, который якобы покрывал местных воришек.
После увольнения со службы пристав хотел остаться в Балакове нотариусом, однако, скорее всего, у него ничего не вышло. Во всяком случае, в «Памятных книжках Самарской губернии», где обычно помещались фамилии всех должностных лиц, Умнов не обнаружен.
Похоже, «Умновские» традиции «крышевания» сохранились и в 1914 году. Во всяком случае, корреспондент «Заволжья» жаловался на бездействие полиции в отношении «напёрсточников»:
«Уже около года в Балакове на улицах подвизается компания тёмных людей с мошеннической коробочкой и напёрстком. Компания заманивает к себе приезжих крестьян, втягивает их в свою мошенническую игру с помощью какой-то таинственной коробочки и выцеживает из мужицких карманов гроши. Скоро крестьяне будут съезжаться в Балаково с хлебом, и у этих «промышленников» предстоит большая работа.
Неужели нет никаких мер прекратить этого рода «промышленность»? – задавал вопрос автор небольшой заметки.
Ещё одно происшествие, наделавшее шуму в Балакове незадолго до начала войны, связано с… танцами.
4 мая 1914 года в «Заволжье» появилось объяваление:
«Учитель танцев Б.А. Кунин. Преподаю все современные бальные танцы. Приём и уроки ежедневно с 10 до 3 час. в театре (имеется в виду кионотеатр – Ю.К.) «Прогресс» и с 5 до 9 час. веч. в бывшем театре «Триумф». Желающим даю уроки на дому».
А через два месяца выяснилось, что учитель танцев – аферист. На курсы к нему записалось около 50 молодых балаковцев мужского и женского пола. Причём с дам Кунин платы не брал. Из них он выбрал одну: 16-летнюю племянницу одного из богатых горожан. Кунин уговорил её выйти за него замуж, а, чтобы родители не помешали их «любви», предложил ей уехать в другой город и там обвенчаться. «Молодые», прихватив с собой крупную сумму денег и несколько сундуков с приданым, исчезли. Но выбраться из Балакова им не удалось. Соблазнителя, вместе с деньгами и вещами, задержали на пароходной пристани перед отправкой парохода и арестовали.
При расследовании выяснилось, что настоящая фамилия «учителя танцев» Куневич. Он жил по подложному паспорту и уже успел провернуть подобные «комбинации» в нескольких городах России, в том числе, в Вольске и Перми.
Ещё одна напасть, с которой пришлось бороться полицейским, – пьянство. За месяц до начала войны им было дано распоряжение привлекать к ответственности всех, кто появлялся в нетрезвом виде на балаковских улицах, и ежемесячно доносить о количестве составленных протоколов исправнику.
Причём в пьянстве были замечены представители не только «низшего» сословия. Однажды в воскресенье в балаковском коммерческом клубе «отдыхала» компания вольских чиновников, среди которых были податной инспектор и один из земских начальников. «Интеллигентные» вольчане мужского пола напились так, что общались между собой не выбирая выражений, несмотря на присутствие дам, и, в конце концов, устроили драку.
Как известно, Балаково 100 лет назад нередко называли «хлебной столицей». Здесь было более 300 амбаров общей вместимостью до 10 млн. пудов. Поэтому торговали балаковцы бойко. И не только зерном. Хлеботорговцам и наёмным работникам, прибывающим сюда со всего Поволжья во время уборочной страды, и еда была нужна, и одежда. Да и другие товары пользовались немалым спросом. Поэтому в Балакове было около 600 торговых предприятий. Ну, а там, где торговля и сельскохозяйственная работа, — без мастерских и промышленных предприятий никуда. Правда, они были не чета нынешним: несколько небольших корпусов, а иногда и просто пристройка к усадьбе, — но всё равно свою важную роль в балаковской жизни они сыграли: и рабочий класс сформировали, и колыбелью отечественного тракторостроения стали.
Первым, кто построил в Балакове механический заводик (в 1883 году, по другим данным, - в 1882-м), стал крестьянин деревни Никольской Черкасской волости Вольского уезда Саратовской губернии Фёдор Абрамович Блинов. Он планировал начать производство изобретённого им первого в мире гусеничного трактора, однако уникальное изобретение оказалось невостребованным в России, и ему пришлось выпускать другую продукцию. Завод специализировался на выпуске пожарных, коворезных труб, насосов и нефтяных двигателей и назывался «Благословение».
После смерти Фёдора Абрамовича в 1902 году предприятие перешло во владение его сыну Порфирию. По данным Самарского губернского фабричного инспектора, завод содержался в надлежащей чистоте, на нём работало 40 человек. За своё доброжелательное отношение к рабочим Блинов пользовался особым уважением. Спустя год после смерти отца он некоторым старослужащим рабочим выдал месячный и полумесячный оклад жалования. За маленький прогул Блинов рабочих никогда не штрафовал. Летом для них работа начиналась в 5 утра, зимой - в 5 с половиной, а заканчивалась всегда в полседьмого вечера. У рабочих было два перерыва: с 8 до 8.30 утра - на завтрак и с 12 до часу дня - на обед. Врачебная помощь им оказывалась за счёт завода, и, после выздоровления, они получали страховку.
Неизвестно, по какой причине, но накануне Первой мировой Блиновский завод оказался банкротом. Долг перед кредиторами достиг 200 тысяч рублей, и Порфирию Фёдоровичу пришлось выставить предприятие на продажу. За несколько месяцев до начала войны, как сообщала балаковская газета «Заволжье», его приобрела за 50 тысяч рублей какая-то компания из саратовских и московских предпринимателей. Сам хозяин, не выдержав напряжения, оказался в больнице.
Более стойкими оказались братья Мамины – Иван и Яков Васильевичи. За 15 лет, с года открытия, 1899-го, по 1914-й они смогли превратить свои небольшие механические мастерские в довольно крупное, по тем временам, предприятие с тремя отделениями.
Рабочие на Маминских заводах трудились в том же режиме, что и у Блинова. На них использовался и труд малолетних. Правда, подростки работали всего 6 с половиной часов. Взрослые рабочие освобождались от работы в воскресенье и следующие праздники: 1, 6 января, 2 февраля, 25 марта, 6 и 15 августа, 8 и 14 сентября, 1 октября, 21 ноября, 6, 25 и 26 декабря, пятницу и субботу масленицы, четверг, пятницу и субботу Страстной недели, 3 дня Святой Пасхи, Вознесение Господне, день Святой Троицы и Сошествие Святого Духа на Апостолов, а подросткам добавлялось ещё несколько дней: 23 и 27 апреля, 6 и 25 мая, 22 июля, 22 октября, 14 и 26 ноября. Причём накануне воскресных и праздничных дней работы оканчивались в 5 вечера, а накануне Рождества Христова в 12 часов дня.
Но рабочие всегда имели возможность подзаработать: либо сверхурочным трудом, либо качественным. Лучшие токари и слесари были на особом счету: они работали сдельно.
С 6 февраля 1914 года при Маминских заводах открылась так называемая больничная касса: прообраз нынешнего фонда медицинского страхования. Его участниками было около 350 человек. У каждого из них высчитывалось по 2% от заработка. Из этого фонда выплачивались больничные: по 2/3 ежедневного заработка - семейным и ; - несемейным с первого дня, если рабочий проболеет более двух недель, и с 4-го дня - если менее. Кроме того, Мамины организовали амбулаторный приём для семей рабочих и выдавали денежные пособия по 3 рубля во время родов жёнам участников больничной кассы. Выделялись деньги и на погребение членов их семейств: 5 рублей, если рабочий проработал на заводе 5 лет, 10 рублей, – если до 10, и 15, - если более 16.
Применялись и другие меры социальной помощи. Иван Васильевич открыл для своих рабочих столовую, выписывал для них газеты «Русское слово» и «Саратовский листок», выдавал из личной библиотеки книги и журналы, устраивал для них вечера культуры, а некоторым выделял ссуду на покупку домов и другие семейные нужды.
Отделение Ивана Мамина находилось на месте нынешнего машиностроительного завода им. братьев Маминых (там даже сохранилось несколько корпусов), отделение Якова – на месте старого судоремонтного завода (разрушен на наших глазах) на другом конце Коммунистической улицы (ранее Николаевская, или Дамба), а отделение ещё двух братьев - Николая и Леонтия – на улице Красная Звезда (ранее Христорождественская). Все три выпускали нефтяные двигатели разной мощности под маркой «Русский дизель», которые получили немало наград на разных сельскохозяйственных выставках, Яков увлёкся выпуском колёсных тракторов собственной конструкции, а Николай и Леонтий незадолго до войны успели построить свой пассажирский пароход «Марс», который стал ходить по маршруту Балаково-Вольск.
Помимо наиболее известных в местной истории заводов Блинова и братьев Маминых в Балакове существовал ещё один, и тоже по производству двигателей. Он был построен незадолго до войны купцом-старообрядцем Михаилом Прокофьевичем Лобановым рядом с отделением Якова Мамина. Но Лобанов всю жизнь занимался продажей и переработкой леса (имел в Балакове большой лесной склад на пристани и две лесопилки), и с новым производством у него что-то не заладилось. Пришлось продавать. Новым владельцем завода, получившего название «Муравей», стал купец Николай Задков. Но и у него ничего не получилось: предприятие почти остановилось.
Но зато процветало Товарищество «Свет», первое в Балакове предприятие по устройству электрического освещения, начавшее работать 18 декабря 1909 г. Его владельцами, или, как тогда их называли, членами-распорядителями, были ветеринарный врач Михаил Карнеев и купец Александр Кузнецов. Первая балаковская электростанция приводилась в действие двигателем мощностью в 75 лошадиных сил (1 лошадиная сила = 735,5 вт) и была рассчитана на 1500 лампочек. Каждый кВт/час стоил 25 коп. В заметке, опубликованной тогда в «Саратовском листке», с гордостью говорилось: «…наше скромное село в деле освещения опередило не только наши уездные города, но даже и многие губернии». Однако, как впоследствии оказалось, первые подключения некоторых домов и магазинов были пробными, и официальное разрешение на работу станции выдали лишь спустя три месяца, 1 марта 1910 г., после того, как её осмотрел инженер от земства. Доходность электрической станции «Свет» оценили в 1456 руб. Уже через несколько лет энергетикам пришлось увеличивать мощность: был приобретён ещё один двигатель: на 50 лошадиных сил.
Первоначально электрическая станция, которая размещалась на том же месте, где сейчас «Городские электрические сети», не была рассчитана на уличное освещение. Подключиться к ней могли себе позволить только богатые люди. В основном в Балакове освещались крупные магазины и усадьбы. А в целом торговое село находилось практически в полной темноте. Однако с получением статуса города и появлением городской власти ситуация изменилась.
В январе 1914 года на собрании уполномоченных было решено выделить на уличное освещение 7,5 тыс. рублей. На эти средства предполагалось установить на балаковских улицах около 100 ламп. Причём для них «Свет» снизил стоимость киловатта до 18 коп. Электрические фонари зажигались при наступлении сумерек и горели в малолюдных местах до 11 час. вечера, в центре - до часу ночи, а у пристаней и по дороге к ним всю ночь.
Ещё одна услуга развивалась в Балакове семимильными шагами – телефон. Первую телефонную станцию в Балакове установил яранский купец (Яранск – город в Вятской губернии) Василий Иванович Бердников, проживавший недалеко от Балакова, в своём Наумо-Ивановском имении Николаевского уезда. Соответствующее разрешение Самарского губернского правления он получил в самом начале 1908 года. Для размещения телефонное станции Бердников арендовал помещение в доме аптекаря Арнгольда, который находился на углу улиц Николаевская и Мариинская (теперь Коммунистическая и 20 лет ВЛКСМ). На сколько номеров она была рассчитана и сколько балаковцы платили за подключение телефона, выяснить пока не удалось. Но известно, что сначала, до появления в Балакове электричества, она была однопроводной (вторым «проводом» служила земля).
Когда в Балакове открылось коммерческое училище, Бердников учредил для «коммерсантов» стипендию имени своей покойной жены. Однако он прославился не столько щедростью, сколько неуступчивостью. Владея двумя с лишним тысячами десятин земли в Кормёжской волости, Бердников затеял спор с Николаевским земством вокруг моста через Большой Кушум в районе с. Пылковка.
Через это село проходил большой тракт на Балаково. Круглый год по нему тянулись длинные обозы с хлебом из юго-западной части Николаевского и северной части Новоузенского уездов. Но в течение долгого времени здесь не было моста, и в весеннее половодье и осенние дожди проезжающие испытывали много мучений. После долгих хлопот населения юго-западной части Николаевского уезда губернское земство отпустило средства на постройку моста. Начались переговоры с Бердниковым, т.к. один берег принадлежал ему. Землевладелец согласился, но попросил, чтобы пылковцы в качестве компенсации за его землю дали ему две десятины своей. Крестьяне согласились. Таким образом, дело было улажено, и в 1905 году мост построили.
Но вскоре Бердников передумал и потребовал сноса моста. Как говорили, таким образом он решил насолить Николаевской земской управе, с которой в чём-то не поладил. Управа отказалась. Тогда землевладелец возбудил судебное дело.
В 1907 г. Самарский окружной суд постановил снести мост и взыскать с Николаевского земства в пользу Бердникова 173 рубля.
Начались переговоры с Бердниковым о размере вознаграждения ему. Бердников то соглашался, то отказывался. Так тянулось более двух лет. Во второй половине 1913 г. губернское земство возбудило ходатайство перед правительством об отчуждении у Бердникова земли. Узнав об этом, Бердников обратился в Самарский окружной суд с просьбой «предоставить ему право произвести работы, необходимые для слома моста, уборки материалов и приведения берега в прежний вид».
Накануне войны земство опасалось, что такое право Бердникову будет окружным судом предоставлено, и мост будет сломан. Однако, скорее всего, этого не произошло. Василию Ивановичу достаточно было того, что он сумел пощекотать нервы чиновникам, не умевшим ценить добрые дела.
Накануне войны в Балакове было несколько, как бы мы сейчас сказали, учреждений культуры. Основной – Народный дом, который находился на краю Щепной площади, недалеко от угла нынешних улиц Коммунистическая и Чапаева (Николаевская и Балаковская). Он размещался в двухэтажном бывшем магазине купца А.Я. Стройкова и некоторое время даже назывался его именем, т.к. торговец подарил это здание балаковцам.
Здесь в начале XX в. обосновалось Попечительство о народной трезвости, которое образовалось в 1894 г. и размещалось в собственной чайной. Сюда же из дома Судаковой переехала единственная в городе публичная библиотека им. А.С. Пушкина, основанная ветеринарным врачом Михаилом Карнеевым.
В здании проводились воскресные чтения с показом на экране диапозитивов («туманных картин»). Организаторами и участниками чтений были И.В. Кобзарь, С.А. Кудряшов, преподаватель литературы О.В. Голованова. Читали поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», «Мороз Красный Нос» и «Русские женщины», стихи И.С. Никитина и А.В. Кольцова, отрывки из произведений Л.Н. Толстого, Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева и др. Когда к зданию пристроили помещение для библиотеки и читального зала, которое использовалось как сцена, то стали проводиться концерты самодеятельности, школьные и любительские театральные постановки.
Старожилы рассказывали, что для постановки «Ревизора» Н.В. Гоголя Кобзарь закупил в Москве комплект костюмов и париков для персонажей и сам исполнял роль городничего. Он же проводил постановку на тему расовой дискриминации «Тёмное пятно», исполняя главную роль негра.
Примерно с 1912 г. в Балаково стали заезжать драматические труппы, которые давали спектакли в Народном доме, нередко украинские.
Одна из них – под управлением И.П. Мозгового, информацию о котором пока найти не удалось. Актёры приехали в Балаково в октябре 1913-го и их постановки пользовались таким успехом, что они задержались здесь до весны 1914-го. Как писал «Саратовский листок», «это первый пример, что в Балакове в течение всего сезона продерживается труппа». Какие пьесы она показывала, неизвестно, но в той же газете была напечатана заметка с короткой, но ёмкой её характеристикой: «Труппа не велика и далеко не блестяща, но все-таки смотреть её можно».
А буквально за несколько дней до начала войны на сцене Народного дома выступала известная капелла Юрия Славянского, которая в основном исполняла былины и русские народные песни.
Народный дом был свидетелем первого литературно-музыкального вечера учениц местной второклассной учительской школы, которые поставили две сценки: известной детской писательницы того времени Клавдии Лукашевич «Среди цветов» и из рассказа Тургенева «Бежин луг»; а затем прочитали стихотворения и спели хором несколько песен.
Здесь впервые был устроен вечер старых студентов, во время которого было собраны средства на обучение в коммерческом училище одного ученика из беднейшей семьи.
Местными актёрами-любителями использовалась и другая сценическая площадка – актовый зал коммерческого училища. Первым здесь был сыгран спектакль по пьесе Виктора Рышкова «Змейка». Кстати, именно эта пьеса была поставлена в 1925 году в Париже в память писателя, которому пришлось эмигрировать во Францию после революции 1917 года.
Но самым популярным был кинотеатр (кинематограф) «Прогресс», который в то время назывался сад-театр. Он размещался на ул. Николаевской (теперь Коммунистическая), в одном из зданий, принадлежавших Мариинскому Ольгинскому приюту. Здесь балаковская публика смотрела все новинки тогдашнего немого кино с участием таких знаменитых русских актёров, как Юрий Юрьев (он, заслуженный артист Императорских театров, в советское время стал одним из основателей Большого драматического театра в Санкт-Петербурге (Ленинграде), где впоследствии играл наш земляк Евгений Лебедев, а в 1943 году даже получил Сталинскую премию) и Павел Айдаров (это сценический псевдоним – на самом деле его звали Павел Остапенко, и он больше был известен как мастер эстрадного жанра, исполнитель куплетов и сатирических миниатюр; но он играл роли и в фильмах, один из которых – «Как Айдаров спешит на бенефис» знаменитой тогда кинофабрики Ханжонкова – снимался на улицах Саратова).
В июне 1914-го в небольшом саду «Прогресса» выступала труппа театра миниатюр под управлением Ланского и Немирова (что за театр, выяснить не удалось). «Исполняемые пьески, правда, не блещут особым остроумием, но, хорошо разученные, идут без суфлера, живо и весело, - писала балаковская газета «Заволжье». - При недостатке у нас вообще драматических спектаклей, приходится довольствоваться и тем, что даёт приезжая труппа, очень оживляющая сеансы кинематографа».
А в начале июля «Прогресс» повеселил балаковцев гастролями передвижного цирка братьев Великанистовых. Тогда особенно блистал на арене жонглёр, эквилибрист и акробат Василий Великанистов (настоящая фамилия Зыков). О его «замечательном изяществе и ловкости» в своих размышлениях об искусстве актёра упоминал сам Мейерхольд, основатель нового русского театра.
Впрочем, далеко не всем балаковцам нравился этот цирк. Вот какой отзыв о нём сохранился на страницах «Заволжья»:
«Артисты этой труппы изо дня в день показывают одни и те же номера своего невысокого искусства и, в конце концов, набивают оскомину публике, тем более, что изо всей труппы имеют интерес только музыкальные клоуны супруги Коноваловы, всё же остальное или мало интересно, или прямо-таки пошло и грубо. К этому еще нужно добавить, что представления, благодаря обилию номеров, затягиваются до часу ночи, что само собой утомляет публику».
А война уже была на пороге. Но балаковское общество об этом либо не знало, либо не хотело знать…