Георгий:
Ей только-только стукнуло восемнадцать.
Длинные черные волосы, тонкие черты лица, хрупкое тело и болезненный вид.
Вечно грустные глаза и улыбка с зубами, не дежурная - настоящая.
Она пугала своей откровенностью.
И, честно сказать, я не хотел бы быть рядом с такой девушкой.
Она была слишком сильной, но под этой силой скрывалась какая-то боль. Ей не хотелось быть такой, она восхищалась другими девушками - слабыми, женственными. Но жизнь ведь не спрашивает, какой ты хочешь быть - она требовала от нее силы духа и стойкости.
Вечно грустные глаза и улыбка с зубами.
Мне нравилось быть ее другом - она была надежная, верная. Та, с кем и поговорить по душам, и посмеяться до слез. С ней не было никаких условностей и недопониманий - она всегда говорила то, что хотела сказать.
Но я не хотел бы, чтобы такая девушка была со мной рядом - слишком отчаянной была ее любовь, слишком душила.
С ней было сложно. Все эти заморочки, мелочи и постоянный анализ - ее мозги работали на износ, даже ночью, бывало, она писала мне смски:
- Я думаю, музыка - это не просто так. Это то, что человек хочет тебе сказать, в этом надо искать правду. Может, вовсе и не хочет, но подсознательно говорит.
Она не умела уходить.
Могла не писать, не звонить, слать к чертям, когда ты появишься - хотя это тоже давалось ей с трудом, но она не умела отпускать.
Все равно переживала, как он там, что с ним.
О чем он думает по ночам?
Ее откровенность пугала.
Но я был просто другом. И был рад этому, доволен.
Однажды.
За ужином, когда все семьи обсуждают прошедший день, а на фоне работает телевизор, я краем уха услышал
Война и Осетия
в одном предложении.
Я не поверил сначала.
Начал листать новости. И правда.
В Осетии снова началась Война.
Я испугался.
Не за людей, не за ее Родину - для меня Война в Осетии была такой же обычной Войной, как в других республиках, странах.
Я испугался за нее.
За ее отмороженную любовь к своей земле.
Я долго не решался набрать ее номер.
Не знал, что сказать. Даже не был уверен, в курсе ли она уже.
Конечно, журналисты всегда знают о том, что происходит в мире, но я знал, какая она.
И знал, что иногда она выпадает из этого мира - сидит себе в одиночестве в каком-нибудь кафе и пишет рассказы. Для себя.
Я надеялся, что сегодня такой день.
Когда я набрался смелости, я все же позвонил.
Она не взяла трубку.
Это было странно, она была из тех, кто даже ночью держит телефон под подушкой - привычка с детства, на случай, если кому-то грустно. Она всегда сразу вставала и ехала, чтобы просто побыть рядом.
Во мне поселилась тревога.
Я позвонил еще. И еще. И еще.
Сначала она просто не брала. Потом стала сбрасывать.
Потом и вовсе выключила телефон.
Рада:
Сегодня я пришла в университет в хорошем настроении.
Я поднялась на факультет, желая найти своих девочек, чтобы глупо пошутить, посмеяться - поделиться хорошим настроением.
Весело подбежала, грубо обняла одну из них.
Но она мне тем же не ответила. Смотрела на меня со страхом в глазах.
Я ждала ответа.
- Ну что такое? Очередная аттестация? Да ладно тебе, все будет круто, все сделаем.
Она молчала.
Злата робко спросила
- Рада, ты уже знаешь?
Я вопросительно исказила лицо. Так, что между бровями появилась складка.
- Знаю что?
Она дрожащими руками достала утренний выпуск "Метро" и протянула мне.
- Только, пожалуйста, не нервничай. Все будет хорошо. Давай без глупостей.
На первой полосе красовалась фотография Осетии.
И большими буквами - ВОЙНА.
Я рассмеялась.
- Ты шутишь? Это выпуск за восьмой год, да?
Она молчала.
Я смеялась.
Проверила дату выпуска. Число сегодняшнее. Я все понимала, но не хотела верить.
- Пожалуйста, не надо, это очень жестокая шутка.
Она молчала. Попыталась взять меня за руку.
Я одернула свою ладонь.
Меня тревожила мысль не о самой Войне, а о том, почему я этого не почувствовала.
Я всегда все чувствовала.
Боже, ты издеваешься, да?
Бог молчал.
Я смеялась.
- Спасибо.
Предупреди наших.
Я побежала.
- Рада, куда ты? Стой, пожалуйста, не делай глупостей.
Мне звонили знакомые и незнакомые номера. Я не брала.
Что им сказать?
А, к черту.
Я поехала к твоей маме.
Без звонка. Просто приехала, позвонила в дверь, не боясь разбудить детей, как раньше.
Открыл твой отчим.
- Здравствуйте.
- Привет. Что-то случилось?
- Случилось.
Мне нужно тридцать тысяч.
Прямо сейчас.
Вы знаете, я бы не пришла, не будь это так срочно.
Он молча ушел в комнату, вышел с пачкой денег и протянул мне.
- Подождешь Майю?
- Нет. Простите меня. Все будет хорошо. Спасибо.
И я ушла.
Он не знал. Это я поняла, когда телефон стал обрываться - он с твоей мамой звонили по очереди.
Я не стала брать.
Мама звонит.
Не возьму.
Что я им всем скажу?
Нет. Я не могу.
Я должна сделать то, что должна, а дальше - будь, что будет.
Зашла в какое-то убогое кафе, заказала кофе, чтобы хоть как-то прийти в себя, поймала wi-fi и забронировала билет на самолет.
Я знала, что могу не вернуться. Мне не было страшно - снова почувствовала силу в руках, настойчивость, решительность и смелость.
Хладнокровие - самое важное.
Я знала, что могу не вернуться.
Мне нужен был человек, которому я могла бы дать наставления, на случай, если погибну.
Погибну. Забавно.
Это должен был быть мужчина, которому дела до меня нет.
Но который, при этом, не отказал бы мне.
Такой непостоянный, ветреный, но знающий, что дороже жизни нет. И еще. Он должен любить Осетию.
Я стала искать среди знакомых такого.
Позвонил ты.
Ты.
Человек, которого я когда-то любила. За которого готова была отдать свою жизнь - без разговоров.
Человек, детям которого я хотела стать матерью.
Я решила поднять трубку.
- Алло.
- Привет. Ты ведь не сделаешь этого, да?
- Привет. Какое тебе дело? Тебя больше нет в моей жизни.
- Рада. Ты не посмеешь.
- Слушай. Я хотела сказать тебе, может больше возможности не представится. Я благодарна тебе за все. Правда. И очень хочу, чтобы ты был счастлив. Когда найдешь ту, что полюбишь, береги ее. И еще. Знаешь, ты был прав. Во мне нет женщины. Иначе бы сейчас я поступила иначе.
- Рада. Нет. Ты едешь на верную гибель.
Я засмеялась.
- Знаешь. Все будет так, как угодно Богу. Но я буду биться до последнего вздоха. Я ведь сильная. А сейчас - я верю своим ощущениям. Я должна быть там.
Ты что-то еще говорил, но я повесила трубку и выключила телефон.
В наушниках заиграла песня.
И тут я вспомнила.
Вот тот, кто мне нужен.
Человек, который высмеял мои чувства - не потому, что злой, плохой или не понял.
Просто так вышло.
Так бывает.
Мне нужен ты.
Я знала о тебе очень много. И мне не доставило труда рассчитать, когда ты освободишься.
Я не решалась набрать номер, потому что тепло во мне все еще жило. Я тебя не любила. Но могла полюбить.
Или любила?
Это уже не имело значения. Потому что, может, мне осталось пару дней.
Я засмеялась своим мыслям.
Взялась писать сообщение. Нужно было сказать что-то, что не позволит тебе отказать мне во встрече.
- Привет. Мне нужно тебя увидеть. Это срочно. Я еду на Войну. Ты не имеешь права мне отказать. В семь. В том самом кафе.
Ты ответил, на удивление, сразу. Не как обычно. Не как тогда, полгода назад.
- Я приеду.
Мне хотелось заплакать.
Я включила песню еще раз.
Посмотрела на часы. Четыре. У меня есть еще три часа. Теперь было важно подумать, как я попаду туда.
Камера у меня была. С собой.
Рассказы, что должна отдать тебе,- тоже. Всегда ношу их с собой - на случай, если что-то случиться.
Эта привычка осталась с Войны восьмого года.
Всегда быть готовой.
Я должна быть сильной.
Но сейчас мне больше всего в жизни хотелось просто прижаться к кому-нибудь. И чтобы сильные мужские руки меня обняли.
Хотя бы твои.
Тепло.
Глупости.
Хватит. Будь сильной. И не бойся, Рада.
Позвонила ты.
Я вспомнила йогурты.
Я подумала - Боже, я всегда оберегала тех, кто рядом. Но если меня не станет, береги их, пожалуйста.
Они столько для меня сделали.
Пожалуйста.
Я решила написать сообщение и тебе.
Девушке из Кабардино-Балкарии, которую я никогда не видела, но так любила.
Я написала
- Инса, помолись за меня, пожалуйста.
Подумала, что обязана написать в Англию.
Пишу.
- Ты должна быть сильной. Даже если меня уже не будет. Ты обязана. Ты мне обещала.
Звонишь.
Не беру.
Попросила счет.
Милый официант с веснушками на щеках и носу.
Оставила ему на чай побольше.
Вышла из кафе.
Поеду в пресс-центр "Риа-новости".
Парк культуры.
Тут мы провели столько времени вместе.
Солнце сегодня особенно чувственно.
А холод даже не обжигает.
- Девушка, ну Вы смеетесь что ли?
У Вас слишком мало опыта, к тому же, Вам только исполнилось 18. Мы не можем отправить Вас в горячую точку.
- Вы понимаете, что я все равно туда поеду?
Тем более, что местность так хорошо, как я, не знает никто.
Я нужна вам.
Отказывают. Отвечаю
- Хрен с вами, вы еще пожалеете.
Показываю средний палец и выхожу, открывая двери ногами.
Решаю позвонить Хугаеву.
Он знает, что я ненормальная.
И не откажет. Ему будет спокойнее, если я рядом, а не бегаю одна под свистящими пулями.
Да и больше материала соберу, если буду с солдатами.
Звоню.
Хугаев молчит.
Я спрашиваю
- Это значит - да?
- Рада.
Вздыхает.
- Ладно, я согласен.
- Спасибо.
Еду домой. Принимаю душ. Ловлю капли холодной воды языком, как в детстве, когда мама купала меня, а потом заворачивала в большое полотенце.
Щупаю пулю на груди.
Ну вот мы и встретимся, спустя шесть лет.
Родная Война.
Китай-город.
Захожу в кафе.
Ты уже здесь.
Закуриваю.
- Ты куришь?
Улыбаюсь.
- Как дела?
Молчишь и смотришь прямо в глаза.
Я робею.
Люблю ли я тебя?
Вряд ли.
Но приятно быть рядом.
Ты спрашиваешь
- Уверена, что все делаешь правильно?
- Нет. Какое это имеет значение? Пока не сделаю, не узнаю.
Да и если мне суждено умереть, это произойдет и в Москве.
Я слушаю свое сердце. Ему верю.
Твой взгляд тревожен.
- Что я должен делать?
Вытаскиваю бумаги.
- Смотри, это мои рассказы за последние два-три года. Они подписаны. Если что-то случится...
Ком в горле.
Замолкаю.
Вечно грустные глаза и улыбка с зубами.
- Ты должен будешь отдать их тем, чьи имена указаны. Ты найдешь этих людей. Это будет не сложно.
Эти рассказы - про Осетию - ты должен опубликовать. Как хочешь, но должен.
И еще. Сегодня у меня самолет.
Родители не в курсе. Ты должен поехать ко мне домой - вот адрес и номера.
Поддержи их. И расскажи, как я их люблю.
Будь рядом, пока я не вернусь. Пожалуйста.
Ты, конечно, можешь мне отказать.
Но если что-то случится, не простишь себе до конца дней своих.
Буду сниться тебе в кошмарах.
Смеюсь.
- Тебе кажется это забавным?
- Мне страшно.
Можно я тебя обниму?
- Конечно.
Встаю. Обнимаю.
Ты обнимаешь крепко.
Вспоминаю обиды прошлые.
А все могло бы быть иначе.
Сейчас это не имеет значения.
Шепчу на ухо
- Спасибо тебе.
Ты умница. Ты всего добьешься, я верю в тебя.
Только не изменяй себе.
У тебя большое будущее.
Возвращаюсь на место.
- И что ты собираешься делать?
- Я еще не решила. Сяду в самолет. Посплю.
В Беслане меня встретит Хугаев.
Он едет в Цхинвал.
Спрячет меня в машине.
А там, буду действовать по ситуации.
Девушка-беда.
Наклоняюсь над столом.
Касаюсь рукой твоей небритой щеки.
Целую тебя.
Плевать, что ты подумаешь, может это последний поцелуй в моей жизни.
Улыбаюсь.
Спасибо.
Ну, мне пора.
Ты ничего не успеваешь сказать.
И я выхожу из кафе.
Счастливая.
Улыбаюсь Солнцу.
Георгий:
Я был ее другом.
И, честно сказать, был рад, что просто друг.
Не хотел бы я быть рядом с такой девушкой.
Да и даже если бы захотел - она не позволила бы.
Она тебя любила.
Не по-семейному. По-детски.
Она не умела уходить.
Могла не писать, не звонить, слать к чертям, когда ты появишься - хотя это тоже давалось ей с трудом, но она не умела отпускать.
Все равно переживала - как ты там, что с тобой.
О чем ты думаешь по ночам?
Ее откровенность тебя пугала.
Мы познакомились, когда ей было еще семнадцать.
Тогда она мне сказала
- Я все время думаю, поеду ли я на Войну, если она начнется в Осетии? Хватит ли мне сил? Сойду ли я с ума?
Мне кажется, я больше не могу жить без Войны.
Вечно грустные глаза и улыбка с зубами.