Союз Бога и Черта

Владимир Фомичев
Постройка занялась почти сразу и дружно, со всех четырех сторон света, именуемых в простонародье углами, а зря. Угол – фигура конечная, и потому непривлекательная. Сторона – дело иное: тут вам и бескрайность восприятия, и раздолье для фантазий.  Сравнивать эти два понятия все одно, что примерять на Богиню спецовку.

Феерия огня не шла ни в какое сравнение с убогим видом жертвы  возгорания. Местечковый клуб давно обветшал, но не романтичной красотой увядания, а проказой старческого порока. И не мудрено: десятилетия пропагандистского насилия над культурой и верой исказили черты патриархальной умиротворенности, загадили намоленные стены, вытеснили из храма тишину бесед с Господом. Там, где когда-то прихожане становились хоть чуточку чище, милосерднее, долгое время хранили картошку, плевали на пол и громко, грязно матерились. Затем хранить стало нечего, и здание   пустовало, давая приют голубям и радуя деревенских мальчишек странными находками. Какая никакая, а все же  передышка. Ненадолго.

Расхристанное Правление колхоза оккупировало церквушку после очередного и окончательного пьяного пожара в реквизированной избе. Не успели остыть головешки «кулацкого логова», как идейный вдохновитель латентных погромщиков щурился на посетителей над столом с казенной чернильницей.  Кумач и первач дополняли интерьер непреходящего праздника. Сеять и жать было некогда – перманентная революция требовала новых жертв. Списки неблагонадежных росли в опережении разнарядки.
Нательные крестики грузились в столыпинские  вагоны и отправлялись на Восток. Рыдали бабы, молчал колокол. Его язык был вырван. Толи в шутку, толи – в назидание.

Переселенцы не вернулись. Сгинули на стройках коммунистического рая. А церковь отдали под клуб. Аристократическое происхождение этого слова никак не вязалось с атмосферой балагана в стенах красного кирпича  рукою праведной уложенного. Па-де-дё лекция-танцы методично затаптывало  остатки надежд на духовное возрождение.

-  Не жалко, - шептали губы.
Пропахшие керосином пальцы теребили платок. На нем еще можно было различить фамильный вензель. 
-  Не жалко, - отчеканил колокол.

28.03.14