Полярная сова.
Снежная пелена незаметно, крадучись, закрыла горизонт, и не успел я оглянуться, как всё вокруг утонуло в молочной белизне. Именно так - было удивительно светло, но невидно ничего более чем на два, три метра.
И небо, и горизонт, и заснеженная тундра под ногами имели один цвет – молочно-белый одинаковый, без каких либо теней.
Я замер понимая, что потерял всякие ориентиры и не знаю, куда мне идти.
Охотился на куропатку, проверяя почти две сотни силков, которые расставил в большом логу, где были её откормочные заросли полярной ивы – тальника. Работа тяжёлая, потому что стенки стоящие перпендикулярно зарослям из ломанных ветвей тальника в проемах, которых висели силки, заносило позёмкой, и снег слёживался так, что его впору было пилить.
Попавшиеся куропатки вмерзали в снег и работа по их откапыванию, и расчистке стенок была так тяжела, даже двадцать семь градусов мороза не охлаждали разгоряченного тела.
За плечами у меня висел рюкзак с хорошей добычей, в силки попались почти пятьдесят куропаток. И вот с этой добычей, уставший понял, не знаю, куда мне идти, а до нашего посёлка было километров девять. И липкий страх потихоньку заполнял моё сознание.
Я замерший смотрел по сторонам, боясь пошевелить ногами, чтобы не потерять направление, по которому я шёл. Снял рюкзак, освободил ноги от широких охотничьих лыж подбитых камусом, не сдвигая их, сел на рюкзак.
Самонадеянно не надел компас, да и оделся не очень тепло и в какой раз, тундра, наказывает меня за мою глупость. За то пренебрежение к своей же безопасности.
Сколько людей погибло из-за своей самонадеянной тупости. И всё равно каждый раз гибнут и гибнут, и теперь пришёл мой черёд. За моей спиной был балок дяди Коли, известного охотника, у которого я многому научился.
Я там смог бы переночевать, да и идти всего километра два. Но сейчас это было физически невозможно.
Белая мгла окутала меня, как саван, горько усмехнулся своему сравнению. Похоже, это и будет моим саваном.
Прошло часа три, и моё тело начало окоченевать. Я прыгал, растирая себя, но время было не моим союзником. Уставший, я вновь присел. Мне показалось, что слышу какой-то странный звук, похожий на клёкот. Я так испугался, что вновь запрыгал и начал отжиматься от рюкзака.
Не хватало мне ещё галлюцинаций.
Нет, я не брежу, рядом со мной где-то в метрах пяти я услышал звук, и это был звук птицы. Неужели я брежу, какие сейчас птицы, да и кроме куропаток других тут и нет, да пожалуй, полярная сова.
Я замер, а ведь это и вправду клёкот полярной совы.
Вспомнил, месяц тому назад, увидел потрясающую сову. Она сидела на палке с перекладиной, которую установил дядя Коля.
Он мне всё жаловался, сова разоряет его силки. Вот он и поставил шест с маленьким капканом, в который и угодила полярная сова. Увидела меня, раскрыв крылья махая ими, устрашающе раскрыв свой крючковатый клюв, издала злобный клёкот.
Я издали видел летающую сову, да и в руках держал убитую, но вот так живую, в метре от себя видел впервые.
Бог мой, какая потрясающе красивая птица. Её большие сверкающие глаза, вперившись в меня, смотрели зло, огромные кривые, как ятаганы когти, были грозным оружием.
Мне так стало жалко эту красавицу, но, как её мог отпустить, если к ней не подойти. Я тогда приблизился к ней на полметра, смотря в глаза, тихо свистел. Сова шипела, но я, не шевелясь, смотрел и свистел разные мелодии.
Удивительно красивая птица наклонила голову, опустив крылья и столько было тоски и боли в этом наклоне головы и безвольно опущенных крыльях.
Я заговорил с совой, говоря, что её, отпущу, если она меня не будет клевать. Сова, успокоившись, смотрела, изредка моргая, я протянул осторожно руку, но перчатку не снял. Сова приподняла крылья и зашипела. Я снова засвистел.
Мне трудно в это поверить, но сова удивлённо смотрела на меня, напряжённо прислушиваясь к свисту. Я очень осторожно дотронулся до её крыла, чуть поглаживая. Её глаза закрылись, и она - мне даже показалось, что-то то ли просипела, то ли просвистела.
Осторожно, тихо разговаривая с совой, протянул ладонь, сняв перчатку, дотронулся до её лапы в капкане. Она встрепенулась, расправив крылья, наклонила голову, вновь её подняла, и мы смотрели друг другу в глаза.
Понимаю, что вряд ли мне кто поверит, но в глазах совы была просьба и надежда на освобождение. Не знаю, почему, но я обвязал её ногу кордовой ниткой для силков, хотел её пометить. Поднял дугу капкана, освобождая лапку.
Неожиданно сова перебралась на мой локоть, замахав крыльями, она издала серию щелчков, пристально посмотрела мне в глаза и бесшумно взвилась в небо. Сделав круг надо мной, и исчезла, улетев в сторону зарослей тальника.
И вот сейчас, замерзший, я услышал клёкот полярной совы. Клёкот раздался рядом и неожиданно прямо на моё плечо села та сова, которую я освободил из капкана. Я её сразу узнал по кордовой нитке обвязанной вокруг её лапки.
Потрясённый я не мог поверить в происходящее, огромная белая сова сидела у меня на плече, склонив голову, заглядывая мне в глаза. Бесшумно вновь взлетела и кружилась надо мной. Её клёкот о чём-то говорил, он был настойчив и требователен.
И тут до меня дошло, она меня звала за собой. Боже мой, такого быть не может. Вскинув рюкзак за плечи, надев лыжи, я пошёл на звук совы. Да, чёрт побери, сова меня вела. Периодически подлетая, чуть ли не в плотную. Она вновь летела и вела меня за собой.
Через два часа я вышел на окраину посёлка.
Тусклый свет еле угадывающегося уличного фонаря красноречиво говорил, я выбрался к жилью. Сова вновь села мне на плечо, склонив голову, посмотрела мне в глаза и бесшумно взлетев, растворился в белой мгле.
Моя жена была в панике когда, отряхиваясь, вошёл в предбанник. Выскочив мне на встречу, обвила мою шею. -Господи, ты пришёл, пришёл, - по её щекам текли слёзы. Она понимала, что значит заблудиться в белой мгле в зимней тундре.
Уже сидя за столом, уминая вторую миску кислых изумительных щей с пампушками, рассказал ей о произошедшем. Ошеломлённая, моя жена зачаровано слушала.
-Если бы не знала тебя, никогда бы не поверила в этот невероятный рассказ, а тебе безоговорочно верю. Но как невероятна эта история.
Вот такая необычная история произошла со мной. История, в которую никто не поверил.
19 октября 2009.