Постепенно привыкнув к новым правилам, Леночка с еще большим обожанием смотрела на супруга, эстетические наклонности которого, если не делали семейную жизнь сплошным праздником, то здорово разнообразили досуг.
Случалось, что по вечерам Гена зажигал свечи и садился за пианино. Мелодии, которые он извлекал из старенького инструмента, чаще всего были печальны и Лене не знакомы, но так было приятно, устроившись в мягком кресле с бокалом сухого вина ни о чем не думать, лишь наслаждаясь счастливым покоем. Или читал ей на ночь стихи, отдавая предпочтение поэтам Серебряного века, что уже не так интересно. Не вникая в слова, она терпеливо дожидалась последней строчки, чтобы благодарно погладить его щеку.
Однажды почти уснувшую Леночку он вытащил из постели и увел на улицу, чтобы показать совершенно невероятного размера Луну, расплавленной золотой монетой плывущую среди мрачно окрашенных туч. В другой раз ранним летним субботним утром они оказались в электричке, потому что Геннадию захотелось по Красной площади прогуляться и поесть столичного мороженого.
Иногда утром в самых неожиданных местах она находила маленькие подарки, как правило, это были книги из «Букиниста», которые Лена складывала аккуратной стопочкой с твердым обещанием обязательно прочитать, но так и не открыла ни одной.
Цветы или конфеты ей нравились больше.
Незаметно пролетел год. Леночка радовалась жизни и думала, что это навсегда. Но так ведь не бывает. Поэтому время от времени некоторые досадные мелочи вмешивались в этот праздник хорошего настроения, освещая совсем другие стороны совместного бытия.
Гена, несмотря на романтический нрав, оказался довольно строгим и даже придирчивым супругом. Если вдруг Лена нарушала принятые в доме правила, а такое изредка случалось, он довольно резко пресекал любые ее попытки самостоятельности.
Собираясь как-то на работу, она сделала из отросших волос высокий хвост, а вокруг головы повязала бархатную ленточку. Супруг, до сих пор не обращавший особого внимания на ее прически, вдруг посмотрел тяжелым взглядом и, больно сорвав резинку с хвоста, потребовал, чтобы она в ближайший выходной сделала себе стрижку.
— Чтобы я больше этого высокомерного безобразия не видел, — брезгливо сказал он, — волосы до плеч и никаких экспериментов.
Ошарашенная необъяснимой вспышкой гнева, Лена в свой обеденный перерыв побежала за сочувствием к Лисе. С подружками откровенничать опасалась, все они сплетницы, с мамой поговорить можно, но она обязательно начнет переживать да расстраиваться, зато Лиса-Надюха как лицо постороннее и почти случайное, была очень удобна для таких секретных разговоров.
— Ленка, что ж ты девка чудная, нету сил, — не долго думая сообщила Лиса, вокруг которой прочно обосновалось облачко из фруктовых запахов, алкоголя и сигарет, — мужичок-то твой просто забоялся, что такую раскрасивую могут увести. Ну и выступил, на всякий случай, для профилактики. Короче, приревновал он тебя.
— Ну, да?! — не поверила Лена, — я же ничего такого… и в мыслях не было.
— У тебя не было, — хихикнула приятельница, — а у него уже нарисовалось. Но это полезно, пусть не расслабляется. Теперь тебе хорошо бы под это дело какой-нибудь подарочек для себя стребовать, — учила она, — ну, чтоб польза была от твоих страданий.
Но Лена последний вариант, как не свойственный ее характеру, отвергла полностью и с нехорошим ощущением отправилась домой.
Однако в этот раз все обошлось. Гена с улыбкой открыл дверь.
— Ленка, давай быстрей раздевайся, там мать котлет накрутила и картошки пожарила. Давай, давай, а то остынет.