Венеция.
Дождь зарядил надолго, нудно. Разгар лета и на тебе - дождь льёт третий день. Облачность низкая, такая, как бывает в конце августа. И всё же, весёлые чирикающие воробьи под навесом, шумной гурьбой устроившие разборку, своим звонким гомоном говорили о разгаре лета.
Я сидел у распахнутого окна выходящего в сад, огромный куст чубушника поздно расцветшего, дивно пах, заполняя всё пространство пьянящим ароматом. А у меня на душе было грустно и тоскливо и не потому что за окном дождь, нет-нет, на душе было просто пусто и одиноко.
Сижу в красивом загородном доме, не очень большом по меркам моих соседей, новоявленных нуворишей. С изумительным садом, в гараже стоит прекрасная машина. Да и в городе неплохая стильная квартира. Хорошая престижная работа, уважают, ценят.
А пусто и одиноко. И дождь этому причина. Он смыл за эти три дня всю наслоившуюся коросту неприглядной жизни и сидя у окна, как никогда это увидел и осознал. Желание добиться карьерного роста - разве кто это осудит. Но прошла череда успехов и что?
Что?
В ответ моему вопросу барабанящий дождь чуть притих, перейдя в бормотанье водостоков и даже воробьи задумались над моим сакраментальным – что.
Раскаивание – странное чувство, оно приходит, когда уже поздно, и ты натворил кучу поступков, которые не изменить, потому что они уже в прошлом. Как странны и нелепы порой наши поступки. Стремишься и достигаешь, а достигнув, понимаешь, как много ты оставил за своей спиной, так и не разглядев и не поняв ценности ушедшего.
За спиной засвистел чайник, пошёл на кухню, заварив себе любимого чёрного чая с свежими листьями чёрной смороды. Большая ярко-красная керамическая кружка стояла на подоконнике и сизый парок, курясь над кружкой, тянулся в сторону сада.
Неожиданно подумалось - услышь я сейчас здесь, в своём загородном доме детские голоса, дом не был бы таким пустым и тусклым. Он ожил бы той жизнью для чего он и предназначен. Быть объединяющим символом семьи, рода.
Я упустил своё счастье, разорвав отношения с прекрасным человеком, так и не поняв, что судьба подарила мне лотерейный билет.
Уже не моя Мария, удивительно, я её никогда не называл Машей, или Машенькой. Вот ведь, как странно - я вносил в имя Мария интонации, пытаясь передать то, или иное чувство.
Она мне говорила, её так почти никто и не называет. А так, как я произношу и подавно, и у неё от моего голоса мурашки по коже. Тогда думал - девчачья сентиментальность.
Мария, Мария...
Прошло два года, как мы расстались. Она ушла тихо, буднично, не плача и не канюча. Только сейчас понимая, какая она сильная личность. Она не показала боли, обиды.
Надо же, я помню её взгляд. Он тогда меня удивил и обрадовал, мне не надо оправдываться, вытирать ей слёзы. А сейчас понимаю, в её взгляде была нежность, любовь и что-то материнское.
Да, именно материнское, она отпускала меня, как мать отпускает своего сына в его самостоятельную жизнь.
Только сейчас меня это задело, и даже уязвило.
Дождь, вновь набравшись сил в споре с воробьями, полил, как из ведра. Промокшие воробьи стайкой улетели под стреху сарая.
Вспомнил, как я с Марией гулял по площади Святого Марка в Венеции, и мы кормили голубей. Мы ходили по старинным закоулкам далеко от проторенных туристами маршрутов, заходили в маленькие на три четыре столика траттории.
Сердце так радостно забилось от воспоминаний. Как нам было хорошо. Почему я тогда не смог это оценить, что мне мешало быть таким чутким, как сейчас. Наверное, этот дождь - это он смог достучаться до моего сознания. Достучался, и так стало больно.
В прошлом году я с друзьями поехал на три дня в Венецию на ежегодный карнавал. Мы тогда там здорово повеселились, и я даже перебрал. В толпе туристов и местных, одетых в замысловатые средневековые костюмы, с масками на лице - в прочем и мы были в масках - у Поцелуйного моста потерялись.
Толпа отнесла меня так далеко, я и вправду не понимал, где нахожусь. Напротив меня остановилась дама в маске птицы, с длинным клювом в платье, с кринолином, что-то произнеся на итальянском. Но нас оттеснили друг от друга, и я вновь остался один.
Я проблуждал довольно долго, и уже на подходе к отелю найдя ориентиры, остановился у парапета канала.
Подул свежий ветер, и я подставил лицо хоть немного освежиться и прийти в себя.
По каналам сновали гондолы, неожиданно одна из гондол направилась ко мне. В ней сидела роскошная средневековая венецианка в плюмаже из перьев страуса, с маской на лице. Она приветливо махнула мне рукой. Гондола вильнула вдоль стены канала, проплывая мимо меня. И я услышал единственное слово, произнесённое на чистом русском языке.
-Позвони.
Гондола исчезла за поворотом, и тут с криком восторга ко мне бросились друзья, которые меня повсюду искали. Тогда я забыл об этой такой странной незнакомки. Прошёл год, и я только сейчас вспомнил об этом.
Какие выкрутасы выделывает наша память. Наверное, этот занудный дождь напомнил мне воды Венеции.
Мне стало зябко, прикрыл окно, да уже и вечерело. Приготовил себе ужин, решил выпить бокал красного греческого Саперави. Растопил камин, поужинав, сел в кресло, протянув ноги к камину. Рубиновое вино таинственно мерцало на фоне огня, а у меня на душе было как-то тревожно. Неосознанное беспокойство волновало меня, и я не мог найти этому причину.
Всю свою жизнь плутаю в лабиринте, неожиданно пришло сравнение - в лабиринте каналов Венеции. Да именно так, плутаю по зеркальной глади каналов Венеции. Почему Венеции, как странно, почему я ни разу не задумался над тем словом - позвони.
-Позвони!
Слово дрожало, дёргало, как зубной нерв. Я вскочил, поставив бокал на стол, взял мобильный телефон. На том конце подняли трубку, но молчали.
-Мария, Мария!!!
Не сразу, но мне ответили.
-Здравствуй Серёжа.
30 марта 2011