Кухня

               
Я сидел в кабинете следователя и думал, что же я сделал не так? На каком этапе моей жизни я совершил ошибку, которая стоит мне свободы. Уже несколько дней меня преследует группа из нескольких человек, в числе которых: следователи, детективы, полицейские и другие услужники закона. Я не могу спокойно есть, спать, жить.
Сегодня утром меня разбудили и в срочном порядке доставили в кабинет с голубыми стенами, которые так дурно на меня влияют. Еще вчера я стоял в ванной, с зубной щеткой в руке, и думал о том, что цвет стен – это главная составляющая душевного спокойствия. Если бы, например, у следователя были светло-желтые стены, мне было бы гораздо легче давать показания. А эти голубые заставляют меня нервничать, тем самым вызывая ко мне больше подозрений. Кто вообще решает в какой цвет их красить? Наверное, тоже самое и с людьми. Согласитесь, что у каждого человека есть свой оттенок ауры. Не думаю, что у меня бы что-то сложилось с человеком, от которого исходят синие лучи.
По дороге в участок мне в голову шли негативные мысли. Я надеялся, что моя камера будет желтой, тогда бы я смог держаться в себе и не давать дурным мыслям попасть в мою голову.
– Тааак, – на выдохе сказал следователь по моему делу, – вы, господин, понимаете, что натворили? 
– Никак нет, – тихо ответил я.
– В таком случае, вы полный идиот.
Затем он встал, убрал за спину руки и стал расхаживать по кабинету.
– Вы вот мне скажите, вам действительно так важно, что скажут о вашей работе? Вы кстати, кем работаете?
– Я повар.
– Повар. А деньги у повара есть?
– Не сказал бы.
– Таак, – протянул он и двинулся в обратном направлении, – значит, вчера вечером вы готовили свою еду. Вы, кстати, как готовите-то?
– Никто пока не жаловался.
– Так, ладно, затем вы закончили работать, собрали свои вещи в большую черную сумку и ушли?
– Все верно.
– Ладно, давайте немного отойдем от темы. Расскажите немного про вашу кухню.
– Кухня, как кухня.
– Тараканы есть?
– Нет.
– А если честно?
– Есть.
– Почему нельзя было сразу ответить правду? Зачем тратить мое и ваше время?
– Понимаете в чем дело, если бы я изначально ответил правду, у меня бы не было даже шанса на то, чтобы обмануть вас. Но вы спросили еще раз, и я сдался. Нет, конечно, я бы мог еще несколько раз ответить ложью, и тогда бы сдались вы, но для меня этот вопрос не является принципиальным. Все знают, что тараканы есть почти везде, это нормально. Или вы питаете какие-то иллюзии по этому поводу?
– Я? Иллюзии? Да боже упаси. Моя больная голова давно перестала рисовать какие либо картинки, в которых нет никаких нарушений. Вся жизнь состоит из них.
– А хотите я отобью у вас всякое желание ходить в рестораны?
– Я и  так-то в них не часто бываю, но раз уж вы настаиваете, то давайте.
– Представьте сковороду, на которой во всю бурлит горячее, как лава, масло. Оно брызжет во все стороны, и, попадая на кожу, разъедает ее. Ты, злой и уставший, как негр на плантации в разгар жаркого дня, видишь, как мимо пробегает наглый таракан, несущий в своих крошечных лапах какой-то огрызок, украденный с твоего же стола. Ты, видя эту картину, со злостью хватаешь его ущербное тельце и макаешь в эту сковороду, которая жадно покрывает твоего неприятеля волдырями. Осознав, что ты только что натворил, делаешь вид, что ничего не произошло, и под видом фасоли или того лучше говядины, приносишь в зал тарелку с трупом таракана, который в принципе-то не сделал ничего плохого, он всего лишь хотел жить.
– Вы серьезно?
– Почему нет? Так обычно и происходит. Среди всех этих руккол, баночек с печенью утки, приправ, которые невозможно достать в обычном магазине, бегают мелкие твари, которые ничего не смыслят в мире людей. Для них моя домашняя кухня и кухня в ресторане – одно и то же. Но знаешь, в чем главное различие? Дома я не кидаю их на сковороду, а бережно выставляю за дверь, надеясь, что больше они ко мне не вернутся. Возможно, так и происходит, но меня тревожат мысли, будто, когда я закрываю за ними дверь, они бегут ко мне на работу, словно жаждут быть сваренными на сковороде.
– Странный ты какой-то, повар.
– Ни в коем случае. Вы просто должны вникнуть в то, что я вам говорю. Что для вас кухня?
– Кухня? Это место, где готовят еду, наверное.
– Типичное мышление обычного человека, но не грустите, вы не один такой. Если копнуть глубже, то кухня перестает быть местом, где готовят еду.
– И что же это за место такое?
– Почему сразу место? Вы смотрите в одну точку, разверните голову на пару градусов и откроете новые грани.
Вместо того, чтобы принять слова повара за метафору, следователь начал крутить головой то влево, то вправо, пытаясь рассмотреть что-то, чего раньше не замечал. Но быстро понял, что совершил глупость, и дабы немного поднять себя в глазах повара, снова мотнул головой, будто все то время до этого всего лишь разминался.
– Ну, допустим, грани я не увидел, означает ли это, что мне никогда не понять смысл ваших слов?
– Я могу объяснить. Вы, наверняка, часто сталкиваетесь со своими друзьями или, скажем, приятелями. Случайно или же специально, это не играет никакой роли. Для начала вы приветствуете друг друга, затем ради приличия интересуетесь, как же обстоят дела у вашего знакомого, но не потому, что вам интересно. Вы преследуете свою личную цель – рассказать о себе. И вот, уже готовый выплеснуть на оппонента порцию приукрашенных рассказов своей жизни, вы натыкаетесь на стену зависти, которую за пару минут сумел построить тот, кто тоже хотел выйти вперед. Далее наступает момент неловкой паузы, когда вы перебираете все события своей жизни, пытаясь найти то, которое смогло бы перепрыгнуть вышесказанное, но не находите. И с перекошенной от горечи улыбкой «радуетесь» за товарища, попятившись назад. Тот же в свою очередь, окрыленный успехом, направляется туда, куда изначально шел, но долго радоваться победе у него не получается.
– Почему же?
– Сложно описать в общих чертах, проще привести конкретный пример. Очень часто я рассказывал о том, как съездил в Германию. Все были поражены тем, сколько городов я посетил, что увидел, что ел и т.д. Но вряд ли я говорил им о том, какой ужасный сосед попался мне в поезде от Мюнхена до Дюсельдорфа или сколько лет я пахал, чтобы заработать на эту поездку. Как мне не спалось от жары в номере, где не было кондиционера. Все видели только то, что я позволял им увидеть. Они слышали мои рассказы, видели фотографии, но не испытывали те отвратные ощущения, которые я так умело от них скрывал.
– Точно больной, – подумал про себя следователь, и чтобы быстрее свернуть этот разговор сел за стол, склонив голову, – понимаешь, повар, как бы ты мне ни нравился, но все же мне придется тебя арестовать, работа такая. Ты готовишь, я арестовываю. И все было бы ровно, если бы ни одна деталь. Нравишься ты мне. Даже не знаю чем именно. Сложно это объяснить, но ты меня зацепил, своей странностью, что ли. Семья есть?
– Есть. Сын и жена.
– Почему такой странный порядок слов? Сначала жена вроде, а только потом сын.
– Вы расставляете людей по иерархии и чину, а я исключительно по собственной симпатии. Мне сын всегда был ближе, но это никак не умаляет достоинств моей жены.
– На жизнь то хватает?
– Не сказал бы, что у меня шикарная жизнь, но в целом хватает. Правда, завтра очень важный прием, мне никак нельзя его пропустить. На следующей неделе день рождения у сына, думал подарить ему то, что он хотел. Давайте мирно договоримся, и вы меня отпустите. Либо я через неделю сюда зайду и тогда уже отсижу свое.
– Легко у тебя все получается, повар. Захотел – сел, не захотел – не сел. Ты считаешь, что с законом так полагается? Мы служим отечеству, и из-за таких, как ты, терять свою работу я не намерен.
– А когда в прошлом месяце я приходил к вам заявление писать о том, что у меня сумку украли, вы что ответили?
– Сумка – это сумка.
– Ну, вот.  А митинг – это митинг!
– Вот именно, друг. Митинг – это митинг, поэтому отпустить я тебя не могу.
– Но сын ждет подарка, ждет меня на день рождения, разве вы можете после этого считать себя человеком, лишив ребенка праздника?
– Деньги есть?
– Нет.
              …

Будникова Аня
2013 г.