Воспоминания и размышления. На Урал.
Закончилась война, но жизнь только начиналась. Началось послевоенное существование сразу с путешествия и это событие, кажется, наложило отпечаток на всё мою последующую жизнь.
Стране для восстановления разрушенного народного хозяйства был нужен лес. В те годы для добычи леса, в ряду других, был организован трест Чусовлес. В его структуре нужно было создать Бисерский лесопункт. Вот на организацию этого объекта и был направлен по воле партии мой отец.
Казалось бы, простая проблема – садись в пассажирский вагон и поезжай на Урал. Но тут возникла внутрисемейная хозяйственная проблема. Накануне отъезда отцу выдали премию – корову. Кто пережил те, послевоенные годы, знают, корова в хозяйстве – это более-менее сносная жизнь. Завести в домашнем хозяйстве корову была мечта многих семей. Продать? Семья шесть человек.
Как ехать на Урал с коровой, был не праздный вопрос. Проблему с грузовым вагоном отцу обещали решить. Встал другой вопрос. Кто поедет в этом вагоне?
Отец? – он должен быть на работе. Мама, но на её руках образовался младший брат, который народился в октябре 1945. Решили так: мать с братом и старшей сестрой едут в пассажирском поезде. Я, бабушка, корова и кошка едут в товарном вагоне. Домашний совет решил. Мне полных восемь лет. На дворе январь месяц 1947 года.
Деревянный полувагон (сейчас таких в службе движения железных дорог России нет) был загружен так: в одной его стороне слева, завели корову, отгородили это пространство досками, образовалось, стоило для коровы. С правой стороны нары, на которые сбросали скромный домашний скарб и тюфяки для бабушки, кошки Мурки и меня. Здесь же свалили сено для коровы и запас дров для железной буржуйки.
Печку поставили посреди вагона.
В таком составе в течение двух недель, в январе-феврале 1947 года мы добирались до Бисера.
Вагон скрипел и вздрагивал на каждом стыке рельс. Печка качалась при каждом рывке паровоза, стремясь отделиться от вытяжной трубы. Я тогда не понимал всей романтики нашего с бабушкой путешествия. Но, сейчас оглядываясь в то далёкое время, представляю, как ей было сложно.
На остановках ей надо было подоить корову, сохранить молоко как основной продукт нашего питания, топить железную печь, добывать дрова и постоянно контролировать непослушного внука. Где этот сорванец? – опрос, который постоянно мучил её. Довезти меня до Бисера живым и здоровым было её главной проблемой.
Вторая главная проблема накормить скотину и внука., затем загнать меня под одеяло вместе с кошкой, чтобы я там сидел, а лучше бы спал.
Нельзя же было постоянно спать в этом тёмном грязном замкнутом пространстве, где за две недели ни разу не снималась верхняя одежда.
За бортом вагона была жизнь. Короткий зимний день серел через все щели нашего «купе».
Через эти щели проникал не только скромный свет дня, но и ветер, и снег, и любопытство.
Что там за скрипучими тонкими холодными стенами вагона?
Я полз по сенным горам к железной форточке вагона, там была широкая щель, и оттуда можно было увидеть мир.
Бабушка ругалась и гнала меня оттуда, но уберечь не смогла.
Моё любопытство было удовлетворено. Через щель я видел заваленные снегом станции и города. Однообразно, закутанных в черные скромные одежды людей. И получил воспаление левого уха.
После этого я орал от боли, а бабушка подсовывала мне под шапку-ушанку, завернутую в тряпицу горячую соль.
Из Перми наш вагон долго не выпускали. Диспетчеры и составители состава, никак не могли решить между собой – куда направить вагон в Бисер или Бисерть? Есть такая станция в Свердловской области.
Железная печурка в нашем вагоне совсем прохудилась. При топке её бока становились не только горячими, но и выпускали наружу языки пламени. Моя хрупкая бабушка, ростом метр пятьдесят, с трудом отталкивала в сторону вагонные двери. Куда-то убегала, и при этом решала крупные дипломатические проблемы: ругалась с составителями и машинистами паровозов, которые неумело толкали и дергали вагон при маневрах, где-то с кем-то договорилась и прибрела в обмен на картошку и мороженое молоко новую печку-буржуйку и ещё принесла немного солёной кильки.
В тот вечер был праздничный ужин: молоко, картошка, килька. Не хватало хлеба, но его всегда не хватало.
Старую прохудившуюся печку мы выкинули в Перми под откос, и остатки этой печки валялись в Перми II вплоть до 1961 года. Ещё в 1961 году, когда я отслужил в армии срочную службу и приехал поступать в Пермский университет, то видел остатки этой железяки на прежнем месте.
В Бисер мы прибыли 7 февраля 1947 года. Последний раз, подгоняя наш вагон к пакгаузу, электровоз так толкнул наш вагон, что наша холодная потухшая печка упала на бок, вместе с ней упала на пол обессиленная бабушка.
Когда встал вагон, и открылись ворота, мы поняли, нас никто не встречал.
Разъяренная Евдокия Павловна, бабушка, улетела (не ушла, не убежала) искать моих родителей.
Я остался один. Кошка, почувствовав свободу, вырвалась из моих рук и убежала в неизвестность. Я стоял один. Передо мной открылась громадная чаша необозримого горизонта. В начинающем голубеть февральском закатном дне передо мной открылась новая, столь поразившая мое воображение панорама.
На горизонте я впервые в жизни увидел горы.
Далёкие горизонты, которые открывались передо мной на станции Бисер, как самого высокого (462 метра над уровнем моря) поселения Горнозаводского района, не давали мне покоя многие годы. Они меня постоянно влекли своей далёкой, загадочной тайной линией.
Что там за горизонтом? Это вечная для меня неразгаданная тайна. Хотя всем ясно, за горизонтом новый горизонт, новая тайна, новое познание. Вот так и стремлюсь идти от одного горизонта к другому.
Среднюю школу я окончил на станции Бисер. В школьные годы мне посчастливилось попасть в команду, которая совершила пеший поход по берегам реки Койвы до поселка Усть-Койва. Оттуда мы направились на машине в город Лысьву, далее Кунгур, Пермь. Горизонты познаний расширились.
Мои путешествия в товарных вагонах продолжились через одиннадцать лет. Меня призвали в ряды советской Армии. Опять две недели, осенью, в октябре, от Перми до города Читы я рассматривал Россию через щель в вагоне.
Но главное, что мне помогало раздвигать мои горизонты – это книги. Мы росли в то время, когда не было телевидения. Книга была везде моим главным другом и помощником, и остаётся таковым до сегодняшнего дня.
Я всегда и везде использовал любую возможность для путешествий.
По путёвке ЦК ВЛКСМ посещал КАТЭК. От института, в котором работал, дважды ощутил климат БАМа. Общество «Знание» способствовало поездке на САМОТЛОР и многие другие места великого СССР. Один поднялся на самую высокую гору Южного Урала Яман-Тау. Водил группы студентов по Северному Уралу. Один с рюкзаком бродил по России. В групповых походах бывал на Памире и Тянь-Шане, бывал в верховьях Ягнома и Заравшана.
Всего не перечтешь, но вот ко мне сейчас пришла такая мысль-итог: на севере я был у Северного полярного круга – Воркута, на юге – Дубаи, на востоке Владивосток и Харбин, на западе – г. Вернигороде горах Гарц, в Германии и Канарские острова в Испании. В горах пешком поднимался на высоту 4500 метров и под землю опускался на горизонт – 320 метров.
Жизнь удалась. Я горжусь, что жил в одно время с Юрием Гагариным и первыми покорителями космоса, строителями БАМа, Тайшета, строителями мощных ГЭС. Мы тогда верили в мечту и своим трудом приближали её и не вина нашего поколения, как и других, что нас в ней обманули.
Но кругосветного путешествия не совершил, о чем мечтаю до сих пор. Вдруг спонсор найдется.
Гавань моего постоянного пребывания – Урал и сюда я постоянно возвращаюсь из больших и малых путешествий.