Глава вторая
БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ
Понимала ли Полина, в каких условиях жила? Политических репрессий в стране она боялась с детства. И старалась о них не говорить. Держала язык за зубами. Часто повторяла пословицы: «Ешь пирог с грибами, и держи язык за зубами».
Ведь эта беда всегда была рядом. Она знала правду о квартирантах бабушки Поли ленинградцах Кьянских, муже с женой. Знала, что об этом нельзя было говорить. Потому что они приехали в ссыльный город Астрахань из Ленинграда после убийства Кирова. Когда, по словам бабушки Поли, «всех виновных и не виноватых высылали из Ленинграда». Бабушка Поля пожалела и приютила их еще и потому, что отец Кьянского был священником.
О таких вещах Поля рассказывала сыну Боре осторожно, когда он уже учился в институте. И мог «держать язык за зубами». Сын вообще раньше и не подозревал, в какой опасности жила его мать Полина. А она не подавала даже виду. Вот она – защитная реакция материнского организма. Люди же стараются не говорить и думать о смерти, пока она не придет.
А Кьянские потом вернулись в Ленинград, оставаясь друзьями астраханской семьи. Потом и они выручили Полину в трудную минуту.
Только семья Полины стала жить получше, как в 1933–1934 годах начался голод в Поволжье. В Астрахани тоже был голодомор. На шесть ртов заработка у плотника Алексея не хватало, и начались муки. А в 1933 году еще вспыхнула Финская война. Все со страхом говорили о «Линии Маннергейма», где финны с немцами вместе укрепились намертво. Так что в доме Полины наступила настоящая голодовка.
Полина окончила семь классов хорошо, ей исполнилось 14 лет. Куда идти дальше? Пыталась в медицинский рабфак попасть, но ее не приняли. Малолетка, а в медицинский рабфак принимали в18 лет.
Тогда Полина поступила в Педагогический рабфак на вечернее отделение, потому что на дневное отделение опоздала подать документы. Стала учиться «пигалица» с взрослыми. А днем работала в детском саду, или где придется. На работу – маленькую тоже не брали.
Бедная Полина, как же было ей тяжело и стыдно от нищеты. Учиться было трудно, голодно, холодно. Но она училась на отлично, и поэтому ее перевели с вечернего отделения на дневное.
А уже с 1933 года Полина и ее семья стали почти нищие.
«Отец был доверчивый, всем помогал, все раздавал, – объясняла позже взрослому сыну Полина. – Ты, наверно, не знаешь, за что попали под пятьдесят восьмую статью мой отец и мой дядя Андрюша?» И рассказала правду.
Её отец Алексей Тимофеевич тогда работал экспедитором. Рисковым он был человеком. И дорисковал. В 1934 году его забирает НКВД. Кошмар! Попал под 58-ю статью, а это – расстрел. И осталась без отца и без средств семья – шесть детей. И жена – Аксинья нигде не работала.
Полуграмотная Аксинья на суд не ходила. Пошла – одна грамотная дочь – Полина. Все остальные Черновы – мал мала меньше. Полина все это с ужасом пережила, как засудили отца. Пришла – рассказала Аксинье. Как выяснилось – было групповое хищение зерна, а отвечать за воровство набрали «мелких сошек».
Даже не верится. Как же все случилось?
На Пушкинской улице, за сетчатым забором жил рядом с Черновыми сосед Коростылев. Он много лет работал в конторе «Заготзерно». Они воровали, тащили – возами. Жена у него была барыга «высшей гильдии».
Полина даже помнила, как однажды, когда она была во дворе, Коростылев крикнул отцу:
– Дядя Леня, подойди к забору.
Отец подошел.
– Чего?
Тот начал уговаривать отца:
– Дядя Леня, помоги мне в село продать муку.
– Ну…
–У вас есть знакомые в селе Оля, чтобы принять обоз с зерном?
Отец кивнул:
– Есть.
– Поговори…
Отец согласился помочь.
Да еще попросил дядю Андрея, чтобы он проследил, посчитал, сколько подвод в обозе. Андрей тогда работал в хлебной лавке, очень был добросовестный, ночами клеил талоны для сдачи. Дядя Андрей запер свою лавку, и стоял у ворот конторы – считал выезжающие подводы.
В этом хищении замешаны были даже работники НКВД.
И вот вывезли из Астрахани обоз с зерном. А кто-то «стукнул» в Москву. Хлеб по карточкам выдавали, а тут увезли целый обоз.
А после оказалось, что зерно – ворованное, документы на него – фиктивные. Вот и забрали всех. Истинных виновников отделили и увезли в другую тюрьму на этой же Пушкинской улице, а потом организовали им побег из тюрьмы. А в центральную тюрьму собрали мелких исполнителей, «стрелочников». Из них – десять человек приговорили к расстрелу, а других к 10 годам тюрьмы. Многие из них погибли, даже не зная толком, за что.
Чернова тоже приговорили к расстрелу по 58 статье. Аксинья от горя – сама не своя. Пошла к знакомым искать помощи. Ее привели к юристу Молодцову. Он написал прошение Крупской о помиловании. Сколько пришлось занимать денег, чтобы написать это прошение, в котором Аксинья просила о помиловании Чернова Алексея Тимофеевича, потому что в семье остались голодные дети, «сама я седьмая».
А как случилась с Черновым беда – все его дружки отошли сразу в сторону.
Беда – заразная болезнь. Особенно в годы репрессий. Вот и сторонятся люди от таких «врагов народа», как от прокаженных. А что осуждать, когда в Библии, в первом псалме Давида, говорится: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей…»? А уж как преломили эти библейские заповеди блюстители советского порядка, не снилось и древнему царю Давиду. Поэтому обезлюдел дом Алексея Тимофеевича Чернова в час беды.
Однажды, когда Полина бежала по улице после занятий в рабфаке, который был при Пединституте на Семнадцатой пристани, на набережной Волги, вдруг услышала голос:
– Поля! Полина!..
Она остановилась, не понимая, кто ее может звать. А это – отец! Он, такого большого роста, забрался на окно под потолком тюрьмы. И машет ей руками за стеклом окна. А до этого был ведь в подвале – в камере-одиночке.
– Скажи маме, меня подняли наверх, – прокричал отец со слезами в голосе.
Слава тебе, Господи! Полина летела домой – обрадовать маму.
Аксинье уже сообщили, что расстреляли весовщика, возчика (а у него 14 детей). Как в насмешку, после расстрела пришло ему помилование. А отцу с Андреем успело придти помилование – расстрел заменили на 10 лет тюрьмы. Все же Молодцов сделал хорошо свое дело, радовалась моя бедная мать. Но напрасно.
Так в 1934 году Алексея Тимофеевича с Андрюшей сослали в Сибирь.
Только в пожилом возрасте Полина Алексеевна узнала, что мог уцелеть репрессированный в 1934 году. Потому что если бы его по 58 статье отправили в Сибирь в 1937 году, то обязательно бы расстреляли.
Аксинья осталась одна с большой семьей. Поле – 14 лет, Лизе – на два года больше, Насте – 5 лет, Калерии – 8 лет, Лорисе – 6 лет, Ладе – 4 года, Коленьке – 1 год. Самой – 38 лет. Вот такое семейство – и ни одного работника. Полина – самая старшая из шести детей. Потому что Лиза вскоре уехала из дома и вышла замуж, и быстро привезла мальчика Леню – одного года.
Что такое «десять лет без права переписки»? Это – конец заключенному. А Аксинья нашла сил надеяться, что муж вернется. Рассказывая о смене приговора, Полина и не знала об этой фикции помилования. И причем здесь иезуитское милосердие Крупской? В 1934 году как раз набирали каторжников в только что сформировавшийся Дальстрой. Алексей Чернов попал в этот страшный ГУЛАГ. Чего уж потом он смог найти для своего спасения, сам Бог знает. Хорошо умел коптить рыбу для тюремного начальства? В семью с Колымы он так и не вернулся. Но выжил. А дядя Андрей – нет. Был слух, что Андрей вздумал бежать за границу на каком-то судне. Больше ничего о нем не известно. Полина о политической статье никогда не говорила, боялась властей. Может быть, она вначале даже и не понимала, что отец был в ГУЛАГе. Но потом ей не раз строго напоминали об этом.
Да все в семье знали, только скрывали. Ведь писали в НКВД письма, с просьбой сообщить, жив ли отец. Пробовали посылать ему посылки. А когда прошло десять лет тюремного срока в 1944 году, на очередной запрос семье сообщили, что Чернов Алексей Тимофеевич умер.
Но пронырливая сестра Полины Настя, после окончания мединститута распределилась на работу в Магаданскую область. Поехала туда работать врачом. И нашла отца в колымском поселке Ола. Почти такое же название сибирского поселка, как село Оля под Астраханью, куда Чернов «помог» направить украденный обоз зерна. Пять километров нес на руках репрессированный отец свою бесстрашную дочь, чуть не замерзшую, пешком до поселка, где она работала врачом. Потому что транспорт туда не ходит. Но это было потом.
А в начале его колымского срока, Аксинья, узнав о помиловании, сказала только: «Десять лет можно прожить. А вот если он там заработает большой срок… Ведь горячий характер!.. И забудет нас – тяжело нам с детьми придется».
Так и пришлось. Семья осталась без отца-кормильца навсегда. И самое ужасное – теперь она считалась «семьей врага народа». Потому что отца выслали в Сибирь по 58-й статье – политической.
И его судью, который приговаривал к расстрелу и невиновных, после признали тоже «врагом народа».
Отца рядом больше не было. Вся тяжесть жизни пала на плечи Аксиньи. Хорошо, что Аксинья не растерялась. Пускала квартирантов в половину дома. Продавала молоко от своей коровы, пока Поля училась. Жизнь в горе стала еще тяжелей материально, да и морально.
В рабфаке Поля подружилась с комсомолкой, которая иногда приходила к ней домой и видела, сколько в семье детей и какая бедность. И вот, когда Алексея Чернова осудили и отправили в Сибирь, Полину, как дочь врага народа, хотели исключить из комсомола и отчислить из рабфака. Подруга хорошо ее защитила, рассказав на собрании, в какой нищете она живет, и как помогает в учебе своим сокурсникам.
В детстве, сын Боря спрашивал у Полины, где его дедушка. Хотел написать деду письмо в Сибирь, где он так долго был в командировке. А Полина предложила послать с письмом Борину тетрадку по русскому языку, с пятерками за выполнение домашних заданий. Некоторые упражнения пришлось переписывать, так как были ошибки, и за них учительница ставила четверку. Совестливый Боря переживал, когда мать подделывала подпись учительницы под пятеркой в переписанной тетрадке. Ему было стыдно перед дедушкой за подлог.
А потом, уже в юности, горько плакал, когда при переезде на другую квартиру вдруг нашел эту «посланную» дедушке тетрадку. Жалко было ему и себя, и мать, и деда.
Только после перемен в стране, Боря стал понимать, как матери и всем Черновым было страшно жить, и страшно врать, что другой страны не знали, «где так вольно дышит человек!»
И досадно по-другому представилась прожитая жизнь и самой Полине. Но это было потом.
А пока Елизавета уехала на Кавказ и вышла замуж за болгарина Дмитрия Тодорова, который участвовал в революционных событиях в России, и, наверное, в Болгарии. Но он пропал без вести. Елизавета его так и не нашла. Видимо, был репрессирован.
Тогда она вернулась в Астрахань, и привезла сына Леню, 1935 года рождения, который потом жил все время в семье Черновых, до 22 лет, пока не женился. Гастролер Елизавета часто уезжала из дома, то на учебу, то на работу. А когда отца сослали в Сибирь, и жизнь повернулась круто, она стала тайно воровать и продавать из дома все, что подвернется.
Аксинье по всякому приходилось крутиться в жизни, чтобы накормить семь голодных ртов. Но она нашла в себе силы – жить и давать жизнь детям.
Раньше у семьи были калмыцкие коровы, они давали от двух до пяти литров молока. А теперь была только одна корова, голодная, много молока не давала. Кормить ее было нечем. Полина с Аксиньей ходили за кормом на Вторую Астрахань пешком, так как с сеном на трамвае не поедешь. А когда удавалось купить мешки с дробиной, то сами стаскивали их с подводы и таскали в сарай на своем горбу.
– Молодость! – хвалилась Полина перед сыном Борей. – Это я делала, когда приходила домой с учебы в рабфаке. Продавала с матерью молоко на базаре, на Больших Исадах. Но боялась, что меня увидят там сокурсницы. А мне было уже шестнадцать лет, – вытирала Полина слезы. – Стыдно!
В оправдание слез, Полина ссылалась на врача-глазника, что у неё испорчен слезливый нерв. А сама давно поняла, что очень часто плакала от несчастливой жизни.
Полина иногда торговала и яблоками: покупала их корзинами, а продавала по кучкам, в которых по несколько яблок. Торговала вместе с сестрой Калерией ирисками. На полученные от торговли гроши семья жила до окончания учебы.
Однажды один из навещавших семью товарищей осужденного отца Гора предложил Аксинье продать ее тощую корову.
– Я поеду в Холмогоры за коровой и куплю вам черную с белыми пятнами корову, она молочная, – обещал он.
Так и сделал – помог корову поменять. Аксинья старую корову продала, а Гора привез новую корову, с большим выменем. Она за раз давала целое ведро молока. Вскоре корова отелилась и принесла телочку.
«Мы все хвалимся – а люди злые, – думала Полина. – Верь или не верь, но наше молоко отняла одна завистливая молочница».
Она жила на другой улице – Туркестанской, рядом. Как-то младшая сестра Полины – Лада похвалилась, по-детски, этой женщине, что корова у Аксиньи дает целое большое ведро молока. Соседка не поверила, и пришла убедиться, что Черновы надаивают за раз ведро молока. Аксинья при ней подоила корову. Набралось полное ведро, да еще осталось пососать теленку. Позавидовав, соседка рукой обвела вымя коровы, погладила. А Полина стояла около двери сарая и видела этот жест. Что-то он ей не понравился.
А ночью вдруг корова тревожно замычала: «Му… му!». Полина разбудила маму и с керосиновым фонарем они пошли в сарай. Только открыли дверь – корова как выскочит, и вприпрыжку, как лягушка, побежала по большому двору. Аксинья ее хотела успокоить, а безумная корова подняла ее на рога. Полина как закричит от страха. Корова Аксинью сбросила на землю, и опять стала бегать. Спрятавшись за дверь от ревущей коровы, они еле дождались рассвета. И чуть свет Аксинья побежала до знакомого ветеринарного врача. Он быстро пришел. И увидев буйство коровы, посоветовал: «Ищите мужчин. Ее нужно немедленно везти на бойню, а то будет поздно. Ей молоко бросилось в голову – и она сходит с ума. Пока жива, её мясо можно есть. Получите деньги, а то потеряете корову за так».
Так и сделали. Поплакали и простились с коровой. Попеняли – вот какая стерва оказалась молочница! Оставила семью без коровы навсегда, отняла у детей молоко.
Осталась телочка. Полина ее кормила вначале молоком из рожка, пока она не стала есть все. Но сена не на что было купить, и Аксинья вынуждена была отдать ее пастуху. Он договорился с ней, что будет пасти телочку со стадом коров.
Полина повела телочку в село Три Протока под Астраханью. Телочка успела к ней привыкнуть, поэтому хорошо шла за ней на веревочке. А за городом было в это время так красиво, кругом зеленая трава. Пастух пустил телочку пощипать траву, а Полина села на берегу у реки отдохнуть с дороги и любовалась природой. Но нужда засиживаться не давала, нужно было возвращаться домой. Полина встала и потихоньку пошла. Но телочка, как будто следила за ней, бросила щипать траву, и пустилась бежать за Полиной и кричать «Ма-а!…» Догнала хозяйку и ткнулась мордой в ее руку. Пришлось ее завязать и вернуть пастуху. Телочка опять стала щипать траву. Полина еще немного посидела. Но уже спускался вечер, нужно засветло придти домой. Путь не близкий – три километра. Только уходить – телочка за ней бежит, и кричит еще сильнее: « Ма…у!..» Тогда пастух привязал ее к забору. А Полина побежала скорее домой, и долго слышала по пути, как телочка жалобно кричала.
Вскоре пастух сказал, что телочка, вроде, привыкла ходить в стаде, но до зимы не дожила. «Упала и вся раздулась, – наверное, что-то ядовитое съела, – объяснял он Аксинье. – Хотите, я вас отведу туда, где она упала?»
Но Полина не пошла. Плакала с Аксиньей, так было жалко телочку. Тоже, как и она, привыкли к ней. Может, без матери-коровы телочка не знала, как себя вести в стаде и что есть. В общем, остались Черновы и без коровы, и без телочки.
В те годы семья Аксиньи жила невыносимо плохо.
Надо сказать, если люди тогда даже не видели, до чего живут-то плохо, то можно представить степень такой жизни, которую они признавали невыносимой. Нищие.
Есть семейная легенда, которая наглядно показывала, как жила семья Чернышевых. У Аксиньи всегда были кошки. И вот одна из них – долгожительница – садилась на подоконник раскрытого настежь окна мордой на улицу и долго-долго держала навытяжку лапу, как нищенка, просящая подаяния.
Жили на подаяние. Только не ходили с протянутой рукой. Добрые знакомые люди иногда помогали, но и у них порой нечего было дать. Помогали соседи Кудрявцевы, делом, советом, иногда деньгами взаймы. Помогали родственники. Бабушка старенькая Поля, которая потом в старости сошла с ума. Начался родовой мор. У Аксиньи умер малютка Коленька. Напал менингит на сестру Лорочку. Ей было восемь лет, когда она умерла. У тети Оли умер мальчик Юрочка, а у Шураньки умер сын Мишенька. Затем все заболели корью.
Помогали бедным Чернышевым и бедные сестры Аксиньи – Шура и Оля. Они жили на Спартаковской улице в подаренном Чернышевым Алексеем Тимофеевичем доме, с мужьями. Но когда Алексея Тимофеевича и двоюродного дядю Андрея забрали в тюрьму, этот дом конфисковали, все имущество описали. Жена Андрея уехала в Саратов, к своей родне. Тетя Оля и тетя Шура стали квартирантами в собственном доме, платили государству за квартиру. И жили не богаче семьи Аксиньи.
Муж тети Оли – Лёва Силов много пострадал в период коллективизации, из-за «перегибов», отсидел свой срок в тюрьме. Его выпустили, а потом опять хотели арестовать. Может быть, по доносу новых квартирантов в их доме. Больной Лёва скрывался от властей.
Из-за него тогда Полина и попала на допрос в НКВД.
Вот как это было. Однажды она пришла домой из рабфака, а следователь из НКВД поджидал её во дворе. Привел в отделение НКВД на Красной набережной. Тормошил целую ночь. Пистолетом размахивал.
– Знаешь Леонида Силова?
– Знаю. Это муж моей родной тети Ольги.
– Где он сейчас?
– Не знаю. Я его давно не видела.
– А где тетка твоя сейчас?
– Наверное, у нас дома. Вы не дали мне после занятий зайти домой, поэтому точно не знаю.
– Боишься пистолета? – размахивал следователь наганом перед носом упрямой Полины, и она невольно отводила голову в сторону. – А врать советской власти не боишься? Покрываешь недобитого кулака? Все равно мы его найдем.
– Может, он в больнице? – сказала Полина. – У него же туберкулез легких.
Так и не сказала энкеведешнику, где прятался дядя Лева. А вышла из НКВД – сама не своя, руки-ноги трясутся.
В годы войны квартиру у Оли с Шурой обокрали, а потом «почистили» и квартиранты, которые жили наверху, на втором этаже дома. И тетки бросили квартиру и уехали из Астрахани, Шура – на Сахалин, на заработки, а Оля с Левой – на трудовой фронт, в обоз. Нервотрепка сказалась на дяде Лёве. Да еще потом на фронте он сильно простывал. Так что все легкие испепелил.
В то время, когда сослали в Сибирь мужа, у Аксиньи не было ни копейки денег в кармане, ни образования. Одна половая тряпка в руках.
И пошла Аксинья работать уборщицей, мыть Народный дом. Платили уборщицам 30 рублей в месяц. А так как в семье привыкли делать все хорошо, то Аксинья быстро вышла из строя, стало плохо с сердцем. Девочка еле-еле привела ее, больную, домой. Аксинья только два месяца проработала.
Полина уговаривала ее бросить работу. Дома все голодные. Некому даже кулеш сварить. Кулешом Полина называла суп из стакана молока с тыквой, которую она с сестрой Надей набрала поздней осенью с чужих брошенных огородов.
«Все едоки – работников нет», – вздыхала больная Аксинья.
Больше она не работала, а крутилась дома, комбинировала, экономила – нужда научила. Пользовалась Аксинья ломбардом, сдавала туда мужнину лисью шубу на подкладке и другую хорошую его одежду, а затем перезакладывала. Хоть эти вещи удалось спасти у соседей от конфискации.
Продолжала Аксинья пускать на квартиру жильцов, в три комнаты. А сами Чернышевы спали в проходной комнате на одной кровати валетом вчетвером. Так, долго во второй половине дома жила семья Беляковых. Это помогало кое-как жить.
В общем, семья Аксиньи кое-как выживала. Если бы отца не сослали, Полине не пришлось бы так перебиваться в нищете и унижении.