Вера Малева. Я дорожу своими книгами

Алла Коркина
В канун своего семидесятилетия молдавская писательница Вера Малева стала лауреатом Национальной премии Молдовы за роман «Реквием для Марии» – посмертно. Эта короткая информация взволновала всех, кто знал её лично, любил её творчество.
Когда человек проживает долгую жизнь, ему многое видится яснее. А писательница Вера Малева видела на своём веку немало и на себе перечувствовала сложные моменты истории Молдовы.
Она родилась в предместье Валя Дическу города Кишинёва, ещё довоенного. Училась в гимназии, где преподавал отец писателя Аурелия Бусуйока, который был эрудированным, незаурядным человеком. В гимназии растолковывали Закон Божий, зубрили немецкий и румынский языки.
В зачарованном мире юных гимназисток были, конечно, и социальное неравенство, и зависть, и девичьи шалости, и первые влюблённости, и любовь к театру, музыке, литературе. Живой легендой их юности стала Мария Чеботарь, девушка с окраины, где жила тётя самой Верочки. Малева не раз слышала её в церковном хоре Березовского.
Прошёл вихрь Великой Отечественной войны, наступили мир и совсем новая жизнь. У нашей героини умерла мать, остались две сестрёнки, потом восемнадцатилетняя сестра, умерла от туберкулёза.  Вера осталась старшей. В этой сложной послевоенной жизни, когда надо было осваивать русский язык и другое бытие, в этой ломке она была всего лишь бедной девушкой, ничем не защищённой. Послала свой первый рассказ на какой-то литературный конкурс, даже не надеясь на удачу, но… его отметили премией, напечатали. Первый гонорар!
Потом были Высшие литературные курсы в Москве, новые друзья – Виктор Астафьев, Фазу Алиева, писатели из Латвии, Узбекистана – она переписывалась с ними всю жизнь, они поздравляли её со всеми знаменательными событиями. Работа в журнале «Фемея Молдовей» сделала её известной журналисткой и дала обширный материал для романов «Созвездие Весов», «Серебряный возраст» и других.
Помню наши беседы, когда она только задумывала писать свою замечательную книгу «Реквием для Марии», когда и материала почти не было – смутные воспоминания юности, строчки из немецких журналов с краткой биографией певицы, пластинка с её чудесным голосом. Художник Глеб Саинчук тогда её поддержал, подарил фотографию своей картины, где была нарисована Мария Чеботари. Под этим именем она и вошла в мировую культуру.
– «Реквием для Марии» – дорогой для меня роман, – говорила мне она, – счастливая работа. Я писала не то, чтобы легко, но как-то внутренне свободно, раскрепощенно. А происходило это из-за того, что я не была уверена, что книгу издадут, поэтому писалось, как хотелось. В некотором смысле можно сказать, что ты крёстная романа: помнишь, когда осенью 1978 года я робко поделилась своими планами, ты пришла в восторг – видимо, потому, что и ты человек искусства. Но не только. Всем нам хотелось писать что-то без догм, по велению души, нас не вдохновляла злоба дня. А тут была тема искусства, тема трагической судьбы человека. Услышав историю жизни Марии Чеботари, ты сразу поняла, что это может быть замечательная книга, под стать самой героине.
У меня были какие-то записи, зарисовки, я даже для пробы написала и напечатала нечто вроде новеллы, но приступить к роману всё не решалась. Боялась, удастся ли передать среду той высокой культуры, где прожила свои последние годы моя героиня, к тому же имя Марии Чеботари было у нас запретным, а возможности издать роман – никакой. Но вдруг книга сравнительно легко увидела свет, была хорошо встречена. Особенно старожилами Кишинева – стала получать письма, раздались звонки, все вспоминали свою молодость, благодарили, коллеги поздравляли, даже критики почти не придирались. Книга быстро разошлась на двух языках.
Потом произошло нечто странное. Хотя, собственно, почему странное? В некоторых моих коллегах с великим стремлением к возрождению национальной культуры, наряду с радостью осуществлённой возможности возвращения норм языка и его законного графического оформления, появилось почему-то яростное отрицание всех и вся из близкого прошлого.
Проснулась неодолимая жажда славы, власти, исключительности своего «я». И ко многим новым клише не подходили ни я, ни моя книга. Правда, это относится не только ко мне, но и к более значимым фигурам в нашей культуре, которых отодвигают в прошлое.
Как поступили с актёрами Молдавского театра? А разве они были бездарными? Нет, это были настоящие народные артисты! Сегодня известные певцы вынуждены петь на свадьбах и банкетах богачей, чтобы заработать кусок хлеба. Разве это не унизительно? А то, что происходит вокруг имени Друцэ, вообще непостижимо. Тем более что всё исходит от его друзей. Новых друзей. Старых друзей он давно забыл.
Вообще, к сожалению, некоторые писатели, вместо того чтобы создавать что-то ценное, раз уж Бог дал им талант, специализируются на пропаганде ненависти против своих оппонентов. Сейчас «друзья» Друцэ думают, что народ откажется от его книг, но народ мудрее, чем думают некоторые, он разберётся. Книги Друцэ, как и некоторых других писателей, – это судьба народа, история этой земли, и они останутся жить всегда, чего бы не хотели и не говорили некоторые. Многие читатели даже не догадываются, какой геноцид происходит в нашей культуре сегодня под прикрытием слов о сложностях перехода к «рынку».
Думаю, моя книга «Реквием для Марии» заслуживает лучшей участи. Правда, путь к читателю она нашла, но ведь растут новые поколения. Я рада, что в родном городе Марии Чеботари есть теперь улица её имени, появились новые интересные работы о ней. Кишинёв – мой родной город, и сейчас я работаю над новым романом о судьбе Кишинёва и кишинёвцев. И так получилось, что остановилась, на первых послевоенных годах города, ещё лежащего в руинах, только-только выходящего из кошмара голода и тифозных эпидемий. В то время  мне часто снился один и тот же сон, будто я хожу по улицам моего города и дома на улицах целые и красивые, как до войны. Сверкают витрины, в которых всё есть, и люди – весёлые и нарядные.
Есть опасения, что некоторым читателям не понравится моя трактовка реалий того, советского, периода. Мы тогда не только приобщались к советской жизни, но многие поверили в неё, надеялись на новую, счастливую жизнь. Точно так же, как не понравилась моя трактовка некоторых аспектов жизни Кишинёва двадцатых-тридцатых годов в «Реквиеме для Марии».  Но и там и здесь я не пытаюсь отдать дань каким-то старым или новым политическим установкам, а всего лишь стараюсь достоверно отразить эпоху»…

Это было последнее интервью Веры Малевой и как оно актуально сейчас. Она была прямым человеком и пыталась всегда сказать своё и по-своему. В некотором роде сейчас время не столько воспоминаний, сколько забвения. Да, некоторые хотят, чтобы трава забвения поглотила целое поколение, и не одно, некогда талантливо работающих в культуре людей. Отрадно, что тогда мы снова, на пороге её семидесятилетия, до которого писательница не дожила, встретились с признанием её книг, её работы.
Вспоминаю, как тогда, в эпоху перестройки, когда все срочно перестраивались, её спросили, не хотела бы она переписать заново свои книги? Она твёрдо ответила:
– Следую поговорке: «что написано пером, не вырубишь топором».  Переписывать книгу? Жизнь? Я дорожу своими книгами, потому, что в них всё правдиво, и потому знаю, что читатель не отказался от них.