Ровный голос электронного информатора четко и безжалостно сообщил приговор: «Высылается в малоосвоенный район галактики навечно, с временной блокировкой памяти».
Это было августовской ночью 19.. года.
Я шел по дороге, наслаждаясь свежестью и тишиной. Шагал я, не торопясь, потому что вокруг лежала теплая и ласковая летняя ночь, и спешить мне было совершенно некуда. Последняя, едва голубоватая полоска на западе уже погасла, восток же еще не пробуждался, давно царила поздняя ночь, надо мной открывалось высокое темное небо, и звезды ярко светились на нем. Звезды не мерцали, не дрожали, а стояли бесстрашно и неподвижно, и очень высоко. Когда я встречал в литературе эпитет «библейское небо», то мне представлялось именно такое небо, как сегодня. В приволжских степях ночное небо совсем иное, там звезды огромные и мохнатые, они шевелятся и ползают по небу, как серебряные тарантулы, и кажутся очень близкими.
Я никуда не торопился, просто в гостинице мне показалось душно и необжито, а здесь, сейчас вместе с ночью растеклась по земле прохлада, и было тихо, очень тихо, так тихо, будто ничего не живет в этой безлунной ночи: ни шелестящие деревья, ни птицы, ни люди.
Даже ветер не нарушал этой, почти абсолютной тишины. И шаги мои, заглушаемые слоем мягкой обволакивающей пыли, совсем не слышались в такой тишине.
Я шел, не торопясь, по мягкой бесшумной дороге, я был спокоен, и никакие тревожные думы, никакие беспощадные воспоминания не омрачали моего настроения, потому что было хорошо, тихо и звездно. Меня окружала темная, нет, даже черная ночь, чья прозрачная темнота чуть смягчалась блеском звезд, поэтому, если пристально вглядеться, то можно было различить чёрные силуэты деревьев и едва сереющую ленту дороги.
А потом впереди, на южном склоне неба, как раз там, куда уходила дорога, но далеко, очень далеко за горизонтом явилось зарево. Оно светилось сначала слабо, словно начинался заблудившийся рассвет, и это было похоже на свет от восходящей луны, но ночи сейчас стояли безлунные. Это не было и признаком большого города, так как свет возник как-то сразу, и имел он красноватый оттенок, даже розовый. Да и никаких городов поблизости не предполагалось. И, расширяясь, поднималось это зарево очень высоко в небо, его перечеркивали полосы более близких облаков, казавшихся на смутно-розовом фоне совсем черными.
Зарево странно растекалось на горизонте, но я уже знал, что это не далекий и страшный пожар, а нечто иное. От пожаров свет багровый и неспокойный, и когда видишь его, невольно чудятся жуткие отчаянные и беспорядочные крики и суета.
Это же зарево, и даже не зарево вовсе, а розоватый купол света, уходящий за тучи, но бесконечно далекий и видимый над горизонтом совсем мало, чуть выше чернеющих рядом кустов лесополосы, мирно и мерно пульсировал, как бы дышал ритмично, то расширяясь и светлея, то опадая.
Я не остановился удивленный, но шаг мой слегка замедлился, и я на звезды не глядел больше, а продолжал идти туда, где в тишине, за огромной ночной далью существовал, дышал светящийся феномен. Свет его постепенно нарастал, становился гораздо ярче, хотя я резкого изменения его интенсивности не заметил, видимо градиент его был очень мал. Но находилось оно по-прежнему где-то очень далеко, может за сотни километров, и свет его был все еще слаб, он не бросил, ни малейших отблесков, ни на деревья, ни на дорогу, ни даже на облака, перечеркивающие его. Только оттенки его чуть заметно менялись, смещаясь к красно-оранжевому.
Но вот высоко, высоко, над этим светящимся куполом возникли одновременно и вдруг три светлых пятна, и не пятна, а три фиолетовых шара. Появились они, правда, не в одно мгновение, но быстро, как бы сразу материализовались из этого купола, этого красноватого зарева. Были они не только фиолетовыми, но светящимися ярко и, наверное, громадными, хотя видимые размеры их не превышали яблока, так далеко они были! И высота, где появились шары, была очень большой, судя потому, как осветились сверху неподвижные облака, оконтурясь раскаленной фиолетовой кромкой.
Сиреневое сияние разливалось по небу ровно и безжизненно, и звезды близ шаров стали исчезать.
Далекие шары или сферы светились ярко, но не ослепляли, чётко означились их очертания, прозрачные тела их тихо излучали фиолетовый свет, и стали заметны неподвижные листья на спящих деревьях, стебли травы, колея на сереющей дороге. Шары взошли на одинаковую огромную высоту, только средний всплыл чуть выше других, и внизу под ними таяли светлые короткие полосы, словно инверсионный след.
Все происходящее было странным и нереальным, и я продолжал идти, только шаги мои стали несколько торопливыми, как бы изумленными. От необычного почти лилового освещения тишина казалась еще более глубокой и умиротворенной, и вроде бы не было в мире ни катастроф, ни войн, ни слез.
И три сияющих бледным фиолетовым светом сферы погасли. Они как бы быстро растаяли, сначала шары и затем их след в небе. Растворилось и зарево. Небо потемнело в этом месте, наконец, появились звёзды, и все стало по-прежнему. Я ждал звука, грохота, порыва ветра, но ни безмолвие, ни удивительная неподвижность воздуха ничем не нарушались, вокруг царил покой и сон. Только шары и зарево больше не загорались мне, и сколько я ни ждал, ничего больше не случилось.
«Вот и все!» – сказал я себе, и хотя было звездно и тихо, и ночь продолжалась, как сначала, великолепная и прекрасная.
«Вот и все…» – повторил я, и вдруг все стало понятным и пронзительно ясным.
Эскадра, забросившая меня сюда, ушла.
Я теперь навсегда остался жителем нового для меня мира со странным названием «Земля».