Большой дом на Коммунальной улице не спал уже третьи сутки. Жильцы до утра наслаждались прохладой весенней ночи, слушали далекие трели прилетевших птиц и вдыхали горьковатый запах первых листочков. Лишь к рассвету они разбредались по своим квартирам. Вы, наверное, думаете, что этот дом заселяли романтики? Конечно же, среди прогуливающихся по темному двору были люди, которые замечали пение птиц и шелест ветра в молодой траве, но на ночной моцион жильцов выгнала вовсе не тяга к прекрасному. В доме прибавили отопление, именно теперь, когда суточная температура не опускалась ниже пятнадцати градусов, батареи, наконец, стали горячими. И не просто горячими, вода, протекавшая по ним, явно намеревалась закипеть. Сначала жильцы пытались дозвониться в управляющую компанию, но неизменно получали стандартный ответ: «решаем». Ни звонки, ни открытые окна, ни занавешенные радиаторы не снизили температуру квартир.
Обои с тихим треском сползали со стен, растения сохли, а к исходу третьего дня из дома сбежали все домашние питомцы. Кошки и собаки с явным удовольствием бегали по первой травке, отказываясь возвращаться в душное жилище. А из двадцать седьмой квартиры, воспользовавшись приоткрытым окошком, улетел говорящий попугай. Теперь каждый проходящий мимо единственного дворового дерева мог прослушать компетентное мнение о талантах коммунальщиков и аморальном поведении Любки из тринадцатой. Эта вредная птица растрезвонила всему двору, где хозяин прячет заначку, и сколько стоят новые туфли хозяйки.
Старушка из девяносто пятой квартиры поочередно обходила соседей, называя почему-то хозяев «книжниками» и пугая геенной огненной. Бухгалтер из сто третьей на работе допустил такую ошибку, что теперь с трепетом ожидал перемены места жительства.
На четвертый день прорвало канализацию. Сточные трубы оказались не готовы к участившимся водным процедурам. Инициативная группа вывесила на двери подъездов наспех состряпанные агитки, в которых призывала отказаться от буржуйских замашек и перекрыть воду владельцам «джакузев». В почтовые ящики разложили листовки с требованием сократить помывки до одной в день. К вечеру включенных кондиционеров не выдержали электросети. Подсвеченная фонариками, свечками и керосиновыми лампами, во дворе назревала буря народного гнева.
В это время слесарь Птоломеич имел неосторожность проходить мимо. Его заметили, затащили в круг и начали допрос с пристрастием.
- Доколе? – вопрошали жильцы
- А кто же его знает? – пожимал плечами Птоломеич.
- Понимаешь ли ты, плашкин сын, что нам невозможно больше существовать в таком горниле?
- Так Котельня, - глубокомысленно изрекал слесарь, показывая почему-то пальцем в небо, - Котельня, - добавлял он, икая.
Больше от Птоломеича ничего добиться не удалось. Разочарованные жильцы стали пробираться в свои квартиры, освещая лестничные пролеты свечками. Мрачное зрелище. Кто-то предложил устроить ночлег прямо в подъезде, благо общая площадь лишена радиаторов. Загремели раскладушки, раскладывались матрацы и через час дом огласился храпом измученных жильцов. Неделю обитатели злополучного дома укладывались спать перед дверьми своих квартир. Многое успело случиться за это время. Жильцы двадцать второй и двадцать третьей квартиры, наконец, помирились. Водитель из шестьдесят четвертой ушел от своей жены к парикмахерше из пятьдесят второй. А старушка из девяносто пятой забыла про геенну и с упоением слушала рассказы одинокого ветерана из восемьдесят первой.
Когда через неделю закончился отопительный сезон, некоторые с явной неохотой возвращались в свои квартиры. А еще через два дня выпал снег…