На сайте "Левая Россия", в рамках дискуссии о «Бирюлевском погроме» была опубликована весьма примечательная статья Валентина Зорина «О Бирюлеве, науке, сознательности и девятом кольце Сатурна»[1]. Чем примечательная? Тем, что она как нельзя лучше демонстрирует взгляды нарождающегося в последние годы левого национал-либерализма, «национал-лефтишизма», который приходит на смену традиционному "красно-коричневому" дискурсу 90-х. Как подметил блогер Олег Сулейманов (iwia), «всё идет к тому, что за национал-консерваторами под видом коммунистов появятся и национал-либералы под той же маской»[2] (точнее, они уже появились). Если традиционный "красно-коричневый" дискурс представлял собой попытку синтезировать идеологию коммунизма с идеологией "старых правых" (эта попытка закончилась неудачей, вместо органичного синтеза мы получили уродливую эклектику), то «национал-лефтиши» приносят в коммунизм идейную струю «новых правых» - национал-демократов, «цивилизованных», "европеизированных" националистов.
Классовая структура российского общества изменилась, а вместе с ней изменился и политический ландшафт. И националистическое, и коммунистическое движение в нулевые годы подверглось сильной «европеизации». Чем больше правящий режим кренился в сторону державности, патриотизма, традиционализма, православной «духовности», тем менее оппозиционными становились «патриоты», и тем менее «патриотической» и более «демократической» становилась оппозиция. Вчерашние «православные монархисты» начали перестраиваться в «национал-демократов», а вчерашние «красконы» - в «лефтишей», т.е. левых либералов, мечтающих о «гуманном и демократическом социализме». Если вчерашние «красно-коричневые» избрали себе главную «точку отталкивания» в лице либералов, то для «лефтишей» такой точкой стали консерваторы-традиционалисты. Наблюдая современных ему мелкобуржуазных левых интеллигентов, Троцкий писал: «чтоб бороться за конституцию, интеллигенции понадобился идеал социализма»[3]. Эти слова как нельзя лучше подходят к современным российским «лефтишам», которые тянутся к идее социализма в первую очередь потому, потому она «укрепляет» либерализм «слева», не дает либерализму крениться в сторону консерватизма. Либерализм образца 90-х для «лефтишей» плох в первую очередь тем, что он «недостаточно либерален»: избрав себе точкой отталкивания коммунизм и социализм, наши либералы потеряли иммунитет к ультраправому дискурсу и стали ретрансляторами глубоко реакционных идей, далеких от либерализма. Если Махно говорил о себе, что он «в первую очередь революционер, а потом анархист», то типичный либерал 90-х «в первую очередь правый, а потом либерал». Если коммунисты 90х пришли к фашизму через огульный антилиберализм, то либералы - через огульный антикоммунизм.
«Лефтиши» подвергли вполне обоснованной критике антилиберальные фетиши коммуно-фашистов и антикоммунистические фетиши либерал-фашистов. Однако, большим недостатком «лефтишей» было то, что они оппонировали «красному консерватизму» больше с либеральных, а не с пролетарско-революционных позиций. А поскольку либерализм не раз в истории показывал свою неспособность быть последовательным оппонентом черносотенной реакции, неудивительно, что у «лефтишей» (левых либералов) критика шовинизма оказалась непоследовательной. Либералы и «лефтиши» могут плеваться от дремучего традиционализма и фашизма, но к более мягким, более «цивилизованным» формам шовинизма (в основном исламофобии и мигрантофобии) у них иммунитета нет. Таким образом, в лице «лефтишей», говоря словами Александра Гачикуса: «на смену неприкрытому шовинизму приходит шовинизм прикрытый, приправленный интернационалистской фразой... Сегодня на смену шовинистам приходят центристы, завтра на смену центристам придут интернационалисты. Но произойдёт это, конечно же, в борьбе»[4].
Одним из ярких примеров «лефтишизации» может служить идейная эволюция сайта «Левая Россия». Если раньше данный сайт был известен как бастион «красного путинизма» и «левопатриотизма», то в последние годы идеология сайта значительно "демократизировалась". Один из редакторов сайта Антон Баумгартен, певший в нулевых дифирамбы «патриоту-антикомпрадору» Путину[5], в период президентских выборов 2012 заявил о своих симпатиях к Прохорову[6]. Да и главный столп «красного путинизма» и «революционного русоцентризма» Дмитрий Якушев в настоящее время все больше сближается по своим взглядам с «лефтишами» и не скрывает своего разочарования в Путине, хотя и продолжает наивно верить в возможность "левого поворота" Кремля[7]. Но главным проявлением «лефтишизации» сайта стало не столько изменение отношения его основных авторов к личности Путина, сколько выход серии статей Антона Баумгартена, Ильи Иоффе и Сергея Боброва, развивающих идеологию «советской революции», и содержащих критику ленинской концепции авангардной партии и советского общества как «диктатуры бюрократии». В полемике против марксизма-ленинизма авторами сайта были эксгумированы меньшевизм Мартова, идеи «рабочей оппозиции», германо-голландского левого коммунизма и югославского диссидента Джиласа. Эволюция сайта left.ru «от тоталитарного большевизма к демократическому социализму» была позитивно оценена рядом деятелей левого движения. «Все интереснее наблюдать за трансформацией ресурса лефт.ру от сталинизма к марксизму» - пишет госкаповец Александр Мичурин в рассылке «Марксистское Обозрение»[8]. Здесь мы не будем вдаваться в рассмотрение статей Иоффе и Боброва, и перейдем к рассмотрению статьи Зорина.
Основной лейтмотив статьи «О Бирюлеве, науке, сознательности и девятом кольце Сатурна» тот же, что и в статьях Иоффе и Боброва - апологетика стихийности, противопоставление «сознательного» народа «несознательным» революционерам. Доблестные бирюлевские пролетарии ведут самоотверженную борьбу против оборзевших мигрантов-чуркобесов, «взявших за моду лезть проходящим мимо них женщинам под юбку и время от времени выпускать кишки возражавшим на это молодым людям», а марксисты-ленинисты, вместо того, чтобы поддержать бирюлевцев, лезут к последним с левацкими утопиями, призывают строить коммунистический ГУЛАГ на девятом кольце Сатурна под руководством нового эксплуататорского класса бюрократов-политаристов. Зорин обвиняет своего оппонента Тофика Алиева в демофобии, в том, что он рассматривает эксплуатируемых как «темную, иррациональную и враждебную цивилизации силу». Коммунисты, по мнению Зорина, всегда должны быть на стороне народа, поддерживать любую спонтанную активность масс. Если же неким коммунистам кажется, что рабочие (не "рабочие вообще", а данные рабочие) реакционны, то это свидетельствует лишь о том, что перед нами ненастоящие коммунисты, которые попросту неспособны понять своим буржуазно-интеллигентским умишком великую сермяжную правду. Надо быть ближе к народу, а не витать умом в «левацких утопиях» - поучает Зорин Алиева, т.к. «пусть не бог весть какая у бирюлевцев сознательность - и Рим не сразу строился - но она настоящая... Это настоящее, с этим можно дело делать, твердо стоять обеими ногами на земле». Как бы ни была плоха элитаристская теория, это не повод впадать в противоположную крайность и смотреть на народ исключительно через розовые очки. Безусловно, угнетенные трудовые массы не являются «реакционными вообще», однако в определенных исторических условиях они действительно могут играть реакционную роль, а эксплуататорские классы наоборот прогрессивную. Наверно, даже такой страстный апологет «стихийной сознательности» масс как Зорин, не станет оправдывать, к примеру, разрушение машин луддитами. Конечно, и в луддитских бунтах можно найти положительное зерно. По словам Ленина: «примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности: рабочие теряли исконную веру в незыблемость давящих их порядков, начинали... не скажу понимать, а чувствовать необходимость коллективного отпора, и решительно порывали с рабской покорностью перед начальством»[9]. Однако, в том все и дело, что по своей направленности эти бунты были однозначно реакционными, и если бы движению луддитов удалось добиться успеха, это привело бы к глубокому социальному регрессу. Капиталисты, внедрявшие в производство машины, играли исторически прогрессивную роль, а рабочие, разрушавшие эти машины, играли роль реакционную. Другой пример: во время Первой русской революции 1905-1907 гг. часть рабочих выступила на стороне самодержавия. В ту пору возник целый ряд черносотенных рабочих организаций, таких как, к примеру, Иваново-Вознесенская Самодержавно-Монархическая Партия[10], Патриотическое Общество Мастеровых и Рабочих Уфимских Железнодорожных Мастерских[11] и Киевский Союз Русских Рабочих[12], стоявших порой на более реакционных позициях, чем даже феодалы из Союза Русского Народа, не говоря уже о либеральной буржуазии. Зорин возразит: некорректно сравнивать бирюлевцев с луддитами и черносотенными рабочими времен Первой русской революции, поскольку «миграция служит не только экономическим, но и политическим интересам капиталистического миропорядка. Импорт огромных масс рабочих из стран периферии в международные центры накопления капитала помогает блокировать развитие классовой борьбы как в центре, так и на периферии». В подтверждение своего тезиса о "реакционности" трудовой миграции Зорин ссылается на старую статью Баумгартена, «Об импорте противоречий»[13], которую мы рассмотрим ниже.
Основной замысел статьи Баумгартена состоит в попытке опровергнуть «являющийся весьма популярным в марксистской среде уже долгое время тезис о том, что западный капитализм научился «экспортировать свои противоречия» в страны третьего мира, тем самым обеспечивая классовый мир у себя дома», т.е. стремлении переложить вину за торможение мировой революции с рабочей аристократии империалистических стран на мигрантов. По мнению автора статьи, «этот тезис представляется неверным для нашего времени даже чисто интуитивно. Являясь современной тотальностью, заключающей в себе все предшествующие этапы капиталистических и до-капиталистических форм эксплуатации, включая рабовладение, мировая система империализма не могла бы существовать, просто перекладывая противоречия из одной своей части в другую, из центра на периферию. В таком случае она бы давным-давно взорвалась «снаружи»... метаболизм не может быть односторонним процессом». Если в 1-м пункте своей статьи автор упрекает «третьемиристов» в том, что последние рассматривают экспорт противоречий как односторонний процесс, то в 4-м пункте автор сам начинает отстаивать критикуемый тезис, только в "перевернутом" виде, полностью перекладывая ответственность за «экспорт противоречий» (а следовательно, и за торможение мировой революции) на страны капиталистической периферии: «не империалистический центр, а капиталистическая периферия экспортирует свои противоречия. Неолиберальный режим, установленный в международных экономических отношениях двадцать лет назад, многократно ускорил этот процесс, ставший серьезным фактором, блокирующим развитие классовой борьбы как в центре, так и на периферии империалистической системы».
Каким образом трудовая миграция блокирует развитие классовой борьбы? Здесь аргументация автора мало чем отличается от аргументации других «левых» мигрантофобов (например, статьи ныне покойного члена Межпартийной группы «Октябрь-Большевики» Олега Романова «КОНДОПОГА: НАТЕ!!!»[14], а также статьи Сергея Копылова «Чокнутый интернационализм»[15]), и сводится к тезису "двойного предательства" мигрантов. С одной стороны, мигранты являются «предателями» («штрейкбрехерами», «скэбами») по отношению к коренным рабочим, поскольку мигранты занимаются демпингом на рынке рабочей силы, что влечет за собой снижение уровня жизни коренных рабочих: «центр создает внутри себя пролетариат нового гетто (арабского, турецкого, мексиканского, восточноевропейского, африканского и т.д.), наподобии старого негритянского в США или ирландского гетто, о котором писал Энгельс в «Положении рабочего класса в Англии» (см. Приложение к этой статье). Это влечет за собой два негативных последствия для развития классовой борьбы, причем оба не остались незамеченными Энгельсом: а) поскольку культурный уровень, а значит и уровень политического сознания и организации «импортного» пролетариата как правило значительно ниже, чем у рабочих-аборигенов центра, и они готовы работать за меньшую плату, импортный пролетариат начинает «опускать» коренной пролетариат до своего уровня; б) расовые и культурные различия между импортируемыми и коренными пролетариями, конкурирующими на рынке труда, неизбежно обостряют расизм или национализм в отношениях между ними. Тем самым буржуазия центра, импортируя дешевую рабочую силу и усиливая конкуренцию на рынке труда, одновременно создает мощный фактор идеологического и организационного замещения классовой борьбы у себя дома новыми, импортируемыми противоречиями внутри рабочего класса, которые раскалывают его по национально-культурным, расовым, этническим и языковым признакам». С другой стороны, мигранты являются «предателями» по отношению к пролетариату своей родной страны, поскольку сбегают с арены классовой борьбы в эмиграцию: «очевидно, что периферийный капитализм, зачастую неспособный гарантировать даже физиологический минимум для значительной части городского и аграрного пролетарита, экспортируя свою рабочую силу в центральные зоны империализма, тем самым экспортирует и свои наиболее острые классовые противоречия. Очевидно, что такой экспорт служит спасительным выпускным клапаном, не позволяя давлению внутри социального котла достичь революционного накала. Причем, как правило, по своим человеческим качествам рабочие-мигранты принадлежат к наиболее активным, развитым слоям периферийного рабочего класса. Они желают и способны изменить свою судьбу, вырваться из наезженной колеи. Нетрудно представить, насколько отличной была бы, скажем, социальная история последних 40 лет в Турции или Мексике, если бы миллионы молодых рабочих и крестьян вместо того, чтобы искать лучшей доли в Западной Европе и США, вынуждены были бы бороться за эту долю у себя дома!». Примечательной является здесь является только попытка автора подкрепить свои рассуждения авторитетом Энгельса. Автор приводит в приложении к статье большую выдержку из работы Энгельса «Положение рабочего класса в Англии», посвященную роли ирландской миграции. Энгельс действительно в своем описании облика ирландского мигранта весьма нелестен. Но значит ли это, что Энгельс был противником миграции, подобно Баумгартену (и Зорину)? Приводя в своей статье описание Энгельсом ирландских мигрантов, Баумгартен в тоже время замалчивает содержащиеся в той же работе выводы классика относительно роли ирландской миграции:
«Другим моментом, оказавшим значительное влияние на характер английских рабочих, была иммиграция ирландских рабочих, о значении которой в этом отношении мы уже говорили. С одной стороны, она, как мы уже видели, конечно, снизила уровень английских рабочих, оторвала их от культуры и ухудшила их положение, но зато, с другой стороны, она содействовала углублению пропасти между рабочим классом и буржуазией, а следовательно, ускорила приближение надвигающегося кризиса. Дело в том, что социальная болезнь, которой страдает Англия, так же имеет своё течение, как и болезни живого организма; она развивается согласно известным законам и имеет свои кризисы, из которых последний и самый сильный решает судьбу больного. А так как английская нация не может погибнуть в этом последнем кризисе, а должна, наоборот, выйти из него обновлённой и возрождённой, то следует лишь радоваться всему, что обостряет течение болезни. Кроме того ирландская иммиграция содействует этому ещё тем, что приносит в Англию и прививает английскому рабочему классу страстный, живой темперамент ирландца. Между ирландцами и англичанами во многих отношениях такая же разница, как между французами и немцами; общение между более легкомысленным, легко возбудимым, горячим ирландцем и спокойным, выдержанным, рассудительным англичанином может в конечном счёте оказаться только полезным для обоих. Чёрствый эгоизм, присущий английской буржуазии, гораздо дольше сохранился бы и в рабочем классе, если бы не примешался к нему великодушный до самоотверженности, руководимый в первую очередь чувством, характер ирландца, и если бы чисто рассудочный, холодный английский характер не был смягчён, с одной стороны, примесью ирландской крови, а с другой стороны — постоянным общением с ирландцами»[16].
Как видим, Баумгартен, попросту фальсифицирует действительные взгляды Энгельса, пытаясь изобразить последнего «противником миграции». Допустим, трудовая миграция действительно приводит к снижению уровня жизни коренных рабочих стран империалистической метрополии, но это еще не повод для левых становиться противниками миграции. Наоборот, нужно поддержать трудовую миграцию по тем же причинам, по которым Маркс выступал в свое время в защиту свободы торговли и против протекционизма (борьба с трудовой миграцией по сути и есть форма протекционизма, поскольку она направлена на защиту национального рынка рабочей силы), т.к. трудовая миграция революционизирует и разлагает капиталистическое общество, создавая внутри него слой угнетенных работников, которым нечего терять, кроме своих цепей. Развитие капитализма всегда сопровождается обнищанием пролетариата, и чем сильнее капиталистическое общество расслаивается на богатейших буржуа и беднейших пролетариев, тем ближе его революционный крах. Что же касается стремлений ряда «левых» сгладить противоречия капитализма, ограничить его развитие, то все это не имеет никакого отношения ни к марксизму, ни к коммунизму, ни к революции. Допустим, трудовая миграция действительно «блокирует классовую борьбу». Но о какой борьбе идет речь? Есть борьба экономическая, реформистская, борьба за улучшение условий труда в рамках капитализма, а есть борьба за установление диктатуры пролетариата и построение коммунистического общества. Среди «коммунистов» в кавычках по сей день распространено ошибочное мнение, будто бы борьба за социализм должна вырасти из стихийной экономической борьбы рабочих. Эту точку зрения отстаивали в свое время представители так называемого «экономизма», выступавшие, подобно Баумгартену и Зорину, за «самоосвобождение рабочих» и против руководящей роли социалистической интеллигенции. Эта точка зрения была разоблачена Лениным в работе "Что делать", убедительно показавшим, что социалистическое сознание не может вырасти из стихийной экономической борьбы, поскольку «стихийное развитие рабочего движения идет именно к подчинению его буржуазной идеологии»[17]. Экономическая борьба рабочих не только не является «зародышем» революционной борьбы, но и де-факто работает на сохранение капиталистической системы. Еще австромарксист Рудольф Гильфердинг отмечал, что «контрреволюционное влияние рабочего движения ослабило революционные тенденции капитализма»[18]. Когда идеологи рабочей аристократии вменяют мигрантам «штрейкбрехерство», речь идет как правило о том, что мигранты мешают коренным рабочим империалистических стран повышать в рамках свое благосостояние в рамках капиталистического строя, т.е. снижают то самое "контрреволюционное влияние рабочего движения на революционные тенденции капитализма", о котором писал Гильфердинг.
Баумгартен и его единомышленники считают, что от мигрантов «ничего политически прогрессивного ждать не приходится», поскольку они «полностью зависят от своих работодателей и не имеют никаких связей с коренным рабочим классом»[19], преследуя цель лишь срубить бабла и поскорее свалить домой. Такое представление о мигрантах не соответствует действительности, поскольку большая часть мигрантов стремится не «поскорее свалить», а наоборот, по возможности осесть в стране прибывания насовсем. Миф о «неинтегрированности» мигрантов опровергают прокатившиеся в последние годы по Европе бунты мигрантов, которые, как верно подметил Борис Кагарлицкий, свидетельствуют о том, что «мигранты давно ассимилировались, стали органической частью европейского общества и совершенно оторвались от своих культурных и религиозных корней, но не получили и не могут получить подлинного равноправия – потому и бунтуют!»[20]. Мигрантские «гетто» - это наиболее революционная, наиболее «взрывоопасная» в политическом отношении часть населения стран империалистической метрополии, которая в гораздо большей степени соответствует классическим марксистским представлениям о пролетариате, чем коренной «рабочий класс». Не следует забывать, что рост благосостояния рабочих стран империалистической метрополии обеспечивается во многом благодаря их привилегированному положению в системе международного разделения труда, благодаря участию в сверхприбылях империалистической буржуазии. Грубо говоря, лишний кусок на столе у первомирского рабочего аристократа - это кусок, недополученный третьемирским пролетарием. В неоколониальном грабеже Третьего мира заинтересованы не только сами империалисты, но и «рабочий класс» Первого мира, который американские маоисты называют не иначек, как «наемной трудящейся буржуазией»[21]. Как писал лидер партии эсеров Виктор Чернов: «пролетариат не всегда может устоять перед соблазном - дать своей стране, своему национальному капитализму привилегированное положение, под сенью которого и ему живется лучше. Доход свой пролетариат черпает из валового дохода капиталистической индустрии своей страны, и ее цветущее состояние облегчает ему увеличение своей доли. Это - серая будничная правда. Прямой антагонизм капитализма и пролетариата дополняется косвенной и относительной общностью интересов»[22].
Все было бы прекрасно у наших «наемных трудящихся буржуев», да вот только третьемирские пролетарии не желают сидеть у себя дома и кормить рабочую аристократию империалистических стран. Вместо этого они упорно едут в страны Первого мира, становясь опасными конкурентами на рынке рабочей силы для наших «белых уберменшей». Это не может не вызывать неудовольствия у последних, которые, стремясь сохранить свое привилегированное положение, бросаются в объятия откровенно правых, реакционных сил. По словам Баумгартена: «курс на неолиберализацию внешнеэкономических отношений в Западном полушарии, усилено проводимый правящими кругами США, начиная с президентства Рейгана, привел к массовому переходу индустриального электората на сторону республиканской партии (т.н. “синие воротники Рейгана”), неуклонному снижению численности и политического веса профсоюзного движения в США и резкому росту влияния реакционных идеологий среди рабочего класса и мелкой буржуазии»[23]. Таким образом, мы вслед за британским марксистом Заком Коупом можем с уверенностью сказать, что «расизм рабочего класса в центре мировой капиталистической системы не является следствием своего рода ретроградного сознания, как говорят многие социалисты и либералы. Скорее, это конечный результат процесса политической борьбы, в которой экономические и политические привилегии от принадлежности империалистической нации рассматриваются как естественные и приемлемые для большинства населения»[24]. А поскольку миграция неизбежно вызывает приступы шовинизма у коренных рабочих аристократов, надо полностью удовлетворить требования последних: выгнать из страны мигрантов и закрыть границы. Так считают Баумгартен и Зорин. В противном случае, для левых не остается ничего другого, кроме как перейти на сторону буржуазной власти, которая подавляет всплески "стихийной сознательности" рабочих, подобные бирюлевскому, пугачевскому и кондопожскому: «если т. Алиев прав насчет фашистских наклонностей нашего коренного пролетариата, то человек, не потерявший здравый смысл, может прийти только к одному выводу: приходится встать на сторону нынешней власти капиталистов против коренного пролетариата»[25].
Слухи о "повальном фашизме" российского пролетариата, как впрочем, и о пассивности мигрантов, сильно преувеличены. Не «на стороне капиталистов против коренного пролетариата» стоим мы, марксисты-ленинцы, а на стороне коренного и мигрантского пролетариата против российского империализма и рабочей аристократии. Только союзом иммигрантского «нового гетто» с той частью коренного населения, которая находится в родной стране на положении «чурок», будет побежден рабочеаристократический шовинизм. Какова доля пролетариата в коренном населении России - это уже отдельный вопрос, разрешение которого никак не способно отменить того, что именно либеральная миграционная политика власти - прогрессивна, а выступления коренных трудящихся против мигрантов - реакционны. Когда буржуазный режим «насаждает толерастию», репрессирует «политических русских» по 282 статье, ставит вне закона «русские» партии, отказывается от введения визового режима от государствами, являющимися основными источниками мигрантов и подавляет антимигрантские бунты, то здесь к нему претензий нет. Наши требования прямо противоположны требованиям националистов и их «левых» подпевал - не ужесточение, а наоборот либерализация миграционной политики, до такой степени, чтобы само словосочетание «нелегальный иммигрант» стало анахронизмом и одновременно ужесточение репрессий против ультраправых движений, которые выражают интересы российской империалистической буржуазии и повязанной с ней рабочей аристократии.
В конце своей статьи Баумгартен бросает обвинение также «буржуазным и неофеодальным режимам бывших республик СССР" в том, что они, "импортируя [может быть, все-таки "экспортируя"?] своих рабочих в Россию, получают возможность продлить свое существование. Достаточно указать на тот факт, что в России сейчас работает до 1 миллиона граждан Грузии, что составляет почти одну треть всего работоспособного населения этой страны. Сумма их переводов из России составляет 25% ВВП Грузии. (А у Молдавии этот показатель еще выше – 30%!). Это позволяет злобно антикоммунистическому режиму Саакашвили не только выжить экономически, но и проводить агрессивную русофобскую и антироссийскую политику в интересах американского империализма». Во-первых, мы, российские пролетарии, ненавидим нашу «родную» тюрьму народов под названием "Российская Федерация", не меньше Саакашвили. Во-вторых, обвиняя «буржуазные и неофеодальные режимы» бывших республик СССР в том, что они «экспортируют своих рабочих в Россию», Баумгартен по сути требует от данных режимов ввести запрет на эмиграцию, подобный тому, который существовал в XIX веке в буржуазной Англии и описан Марксом в 1 томе «Капитала»: «в прежние времена капитал там, где ему представлялось нужным, осуществлял своё право собственности на свободного рабочего путём принудительного закона. Так, например, до 1815 г. машинным рабочим Англии эмиграция была воспрещена под угрозой сурового наказания»[26]. Т.е. по сути ввести старое доброе крепостное право, только на новой, буржуазной основе. Марксом в «Капитале» было убедительно показано, что это новое, буржуазное крепостничество не есть «пережиток феодализма», но вытекает из самой сущности капиталистического способа производства, при котором «с общественной точки зрения класс рабочих — даже вне непосредственного процесса труда — является такой же принадлежностью капитала, как и мёртвое орудие труда. Даже индивидуальное потребление рабочих в известных границах есть лишь момент в процессе воспроизводства капитала. И уже самый этот процесс, постоянно удаляя продукт труда рабочих от их полюса к противоположному полюсу капитала, заботится о том, чтобы эти одарённые сознанием орудия производства не сбежали». Капиталистическому способу производства, как показал Маркс, свойственен особый, ему присущий закон народонаселения, заключающийся в производстве «относительно избыточного, т. е. избыточного по сравнению со средней потребностью капитала в возрастании, а потому излишнего или добавочного рабочего населения»[27], «промышленной резервной армии, которая постоянно готова к услугам капиталиста»[28], которая «поставляет для его [капитала] изменяющихся потребностей самовозрастания постоянно готовый, доступный для эксплуатации человеческий материал, независимый от границ действительного прироста населения»[29]. Наличие избытка рабочей силы, с одной стороны, позволяет капиталу осуществлять быстрое расширение масштабов производства без увеличения абсолютной численности рабочего населения, а с другой, способствует усилению эксплуатации занятых рабочих капиталом: «чрезмерный труд занятой части рабочего класса увеличивает ряды его резервов, а усиленное давление, оказываемое конкуренцией последних на занятых рабочих, наоборот, принуждает их к чрезмерному труду и подчинению диктату капитала»[30]. Капитал вовсе не заинтересован в экспорте избыточной рабочей силы. Даже если избыток рабочей силы настолько велик, что создает угрозу голодомора и социального взрыва, капитал все равно всеми силами стремится удержать рабочих в национальных границах. Весьма поучительной в этом отношении является приводимая Марксом история голода в Ланкашире: «как известно, вследствие Гражданской войны в Америке и сопровождавшего её хлопкового голода большинство рабочих хлопчатобумажного производства в Ланкашире и других местах было выброшено на улицу. Из среды самого рабочего класса и из других слоёв общества раздался призыв организовать с помощью государства или добровольных национальных сборов эмиграцию «избыточных» рабочих в английские колонии или Соединённые Штаты. «Times» опубликовала тогда (24 марта 1863 г.) письмо Эдмунда Поттера, бывшего президента Манчестерской торговой палаты. В палате общин письмо это было справедливо названо «манифестом фабрикантов»[31]. В своем письме Поттер страстно протестовал против эмиграции рабочих, называя это «самоубийственным планом для всех классов страны», предложив бороться с нищетой путем организации займа на благотворительность и принудительных работ. И хотя письмо Поттера встретило гневную отповедь со стороны редакции Times, конец всей этой истории был немного предсказуем: «Статья «Times» была только jeu d'esprit [игрой ума]. «Великое общественное мнение» в действительности разделяло мнение г-на Поттера, что фабричный рабочий есть лишь движимая принадлежность фабрики. Эмиграции рабочих воспрепятствовали. Их заперли в «нравственном работном доме» хлопчатобумажных округов, и они по-прежнему составляли «силу (the strength) хлопчатобумажных фабрикантов Ланкашира»[32]. К счастью для постсоветских пролетариев, "буржуазные и феодальные режимы" бывшего СССР оказались не такими «буржуазными» и «феодальными», как английская буржуазия XIX века, как промышленник Эдмунд Поттер и «борец за рабочую демократию» Антон Баумгартен.
Так обстоит дело со «стихийной сознательностью» бирюлевцев. Посмотрим, как обстоят дела со «стихийной несознательностью» марксистов-ленинцев. Для начала Зорин "проверить на вшивость" марксизм-ленинизм практикой: «На чем же держится убежденность левых, что у них есть сознательность, а у бирюлевских "погромщиков" ее нет? На утверждении, что мировоззрение левых научно, то есть истинно. Те из них, кто из марксистско-ленинского прихода, все еще нередко любят с важным видом заявить что "марксизм непобедим, потому что истинен". Но как узнать, что научно, что истинно, а что нет? Один из основателей исторического материализма, правда категорически отказавшийся считать себя марксистом, пришел к выводу, что единственным мерилом истины в отношении исторического мира является общественная практика, или праксис. Это заключение лежит в основе основ исторического материализма как метода и исторической науки об общественном развитии человеческого рода. Праксис это процесс классовой борьбы за условия существования, в котором социальная активность борющегося класса неразрывно связана с ее самоосмыслением и на этой основе целеполаганием. Только так и никак иначе борющийся класс может стать субъектом истории. Только так и только он может решить, доразвились или нет "производительные силы", готов он или не готов "встать у руля". Не учебник поверяет праксис, а праксис проверяет учебник на вшивость»[33]. И результаты этой проверки оказались неутешительными для идей Маркса и Ленина: «Северная Корея и могильники на одной шестой [суши] вместо правильного социализма в Англии и вооруженного народа». «Получается наука Маркса не была так научна, как это казалось ему и авторам дискуссионного раздела лефт.ру... Получается, что либо наука и сознательность Ленина были ненаучной и несознательной, либо действительность была недействительной» - пишет в своем отчете "аудитор" Зорин.
С тем, что практика есть критерий истины, а факты - вещь упрямая, никто не спорит. Но ведь и факты могут быть истолкованы по-разному, в том числе - недобросовестно, демагогически. Для успешности того или иного опыта недостаточно просто получить некие результаты, нужно еще уметь их правильно интерпретировать. Легко отмахнуться от теории голым указанием на некий громкий факт, на «практику», которая что-то там «доказала» или «опровергла», но гораздо сложнее раскрыть истинные взаимосвязи явлений. Например, доказывает ли крушение лайнера «Титаник» порочность идеи кораблестроения? Доказывает ли Чернобыльская авария порочность строительства ядерных и вообще любых электростанций? Французский теоретик троцкизма Даниэль Бенсаид пишет, что «метод «теоретического отклонения», увековечивая аномалию в качестве результата политического анализа бюрократической контрреволюции, вынужден обратиться к поискам первородного теоретического греха, что ведет не только к периодически повторяющейся ликвидации «ленинизма», но и часто к ликвидации революционного марксизма или наследия Просвещения: от осуждения Ленина мы быстро переходим к осуждению Маркса... или Руссо!»[34]. Представители правых течений политики открыто заявляют, что практика свидетельствует о порочности самой идеи социализма. Некоторые из них даже приведут в доказательство «пророчества» XIX века - дескать, все произошло именно так, как предсказывали антикоммунисты. Они и «новый класс» предсказали, и «уничтожение свободы личности», и даже «100 миллионов голов», которые унесет грядущая революция (именно столько насчитал Стефан Куртуа в «Черной книге коммунизма»).
Зорину такой вывод пока кажется слишком радикальным, он предпочитает ограничиваться критикой отдельных положений теории Маркса и Ленина с позиций «настоящего», «нетоталитарного», «недогматического» социализма. Главную вину за все поражения социализма в XX веке Зорин и его коллеги по сайту «Левая Россия» возлагают на концепцию авангардной партии, которая «прививает» пролетариату идею социализма. Баумгартен пишет, что эта идея, изложенная Лениным в работе «Что делать» была «первой и наиболее радикальной ревизии классического марксизма, которая заложила теоретические основы для раскола русской социал-демократии годом позже, на Лондонском съезде. Ведь именно в этом политическом трактате Ленин фактически отрицает вывод Энгельса о новом этапе истории, в котором ее будут сознательно творить сами рабочие»[35]. Зорин считает, что эта идея входит в противоречие с 3 тезисом о Фейербахе Маркса, где классик научного коммунизма подвергает критике точку зрения «старого» материализма и утопического социализма, рассматривавшего человека как пассивный продукт «обстоятельств» и «воспитания», тогда как на самом деле люди творят сами себя в своей коллективной деятельности: «материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и изменённого воспитания, — это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан. Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом (например, у Роберта Оуэна)»[36].
Главная ошибка домарксистских теоретиков социализма состояла в том, что они мыслили социализм лишь как «случайное открытие того или другого гениального ума... который явился теперь и который познал истину. Что он теперь появился, что истина познана именно теперь, — это вовсе не является необходимым результатом общего хода исторического развития, неизбежным событием, а представляет собой просто счастливую случайность. Этот гениальный человек мог бы с таким же успехом родиться пятьсот лет тому назад и тогда он избавил бы человечество от пяти веков заблуждений, борьбы и страданий»[37]. Социализм утописты мыслили через категории «должного», а не «исторически необходимого», поскольку, как показал Плеханов, рассматривая человека как продукт «всемогущего воспитания» и «всемогущей общественной среды», мы неизбежно попадаем в «заколдованный круг, объясняя изменчивые свойства среды неизменными свойствами человеческой природы... История человечества объясняется его природой. Но откуда узнаём мы природу человека? Из истории. — Ясно, что, вращаясь в этом круге, нельзя понять ни природы человека, ни его истории»[38]. Больное общество делает людей больными, а те, в свою очередь, делают больным общество в целом, и весь этот круговорот будет продолжаться до тех пор, пока некий доктор Айболит случайно не изобретет способ лечения. Таким образом, мы лишаем человека возможности сознательно воздействовать на ход исторического процесса (поскольку развитие человеческого общества всецело определяется уровнем развития его «интеллектуальной элиты», «воспитателей»), т.е. переходим на позиции исторического фатализма: «человек так же мало может вмешиваться в ход своего развития, как мало может он перестать быть человеком. Закон развития является в виде провидения. Это — исторический фатализм, являющийся в результате учения, которое считало успехи знания, — следовательно, сознательную деятельность человека, — основной пружиной исторического движения»[39].
В действительности же возникновение социализма не является простым результатом развития неких отвлеченных идей в головах интеллектуалов-"воспитателей народа" («Платон породил Гегеля, Гегель породил Фейербаха, Фейербах породил Маркса, а Маркс породил революцию»), но вытекает в первую очередь из развития общественных отношений и представляет собой «необходимый результат борьбы двух исторически образовавшихся классов — пролетариата и буржуазии»[40], концентрированное теоретическое выражение интересов реально существующего и борющегося пролетариата. Не теория первична по отношению к классовой борьбе, а классовая борьба по отношению к теории. Перед тем, как социалистический интеллигент приступает к воспитанию пролетариата, "воспитатель" должен быть воспитан классовой борьбой пролетариата. Как пишет Зорин: «Кто же тогда воспитывает воспитателей? Может быть, другие воспитатели? Тогда кто воспитал других? И так далее до бесконечности... Итак, как же отвечает исторический материализм на вопрос о воспитателях. В самой простой и ясной форме это делает Маркс применительно к себе, Энгельсу и подобным им «буржуа-идеологам». Маркс, начавший свою публицистическую деятельность в Новой Рейнской газете как антикоммунист, переходит на сторону коммунизма и «принимает точку зрения пролетариата», потому что «революционный пролетариат», например, английские чартисты, «ведет классовую борьбу к развязке» и тем самым помогает части буржуазных идеологов «возвыситься до теоретического понимания всего хода исторического движения». Впоследствие, Маркс станет идейным воспитателем европейского пролетариата, но до этого европейский пролетариат должен был воспитать Маркса своим революционным движением. Эта диалектика воспитателя и воспитуемого в одном лице очевидна во всех т. н. «великих людях», в первую очередь, во всех «великих революционерах». Но она очевидна только для тех, чье мышление воспитано в школе исторического материализма»[41]. Коммунисты, по словам Сталина, «так же, как и Антей, сильны тем, что держат связь со своей матерью, с массами, которые породили, вскормили и воспитали их»[42]. Когда коммунисты «твердо стоят обеими ногами на земле», когда классовая борьба пролетариата находится на подъеме, то и коммунистическая школа мысли развивается. В свою очередь, упадок классовой борьбы неизбежно влечет за собой упадок коммунизма: застой в развитии теории, массовое ренегатство интеллигенции. Если же коммунистические «воспитатели» вместо того, чтобы идти рука об руку с массами, учиться вместе с массами, учиться у самих масс, будут смотреть на массы как на неразумных детей и всячески подавлять их инициативу, то тем самым они лишь затормозят ход революции и создадут условия для ее контрреволюционного перерождения. Поэтому, главную причину поражения социализма в России Зорин видит в «подмене Советской формы власти властью узкой верхушки партийно-государственной организации РКП(б) — ВКП(б) — КПСС, в результате чего была подавлена “практически-критическая” деятельность рабочего класса, включая его воспитание своих воспитателей»[43], в том, что большевики в своих взглядах откатились от диалектико-исторического материализма Маркса к «старому», «буржуазному» материализму и утопическому социализму.
Однако, здесь неизбежно встает другой вопрос: безусловно, идея коммунизма представляет собой не просто порождение праздного ума интеллектуалов, но «кристаллизованное» выражение классовых интересов реально борющегося пролетариата, но почему все-таки этой идее было суждено «кристаллизоваться» не в пролетарской голове, а в головах буржуазных интеллигентов, таких как Маркс и Энгельс? Получается, «эмпирический пролетариат» - отдельно, а «идея пролетариата» - отдельно? Может ли пролетариат своими силами придти к марксизму, осознать свою историческую миссию - строительство коммунизма? Не думаю, что «спонтанисты» осмелятся ответить на этот вопрос утвержительно, хотя некоторые, возможно, приведут в качестве примера рабочего-философа Иосифа Дицгена. Однако, Дицгена можно рассматривать как единичное исключение из общего правила, и при всех заслугах Дицгена перед пролетарским движением, его ум все же нельзя ставить на одну доску с умом Маркса. Несомненно, капиталистическая действительность порождает у пролетариата своего рода «социалистический инстинкт», смутную потребность в социализме, однако, эта потребность неизбежно будет оставаться не осознанной пролетариатом до тех пор, пока революционная интеллигенция не научит пролетариат социализму. Следовательно, классовая борьба пролетариата неизбежно будет проходить под знаменем примитивного реформизма и тред-юнионизма.
Итак, как видим, указание на то, что революционная теория рождается из практики рабочего движения, само по себе еще неспособно опровергнуть «ленинско-каутскианскую ревизионистскую идею» необходимости привнесения социализма в рабочее движение извне. Каким бы широким не было участие масс в борьбе за социализм, все равно, «головой революции» будут революционные интеллигенты, объединенные в партию, а простые пролетарии будут «руками революции». И так будет до тех пор, пока массы не подымутся в своем развитии до уровня интеллигенции. Противоположность между воспитателями и воспитуемыми в марксизме не уничтожается, а лишь смягчается, очищается от крайностей элитарно-заговорческого и утопического коммунизма, поскольку в ее основе лежит вовсе не "эпистемологическая ошибка" Ленина, а имманентно присущее капитализму разделении труда на умственной и физический, организаторский и исполнительский. Поэтому, марксизм с самого начала был «авторитарным» и «партийно-авангардистским» социализмом, и еще во времена Первого Интернационала подвергался жестким нападкам со стороны анархистов, считавших, что коммунистическая революция по-Марксу приведет лишь к «государственному капитализму», «новому эксплуататорскому классу» (эти аргументы позднее перейдут в арсенал антибольшевистского «истинного марксизма»). Так, главный оппонент Маркса в Первом Интернационале Бакунин писал:
«Но говорят нам, все рабочие, даже когда они члены Интернационала, не могут стать учеными. И не достаточно ли иметь внутри Интернационала группу людей, владеющих в совершенстве, насколько это возможно в наши дни, наукой, философией и политикой социализма, чтобы большинство, массы, примыкающие к Интернационалу, доверчиво повинуясь их правлению и „братскому наставлению" (стиль Гамбетты, якобинца-диктатора по превосходству), не могли свергнуть с пути, который должен вести к окончательному освобождению пролетариата? - Вот рассуждение, которое мы довольно часто слышим, развиваемое втихомолку—для высказывания вслух нет ни достаточно искренности, ни смелости. Это мнение, за начальство в Интернационале, сопровождается всевозможными более или менее ловкими подходами и демагогическими комплиментами по адресу великой мудрости и всесилия верховного народа. Мы всегда страстно боролись против него, потому что мы убеждены, что если Международное Общество Рабочих будет разделено на две группы: одну, заключающую в себе громадное большинство и состоящую из членов, вся наука которых будет состоять только в слепой вере в теоретическую и практическую мудрость своих вождей; и другую, состоящую только из нескольких десятков правителей, — это учреждение, которое должно освободить человечество, превратится само в некоторого рода олигархическое государство — худшее из всех государств. Это прозорливое, ученое и искусное меньшинство, которое примет на себя всю ответственность и права правительства, тем более самодержавного, что его деспотизм заботливо прячется под внешней оболочкой учтивого уважения к воле и решениям, всегда им самим продиктованным, этой якобы народной воли; это меньшинство, говорим мы, повинуясь необходимости и условиям своего привилегированного положения, и подвергаясь общей участи всех правительств, постепенно будет становиться все более и более деспотичным, зловредным и реакционным. Международное Общество Рабочих только тогда может стать орудием освобождения человечества, когда оно прежде само освободится; а освободится оно только переставши делиться на две группы: большинство слепых орудий и меньшинство ученых машинистов, и только, когда каждый его член вполне постигнет науку, философию и политику социализма»[44].
Бакунин был несомненно прав, когда призывал сделать науку социализма достоянием не узкой группы интеллектуалов, а широких революционных масс. Другой вопрос: каким образом это осуществить на практике? В «Скотном дворе» Оруэлла тоже предпринимались попытки сделать знания достоянием масс, однако большинство животных смогло освоить идеологию животного «социализма» («анимализма») лишь на уровне формулы «четыре ноги - хорошо, две ноги – плохо», что собственно и стало главной причиной перерождения «анималистской» революции. В человеческом мире мы тоже видим разницу умов, но она не столь глубока и фатальна, как на ферме Оруэлла, и ее можно преодолеть путем преодоления системы разделения труда и воспитания всесторонне развитой личности, «целостного человека» коммунистического общества. Однако, все это является делом отдаленного будущего, и при капитализме неосуществимо. И если революционная партия возьмется за осуществление лозунга Бакунина, и начнет «освобождать себя изнутри», то она столкнется здесь с огромными трудностями, которые совершенно отвлекут ее от собственно революционной борьбы. А ведь, именно революционная борьба лучшей школой коммунизма для масс. Как указывал Ленин, «широкие массы... гораздо легче учатся на своем собственном практическом опыте, чем из книг»[45]. Можно не любить ленинское учение за то, что оно «оправдывает диктатуру коммунистов над пролетариатом», однако Ленин гораздо глубже понял взаимосвязь коммунистического сознания и пролетарского классового бытия, чем всевозможные «либертарии», тупо повторяющие формулу «освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих». Использование этой формулы для критики «большевистского авангардизма» тем более неверно, если учитывать, что Маркс и Энгельс не вкладывали в нее никакого «антиавторитарного» смысла, имея ввиду лишь то, что рабочий класс «не может доверить дело своего освобождения ни капиталистам и крупным землевладельцам, своим противникам и эксплуататорам, ни мелким буржуа и мелким крестьянам, которые сами задавлены конкуренцией крупных эксплуататоров и поставлены перед единственным выбором: выступить либо на стороне последних, либо на стороне рабочих»[46]. Если Ленин видел реально существующую проблему и предлагал способы ее решения, то «либертарии» отмахиваются от нее голой формулой - дескать, пролетарии "сами с усами", надо просто им не мешать.
«Советские революционеры» с сайта left.ru возразят: создание Советов в 1905 и 1917 гг. опровергает ленинистский миф о том, что пролетариату для революционной борьбы нужны "поводыри" в лице коммунистов. Так, Баумгартен пишет: «зимой 905, этот малосознательный, способный лишь на бескрылый тред-юнионизм, русский пролетариат ответил на вердикт молодого теоретика Советами рабочих депутатов —первым в истории человечества государством производителей, которое и не снилось «образованным представителям имущих классов», включая Ленина. Нет, совсем не случайно большевики проспали обе советские революции, враждебно отнеслись к их авторитету и самостоятельности и, наконец, жестоко подавили власть Советов, прикрывшись их именем и подменив власть трудящихся властью партократии и ее вождей»[47]. Ну и где в итоге оказались эти хваленые Советы? Просуществовав всего несколько месяцев, они так и остались «зачаточными, разрозненными, стихийными, а потому бессильными органами революционной власти»[48], обнаружив полную неспособность развиться во что-то большее. Даже идея перехода всей власти в руки Советов не могла родиться изнутри самих Советов. Эта идея была выдвинута лишь в 1917 году Лениным, и благодаря ему Советы действительно из политически недееспособных говорилен превратились в полноценные органы государственной власти, руководимые коммунистической партией. Пусть однопартийные «коммунистические режимы» XX века переродились и рухнули, однако им, по крайней мере, удалось простоять десятилетия в борьбе против внутренней и внешней контрреволюции, а также достичь существенных успехов в деле строительства социализма. А чем могут похвастаться те «вольные Советы без коммунистов»? Ни социалистическими преобразованиями, ни стойкостью в сопротивлении контрреволюционным силам, они похвастаться, конечно же, не могут. Они не только не смогли предотвратить «подмену власти трудящихся властью партократии и ее вождей», но и доказали полнейшую совместимость советской формы с пресловутой «аартократией». Поэтому, здесь было бы логичным предположить, что все дело вовсе не в «большевиках, проспавших две советские революции», а в том, что сама идеология «советской революции», как ее понимают авторы сайта left.ru является бесплодной и утопичной (если Зорин прав относительно «утопичности ленинизма», то «советская революция» - утопия в квадрате), что система Советов по природе своей «заточена» под партийную диктатуру. Так, постмарксист из Казани Александр Хоцей пишет, что «политическая слабость Советов, незащищённость их от бюрократизации обусловливалась не столько субъективными ошибками их творцов, сколько объективным характером оных»[49] и предлагает в качестве модели диктатуры пролетариата традиционную парламентскую республику. Прав или неправ Хоцей в своей апологетике парламентаризма, но ему можно поставить в плюс то, что он осознает утопичность лозунга кронштадтских повстанцев «Власть Советам, а не партиям». Никакой «подлинно-советской альтернативы» большевизму нет, не было, и не будет, и если Зорин, по его собственному признанию, не желает повторения Октябрьской Революции, то революции у него не будет вообще никогда.
Итак, Баумгартена, Зорина, Иоффе и других авторов сайта left.ru сильно возмущает господство большевистской партии над Советами, поскольку, по их мнению, это противоречит идеологии «чистого» советизма. "Кто рулил "советским государством" Ленина, кто был его хозяином? Трудовой народ через советы своих депутатов, делегированных общими собраниями производственных коллективов с их наказами и отзываемых ими в любое время? Или кучка никем не избираемых и никому неподотчетных людей, называвших себя Политбюро, ЦК, обком...? По-научному, рулить должны были Советы. В действительности рулило "политбюро"" - пишет Зорин[50]. «В классическом марксизме революционный класс, пролетариат, сам и является «авангардом»... В общем, «рулит и разруливает». Какой в этот момент ему ещё нужен «авангард»? Он сам этот авангард и есть!» - вопрошает соратник Зорина Иоффе[51]. По мнению Иоффе, этот «авангард авангарда» в действительности представляет собой отдельный «новый класс», находящийся в антагонизме с пролетариатом. Это говорит нам о том, что у Иоффе, как и у его учителя Джиласа, само понимание общественного класса совершенно немарксистское, оно гораздо ближе к анархизму и буржуазной «теории элит» Михельса, Парето, Моски и Вебера. История показывает, что любой правящий класс, неважно, идет ли речь о пролетариате, или о буржуазии, феодалах или рабовладельцах, не осуществляет свою диктатуру напрямую, а неизбежно выделяет из себя своего рода «авангард», в том числе - политические партии. Почему, к примеру, НСДАП, Единая Россия или Республиканская Партия США могут быть политическим авангардом класса буржуазии, а коммунистическая партия не может быть авангардом пролетариата? Пресловутая «партократия» имела место не только в СССР и странах «реального социализма», в не меньшей степени она характерна и для западных «конституционно-плюралистических демократий». Какую буржуазную республику мы не возьмем, везде и повсюду мы сталкиваемся с пресловутой «партократией» в более или менее жесткой форие. Само разделение капиталистического общества на классы неизбежно превращает любые органы представительной демократии, неважно, идет ли речь о Государственной Думе, Бундестаге, Конгрессе, Народном Хурале или Советах, в арену борьбы политических партий.
Свято место пусто не бывает, и если бы партия большевиков была отстранена от руководства Советами в 1921 году, как то требовали повстанцы Кронштадта, Советы неизбежно оказались бы в руках других партий, вначале - мелкобуржуазных «демократических социалистов», которые бы затем тоже были бы отстранены от власти откровенно правыми партиями, выражающими интересы свергнутых крупных буржуа и помещиков. Неудивительно, что лозунг «Советы без большевиков» был поддержан не только социалистами и анархистами, но и лидерами откровенно буржуазной партии кадетов: «Умнейшие вожди русской крупной буржуазии сказали себе: «Мы не можем победить в России немедленно. Поэтому нашим лозунгом должно стать: «Советы без большевиков»». Лидер кадетов, Милюков, защищал Советскую власть против социалистов-революционеров. Это звучит очень странно. Но такова практическая диалектика, которую в нашей революции мы изучаем своеобразным путем: на практике нашей борьбы и борьбы наших противников. Кадеты защищают «Советы без большевиков», так как они хорошо понимают положение и так как они надеются поймать на эту удочку часть населения»[52], «Все равно, вправо или влево, к меньшевикам или к анархистам, лишь бы передвижку власти от большевиков; а остальное, — а остальное "мы", Милюковы, "мы", капиталисты и помещики, "сами" сделаем, анархистиков, Черновых, Мартовых мы шлепками прогоним, как делали в Сибири по отношению к Чернову и Майскому, как делали в Венгрии по отношению к венгерским Черновым и Мартовым, как делали в Германии по отношению к Каутскому, в Вене по отношению к Фр. Адлерам и К»[53]. Неважно, насколько субъективно «революционными» были участники Кроштадтского мятежа, объективно свержение большевиков неизбежно дало бы зеленый свет белогвардейской, буржуазно-помещичьей реакции. Т.е., Кронштадт в русской революции играл роль неудавшегося Термидора, как отмечал в свое время Троцкий. Исторический Термидор во Франции тоже был делом рук не только «правых», но и «крайних революционеров», вроде монтаньяров, части эбертистов и «бешеных» (даже коммунист Бабеф первоначально поддержал Термидор!). Неважно, насколько "благими" были намерения всех вышеперечисленных, важно то, что этими намерениями была вымощена дорога к реакции. «Вольные Советы», о которых мечтали кронштадтские матросы, неизбежно повторили бы судьбу термидорианской Директории и рухнули бы вслед за большевиками. «Партократия» бывает буржуазной и пролетарской, правой и левой, коммунистической и антикоммунистической, но не бывает беспартийной диктатуры пролетариата и беспартийной буржуазной демократии. Даже если мы введем запрет для членов партий избираться в Советы, как предлагает «либертарный коммунист» vitya_makov («Я предлагаю запретить членам всяческих партий участие в Советах. Если ты член партии, то и оставайся членом и не нужно лезть в Советы. Раньше говорили: "За Советы без коммунистов!". А я говорю: "За Советы без партий!". Да здравствует высокая безыдейность советского человека будущего!»[54]), мы все равно не решим проблему "партократии", поскольку прекращение или приостановление формального членства в партии не означает разрыв связей с партией. Можно заставить человека выйти из партии, но это не значит, что партия выйдет из человека. Партийность не уничтожится, а будет существовать в скрытом виде. И только ликвидация разделения общества на классы позволит покончить как с партиями, так и с Советами.
"Советские революционеры" могут возразить на сказанное выше тем, что диктатура пролетариата принципиально отличается от буржуазного государства, поскольку она представляет собой отмирающее государство, «не-государство». Поэтому, некорректно сравнивать диктатуру пролетариата с обыкновенными буржуазными государствами. Диктатура буржуазии может быть и «авторитарной», и «тоталитарной», и «бюрократической», и «партократической», а диктатура пролетариата - нет. Среди «антитоталитарных» социалистов распространено ошибочное мнение, будто бы государство должно начать отмирать с начала революции, в процессе строительства социализма. Эта вульгарно-антиэтатистская, анархистская позиция не имеет никакого отношения к марксистскому учению об отмирании государства. Классики марксизма считали условием отмирания государства уничтожение разделения общества на классы, реорганизацию общественного производства на коммунистических принципах («Когда государство наконец-то становится действительно представителем всего общества, тогда оно само себя делает излишним. С того времени, когда не будет ни одного общественного класса, который надо бы было держать в подавлении, с того времени, когда исчезнут вместе с классовым господством, вместе с борьбой за отдельное существование, порождаемой теперешней анархией в производстве, те столкновения и эксцессы, которые проистекают из этой борьбы, — с этого времени нечего будет подавлять, не будет и надобности в особой силе для подавления, в государстве»[55]). Для того, чтобы уничтожить государство, надо уничтожить отношения частной собственности, деление общества на классы, т.е. осуществить революционное преобразование общественных отношений посредством самого государства. Существование государства необходимо и вполне оправдано на определенном уровне исторического развития. Если существование государства вытекает из определенной формы производственных отношений, то борьба против государства неизбежно должна свестись к борьбе за преобразование экономического базиса общества. Достаточно обрубить корень, и дерево само засохнет. Пока же классы не уничтожены, говорить об "уничтожении государства" бессмысленно.
В государстве нуждаются не только эксплуататорские классы, но и сам пролетариат. Для пролетариата государство есть в первую очередь «дубинка» для подавления эксплуататоров, и пролетариат должен относиться к государству прагматически, без анархистских императивов в духе «раз мы идем к социализму, значит государство должно слабеть, и точка». В действительности переход к социализму не только не будет сопровождаться постепенным ослаблением государства по сравнением с капиталистическим обществом, а наоборот, по крайней мере на первых порах приведет к крайнему усилению государства. Мощь пролетарско-коммунистического государства должна быть пропорциональна накалу классовой борьбы. Если для эффективного подавления врагов революции пролетариату требуется максимально усилить государство, создать профессиональный полицейский аппарат с чинами и погонами, то это и нужно сделать, плюнув на все антиэтатистские догмы. Точно также обстоит дело и с армией социалистического государства - главное, чтобы она была боеспособной. Если для обеспечения боеспособности социалистической армии требуется создать профессиональную касту офицеров и генералов, это и нужно сделать, хотя бы это противоречило марксистско-ленинской идее «уничтожения построянного войска и замены его вооруженным народом». Каким бы это ни казалось «ревизионизмом» для ряда «марксистов» и даже «ленинистов», Сталин был полностью прав, когда реставрировал старые порядки в армии, поскольку без этого Советский Союз не выиграл бы Великую Отечественную Войну. Как выразился блогер kommari: «будь в СССР иная модель социализма - например, вместо вооруженной до зубов армии с генералами и офицерами в погонах, с заградотрядами и штрафбатами, с жестким, а то и жестоким трудовым законодательством в тылу - а была бы вооруженная рабочая милиция с выборными командирами, щадящее рабочее самоуправление на фабриках, бухаринская идиллия в селе - зохавал бы Гитлер такой симпатичный для левых СССР как милое дело, и косточек бы от коммунистов не осталось»[56]. Наконец, само обобществление производства первоначально должно принять форму огосударствления («Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства»[57]).
Анархисты же эту схему: «сначала уничтожаем частную собственность, затем государство" хотят заменить одновременной «борьбой на два фронта» (фактически – «погоней за двумя зайцами») – «против капитала и государства», причем борьбу с государством они часто выпячивают на первый план (дескать, капитализм без государства существовать не может, свалим государство, и буржуям кирдык). Такое акцентирование внимания на «борьбе с государством» неизбежно приводит к тому, что в строительстве коммунизма наши теоретики начинают видеть одно «новое рабство» и «реакцию» («государственный капитализм», «бюрократический коллективизм», «политаризм», «промышленный феодализм» и т.п.), а там и до апологетики капитализма недалеко. Если Иоффе, Баумгартен, Зорин и др. хотят быть анархистами, это их право, но совершенно несостоятельна их попытка противопоставить марксизму ленинское учение о партии как авангарде пролетариата, поскольку сами Маркс и Энгельс, как это видно из их сочинений, вполне разделяли это «ленинистское ревизионистское учение». Например, в работе «К жилищному вопросу» Энгельс недвусмысленно пишет, что «немецкая Социал-демократическая рабочая партия именно потому, что она рабочая партия, необходимым образом ведет «классовую политику», политику рабочего класса. Так как всякая политическая партия стремится достичь господства в государстве, то и немецкая Социал-демократическая рабочая партия неизбежно добивается своего господства, господства рабочего класса, то есть «классового господства». Впрочем, всякая действительно пролетарская партия, начиная с английских чартистов, всегда выставляла первым условием классовую политику, организацию пролетариата в самостоятельную политическую партию, а ближайшей целью борьбы — диктатуру пролетариата»[58]. Так что, ленинизм вовсе не является «ревизионизмом» классического марксизма, скорее «ревизионистскими» являются возникшие в XX веке течения «антипартийного марксизма» вроде «коммунизма рабочих советов» Паннекука-Рюле. Классики марксизма были совершенно верно считали, что именно политическая партия является высшей формой организации класса, только она наиболее полно выражает интересы пролетариата, и только объединенный в коммунистическую партию пролетариат способен осуществить ниспровержение капиталистического строя.
Что, в конечном счете, является главным в определении диктатуры пролетариата? Демократическая форма или коммунистическая направленность власти? Если мы скажем, что диктатура пролетариата - это в первую очередь «демократия», «самоуправление», «классовое волеизъявление», то тем самым мы упускаем из виду общечеловеческую историческую миссию пролетариата - построение коммунистического общества. В таком случае, "диктатурой пролетариата" следует признать любую политическую систему, в которой пролетариат составляет большинство избирателей. Неважно, какие партии и какие депутаты сидят в Советах или парламенте, коммунистические или антикоммунистические, главное, что они заседают по пролетарскому мандату! Таким образом, у нас полностью стирается грань между диктатурой пролетариата и буржуазной демократией, поскольку, как писал итальянский марксист Амадео Бордига: «Эффективная буржуазная демократия обращается за советом к массам, потому что знает, что большинство всегда ответит в пользу привилегированного класса и с радостью делегирует ему право на правление и увековечение эксплуатации. Отношения изменятся не через введение или отзыв буржуазного голосования. Буржуазия правит через большинство, являющееся таковым не только по отношению ко всем гражданам, но в равной мере по отношению к одним трудящимся. Поэтому, если бы для тех действий и инициатив, которые должны принадлежать одной партии, она призвала бы в судьи всю пролетарскую массу, она наткнулась бы на ответ, который почти наверняка был бы благоприятен для буржуазии; он был бы всегда менее просветлённым, прогрессивным, революционным и продиктованным истинно коллективным сознанием общих интересов всех трудящихся и конечных целей революционной борьбы, чем тот ответ, что исходит исключительно из рядов организованной партии»[59].
Почему мы, коммунисты, в конце концов, стоим на стороне пролетариата? Из христианского «сострадания к угнетенным»? Нет, коммунисты поддерживают пролетариат потому, что на его плечи историей возложена задача освобождения всего человечества от гнета частной собственности. Если классики марксизма ошибались относительно исторической роли пролетариата, и построить коммунизм на самом деле суждено буржуазии, то для коммунистов не остается ничего другого, кроме как перейти на сторону эксплуататоров. Только тот класс исторически прогрессивен и заслуживает поддержки, чьи интересы совпадают с интересами общества в целом. Конечно, если бы пролетарий был «врожденным коммунистом», то проблемы «коммунизм или демократия» бы просто не существовало. В таком случае, мы бы, возможно, уже давно жили при коммунизме. Но в том все и дело, что идея коммунизма не есть нечто имманентное и априорное для классового сознания пролетариата, она рождается в головах интеллигенции и только потом «вкладывается» в пролетарскую голову. Есть разница между объективным классовым интересом пролетариата и уровнем осознания пролетариатом своего классового интереса. «Эмпирический» пролетарий может вполне исповедовать «антипролетарские» взгляды (чаще всего именно их он и исповедует), однако в конечном счете пролетариату, в силу его классового бытия, суждено обратиться к коммунизму. Маркс и Энгельс в «Святом Семействе» писали, что «дело не в том, в чём в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать»[60].
Таким образом, в марксизме интересы пролетариата оказываются полностью подчинены интересам коммунизма. Реакционный белоэмигрантский философ Бердяев отмечал, что в марксизме «суверенитет принадлежит не пролетариату как факту, а пролетариату как "идее". "Идее" пролетариата должно принадлежать господство в мире... Носителем "идеи" пролетариата, знающим истину, является избранное меньшинство, наиболее сознательная кучка.. Всех рабочих, которые не сознали "идеи" пролетариата, не обладают истинной социалистической волей, можно и должно лишить права на изъявление воли и направление общественной жизни... Революционный, мессианский социализм не может не стоять за диктатуру, она вытекает из пафоса социализма»[61]. Если мы признаем, что развитие общества подчиняется строго определенным историческим законам, и движется в строго определенном направлении, то мы не оставляем ни за отдельной личностью, ни за пролетариатом как коллективным субъектом, никакой «свободы воли». Если свобода воли есть всего лишь «вздорная побасенка», как говорил Ленин (и был совершенно прав), а историческая миссия пролетариата предопредена железными законами истории, то пролетариат свободен лишь в той степени, в какой он познал историческую необходимость и свою историческую миссию. Мнение самого пролетариата относительно своей исторической миссии ничего не значит, поскольку «по науке» он должен двигаться только по той дороге, которая ведет к храму коммунизма. А поскольку носителями научного коммунистического сознания являются не сами пролетарии, а коммунистические интеллигенты, пролетариям не остается ничего другого, кроме как подчиниться «воспитательной диктатуре» коммунистов. Идеология коммунизма с самого момента своего появления носила авторитарный характер, как подмечали социал-демократические оппоненты большевизма Каутский и Мартов. Ошибка Каутского и Мартова состояла в том, что считали авторитаризм "детской болезнью" коммунизма, впоследствии преодоленную марксизмом. «Диктатура как средство охраны народа от заложенного в нем реакционного «филистерства», - с этого исторически начал революционный коммунизм, когда в лице его пролетариат стал прозревать лживость и лицемерность провозглашенной капитализмом свободы... Спрашивается: велико ли теоретическое расстояние, отделяющее сторонников «власти Советов» типа П. Орловского и кашинских коммунистов от парижских коммунистов 1839 года?» - восклицал идеолог меньшевизма Мартов[62]. Тут поневоле встает вопрос: если все практически все коммунисты изначально стояли за диктатуру, то может быть, это вытекает из самой природы коммунизма? Может быть, авторитарный коммунизм и есть истинный коммунизм, а категорическое неприятие диктатуры Мартовым и Каутским свидетельствует лишь о зараженности последних буржуазным либерализмом? И далеко ли ушли сами Маркс и Энгельс от тех самых «парижских коммунистов 1839 года», от наследия которых так яростно отрекаются господа меньшевики? Тот же Каутский волей-неволей признавал, что «под влиянием изучения французской революции Маркс в начале своей социалистической деятельности склонялся к воззрениям, близким в некоторых отношениях к якобинским и бланкистским»[63], однако впоследствии эволюционировал в сторону «демократического социализма». Как верно было подмечено И. Шафаревичем, утверждения Каутского о позднейшей эволюции классиков марксизма в сторону «демократического социализма» основываются на тенденциозном толковании позднего творчества Маркса и Энгельса и прямом замалчивании «неугодных» цитат: «Каутский, несомненно, знал все эти и многие другие места - он участвовал в редактировании немецкого издания писем Маркса и Энгельса, в котором большинство подобных высказываний было элиминировано редакцией. В его книгах ясно видно, что именно вселяло у него такую неприязнь к большевизму и желание любой ценой доказать, что он извращает марксизм»[64]. Впрочем, если Каутский прав, и Маркс и Энгельс действительно в поздний период своего творчества эволюционировали «от авторитарного коммунизма к демократическому социализму», то нам следует предпочесть позднему, реформистскому марксизму ранний, революционно-авторитарный марксизм «Манифеста Коммунистической Партии».
Марксизм, как и всякий революционный коммунизм, не может не быть авторитарным. Марксизм авторитарен уже в силу того, что он научный коммунизм. Наука по природе своей авторитарна: она признает плюрализм мнений только до тех пор, пока истина не познана. Если мы не релятивисты и не скептики, и признаем, что истина объективна и не равна лжи, а коммунизм не равен антикоммунизму, мы должны признать за пролетариатом право только на ту «практически-критическую деятельность», которая соответствует научным представлениям о его исторической роли. В условиях господства буржуазии пролетариат может и должен бунтовать против капиталистической системы. В социалистическом же государстве пролетарий обязан быть лояльным гражданином, строителем коммунистического общества. Он если и может бунтовать, то только «за власть» против антикоммунистической оппозиции, а против также оппортунистических перерожденцев внутри партийно-государственного аппарата (как китайские хунвейбины под руководством Мао бунтовали против переродившихся партийных бюрократов), но никак не против самой коммунистической власти. Как убедительно показал в свое время французский философ греческого происхождения Корнелиус Касториадис, большевистская диктатура вытекает из «историцистского» характера теории Маркса. Большевизм не есть откат от исторического материализма Маркса к «старому» материализму, он логически вытекает из самого материалистического понимания истории и экономического детерминизма:
«Наконец, та идея, что автономное действие масс может явиться центральным элементом социалистической революции - принимается она или нет - остается для последовательного марксиста более чем второстепенным моментом. Она не представляет для него интереса и лишена теоретического и философского статуса.
Марксист знает, в каком направлении должна двигаться история. Если автономное действие масс соответствует этому направлению, то история ничему научить его не может, если же оно принимает другое направление, то это уже дурная автономия или, скорее, вовсе не автономия. Если массы не продвигаются к верной цели, то они остаются под влиянием капитализма. Когда истина постигнута, все остальное оказывается ошибочным, но понятие ошибки ничего не значит в детерминистской вселенной: ошибка - это результат влияния классового врага и системы эксплуатации.
Однако действия конкретного класса и осознание этим классом своих интересов и своего положения, как кажется, занимает в марксизме особую роль. Но это верно лишь в специфическом и ограниченном смысле. Это верно только в отношении того, что пролетариат должен сделать : он должен совершить социалистическую революцию, а нам известно, к чему должна привести социалистическая революция (говоря коротко, она должна развить производительные силы до такой степени, чтобы достигнутое изобилие сделало возможным коммунистическое общество и свободное человечество). Это истинно лишь для того, кто знает, совершится это или нет, поскольку наряду с идеей неизбежности социализма у Маркса и других известных марксистов (например, у Ленина или Троцкого) существует идея возможной неспособности общества преодолеть кризис, идея «общего упадка двух классов в их противостоянии друг другу», короче говоря, историческая альтернатива социализма или варварства. Но эта идея представляет собой границу системы и в каком-то смысле границу любого последовательного мышления: следуя ей, нельзя абсолютно исключать, что история потерпит крах, то есть проявит свою абсурдность, но в этом случае рухнет не только эта, но и любая теория. Следовательно, тот факт, совершит пролетариат революцию или не совершит, - даже если в его отношении не существует никакой определенности - обусловливает все остальное, и потому дискуссию можно вести только в перспективе той гипотезы, что он ее совершит. Раз эта гипотеза принята, то направление, в котором пролетариат будет действовать, определено. Свобода, предоставленная таким образом пролетариату, не отличается от свободы быть безумным, которую мы можем признать за собой: свобода, которая ничего не стоит, которая даже существует лишь при условии отказа от ее использования. Она уничтожается в тот самый момент, как только ею начинают пользоваться, уничтожается вместе с единством мира...
Наконец, если существует истинная теория истории, если рациональность действительно присуща природе вещей, то ясно, что направление развития должно быть доверено специалистам по этой теории, технологам такого рода рациональности. Абсолютная власть Партии - в Партии «корифеев марксистско-ленинской науки», если употреблять замечательное выражение, придуманное Сталиным для личного пользования - имеет философский статус. Очевидно, что эта власть находит свое основание в «материалистической концепции истории», а не в идеях Каутского, воспринятых потом Лениным, о «внедрении социалистического сознания с помощью мелкобуржуазной интеллигенцией в ряды пролетариата»»[65].
Перед революционерами неизбежно встает дилемма: либо отказаться от марксизма с его авторитарным «историцизмом» и «сциентизмом», признав за трудящимися полную свободу «практическо-критической деятельности» (включая антииммигрантские погромы и разрушение машин), либо же ограничить «автономию» масс в интересах коммунизма, подчинить стихийное движение масс интересам революции. Либо умаление социализма в интересах «свободы», либо умаление «свободы» в интересах социализма, третьего не дано. И какими бы «левыми» и «революционными» себя считают оппоненты большевизма из числа «антиавторитарных левых», на практике они неизбежно будут играть роль умалителей социализма, поскольку, как писал Ленин, "всякое преклонение пред стихийностью рабочего движения, всякое умаление роли "сознательного элемента", роли социал-демократии означает тем самым, - совершенно независимо от того, желает ли этого умаляющий или нет, - усиление влияния буржуазной идеологии на рабочих... Середины тут нет (ибо никакой «третьей» идеологии не выработало человечество, да и вообще в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, и не может быть никогда"[66].
Шамиль Бунтуев, 23.02.2013
[1] http://left.ru/2013/6/zorin224.phtml
[2] О. Сулейманов. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней http://iwia.livejournal.com/622495.html
[3] Л. Троцкий. Об интеллигенции http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl491.htm
[4] А. Гачикус. Пролетариат и рабочая аристократия http://www.proza.ru/2009/07/14/519
[5] А. Баумгартен. Голосую за Путина. Заметки "парадоксалиста" http://left.ru/2004/4/baumgarten103.html
[6] Голосую за Прохорова. Беседа Наташи Барч с Антоном Баумгартеном http://left.ru/2012/1/anton212.phtml
[7] Д. Якушев. Сумбурные мысли о России, Украине и о том, что история всё ещё ждет от Путина левого поворота http://yakushef.livejournal.com/360444.html
[8] ASM. От сталинизма к марксизму, 4/25/12 5:22 AM
[9] В. Ленин, ПСС, изд.5, т.6, с.30 http://libelli.ru/z/14/bd06.zip
[10] http://www.hrono.ru/organ/rossiya/iv_vozn_monarh.html
[11] http://www.hrono.ru/organ/rossiya/pomruzm.html
[12] http://www.hrono.ru/organ/rossiya/kiev_ru_raboch.html
[13] http://left.ru/2006/12/baumgarten146.phtml
[14] http://octbol.wordpress.com/public/p19/
[15]
[16] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.2, с.355-356 http://libelli.ru/z/13/m-e2.zip
[17] В. Ленин, ПСС, изд.5, т.6, с.40 http://libelli.ru/z/14/bd06.zip
[18] Цит. по Б. Камков. Война и немецкая социал-демократия. (Кризис догматического социализма) : Революционный социализм, 1917, с.55
[19] А. Баумгартен. Об импорте противоречий http://left.ru/2006/12/baumgarten146.phtml
[20] Б. Кагарлицкий. Европогром http://scepsis.net/library/id_205.html
[21] What is revisionism? http://llco.org/what-is-revisionism/
[22] В. Чернов. Германская социал-демократия на распутье. Пг., 1917, с. 41 http://chernov.sstu.ru/data/1917_1919_02.pdf
[23] А. Баумгартен. Об импорте противоречий http://left.ru/2006/12/baumgarten146.phtml
[24] Zak Cope. Divided World Divided Class: Global Political Economy and the Stratification of Labour Under Capitalism, p.25 http://vk.com/doc108319366_205684674
[25] В. Зорин. О Бирюлеве, науке, сознательности и девятом кольце Сатурна http://left.ru/2013/6/zorin224.phtml
[26] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.23, с.586 http://libelli.ru/z/14/tom23.zip
[27] Там же, с.634
[28] Там же, с.490
[29] Там же, с.646
[30] Там же, с.650
[31] Там же, с.587
[32] Там же, с.589-590
[33] В. Зорин. О Бирюлеве, науке, сознательности и девятом кольце Сатурна http://left.ru/2013/6/zorin224.phtml
[34] Д. Бенсаид. Большевизм и 21 век, с.85
[35] А. Баумгартен. Власть Советов и «советская власть» http://left.ru/2012/1/baumgarten212.phtml
[36] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.3, с.2 http://libelli.ru/z/13/m-e3.zip
[37] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.19, с.191-192, 208 http://libelli.ru/z/11/tom19.zip
[38] Г. Плеханов, Сочинения, т.7, с.87-88, 92 http://libelli.ru/z/15/pl_t07.zip
[39] Там же, с.94
[40] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.19, с.209 http://libelli.ru/z/11/tom19.zip
[41] В. Зорин. «Духовный социализм» http://left.ru/2011/9/justice211.phtml
[42] И. Сталин. Заключительное слово на Пленуме ЦК ВКП(б) 5 марта 1937 года http://www.marxists.org/russkij/stalin/t14/t14_43.htm
[43] В. Зорин. «Духовный социализм» http://left.ru/2011/9/justice211.phtml
[44] М. Бакунин. Организация Интернационала http://az.lib.ru/b/bakunin_m_a/text_0210.shtml
[45] В. Ленин, ПСС, изд.5, т.44, с.43 http://libelli.ru/z/14/bd44.zip
[46] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2 т.22, с.243 http://libelli.ru/z/14/tom22.zip
[47] А. Баумгартен. Власть Советов и «советская власть» http://left.ru/2012/1/baumgarten212.phtml
[48] В. Ленин, ПСС, изд.5, т.12, с.275 http://libelli.ru/z/13/bd12.zip
[49] А. Хоцей. Теория общества, Том III/2 http://library-of-materialist.ru/kniga10/s54.php3
[50] В. Зорин. О Бирюлеве, науке, сознательности и девятом кольце Сатурна http://left.ru/2013/6/zorin224.phtml
[51] И. Иоффе. Диктатура Авангарда Авангардовича http://left.ru/2012/1/avangard212.phtml
[52] В. Ленин, ПСС, изд.5, т.44, с.53 http://libelli.ru/z/14/bd44.zip
[53] В. Ленин, ПСС, изд.5, т.43, с.239 http://libelli.ru/z/14/bd43.zip
[54] В. Маков. За Советы без партий! (Советы и пустота) http://vitya-makov.livejournal.com/55144.html
[55] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.19, с.224-225 http://libelli.ru/z/11/tom19.zip
[56] А. Коммари. Государство после Революции http://kommari.livejournal.com/1953449.html
[57] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.4, с.446 http://libelli.ru/z/13/m-e4.zip
[58] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.18, с.263 http://libelli.ru/z/11/tom18.zip
[59] А. Бордига. Партия и класс http://revsoc.org/archives/401
[60] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.2, с.40 http://libelli.ru/z/13/m-e2.zip
[61] Н. Бердяев. Демократия, социализм, теократия http://vehi.net/berdyaev/demokratiya.html
[62] Ю. Мартов. Идеология "советизма" http://left.ru/2012/1/martov212.phtml
[63] К. Каутский. От демократии к государственному рабству http://revarchiv.narod.ru/kautsky/oeuvre/fromdemocracy.html
[64] И. Шафаревич. Социализм как явление мировой истории http://shafarevich.voskres.ru/a24.htm
[65] К. Касториадис. Воображаемое установление общества, М.: 2003, с.39-40 http://library.khpg.org/files/docs/1385716028.pdf
[66] В. Ленин, ПСС, изд.5, т.6, с.38-39 http://libelli.ru/z/14/bd06.zip