Я все стоял в дверях, глядел на пьяного отца, не в силах пересилить страх и
отвращение. Меня словно пронизало электрическим током с головы до ног.
Захотелось сделать что-то, чтобы он наконец очнулся, протрезвел, посмотрел
на меня. Я резко вошел в комнату, вырвал из его рук бутылку и, не говоря ни
слова, с размаху швырнул ее о стену. Осколки и брызги разлетелись по полу, а
на стене осталось огромное пятно с подтеками.
- Может хватит пить, отец!-Заорал я в бешенстве.-Ты не вернешь Марко, а он
не простит тебя. Сходишь с ума, разговариваешь сам с собой. Стал похож
на отвратительное существо, жалеющее себя. Я хотел посочувствовать, но
ты не позволил. Виски убивают тебя, и ты попадешь в психушку. Может тоже
хочешь переехать в Сан-Сити? Валяй, только я не стану навещать тебя, потому
что не виноват перед тобой. Я не могу так больше жить, ты хоть понимаешь,
чего добился, отец?!-Я задохнулся в гневе, перестал контролировать себя. С
досады пнул столик, стоящий между нами. Он упал набок, бокал с недопитым виски
покатился по полу.
Отец сидел бледный, с темными бездонными зрачками. Губы дрожали в немой
ярости. Он не двигался, словно мои слова медленно оседали внутри него,
проникали в мозг. Я добился своего. Он посмотрел на меня так, что я пожалел о
сделанном. Но было поздно. Не ожидал я такой прыти от пьяницы. Он вскочил с
кресла, перевернув его, и в один неистовый прыжок оказался возле меня. Я не
успел увернуться, а его ручища сгребла меня за одежду, и я оглох от пощечины,
которую отец залепил мне второй рукой. Мир перевернулся. Он приблизил лицо к
моему, пахнуло виски, прохрипел:
- Никогда, слышишь, маленький негодяй, не смей упрекать меня! Ты ничего не
понимаешь, так что лучше заткнись. Не лезь в мою жизнь, я не буду касаться
твоей. Ты ведь уже взрослый, возомнил себя таким, раз смеешь высказывать
мне претензии. Пошел вон, щенок!-Он встряхнул меня несколько раз с такой
силой, что все поплыло в глазах. Я попытался вырваться, но он крепко сжимал
меня, а может я не мог дать отпор, потому что он оставался отцом, несмотря
ни на что. Казалось, отец потерял рассудок, обессилил. Только тогда я
почувствовал страх от мысли о близком конце. Теперь отец точно убьет меня!
Его черты изменились до неузнаваемости, искаженные ненавистью и желанием
вытряхнуть из меня всю душу. А потом отец толкнул меня с силой, и я полетел
в конец комнаты, ударившись затылком об стену. Может я потерял сознание от
удара на долю минуты, потому что не помню ничего, кроме мутной пелены,
которая качала меня из стороны в сторону. И боль в затылке пришла позже,
прорезав голову ножом насквозь. Наверное, я содрал кусок кожи при падении,
так что липкая кровь стекала по волосам.Боль прожгла до самого мозга.
Отец, шатаясь, подошел ко мне. Пронеслась мысль, он снова начнет меня бить.
Я попытался подняться, но упал на живот, отполз в сторону. Он еще постоял
надо мной, потом я услышал сквозь шум в голове удаляющиеся шаги. А я все
лежал на полу, уткнувшись лицом в пыльный ковер, молча плакал, впиваясь
ногтями в ворс,чтобы не завыть в голос от обиды и боли.
Впервые отец избил меня так жестоко, до крови. Я все же поднялся, добрел до
ванной комнаты. Долго смотрел в зеркало на распухшую губу и щеку с окаменевшей
челюстью. Рана на затылке кровила еще. Тошнота подкатила к горлу. Меня долго
и мучительно рвало. Превозмогая ноющую боль и позывы в желудке, я добрался
до своей комнаты, покидал в рюкзак первые попавшиеся вещи и ушел из дома.
Я не хотел видеть отца, не мог простить и остаться. Закрыв за собой дверь,
осознал, что я уже не тот, и моя судьба отныне приобрела иное направление.