В день похорон Марко Венделли шел дождь. Накануне ночью отец не спал.
Я несколько раз вставал, брел на кухню попить воды и видел тонкую желтую
полоску, пробивающуюся из-под его двери. Я хотел зайти, но передумал. Он все
равно выгонит меня. Отец, наверное, пил виски и вспоминал свою жизнь.
Она, как мозаика, никак не могла сойтись. Не хватало одного, но такого важного
кусочка,-примирения и всеобщего прощения.
Никто не пришел на похороны Марко. У старика не осталось родственников, кроме
нас,друзей, просто знакомых, сквозной линией прошедших рядом когда-то.
Старик всех выгнал из своей жизни. Я всегда думал, что на похоронах нужно
плакать, просто это первая похоронная церемония, коснувшаяся меня так близко.
Я не плакал, и не потому, что мне было не жаль Марко. Мне казалось, его уход-
единственно правильное действие за последние годы. Отцу должно стать легче.
Как же я ошибался... По моему лицу текли капли дождя.Я совсем замерз и промок.
Отец нервно сжимал мне руку, я чувствовал, как ему тяжело. Его пальцы дрожали.
А потом он закрыл лицо руками и так стоял долго, только ветер трепал полы
черного пальто. Много лет прошло, я часто вижу фигуру в промокшем пальто
с ладонями, поднесенными к лицу. Воспоминание, оно остро врезалось в память,
навсегда. Мне стало больно смотреть на отца, я отвернулся. На подъездной
дорожке увидел Странника, или мне показалось? Он сидел и смотрел на это
действо, словно прощался со всеми. Еще когда отец ездил в Сан-Сити за телом
Марко, Странника уже не было. Он исчез, выполнил свой долг, проведя последние
дни с Марко. Думаю, старик знал, пес-единственный, кто не покинет его. Больше
мы не встречались. После церемонии я ходил по дорожкам между могил, но так и
не нашел нашего замечательного пса.
Святой Отец, проводивший церемонию, догнал нас у машины.
- Я хотел сказать, что вы можете приходить ко мне исповедоваться, мистер
Венделли.
Отец молча кивнул и открыл дверцу машины.
- Буду ждать вас, мистер Венделли.
Я долго смотрел на его фигуру, размытую дождем, пока она не скрылась за
поворотом. Повернулся к отцу:
- Я видел Странника, кажется.
- Он приходил проститься.-Лицо отца было в непросохших каплях от дождя,
бледное и уставшее.
Отец стал странным в дни после похорон. Он мог часами сидеть, уставившись в
стену напротив, совсем как Марко, а мог вести себя обычно, даже позволить
улыбку. Он пил виски, все время, пока был дома, быстро пьянел, смотрел сквозь
пространство. Говорят, души усопших какое-то время находятся среди живых.
Отец, похоже, верил в это. Я не раз слышал, он говорил сам с собой, но
обращался не только к себе. Мне стало страшно. Я боялся, что отец медленно
сходит с ума, станет безумен и не управляем. Он замкнулся в личном мирке,
не впускал меня туда, как я не старался достучаться до него. Он смотрел на
меня холодными потемневшими глазами и молчал. Вот это молчание и бесило меня
больше всего. Я злился на отца, потом прощал, снова испытывал тупую ярость
при виде его пьяных глаз и полного равнодушия к жизни, а особенно ко мне.
Отец раньше любил повторять, что никогда ничего не вернуть. Теперь я твердил
себе эту фразу, и как дурак, ломился в закрытую дверь.
Тогда, в один из вечеров, проведенных в доме с пьяным отцом, его
итальянским бормотанием, я не выдержал. Мои чувства перешли некую грань, за
которой начинается конец всему человеческому. Отец, казалось, успел достичь
этого момента. Я честно пытался понять, оправдать в своих глазах его.
Почему смерть Марко сделала из всегда стойкого и сильного Жанкарло безвольную
куклу? Он не мог пережить тот факт, что дед так и не впустил его в свое
личное пространство. Сама смерть была лишь постфактум многолетнего
одиночества обоих. Я стал понимать все гораздо позже, а тогда я испытывал
щемящее чувство обиды и боли, когда не видел больше своего отражения в глазах
отца.
Прошел уже месяц со дня смерти деда, а отец все сидел в кресле, почти не ел,
глушил виски и бормотал какую-то нелепицу. Я уже перестал вслушиваться в
его пьяный бред. На работу он так и не вышел. Я подозреваю, его уволили.
Он перестал контролировать процессы нашего существования. Заботило ли его,
что я голоден и надо платить по счетам, покупать одежду и еду, ходить на
прогулки, говорить со мной, быть человеком в конце концов?! Я начал учиться
выполнять эти обязанности сам. Не мог понять отца, не знал, что делать, к
кому идти за помощью. Глухое отчаяние захлестнуло с головой. Отец выглядел
ужасно, стал похож на пьяницу-Мозли с опухшими веками и недельной щетиной
на впалых щеках. Мы оба стали призраками, только я хотел жить, а он нет.
А потом снова приходили головные боли, от которых отец зверел, скрипел
зубами, крушил все, что попадалось под руку. Я не выдерживал и просто уходил
из дома, но потом отца отпускало, и я возвращался. Наш круг замкнулся.