Оп-па!
- Надо купить яиц, - сказала она, входя в мой кабинет. – У нас закончились яйца. И ещё масло. Импортного не бери, только отечественное. И заплати за телефон. Почему я должна всё помнить? Говорят, в импортном вредные добавки.
Мне почти удалось обнаружить определяющую неточность ряда Дирихле для определения дзета-функции Римаха.
- У тебя грязное окно. Очень грязное. Как ты можешь находиться в комнате с таким грязным окном? Неужели трудно вымыть?
Я посмотрел на неё. Топор! Нет, рубящий удар исключается – много крови. Брызги на диване, книгах, одежде... Обухом. По голове, по темени. Короткий глухой удар… и тишина. Тишина!
- Хорошо, - сказал я. – Я понял.
- … и необходимо выстирать шторы. Помоги снять!
Оно! Падение с подоконника одиннадцатого этажа! Случайное, но естественное. С мгновенным финалом.
- Сейчас, - ответил я. – Помогу.
… Она вошла, когда я занимался построением диаграммы Герцшпрунга-Рессела для получения абсолютной звёздной величины метанового коричневого карлика, обнаруженного мною в созвездии Гидры.
- Зина даёт нам рассаду, надо заехать к ней, а потом отвези меня на дачу. Вчера я купила сарафан, мне совершенно нечего носить. Валя сказала, что помидоры уже можно высаживать в открытый грунт. У Зины три ящика, поставишь в багажник. Аккуратно. Сарафан итальянский, мне идёт. Смотри внимательней, не поломай помидоры!
Верёвка! Простая петля из крепкой верёвки. Накинуть на шею, когда она повернётся спиной… Минутное дело. Конечно, она захрипит, но вскоре успокоится, затихнет. И тихо, будет тихо.
- Ладно, - сказал я. – Съезжу.
… Я корректировал прогноз эксплозивного выброса в Йеллоустоунской кальдере, излияние риолитовых лав ожидалось через два-три года. Но резкое поднятие поверхности свидетельствовало о мощном скоплении сероводорода и гелия. Поэтому…
- Мог, хотя бы, почистить картошку, - сказала она. – Ты целыми днями находишься дома! Неужели нельзя сварить картошку? И наденешь голубую рубашку. Я не успела погладить белую.
Цианид? Крохотный прозрачный кристаллик в чашке чая с лимоном. Лимон должен нейтрализовать запах горького миндаля.
- Почищу, - сказал я. – Надену.
- Да, чуть не забыла! Завтра мы идём на концерт. Шестнадцать квартетов Бетховена.
- Сколько?!
- Шестнадцать. И ещё струнная фуга.
Яд! Яд - это наиболее гуманно.
… Сциентисты ошибаются – наука не всесильна, но познание, тем не менее, бесконечно. Бесконечно? Наверное, следует плотнее заняться эпистемологией.
- Принеси чистое полотенце! – крикнула она из ванной комнаты. – Розовое. Как «где»? В комоде! Почему? ты! никогда! ничего! не знаешь?
Она лежала во взбитом облаке жемчужной пены.
- Дай шампунь из шкафчика. Нет, другой! Видишь, где написано – большой объём. Неужели трудно запомнить мой шампунь?!
«При равномерном и прямолинейном движении тела произвольной формы, но конечных размеров… внутри бесконечно несжимаемой жидкости…» - вспомнил я. Нет, не подходит! Парадокс Даламбера – Эйлера не для этого случая. Я надавил на её голову, облако сомкнулось. Да, жидкость не лишена вязкости, и результирующая сила реакции движению тела не равна нулю.
… Меня оставили с ней наедине.
- Гроб жестковат, - сказала она, открыв глаза. – И подушечка могла быть помягче. Неужели нельзя было выбрать другие туфли? Ты пригласил на поминки Бабакиных? Ну те… чёрные… на высоком каблучке. И проследи, чтобы к отварному языку подали хрен. Почему я должна обо всём помнить?
Я поспешил забить крышку.
Май 2012.